куда-то там еще, она тут же уйдет и  на
такси доберется до своей машины. Ее чековая книжка и кошелек лежали в сумке,
которую она крепко прижимала к коленям, впившись ногтями в ее мягкую кожу.
   Однако его намек, что она как-то замешана в то, чем занимается Доминик  -
как он мерзко у него прозвучал, - задел ее за живое. Он совсем не  знал  ее,
настоящую Селину Росс. Обида выплеснулась в страстных и  резких  словах:  "Я
люблю дядю! Когда он  узнал,  что  ты  собираешься  его  навестить,  у  него
случился сердечный  приступ  -  вот  как  он  "обрадовался"!  Почему  же  ты
удивляешься тому, что я сделала все для того, чтобы ты не досаждал ему?
   Она посмотрела на  него,  и  легкая  улыбка  на  его  непроницаемом  лице
разозлила ее.
   - Доминик сказал мне, что ты - его враг, и он был прав.  Абсолютно  прав,
если то, что ты можешь отнять у Мартина все имущество, правда. И  не  говори
мне, что я могла или не могла сделать, когда речь  идет  о  моем  двоюродном
брате, потому что, несмотря на все, ты меня совсем не знаешь.
   - Как знать... - От звука его голоса у  нее  пошли  по  коже  мурашки.  -
Откуда же тогда я знаю, какую еду и какую музыку ты любишь? Откуда  я  узнал
про твою собаку? Мартин подарил тебе ее щенком на день рождения, когда  тебе
исполнилось четырнадцать лет. Ты была убита горем, когда  собака  в  прошлом
году умерла. Ее звали, Сам.
   Она и забыла, что он знал  много  подробностей  о  ее  жизни.  Во  всяком
случае, события дня отодвинули эти мысли на задний план. И  вот  сейчас  это
все  нахлынуло  на  нее  вновь:  и  чувство  оскорбления,  и  отвратительное
ощущение, что по ее жизни беспардонно расхаживает незваный гость.
   - Я скажу тебе сам, раз ты не решаешься спросить, - сказал он, прервав ее
молчаливую оборону. - В это время они сворачивали к набережной  Темзы.  -  В
течение многих лет Мартин рассказывал мне о тебе. Расхваливал  тебя.  Именно
мне. От него я и узнал так много. Он любит тебя как родную дочь.
   Селина закрыла глаза из-за внезапно нахлынувших слез. Она  всегда  знала,
что  Мартин  любил  ее  больше,  чем  Ванесса,  которая  была   ее   кровной
родственницей. Его любовь и его стремление уверить растерявшуюся сироту, что
у нес есть вторая семья, которая душой болеет  за  нее  и  всегда  будет  ее
опорой, позволили ей пережить внезапную в невосполнимую утрату  одновременно
обоих родителей.
   Она подумала, что никогда не  узнает,  откуда  у  Мартина  появилась  эта
сумасшедшая идея рассказывать о" ней Адаму - причем в  течение  многих  лет,
как он сказал, а это значит, что отношения отца с сыном не оборвались  после
его совершеннолетия, как это утверждала Ванесса.
   Одно было ужасающе  ясным.  Адам  знал,  как  любил  ее  Мартин,  что  он
относился к ней как к собственной дочери.  Его  угроза  заставить  ее  силой
выйти за него замуж теперь начинала приобретать какой-то извращенный  смысл.
Этим он отнял бы ее у Мартина так же, как отнял дом и дело. Она знала, каким
горем было бы для Мартина видеть свою приемную дочь в браке без любви с  его
врагом.
   Когда Адам повернул свой "мерседес" к берегу реки,  отпустила  закушенный
уголок нижней  губы  и  передумала  убегать.  Ситуация  уже  не  была  такой
однозначно черно-белой, как ей казалось  чуть  раньше.  Да  и  была  ли  она
когда-нибудь такой?
   Он остановил машину на мощеной дорожке у кирпичного дома розового  цвета,
и  ее  невидящие  глаза  вдруг  уткнулись  в  вазоны  с  цветущими   зимними
цикламенами, которые стояли по обеим сторонам резной двери красного дерева.
   Его представили ей, как врага Мартина, а эта угроза разорить своего  отца
и сводного брата диким образом подтверждала это. А его угроза  заставить  ее
выйти за него замуж, совершенно очевидно, была грубой формой мести.
   Он был наделен завидной внешностью и обаянием, которые невозможно было не
заметить. И ума ему, явно, не занимать. Так что же так  глубоко  ранило  его
психику? Что же заставило его упрямо следовать зову силы и мести?
   Не потому ли, что, по  его  мнению,  когда  он  был  маленьким,  отец  не
признавал его? Не здесь ли был ядовитый корень  проблемы?  Был  только  один
способ узнать это. И, может быть, когда ей удастся выяснить, что им  движет,
она сможет что-то изменить?..
   Не задумываясь, почему ей не хочется  послать  его  к  черту,  она  молча
сидела, ожидая, когда он обойдет машину и поможет ей выйти. Но она  вскочила
прежде, чем он до нее дотронулся, зная, что его  прикосновения  будят  в  ее
теле физическое желание, а таинственные флюиды, идущие от него,  туманят  ее
разум и волю.
   Комната, куда он ее провел, была отделана  старым  полированным  дубом  и
обставлена чисто по-мужски функциональной мебелью, без излишеств. Он сбросил
дубленку и протянул руку к ее кожаному пальто, но она отрицательно  покачала
головой, глубже засовывая руки в карманы.
   - Ты ела? - Его глаза смотрели на нее с вежливым спокойствием, как  будто
он знал, что она видела в пальто свою защиту и не желала уступить ему хоть в
чем-нибудь. Она снова покачала головой, потом к ней вернулся голос.
   - Я не голодна.
   - Тогда кофе. - Это не было вопросом. Она  внимательно  следила,  как  он
вышел из комнаты, не в состоянии оторвать глаз от его элегантной и  красивой
фигуры. Оставшись одна, она вздохнула и крепко сжала  губы.  От  его  облика
исходила какая-то языческая колдовская сила. Она действовала без  каких-либо
усилий с его стороны, но Седина должна бороться с ней - самое  главное!  Она
это может и сделает.
   Подойдя к прямоугольному зеркалу в позолоченной  старинной  раме,  она  с
ужасом заметила, что ее широкий рот слегка приоткрыт, а глаза стали  темными
и мечтательными, как никогда раньше. Такой она себя раньше не представляла.
   Седина сжала губы и постаралась удерживать их  в  таком  положении,  пока
пыталась  пригладить  непослушную  копну  золотистых  волос,  но  ее  густая
шевелюра, как всегда, упрямо отказывалась подчиняться.
   Услышав его приближение, она без суеты,  но  быстро  повернулась,  твердо
решив, что он не должен увидеть ее перед зеркалом. Он несомненно решит,  что
она прихорашивается для него.
   Принеся поднос, он поставил его на маленький раскладной столик, и,  в  то
время как он наливал кофе, Седина выпрямилась и равнодушно спросила:
   - Так что же это все значит, Адам? Ты явно держишь зло на Мартина  и  всю
его семью. Ты говоришь, что можешь их разорить - и я тебе верю.  Мне  ничего
не остается делать, пока у меня нет доказательств уличить тебя во лжи. Но  я
хочу знать, почему?
   Она заметила, как напряглись его широкие плечи  и  все  тело  замерло  на
секунду, потом он продолжил свое занятие и сказал с оттенком самоиронии:
   - Это долгая история!
   - У нас есть  целый  день,  -  заметила  она,  мысленно  удивляясь  своей
словесной выходке. Она вовсе не хотела находиться целый день в его компании;
чем  меньше  она  будет  его  видеть,  тем  в  большей  безопасности   будет
чувствовать себя. Повернувшись, он сухо, почти бесстрастно улыбнулся  и  она
еще больше пожалела о сказанном, особенно когда он протяжно сказал:
   - Понял. Но ты могла бы гораздо лучше провести время.
   Седина не ответила. Это было единственное, что  она  могла  сделать.  Она
взяла протянутую чашку и пошла с ней к камину, притворившись, чтобы выиграть
время, что ее заинтересовала висящая над ним маленькая акварель, на  которой
был нарисован дом из камня, стоявший где-то высоко в горной долине, а  потом
примостилась на край кресла с коричневой льняной  обивкой  и  подголовником.
Она поклялась уйти, если он не начнет говорить  до  того,  как  выпьет  свой
кофе. А если он, посмеет еще раз заикнуться о замужестве, она его ударит!
   Когда же он мягко спросил ее:
   - У тебя есть какие-то  серьезные  возражения  против  замужества?  Я  не
думаю, что ты собираешься  уйти  в  монастырь.  Мартин  говорил,  что  парни
увивались за тобой с шестнадцати лет, - она только закрыла глаза,  скрипнула
зубами и так сильно сжала блюдце, что чашка издала дребезжащий звук.
   - Ну, и что? - выдавила она, подняв ресницы и бросив на него воинственный
взгляд.
   С, какой стати вздумалось ее дяде рассказывать этому негодяю всю  историю
ее жизни в их семье? Да, у нее было  довольно  много  ухажеров,  но  никогда
ничего серьезного. Она была слишком занята поиском своего места под солнцем,
своим  самоутверждением,  чтобы  у  нее  оставалось  время   на   постоянные
привязанности.  Но  тут  одна  мысль  ужаснула  ее  своим  скрытым  смыслом:
возможно, ее чувства так и не проснулись, остались нетронутыми  из-за  того,
что ей ни разу не встретился настоящий мужчина, например,  такой,  как  Адам
Тюдор.
   Она вздрогнула, а он подсыпал ей соль на рану.
   - Итак, ты не принимала обета безбрачия, и я тоже.  И,  как  я  тебе  уже
сказал, мне давно пора жениться. А поскольку ты не в состоянии отказать мне,
то, пожалуй, самое время строить планы.
   Он включил газовый камин, имитирующий настоящий, и, присев на  решетку  у
экрана, спиной к нему, стал не спеша потягивать кофе.
   Селина отставила свою чашку, чтобы  не  поддаться  соблазну  плеснуть  ее
горячее содержимое ему в лицо. Она быстро встала, обжигая его взглядом своих
разгневанных глаз:
   - Я ухожу. Не хочешь говорить откровенно - что ж,  остальное  я  не  хочу
слушать!
   Но ее остановил его нежный вкрадчивый голос:
   - А как насчет полутора миллионов фунтов стерлингов?  От  них  ты  можешь
отмахнуться также легко? - Повернувшись,  она  встретилась  с  его  холодным
напряженным взглядом и признала, что давно ей было так не по себе.
   Но он не должен этого знать.  Не  должен  знать,  что  от  страха  у  нее
пробежали  по  спине  мурашки.  И  она  произнесла  еле   слышным   голосом,
заглушаемым ударами ее собственного сердца:
   - Я не понимаю, о чем ты говоришь...
   - Нет, понимаешь! - Он криво усмехнулся. - Ты лжешь.
   В отчаянии Селина вглядывалась в холодную зеленую глубину его глаз, но не
нашла там ничего, кроме презрения, которое разожгло ее  гнев.  Она  до  боли
закусила нижнюю губу. Что толку кричать: это ни к чему хорошему не приведет,
а только еще глубже затянет в трясину их непонятных отношений!
   Глубоко втянув воздух в легкие, она повторила:
   - Я не понимаю, что ты имеешь в виду. И я не лгу.
   - Или лжешь только тогда, когда это тебе выгодно. - Он поставил чашку  на
камин и направился к ней, заставив ее сердце сперва  остановиться,  а  потом
бешено забиться. - Ты солгала мне о Мартине. Почему я  должен  верить  тому,
что ты сейчас говоришь?
   - Я сказала тебе, почему! - Она не  уступит;  она  не  может  себе  этого
позволить. - Почему я должна тебя еще в чем-то обманывать?
   В какой-то момент в глубине его глаз она заметила сомнение, но их тут  же
затянула холодная пелена, потом глаза все-таки оттаяли, и его длинные темные
ресницы почти прикрыли их.
   - В любом случае, это не конец света. Я вовсе не ищу себе в жены святошу.
- Его взгляд пробежал по ее зардевшемуся лицу, а голос  приобрел  неприятный
хрипловатый тон:
   - Мне нужна сила духа, а этого у тебя достаточно; я  требую  преданности,
верности и буду их добиваться от своей будущей  жены.  Он  слегка  приподнял
широкие плечи, а зеленые глаза излучали циничный холодок. - Я готов  принять
белую ложь, если смогу распознать ее. А я смогу, поверь мне, я смогу.
   - Какие у меня могут быть резоны выходить за тебя замуж? -  бросила  она,
стараясь выиграть время, в то  время,  как  ее  разум  блуждал  а  словесном
тумане.
   Однако он легко нашелся:
   - Резоны? Я бы сказал, что их  примерно  полтора  миллиона.  -  Он  резко
указал на стул, с которого она только  что  неожиданно  встала.  -  Сядь,  я
перечислю их тебе.
   - Я лучше постою. Она не хотела уступить ни на  йоту,  но  пожалела,  что
отказалась от его предложения, когда он подошел к ней почти вплотную.  Вдруг
в комнате стало слишком жарко, и ее тело  под  стесняющими  одеждами  обдало
жаром.
   - Не  пытайся  убежать,  -  мягко  скомандовал  он"  заставляя  ее  своим
грубоватым ласкающим голосом буквально обмякнуть. - Ты не сможешь убежать от
меня. Смирись с этим, и у нас с тобой  пойдут  дела  лучше.  -  Его  сильные
пальцы гладили ее плечи, она пыталась вырваться от него,  потому  что  любая
физическая близость с ним была опасной, и она  уже  чувствовала  приближение
этой опасности в обострении  своих  чувств  и  взволнованном  биении  своего
сердца.
   Он был к этому готов и не уступал, его руки легко подняли ее и  перенесли
на софу, стоящую у другого конца камина.  Сам  он  опустился  рядом  с  ней"
по-прежнему обнимая ее разгоряченное тело. Густые черные ресницы  прикрывали
изумрудно-зеленый огонь его глаз, заставляя ее щуриться. Она была околдована
шедшими от него флюидами, туманным блеском его завораживающих  глаз.  Потом,
повинуясь какому-то чувству, он убрал руки и с улыбкой сказал:
   - Сядь! Он разговаривает со мной, как с нашкодившей собакой, беспорядочно
пронеслось в голове у Селины; она неуверенно возвращалась  в  реальность  из
сладкой ловушки, в которой находилась минуту назад, когда,  казалось,  между
ними родилось что-то неожиданное и бурное.
   - Я тебе все объясню.
   В  его  мрачном  голосе  звучала  угроза,  и  ей  захотелось  убежать   и
спрятаться, но она продолжала сидеть, сложив на коленях руки: он же  сказал,
что ,ей не убежать, и это была правда.  Стоит  ей  только  сделать  малейшее
движение, как он тут же вернет ее на  место,  касаясь  при  этом  ее  своими
руками и телом. По крайней мере сейчас он не касался ее руками, и она сидела
с безучастным лицом, упрямо уставившись впереди себя,  в  то  время  как  ее
разум пытался понять, что он ей говорил.
   - Год назад Мартин обратился ко мне как к специалисту. Дело  в  том,  что
"Кингз  Рэнсом"  начала  испытывать  большие   трудности   из-за   спада   в
производстве,  и  ему  необходима  была  большая  сумма  денег.   Мой   банк
предоставил ее, но, естественно, нам нужно было дополнительное  обеспечение.
Мы  взяли  под  залог  Лоуер  Холл  и  лондонскую  квартиру  и  значительное
количество акций. Но, несомненно, ты все это знаешь?..
   Она отрицательно покачала головой, но не потому, что ей не рассказывали о
том, что их семейная фирма была заложена  в  одном  из  наиболее  престижных
коммерческих банков Сити, а потому что теперь  поняла,  почему  его  имя  ей
знакомо.
   Однажды в одной из  финансовых  газет  она  прочитала  статью  о  молодом
энергичном честолюбивом человеке, который буквально ворвался в совет  одного
из старейших и могущественных банков и  почти  единолично  превратил  его  в
столп финансового мира.
   Адам Тюдор. Сын Мартина.  Мартин  обратился  к  нему  за  помощью,  а  он
воспользовался этим, чтобы подчинить  себе  своего  отца,  который,  как  он
думал, не признавал его. События начинали обретать смысл. Приехал  ли  он  в
день рождения Мартина, чтобы сообщить ему  о  намерении  банка  востребовать
ссуду? Знал ли об этом Мартин?  Стало  ли  именно  это  причиной  сердечного
приступа? Вот где может быть единственное логическое объяснение. И  все  же,
почему Ванесса и Доминик  были  так  уверены  в  том,  что  он  приходил  за
очередной подачкой для поддержания своего привычного образа  жизни?  Неужели
они не знали, что Адам Тюдор как бы олицетворял собой банк. - и в его  руках
была власть, а может, и желание разорить их?
   Но не говорил ли ей Доминик, что Адаму хотелось бы видеть их в суде,  как
должников? Сдвинув брови, она задумалась, и Адам шепотом проворчал:
   - Не надо так морщиться. У тебя будут морщины.
   - А тебе-то что? - сказала она явную глупость. Когда  он  был  рядом,  ее
мозг отказывался работать, огорченно  сознавала  она  в  тот  момент,  когда
кончик его указательного пальца  разглаживал  морщинки,  легкими  ласкающими
движениями перебираясь по шелковистой дорожке  ее  бровей.  Седина  медленно
закрыла  глаза,  потому  что  его  чудесные  волнующие  прикосновения  томно
тяжелили ее веки.
   Почувствовав, как он медленно поворачивает голову и  плечи,  она  сделала
неудачную  попытку  открыть  глаза,  чтобы  избавиться  от   необыкновенного
ощущения погружения в теплый мед, потом почувствовала, как  он  коснулся  ее
губ, лишь слегка прижавшись  к  ним,  и  вдруг  взрыв  мучительно-сладостных
ощущений заполнил ее огнем и она чуть не задохнулась.
   Воспользовавшись, как всегда, моментом, кончик его языка проник между  ее
полуоткрытыми губами, дразняще  заскользил  по  влажным  тайничкам  ее  рта,
кто-то застонал. Может быть, она? Возможно. Прижимаясь к ней,  он  удивленно
прошептал:
   - Ты - просто совершенство. Когда мы  поженимся,  оставайся,  пожалуйста,
такой же.
   О, волнующий смысл его слов! Ей показалось,  что  все  ее  тело  охватило
пламя,  у  нее  было  ощущение,  что  ее  затягивает  в  яростный  водоворот
расплавленной лавы. Он не держал ее, только жадные губы связывали их;  стоит
ей только сделать одно движение в сторону, и она освободится от него.
   Она сделала его с трудом, сожаление и ощущение головокружения, которые ей
пришлось при этом  побороть,  вызвали  у  нее  смятение,  и,  чтобы  изгнать
возбужденный свет из глаз и вернуть им огонь и гнев, она грубовато сказала:
   - Перестань говорить о женитьбе. Об этом не может быть и речи, и  ты  это
знаешь. Ты говоришь об этом только  для  того,  чтобы  мучить  меня.  -  Она
рискнула взглянуть на него и увидела, как дрогнула его черная бровь, а  губы
растянулись в насмешливой улыбке.
   - Не может быть и речи? Почему? - прошептал он. - Ты ведь такая прелесть!
   Она сжала губы, чтобы они не открылись призывно и соблазнительно, потом у
нее перехватило дыхание, когда он  положил  ей  на  колено  руку.  Ее  тепло
обезоружило ее, этого  легкого  прикосновения  оказалось  достаточно,  чтобы
противный предательский жар рванулся вверх по ее  бедрам,  проникая  внутрь.
Она подавила рыдание. Ей было противно то ответное желание, которое он в ней
вызывал.
   Она оттолкнула его руку и выпрямилась, потом, взяв себя в руки, сказала:
   - Значит, ты говоришь,  что  банк,  в  котором  ты  работаешь,  -  и  она
специально  принизила   его   могущественную   должность,   упиваясь   своим
собственным злорадством, потому что у нее  имелось  еще  несколько  запасных
стрел, - предоставил ссуду  фирме  "Кингз  Рэнсом",  когда  у  той  возникли
трудности. Потребовал от нее дополнительного обеспечения, - это нормально, -
и получил его. Говоря  на  профессиональном  языке,  ты  мог  бы,  вероятно,
востребовать ссуду и разорить нас. Я думаю, Мартин вряд ли  сумел  прочитать
то, что было написано в контракте мелким шрифтом. Хотя от  нашего  разорения
тебе особого проку не было бы. Но это твое дело.
   - Конечно.
   Она смотрела прямо перед собой, боясь взглянуть на него,  однако  скрытое
изумление, звучащее в его голосе, заставило  ее  все  же  посмотреть  в  его
сторону, и она сердито фыркнула, заметив в глубине его хитрых  зеленых  глаз
пляшущие изумрудные огоньки.
   Как же она была глупа, что позволила ему возбудить ее  чувства,  заставив
ее забыть,  какой  он  негодяй.  Тот,  кто  может  шантажировать  разорением
добропорядочного семейного бизнеса и  потерей  большого  количества  рабочих
мест, должен иметь извращенный ум.
   Кроме того, ведь наверняка она могла бы что-то сделать, чтобы  расстроить
его планы.
   Почувствовав, как к ней возвращается ее былая уверенность,  она  осмелела
и, повернувшись, посмотрела ему в лицо с легкой  снисходительной  улыбкой  и
голосом, теперь уже приятным и спокойным, осмелилась сказать:
   - Я уверена, что существуют  ревизионные  организации,  в  которые  можно
подать на апелляцию, какой-то  здравомыслящий  орган,  который  контролирует
корпоративные сделки и может хорошенько наказать таких,  как  ты,  негодяев,
пытающихся шантажировать добропорядочных людей.
   - Уверен, что ты права. - У него хватило наглости улыбнуться