пробирались  по  узкой  дороге
между холмами, мимо незнакомых старых деревень и редких усадеб с  окнами,  в
которых стекла в свете утреннего солнца блестели как алмазы.
   Все его угрозы были просто словами. Просто словами...
   Они не были женаты, и никаких серьезных приготовлений  на  этот  счет  не
делалось. И все же, не намереваясь отправить своего сводного брата в  тюрьму
и предать его публичному позору, он что-то задумал, может быть, жестокое, но
справедливое; во всяком случае Доминик заслуживал худшего. Она вполне  могла
теперь отказаться от брака с ним, зная наверняка, что он не сделает  ничего,
чтобы навредить семье или их фирме.
   Так почему же она не говорит ему этого? Почему язык ее прилип к  небу?  И
почему она не испытывает к нему вполне оправданной злости из-за того, что он
заставлял ее, как марионетку, дергаться, шантажируя и  запугивая,  хотя  она
знала теперь, что он не собирался исполнять свои угрозы?
   Ни в чем этом  не  было  ни  малейшего  смысла.  Даже  в  ее  собственном
восприятии этого поразительного открытия, что она  свободна.  Свободна,  как
птица.
   Хотя она была занята своими собственными мыслями, все же успела заметить,
что они свернули с твердой дороги и теперь двигались по проселку,  вьющемуся
по долине, окруженной невысокими, поросшими деревьями холмами. Адам  нарушил
тишину:
   - Почти приехали.
   - - Куда? - Она спросила машинально, без особого интереса.  Ее  перестала
интересовать цель их поездки, как только она задумалась о его намерениях,  о
том, какие коварные планы скрывались за его пустыми угрозами.
   - Домой. - В этом слове прозвучала гордость и нежность, но  все,  что  он
говорил, имело какой-то двойной смысл. Насколько она знала, дом  его  был  в
Лондоне. Неужели он хотел сказать, что после свадьбы собирается жить  где-то
здесь?
   Свадьбы? Но почему она  все  еще  об  этом  думает,  когда  вполне  может
совершенно спокойно послать его к  черту?  И  почему  она  испытывает  такое
сильное чувство утраты? Не может  же  она  действительно  желать,  чтобы  он
насильно втянул ее в самые близкие  отношения,  которые  могут  существовать
между людьми?
   Эти мысли настолько разоблачали ее, настолько неприятны  были  ей  самой,
что, когда за поворотом возникло какое-то строение, она  все  свое  внимание
сосредоточила на нем.
   Дом был  небольшой,  однако  мощь  старого  камня,  из  которого  он  был
построен, произвела на нее впечатление. Дом выглядел надежным и приветливым;
в этом доме, примостившемся между холмами в  глубокой  долине,  было  что-то
родное.
   Дом! Это действительно был Дом.
   - Славный, - задумчиво  произнесла  она,  когда  Адам  остановился  перед
каменными воротами, за которыми виднелся сад, покрытый  снегом.  Он  коротко
кивнул, соглашаясь с ее весьма скромной оценкой, и продолжал:
   - Мартин купил его для моей матери, когда узнал, что я  должен  появиться
на свет. Она не могла оставаться там, где жила до этого, и он настоял, чтобы
у нее был дом, где она могла бы быть  счастлива.  Она  выбрала  этот,  и  он
подарил ей его. Первые восемнадцать лет своей жизни я провел здесь. А  после
ее смерти он перешел ко мне.
   - А была ли она здесь счастлива? - не могла не  спросить  Седина,  слегка
задумавшись. Как могла женщина, насколько ей известно, распутная, раба своей
чувственности, быть счастливой в таком уединенном месте?
   - Она была вполне довольна.
   Его ответ озадачил ее. Ванесса говорила, что мать Адама была  коварная  и
расчетливая интриганка, неужели этого дома ей было  достаточно,  чтобы  быть
довольной?
   Она не думала, что когда-нибудь узнает ответ на  этот  вопрос,  и  охотно
согласилась, когда Адам предложил:
   - Может, немного разомнем ноги и  подышим  свежим  воздухом,  прежде  чем
войдем внутрь?
   Она шла рядом с ним по дорожке, ведущей от дома  в  глубину  долины.  Она
глубоко дышала, чувствовала, как чистый свежий воздух проникает в ее легкие,
и решила, что постарается насладиться и этим  днем,  и  красотой  природы  и
забудет о всех этих загадках, о том, что, если ей удастся  пробиться  сквозь
все эти двусмысленности и фальшь, которыми окружает себя Адам,  она  наконец
обнаружит его истинную суть.
   Мысль о том, что она все время пытается это делать, не переставала мучить
ее. Она ни на сантиметр не приблизилась к разгадке мотивов его  поведения  в
эти десять дней, пожалуй, была даже дальше от нее,  потому  что  раньше  все
было ясно и противно, как все, что связано с шантажом.
   Недовольная собой за то, что позволила себе опять задуматься о нем и этих
мотивах, хотя минуту назад решила  не  делать  этого,  она  ускорила  шаг  и
огляделась вокруг.
   Обычно пустынные зимние долины производят  гнетущее  впечатление.  Однако
здесь этого ощущения не было. Может быть,  из-за  искрящегося  синего  неба,
терпкого запаха,  исходящего  от  коры  обнаженных  деревьев,  бледной  охры
прошлогодней травы. Всюду, куда  падал  ее  взгляд,  бледные  мягкие  краски
обещали пробуждение через несколько  месяцев.  И  может  быть,  поэтому  она
почувствовала прилив необъяснимой,  необыкновенной  радости.  Она  не  сразу
заметила, что он подхватил ее под руку, когда дорожка резко пошла под  уклон
и у нее из-под ног посыпались камешки.
   - Давай вернемся, - сказал он, когда она остановилась на ровном месте,  а
дорожка запетляла дальше среди низкорослого  кустарника.  -  Через  двадцать
минут будем дома. Пока ты будешь варить кофе, я разожгу камин.
   Ну, что ж, совсем неплохо. И она не возражала, когда он с хозяйским видом
взял ее руку и засунул себе под мышку, так что она шла, касаясь своим бедром
его бедра, и это ощущение было ей приятно.
   Седина просто  радовалась  жизни,  выбросив  из  головы  свои  непонятные
отношения с этим человеком, и когда они подошли к дому, она чувствовала себя
совершенно спокойно, щеки ее разрумянились от прогулки  на  морозном  свежем
воздухе - ей было хорошо.
   Он тут же отправил ее на кухню.
   - Начнем с самого главного, - сказал он, включая воду и электричество.  -
Тут на кухне ты найдешь все, что тебе нужно для  кофе,  а  я  пойду  разожгу
камин, - и исчез в дверях, появившись через некоторое  время,  когда  чайник
уже стоял на плите, с охапкой дров и щепок для растопки.
   - Ты  здесь  хорошо  смотришься,  -  сверкнула  его  обаятельная  улыбка,
делающая его довольно строгие черты  необыкновенно  привлекательными,  и  он
исчез в гостиной, оставляя ее в полном недоумении осматривать кухню.
   Это была довольно большая комната, отделанная керамической плиткой и,  по
всей вероятности, использовалась и как столовая.  Старинные  стол  и  шкафы,
резные деревянные стулья и симпатичные  алые  занавески  придавали  ей  уют.
Неужели он представляет ее здесь, совсем домашнюю, старающуюся ему  угодить,
крутящуюся возле этой старомодной, но сверкающей чистотой плиты и  готовящей
ему его любимое жаркое в горшочке? Просто они вдвоем в этом затерянном мире?
   Седина моментально выбросила всю эту чушь из головы и напомнила себе, что
она деловая женщина и никогда не интересовалась домашним  хозяйством.  Да  и
вообще мысль о браке с  Адамом  просто  смехотворна.  Он  использует  не  те
методы.
   Но откуда у нее это нелепое чувство сожаления? Он даже не испытывал к ней
влечения как к женщине. Он достаточно убедительно  доказал  это.  Он  просто
играл с ней, заставляя и ее играть по своим правилам.
   И то, что ее влечение к нему превращает  ее  в  изнемогающую  от  желания
кошку, стоит только ему обнять ее, то это - ее беда, но она преодолеет  это,
убеждала она себя. Ведь страсть не  может  длиться  долго?  Чем  скорее  она
расстанется с ним и вычеркнет его из своей жизни, тем лучше.
   Она не могла понять, почему она уже не осуществила своего намерения,  как
только поняла, что он блефует. Пару недель без встреч с ним, - и она  вообще
забудет о его существовании.
   Как только она сформулировала для себя эту мысль, так тотчас  же  поняла,
что обманывает себя. Она никогда не сумеет забыть  его.  Но  это  откровение
было слишком тяжело, чтобы об этом думать.
   Она решительно взяла две кружки с кофе и направилась в  гостиную.  Однако
ее твердое намерение сообщить ему, что она навсегда  уходит  из  его  жизни,
улетучилось  при  виде  его  ласковых,  лучащихся  теплотой  зеленых   глаз,
устремленных на нее. И уже знакомая ей слабость охватила ее, когда он отошел
от камина и его пальцы коснулись ее руки, беря кружку с кофе.
   Она  просто  дура,  сказала  она  себе,  опуская  глаза,   чтобы   скрыть
испытываемое ею недовольство собой. Видя, как он  устраивается  поудобнее  у
горящего камина, она,  взяв  в  руки  кружку,  прошла  в  середину  комнаты,
заставляя себя отвлечься от него и рассмотреть интерьер.
   Его дом в  городе  был  роскошно  отделан,  но  безлик.  Здесь  все  было
по-другому. Старинные  вещи  были  великолепны,  видно,  что  они  тщательно
выбирались, и за ними ухаживали с любовью.  Но  больше  всего  ее  привлекли
несколько развешанных здесь акварелей, так что она моментально забыла о  его
присутствии, державшем ее в тревожно-нервном состоянии.
   Все акварели были выполнены в простой и вместе с тем  изысканной  манере,
как и та картина, которую она видела в его комнате там, в городе. На них был
изображен этот дом, долина, и теперь она поняла, почему он вначале показался
ей немного знакомым. Подпись на каждой картине  была  одна  и  та  же;  Элен
Тюдор. - Моя мама.
   Селина вздрогнула от неожиданности. Он  подкрался  к  ней  сзади,  и  его
голос, его руки, обнявшие ее за плечи, застали ее  врасплох.  Затем  ласково
произнес:
   - Успокойся, киска. Я не  собираюсь  тебя  проглотить,  по  крайней  мере
сейчас. Ну и что ты о них думаешь?
   - Очаровательные. - Ее невразумительный ответ совершенно  не  отражал  ее
чувства, она понимала. Однако она  никак  не  могла  совместить  расчетливую
интриганку, о которой ей говорила  Ванесса,  с  женщиной,  которая  с  таким
чувством и вкусом могла рисовать такие картины.
   Адам сказал сухо:
   - За несколько лет до смерти она стала достаточно  известной  художницей,
так что она могла сама назначать цену своим картинам. Но  она  была  слишком
скромным, слишком непрактичным человеком, чтобы наживаться  на  этом.  Жаль,
что ты не успела с ней познакомиться.  Это  была  необыкновенная,  добрая  и
талантливая женщина.
   Неожиданно и очень остро Селина почувствовала, что ей тоже жаль, что  она
не была знакома с Элен Тюдор, и, растерянно глядя на него, она проговорила:
   - Ванесса сказала, что она была холодной, расчетливой и  неразборчивой  в
связях, - и тут же покраснела, укоряя себя за столь жестокие слова.  -  Адам
лишь пожал плечами, не принимая ее слова близко к сердцу.
   - Конечно, а что еще могла она говорить? Как еще могла она объяснить свою
ненависть к женщине, родившей ребенка  ее  мужу.  Не  забывай,  до  рождения
Доминика у нее было три выкидыша, и ей сказали, что  она  не  сможет  вообще
иметь детей. Она должна была убедить  себя,  что  мать  ребенка  ее  мужа  -
женщина недостойная, как еще могла  она  пережить  все  свои  разочарования,
чувство собственной неполноценности, которые так ее мучили?
   Она бессознательно подчинилась Адаму, который позвал ее к  камину,  помог
снять куртку, после чего она уселась на мягкий ковер, поджав под себя  ноги.
Ее последние сомнения улетучивались. Она спросила чуть охрипшим голосом:
   - Почему ты держишь этот дом? Воспоминания?
   - Отчасти. - Он опустился в кресло позади нее так, что его  ноги  как  бы
обхватывали ее; положив ей  руки  на  плечи,  он  своими  длинными  пальцами
поглаживал их, снимая напряжение, которое начало нарастать в ней. -  Скорее,
как убежище - норку, куда я приезжаю, чтобы отдышаться, когда мне  надоедает
Сити и все эти игры богачей.  Здесь  ко  мне  возвращаются  покой,  душевное
равновесие, приходят интересные идеи.
   Уверенные,  ласковые  пальцы  массировали  ей  шею  и  плечи,   заставляя
расслабляться, она почувствовала, насколько легче стало ее телу  и  душе.  И
если она сейчас не отодвинется, то не сможет этого сделать никогда.
   Отодвинуться от него потребовало большой силы воли, однако ей удалось это
сделать под предлогом того, что огонь слишком жаркий, и она  села  в  кресло
напротив него. Но его едва заметная насмешливая улыбка  свидетельствовала  о
том, что он не поверил ей и прекрасно знал, почему она  вывернулась  из  его
рук; она же, чтобы подавить чувственное влечение,  набиравшее  в  ней  силу,
торопливо попросила:
   - Ты не мог бы рассказать мне о своей матери? Почему Мартин не женился на
ней, а предпочел Ванессу?
   - Потому что он не любил ее, - ответил он просто. - Элен всегда это знала
и примирилась, поскольку ничего другого ей не  оставалось.  Он  выразительно
взмахнул рукой:
   - Только представь ее, когда ей было девятнадцать... - он  не  спускал  с
нее глаз, желая, чтобы она его хорошо поняла и разделила  его  мысли.  -  Ее
собственная мать умерла, когда ей было  всего  шесть,  и  она  воспитывалась
только отцом на отдаленной ферме в горах среднего Уэльса. Хотя она мне этого
не говорила, но я знаю, что мой  дед  был  грубым,  нетерпимым,  своевольным
стариком. Ей ужасно хотелось заниматься живописью, но он и слышать  об  этом
не хотел. Она вынуждена была жить на ферме  и  помогать  по  хозяйству.  Тут
появляется  Мартин.  Он  только  что  окончил  колледж  и,  получив   диплом
экономиста, решил немного отдохнуть, путешествуя пешком  по  Уэльсу.  Он  на
несколько дней остановился на ферме моего деда, где договорился о комнате  и
столе. Естественно, заботилась о нем  Элен.  Ну  и,  конечно,  молодые  люди
подружились, а когда Мартин узнал  о  ее  мечте,  он  предложил  ей  помощь,
оставил ей свой адрес и сказал, что если она когда-нибудь приедет в  Лондон,
он поможет ей, найдет ей работу и жилье, а учиться  живописи  она  сможет  в
вечерней школе.
   Он предложил ей это из сострадания и возмущения поведением ее отца, но  к
тому времени Элен уже безнадежно влюбилась в него. В юности она видела  мало
добра, уж тем более от моего деда, - добавил он тихо.
   Седина напряженно слушала его. Она не  понимала,  зачем  он  все  это  ей
рассказывает.  Она  просто  задала  вопрос,  чтобы   как-то   отвлечься   от
собственных грешных мыслей. Вообще-то она ожидала, что он вежливо  откажется
говорить с ней на эту тему и намекнет, что это ее не касается.
   - Наверное, жизнь у нее  была  не  очень-то  счастливая,  -  нерешительно
вставила она, но Адам улыбнулся ей странной улыбкой и  отрицательно  покачал
головой.
   - Она была из той редкой породы людей,  которые  могут  чувствовать  себя
счастливыми всюду. Но в последний день пребывания  Мартина  в  их  доме  она
счастливой не была. Она слишком долго задержалась в  горах,  рисуя  пейзажи,
забыла о времени и вернулась домой слишком  поздно,  а  ей  еще  нужно  было
готовить ужин. Отец пригрозил ей уничтожить всю ее "мазню",  если  она  хоть
еще раз позволит себе пренебречь своими домашними обязанностями. Кроме того,
молодой человек, проявивший к ней столько доброты и  участия,  на  следующий
день должен был уезжать. Когда она, заперев на ночь кур, встретила во  дворе
Мартина, то горько заплакала. Он спросил ее о причине слез, и она рассказала
о своей очередной ссоре  с  отцом.  Он  предложил  ей  прогуляться  и  снова
посоветовал уехать отсюда. Поскольку она полюбила его, а он уезжал,  то  она
опять заплакала. Мартин  пытался  ее  утешить,  одно  за  другим,  и  она..,
отдалась ему.
   Он встал, подбросил в камин дров и долго стоял, глядя на огонь. Когда  он
возобновил рассказ, голос его звучал печально:
   В реальной жизни счастливый  конец  довольно  большая  редкость.  Мартину
стало стыдно за свой поступок. Уезжая, он еще  раз  повторил  свое  обещание
помочь в будущем. А будущее означало встречу с Ванессой,  которую  он  сразу
полюбил и которую, как он  понял,  будет  любить  всю  жизнь.  Остальное  ты
знаешь. Я думаю, что Элен никогда не переставала любить отца. Я  помню,  как
светились ее глаза, когда он приезжал сюда повидаться со мной, как она жадно
ловила каждое его слово. Но она никогда не испытывала к нему обиды'.  У  нее
был я, ее сын, и у нее была любимая работа. Этого ей было достаточно.
   Достаточно? Неужели он сам в это верит? Может быть, пример его  матери  и
ее преданной любви к человеку, который однажды  отнесся  к  ней  как  добрый
друг, желающий помочь, и определил  его  собственную  решимость  никогда  не
поддаваться этому опасному чувству?
   Седина подумала, что история Элен - одна из самых печальных,  которые  ей
приходилось когда-либо слышать, и наверное это  из-за  нее  на  глаза  вдруг
навернулись слезы, а в горле застрял комок - во всяком случае это  не  из-за
того, что она примирилась с тем, что Адам никогда не сможет полюбить.
   Он отошел от камина, и  Седина  резко  отвернулась,  чтобы  он  не  успел
заметить предательского блеска в ее глазах. Сморгнув  слезы,  она  спросила,
потому что не могла не спросить:
   - А почему ты тогда, много лет назад, появился в доме Мартина? Ты  должен
был знать, что Ванесса встретит тебя более,  чем  холодно,  и  все,  что  ты
скажешь, истолкует превратно.
   Он вскинул бровь.
   - Она тебе и про это рассказала? - Он пожал плечами. - Это была моя самая
большая ошибка, - признался он мрачно.  -  Я  только  что  узнал,  что  меня
приняли в университет, и хотел сообщить отцу эту новость. Незадолго до этого
он говорил мне, что Ванесса надолго уезжает с Домиником на каникулы. Я хотел
застать его на работе, но не смог и,  горя  нетерпением,  как  все  молодые,
пошел к нему домой. Я не знал, что Ванессу что-то задержало  с  отъездом!  Я
просто обмер, когда она открыла дверь!
   Так, значит, он приходил не для того, чтобы выклянчивать деньги, подумала
Седина с возмущением, но тут Адам переменил тон:
   - Может, перекусим? По-моему, мы  достаточно  поворошили  прошлое.  -  Не
дожидаясь ее ответа, он прошел на кухню и  принес  корзинку,  привезенную  с
собой. Глядя, как он расстилает на полу салфетку, она с грустью думала,  что
сегодня последний день, когда они вместе.
   То, что она услышала от него сегодня утром,  позволило  ей  понять  этого
человека, понять, что для него любви, как таковой, не существует, это просто
слово, обозначающее физическую близость. Из-за  прошлого  своей  матери  он,
возможно, и бессознательно, отождествлял любовь с болью и страданием.
   И все же, несмотря на это, а может быть, благодаря этому, он  интересовал
ее все больше. Адам был суров и циничен, обладал острым  холодным  умом.  Но
под этим обличьем  скрывались  доброта,  умение  видеть  жизнь  во  всем  ее
многообразии. Он старался понять других  -  об  этом  свидетельствовали  его
слова в защиту Ванессы, женщины, укравшей его отца у его матери.
   Она ведь это сделала неосознанно. Если бы она не завоевала сердце Мартина
всерьез и надолго, то он бы поступил благородно, узнав о беременности  Элен.
Он бы женился на ней, и сын его был бы рожден в  браке,  а  его  симпатия  и
сострадание  к  ней  со  временем  могли  бы  перерасти   в   любовь.   Адам
действительно очень благородный человек, если даже оправдывает  ложь,  дикие
фантазии и ненависть Ванессы.
   - Проголодалась? - Он закончил раскладывать  еду  на  салфетке  и  жестом
пригласил ее сесть на ковер. - Никогда не могу устоять против пикника - даже
в помещении. Так что присоединяйся.
   Ей  было  все  равно,  где  есть  -  на  полу  или  за  столом  со  всеми
условностями. Скорее всего они  едят  вместе  последний  раз.  Так  что  она
опустилась  рядом  с  ним  на  пол  и  постаралась  забыть  горькое  чувство
сожаления, что, когда завершится этот день, она навсегда уйдет из его жизни.
   Ей это удалось, потому что она изо всех сил старалась  казаться  веселой,
да и его беззаботное настроение немного помогло, а еще  вино,  еда,  которую
они ели руками, по