трескивавшие в камине  дрова.  Поэтому  когда  они  выпили
последнюю каплю вина и доели последнюю крошку хлеба, и он,  прислонившись  к
стоявшему рядом креслу, привлек ее к себе, она не сопротивлялась.
   Ей было так покойно, так хорошо и совсем не хотелось вставать и  говорить
ему, что пора ехать. Когда он, ласково погладив ее по щеке, спросил:
   - Не хочешь посмотреть весь дом? - она пробормотала:
   - Потом.
   Она почувствовала, как его большой палец касается ее  щеки,  кончики  его
пальцев, лаская, скользили по щекам, губам,  подбородку,  поглаживая  нежную
кожу, спускались ниже, к шее, как будто он был слепцом, пытающимся на  ощупь
узнать ее. Затем он начал расплетать ее  косу,  распуская  волосы,  запуская
ладони в эту шелковистую каштановую гриву. Она инстинктивно повернула к нему
голову, прижимаясь губами к бьющейся у него на шее  жилке.  Она  чувствовала
вкус его кожи, его запах, губы ее скользили все ниже,  туда,  к  вырезу  его
рубашки, где атлас его груди покрывали жесткие темные волосы.
   Она услышала, как  он  судорожно  втянул  воздух,  почувствовала  сильное
биение своего сердца и поняла,  что  совершенно  не  в  состоянии  вообще  о
чем-либо думать.
   В своем страстном стремлении ласкать его и  чувствовать  его  ласки,  она
забыла обо всем на свете, она жаждала получить то наслаждение,  которое  мог
ей дать только он, и лишь невнятно простонала что-то, когда обнаружила,  что
они лежат на ковре у камина, отодвинувшись от подпиравшего их стула.
   Он приподнялся на локте, сузившиеся глаза, смотревшие на ее разгоряченное
лицо, горели желанием. Она чувствовала, что тонет, тонет в этом  тепле  и  в
стремлении погрузиться в любовный жар. Ее губы раскрылись, чтобы принять его
губы, властные и жаждущие, проникший между ними язык свидетельствовал о  его
серьезных намерениях.
   Повинуясь диктату своего разгоряченного тела, она прижалась к нему, дрожа
от острого наслаждения; когда его рука скользнула под ее свитер  и,  нащупав
пышную грудь, начала ласкать ее, она  поняла,  что  может  умереть  от  этой
сладостной муки. Она прижалась к его губам, требуя и  умоляя  продолжать,  и
вскрикнула, когда, прекратив вдруг возбуждающе поглаживать  ее  затвердевшие
соски, он оторвался и от ее губ и поднял голову.
   И в этот мучительный  миг  она  вспомнила,  что  он  всегда  так  делает,
порождая в ее слабом теле желание, возбуждая его до такой степени,  что  она
готова на коленях просить его  о  тех  восторгах,  которые  он  обещает,  но
никогда не выполняет это обещание. Она не  могла  поверить,  что  все  снова
повторится, что она, как последняя дура, опять позволит ему проделать это  с
собой.
   Теперь в любую минуту он может встать и уйти, глядя на нее с презрением и
жалостью. И она не могла понять, почему.
   Непонимание того, зачем он так поступает, было сильнее стыда за  то,  что
она опять позволила ему мучить себя, сильнее неудовлетворенного мучительного
желания.
   Она чувствовала, что вот-вот разрыдается; она  сама  отпрянула  от  него,
проглотив комок в горле, и спросила изменившимся голосом:
   - Зачем ты меня мучаешь? Ты же не хочешь меня!
   Он ответил не сразу. Пауза  казалась  бесконечной,  затем  на  его  губах
появилась эта неотразимая ленивая улыбка; глядя на  нее  своими  искрящимися
глазами он спросил своим удивительным,  неповторимым  бархатным  голосом,  в
котором чувствовалась нежность и волнение:
   -  Неужели?  Лапочка,  это  для  меня  новость,  Хочешь  докажу,  что  ты
ошибаешься?..

Глава 9

   - Нет! - судорожно выдохнула  Селина,  пытаясь  встать.  Однако  Адам  не
пустил ее, прижав своими сильными руками ее за плечи к полу.
   - А я сказал да! - произнес он с вызовом, не сводя глаз с ее разъяренного
лица. - Нельзя делать подобные заявления и  ожидать,  что  они  пройдут  без
последствий.
   Лицо Адама, каждая его резкая черточка, каждый мускул выражали  страстное
желание, зеленые глаза потемнели. Селина же издала звук, похожий на  всхлип,
отталкиваясь от  его  мощной  груди.  В  камине  затрещало  полено,  и  ярко
вспыхнувший огонь осветил античные черты его лица.
   - Как же ты можешь говорить, что я не хочу тебя? - Его губы  приблизились
к ее губам, и  она  почувствовала  его  обжигающее  дыхание.  Она  судорожно
вздохнула и крикнула:
   - Ты опять уходишь! Ты всегда уходишь.
   - А-а. - В  глубине  его  зрачков  блеснул  огонек  понимания.  Это  было
последнее, что она видела, потому что он поцелуями закрыл  ее  глаза.  Затем
его губы спустились к ее губам:
   - Лапочка, это  было  не  просто,  -  прошептал  он.  -  Мне  приходилось
призывать на помощь все свое самообладание, чтобы отказаться от  того,  чего
мне хотелось больше всего на свете и что ты мне предлагала.
   - У-у-у-ф! - Она не смогла найти слов выразить  вспыхнувшее  в  ней  было
негодование, которое моментально было погашено  сладостным  чувством,  когда
жар его губ коснулся ее разгоряченного рта. Она  тихо  застонала,  чувствуя,
что нестерпимое желание его ласк превращает его тело в пылающий костер.
   Кончик его языка, проникнув внутрь сквозь ее полураскрытые губы, коснулся
ее языка. Охватившее его желание чувствовалось в его глухом голосе, когда он
прошептал ей:
   - Я хотел, чтобы ты почувствовала ко мне симпатию, прежде чем мы отдались
бы друг другу. Мне было это необходимо. Я  эгоист,  да?  -  Он  стал  слегка
покусывать ее нижнюю губу, одновременно лаская ее языком, и прошептал. -  До
сегодняшнего дня мне казалось, что ты чувствуешь ко мне только отвращение  и
недоверие. Но сейчас мне впервые кажется, что это не так.
   Селине казалось, что сердце ее разбухает в груди и готово  разорвать  ее;
он даже не представлял, насколько это не так. Неожиданное открытие  потрясло
и опечалило ее. Она любила его.
   Как долго она старалась не признавать эту губительную  для  себя  истину?
Как долго она упрямо скрывала ее от себя самой?
   Из-под ее прикрытых пушистыми ресницами глаз скатилась горячая  слеза,  и
он медленно слизнул ее.  И  это  нежное,  легкое  и  доверительное  движение
окончательно сразило ее, сердце разрывалось от нестерпимой любовной  истомы,
- Не плачь, - сказал он охрипшим от волнения голосом.  -  Теперь  все  будет
хорошо. Поверь мне.
   Поверить ему? Она слишком  хорошо  его  знала,  чтобы  сделать  это.  Она
совершила колоссальную ошибку, полюбив его. Но как могла она  объяснить  это
ему, не выдавая себя.  Меньше  всего  сейчас  ему  хотелось  бы  слышать  ее
сентиментально-плаксивые признания в любви!  Для  него  любовь  всегда  была
глупой иллюзией!
   Она попыталась  оттолкнуть  его,  но  эта  слабая  попытка  сопротивления
неожиданно сменилась всепоглощающим желанием отдаться  ему.  Здравый  смысл,
осторожность, чувство самосохранения - все исчезло. Ей было  нужно  от  него
только одно, а потом она до конца своих дней будет жить воспоминаниями.
   Но он отвел ее руки, в страстном объятии охватившие его, и стал  целовать
ее ладони, затем, встав на колени, приподнял ее и, держа руками  ее  голову,
стал  целовать  ее  так  нежно  и  страстно,  что  она  полностью   отдалась
охватившему ее сладостному чувству, совершенно забыв обо всем на свете.
   Этого было мало, этого было недостаточно, и его  горящие  жадным  блеском
глаза и дрожь во всем ее теле свидетельствовали, что  им  обоим  этого  было
недостаточно.
   И все же она сделала последнюю попытку  спасти  свое  самоуважение,  свои
принципы, с трудом проговорив;
   - Ты бы никогда не выполнил своей угрозы в отношении Мартина.  Даже  если
бы я и не подумала выйти за тебя замуж. -  Это  было  все,  что  она  успела
сказать ему до того, как объявить, что после  сегодняшнего  дня  она  больше
никогда в жизни не увидит его, потому что он начал  медленно  раздевать  ее,
покрывая обнажаемое им тело долгими  и  страстными  поцелуями,  затем  глухо
проговорил:
   - Я все думал, когда же ты наконец догадаешься.
   Его жаждущие губы нашли ее набухший сосок, он стал  ласкать  его  языком,
заставляя ее стонать в сладостных муках,  и  она  не  заставила  себя  долго
ждать, когда он прошептал умоляюще:
   - Ласкай меня! Прошу тебя,  ласкай  меня!  Из  ее  груди  вырвался  звук,
похожий одновременно и на стон, и на всхлип, когда она стала  раздевать  его
дрожащими руками, затем, не сумев расстегнуть молнию  его  брюк,  она  стала
покрывать страстными, жадными поцелуями его великолепную мускулистую  грудь,
поросшую темными курчавыми волосами, чувствуя, как  он  напрягся  и  дрожит,
умоляя не останавливаться.
   Когда они вдвоем справились с его одеждой и он лежал рядом с ней столь же
бесстыдно обнаженный, как и  она,  Селина  взяла  в  руки  его  великолепную
неистово поднявшуюся мужскую плоть и закрыла глаза,  чувствуя,  как  все  ее
существо сотрясает такой исступленный восторг, такое блаженство, которого ей
никогда еще не приходилось испытывать. Водоворот желания и любви  захлестнул
ее окончательно, и она почувствовала, как он  стал  входить  в  нее;  каждое
движение, каждое погружение вызывали у нее ощущение того, что она возносится
все выше и выше, к небесам, где не существует ни времени, ни реальности...
   Селина по-прежнему была  погружена  в  сладостное  чувство  блаженства  и
полного и неизбывного счастья. Она знала,  что  ей  нужно  все  как  следует
продумать, и продумать очень четко и быстро.  Но  время  для  этого  еще  не
пришло. Нет, пока она  все  еще  пребывала  в  мире  удивительных  ощущений,
которые подарил ей Адам.
   Часы на приборной доске показывали уже начало первого, шуршание колес  по
шоссе своей монотонностью усиливали ее мечтательно-сонливое состояние, и она
с трудом подавила зевоту.
   Они выехали почти час назад, и она решила, что они навсегда закрыли дверь
за чем-то, что больше никогда не вернется в их жизнь.
   Но сейчас она не хотела думать об этом. Она Просто была благодарна Адаму,
что он, как и она, не собирался  вести  пустую  беседу,  а  был  погружен  в
собственные мысли.
   На секунду ей захотелось узнать, о чем он думает. А потом она решила, что
ей лучше об этом не знать.
   Вздохнув, она позволила себе бросить короткий взгляд в его сторону. Свет,
идущий от приборов, слегка освещал его точеный  профиль,  и  с  нежностью  и
любовью она отметила, что некогда жесткая и твердая линия его красивого  рта
стала мягкой и чувственной.
   Селина  еще  раз  вздохнула,  свернулась  калачиком  в  глубине  мягкого,
удобного кожаного кресла и заснула.
   Она проснулась, почувствовав, что  руки  ее  обхватывают  его  шею,  лицо
уткнулось в мягкую ткань его рубашки, а  ноздри  ощущают  мучительно-сладкий
волнующий запах его плоти. Не понимая, где она и что происходит,  она  сжала
объятия, чуть не задушив его, так что  он  на  мгновение  споткнулся,  затем
услышала его низкий бархатный голос:
   - Я думал, ты уже никогда не проснешься. Он нес  се  по  лестнице  своего
городского дома. Она наконец-то смогла разглядеть обстановку,  и  ее  бедное
сердечко вздрогнуло и чуть не остановилось,  когда  он  ногой  открыл  дверь
своей спальни г отнес ее на свою кровать.
   Положив ее прямо на покрывало, как будто она была драгоценным  н  хрупким
предметом, он посмотрел на нее нежно-страстным взглядом и спросил:
   - Мне сейчас тебя раздеть или после того, как я принесу шампанское?
   Она почувствовала, как что-то гнетет ее ноющее сердце, и  тупо  повторила
за ним, стараясь преодолеть это чувство:
   - Шампанское?
   - Надо отметить! - Он откинул рукой со лба спутавшиеся волосы,  и  теплая
улыбка его была как весенний луч после суровой зимы.
   Однако она не согрела ее.  Она  не  должна  этого  допускать!  И  она  не
допускала этого, даже когда он сказал слегка охрипшим голосом:
   - Я заморозил его, как только познакомился  с  тобой,  в  ожидании  этого
момента.
   Момента, когда он понял, что победил, когда решил, что она согласилась на
брак по его правилам?! Она не знала. Она еще не знала очень многого. Но  она
не стала спрашивать его ни о чем. Все вопросы так и останутся не заданными и
без ответа - навсегда! Неужели ей не безразлично, почему он выбрал  ее,  раз
он использовал шантаж, хотя и не собирался осуществить свои угрозы?
   Абсолютно все равно, убеждала она себя. Какое значение  могут  иметь  эти
вопросы;  единственный  вопрос  для  нее  сейчас:  как  избавиться  от  этих
отношений, которые могут полностью разрушить ее жизнь, погубить ее?
   Она вынесла в последний раз  ласку  его  рук,  это  мучительно-сладостное
чувство, затем почти невидящими глазами проводила его, когда он  выходил  из
комнаты, приказав себе оставаться на месте.
   Надо бежать отсюда! Она с трудом встала, ноги у нее позорно дрожали.  Она
не может стать женой  человека,  который  никогда  ее  не  полюбит,  который
женится на ней только потому,  что  они  прекрасно  подходят  друг  другу  в
постели и ему нужна мать для его детей.
   Если она согласится на это, то ее жизнь  превратится  в  ад,  в  сплошное
несчастье. Она возненавидит его за то, что он имеет над  ней  такую  власть,
возненавидит себя за свою слабость, будет презирать себя за  то,  что  стала
жертвой слепой страсти.
   Почему, ну почему она такая дура? Если бы она не полюбила его, она  могла
бы выйти за него замуж на его условиях, потому что тогда они были  бы  и  ее
условиями. Прекрасная сексуальная гармония, взаимная  симпатия  и  уважение,
дети. Простые, ясные  партнерские  отношения.  Множество  счастливых  браков
сложилось на гораздо менее прочной основе.
   Но любовь к нему делает их отношения неравными, чаша весов перевешивается
в его сторону. Она не может так унизить себя; гордость или то,  что  от  нее
осталось, инстинкт самохранения, самоуважение не позволят ей этого.
   Он вот-вот вернется с шампанским и обнаружит ее исчезновение, думала  она
про себя, стараясь придать своим действиям хоть какой-то порядок,  в  спешке
кидая в чемодан вещи уже в своей комнате.
   И действительно вернулся. Слишком быстро, подумала она  и  съежилась  под
его жестким вопросительным  взглядом,  когда  он  вошел  в  комнату,  увидел
беспорядок и понял его причину.
   - Едешь куда-нибудь? - Адам  саркастически  усмехнулся.  Она  в  отчаянии
посмотрела на него, зная, что ей придется сказать ему, если она хочет, чтобы
он отпустил ее.
   Это будет нелегко, подумала она, чувствуя, как кружится голова, а  пальцы
терзают блузку, выхваченную из ящика комода. Это будет самый  отвратительный
поступок за всю ее жизнь.
   - Как ты догадался? - ответила она с таким же  сарказмом  и  отвернулась,
запихивая в чемодан трусики и прочую мелочь.
   - Но почему? - он резко втянул в себя воздух. - Селина,  что  происходит?
Что случилось? Посмотри мне в глаза и скажи, что  случилось,  черт  бы  тебя
побрал!
   Она не ответила и молча стояла спиной к нему, боясь  взглянуть  на  него,
чтобы не выплеснуть накопившуюся обиду.
   И все же она не могла заставить себя сказать ему слова правды, которые бы
сразу оттолкнули его. Стараясь скрыть дрожь в ногах, она встала на колени  у
нижнего ящика комода и вытащила оттуда охапку джемперов. Сердце у нее билось
так сильно, что она не услышала, как своей кошачьей походкой  он  подошел  к
ней; две сильные руки схватили ее за плечи и повернули лицом к нему.
   - Ответь же мне, черт побери! - проговорил он сквозь зубы.  -  Почему  ты
входишь от меня? И именно сейчас!
   И правда, почему, подумала она с тоской, но вслух сказала:
   - Не спрашивай. Ответ тебе может  не  понравиться.  -  Он  стоял  слишком
близко, слишком волновал ее, был слишком дорог ей.
   Невероятным усилием воли, сжав зубы, что придало ее  лицу  жестокий  вид,
она резко потребовала:
   - Убери руки. Не трогай меня,  -  и  увидела  в  его  глазах  насмешливые
искорки. Сердце ее бешено колотилось, а он все  продолжал  свои  магические,
завораживающие ласки. - Еще несколько часов назад  ты  так  не  говорила,  -
произнес он глухим голосом.
   Если она хоть секунду еще будет слышать  этот  волнующий  голос,  который
заставляет закипать ее кровь, то она сдастся,  согласится  на  все,  что  он
скажет, а потом будет жалеть об этом всю свою жизнь.
   Селина, отчаянно стараясь взять себя в руки,  гордо  подняла  голову,  ее
золотистые глаза с вызовом посмотрели на него, и она произнесла  единственно
возможные сейчас слова:
   - Извини, но мне необходимо уйти. Я хотела тебя, и ты это прекрасно знал.
Теперь я получила свое, и на этом распрощаемся.
   Она увидела, как помрачнело его лицо. Он все  еще  не  верил  ей.  И  она
добавила без всякого выражения, чтобы покончить с этим:
   - Ты же не думаешь, что я выйду за тебя  замуж.  Ничто  не  вынудит  меня
пойти к алтарю с человеком, которого я не люблю и который не любит меня.
   Она заметила, что он готов убить ее, но ей  было  все  равно.  Воцарилось
молчание, настолько мрачное,  настолько  тягостное,  что,  казалось,  воздух
взорвется от напряжения. Затем он хлестнул ее резким, грубым  словом,  после
чего у нее не осталось ни малейшего сомнения о том, кем он ее считает.
   Селина закрыла глаза, чтобы скрыть  свою  боль,  и  когда  она  с  трудом
открыла их, то сквозь пелену слез увидела, что в комнате она одна.
   Если бы он вернулся прямо сейчас, она бросилась бы к нему в объятия  и  с
рыданиями рассказала обо всех своих сомнениях. И будь что будет!
   Но он не пришел.
   И она поняла, что он не придет никогда.
   - Ну конечно же,  ты  можешь  прийти,  -  спокойно  перебила  Ванесса  ее
сбивчивые оправдания. - Это же не какое-нибудь рядовое мероприятие,  у  тебя
есть в запасе еще десять дней, чтобы упорядочить  все  свои  дела.  В  конце
концов Доминик не каждый день отмечает помолвку. И тебе понравится Таня. Она
очень приятная девушка, очень приличная, совсем не  похожа  на  тех  хищниц,
которые постоянно около него вертятся. Вся ее родня живет  в  Австралии.  Ее
мать, родом из России, рано овдовела и переехала в Австралию, думаю, к своим
родственникам. Она вновь вышла замуж и, как я поняла, весьма удачно.  Думаю,
что люди они состоятельные.
   Тетка продолжала щебетать, а Селина слушала, закрыв глаза, жалея  о  том,
что подошла к телефона, вернее бросилась к  нему,  надеюсь,  что,  возможно,
звонит Адам.
   Но он так и не позвонил. Она жила в этой квартире уже целых два месяца. С
той самой ночи, как она убежала из его дома. А он не мог не знать,  что  она
живет здесь - ведь это его  квартира.  Она  надеялась,  что  он  зайдет  или
позвонит, хотя бы для того, чтобы выставить ее оттуда.
   Когда-нибудь ей придется завести собственный дом. Однако вся  ее  энергия
уходила на работу, поэтому на что-либо другое у нее не хватало  ни  времени,
ни сил. И даже мысль о том, что ей придется пойти на  прием,  организованный
ее теткой, и общаться со множеством чужих людей, утомляла ее.
   - А как себя чувствует Мартин? - перебила она болтовню Ванессы  посредине
фразы.
   - С ним все в порядке. После того как он поможет  Доминику,  Тане  и  мне
встретить гостей и символически пригубит бокал  вина,  он  удалится  в  свою
комнату и будет играть в шахматы с доктором Хиллом.
   Значит, и об этом позаботились; к счастью, вскоре  Ванесса  выдохлась,  и
Селина повесила трубку и выключила телефон.
   Она  инстинктивно  пыталась  избежать  необходимости  присутствовать   на
помолвке Домми. С тех  пор,  как  она  порвала  с  Адамом,  она  вела  очень
уединенный  образ  жизни,  вечерами  долго  сидела  с   деловыми   бумагами,
принесенными из офиса, или бессмысленно взирала на экран телевизора.
   Ей пора прекратить вести себя так глупо. Стоило  ей  только  вспомнить  о
том, что она заставила Адама отступиться от нее, как на душе ее  становилось
тоскливо и пусто.
   Это было необходимо, убеждала она  себя  с  раздражением.  Все  теперь  в
прошлом. И конец! Он больше никогда в жизни не  захочет  даже  взглянуть  на
нее, и она не может упрекнуть его за  это.  Он  никогда  не  придет  на  эту
квартиру, пока она здесь живет,