рят, что Павлов
открыл средство снижения боли при родах. Подобная чепуха не может приниматься
всерьез образованными людьми, не достойна их внимания. Я следовал учениям
Павлова в течение пятидесяти лет и высоко ценил его открытия в области
физиологи. Но это истерическое усилие найти философию в его учении о
физиологии особенно забавно смотрится сейчас, когда многие из его теорий
окончательно устарели. Но есть одна сторона моего метода, рассмотрение
которой русские не спешат заимствовать у меня. Они трактуют роды и
материнство как чисто механическое, материалистическое зрелище, без духовных
ассоциаций. Чудо воспроизведения человека искажено, чтобы сделать его
средством для доказательства того, что Бога не существует, чтобы
продемонстрировать всемогущество коммунистических лидеров. Наши взгляды
расходятся, как только дело начинает касаться духовных основ материнства и
отцовства. Их учение ограничено атеизмом и материализмом их философии. Мое
учение абсолютно противоположно этому. Я верю в законы природы и силу Бога. Я
не воспринимаю человека как всевластное существо, на самом деле я осознаю
себя как малую частицу нечто взаимосвязанного. Для меня рождение нового
человека - это событие, больше всего приближающее человечество к духовному и
метафизическому миру. Это момент, когда появляется новая жизнь, а с нею и
новые возможности. Когда я вижу ребенка, рожденного счастливой, здоровой
матерью, т.е. становлюсь свидетелем лучезарного сияния, которое уносит ее в
мир загадочный, только ей принадлежащий, я говорю себе: "Только идиот думает,
что он может сделать что-либо без ведущей руки Господа".

Итак, в заключение могу сказать, что нет принципиальных различий между моим
учением о естественных родах и тем, что утверждали русские в начале
пятидесятых (словом "утверждали" я подчеркиваю, что нет никакого русского
метода, есть только коммунистическая адаптация двадцатилетнего учения,
искаженная в атеистических и идеологических целях), кроме одного. Вот в чем
мы различны: они учат бездуховному отношению к рождению ребенка и преподают
доктрину материализма - механического подхода к делу. Я же провозглашаю
священность родов, как духовного события, верю в справедливость законов
природы, которые для меня идентичны с законами Бога.

В цивилизованных странах признается право на существование различных религий.
Каждое религиозное учение призывает придерживаться определенных моральных
принципов и уважать Создателя нашего и его законы. Это общее объединяет людей
всего мира, можно сказать, между ними существует всеобщее соглашение. Я
склоняюсь к тому, что коммунистическая идеология оказалась способной за такой
короткий срок разрушить у множества людей врожденную привязанность к вере. Но
вместе с тем я верю, что через какое-то время жители СССР вспомнят о вере и
вернутся к образу жизни своих предков.

Профессор А.П.Николаев закончил свою лекцию словами советской женщины: "У
меня нет страха, я счастлива. Спасибо советской науке, спасибо советским
врачам, спасибо товарищу Сталину".

Я же заканчиваю свои лекции словами: "Рождение ребенка свято. Я не могу
хорошо относиться к тем, кто использует это событие как товар для своей
собственной выгоды, и меня не интересует, ради чего это делается - ради
денег, социального престижа или политической пропаганды. Я не судья вашим
мнениям и вашим убеждениям. Я просто стараюсь способствовать тому, чтобы,
пройдя через счастливое рождение ребенка, вы с большей любовью относились к
вашей семье и к вашему дому. Ведь именно к созданию счастливых домов и семей
и должна стремиться наша цивилизация.

     Глава 19. Поездка по Соединенным Штатам

Вернувшись из путешествия по Южной Африке, я больше уже не занимался
акушерской практикой. Я переступил тот возраст, когда возможно назначение в
штат больницы, даже если в больнице и имеются вакансии. По действующим в
Британии медицинским законам для врачей установлен определенный возрастной
ценз, после которого специалистов просят выходить на пенсию и освободить
места молодым людям.

Казалось бы, после столь продолжительной поездки по Южной Африке, было бы
логичным осесть на родине. Но я опять начал путешествовать с лекциями по всей
Европе. Особенно большое число приглашений я получил из Соединенных Штатов.
Поэтому в начале октября 1957 года после окончания поездки по Германии, мы
снова отправились в Америку.

Я был приглашен Академией Психосоматической медицины выступить на четвертой
ежегодной встрече акушеров в Чикаго. Эта встреча являлась для меня прекрасной
возможностью за короткий срок узнать, что происходит в США, в мире медицины,
узнать о многом, о чем не публикуется в английских журналах.

Вел Конгресс доктор Виллиам Крогер, который встретил нас сразу же по
прибытии, вскоре мы полностью оценили свалившееся на нас гостеприимство,
длящееся в течение трех с половиной месяцев. Для моего развлечения было
задействовано около семидесяти групп, они по очереди сопровождали меня в
поездках по Америке и Канаде.

Прошло почти одиннадцать лет, как я был в Соединенных Штатах. Везде мы
находили медицинские учреждения, в которых блестяще проводились естественные
роды. Интерес к этой теме распространился среди студентов университетов. И
хотя не все еще больницы согласились с преимуществом такого подхода к родам,
необходимость предродовой подготовки и индивидуальной заботы о женщине уже не
отвергалась. Я видел также быстро улучшающуюся ситуацию в Германии, в Италии,
во Франции, в Скандинавии, в Испании, в Португалии и во многих странах Южной
Америки.

Мне повезло, так как удалось побеседовать со многими врачами крупных
роддомов. Особенно мне запомнился медперсонал одного из роддомов, у которого
были сложности в проведении естественных родов, связанные с загрязнением
окружающей среды, но сами они старались следовать законам природы, насколько
это было возможно при данных обстоятельствах. Меня проводили в палату и
представили женщинам, у которых только что родились дети. Те приветствовали
меня, как старого друга и рассказывали, не стесняясь, о всех деталях родов.
Мы с женой пришли к единодушному мнению, что такие вещи не забываются.

Одно из наиболее теплых воспоминаний - поездка в Сиэтл. Это было что-то
необычное. Мы ехали в последнем вагоне поезда, поэтому, идя за тележкой с
багажом по направлению к станции, тоже были последними. Перрон был
нескончаемо длинным. Пройдя сотню ярдов, мы увидели в конце платформы большую
группу детей и несколько взрослых, и решили, что это выезд на пикник. К
нашему удивлению, от этой группы отделилась женщина, подошла к нам и
протянула в приветствии руку. Она была матерью четырех детей. Другие женщины
были также матерями присутствующей ребятни.

Две самые маленькие девочки несли плакат, на котором говорилось: "Добро
пожаловать в Сиэтл!", в нижней части плаката красовалось мое имя. Когда мы с
женой подошли поближе, дети выстроились в ряд и начали скандировать: "Мы дети
Рида!" Я не нашелся, что ответить, лишь улыбка расползлась по моему лицу. К
моей жене подошли две очаровательные девочки и преподнесли великолепнейший
букет цветов. Затем мы собрались в круг и обменялись улыбками. Я сказал, что
это самая трогательная встреча в моей жизни.

Оказавшись в Далласе, мы посетили большой универмаг Неймана Маркуса. Хотя я
оценил те красивые и элегантные вещи, что там были представлены, но в голове
моей постоянно билась мысль: сколько же мне надо работать, чтобы купить жене
те вещи, которые, я видел, ей очень понравились.

Время в Далласе пролетело быстро. Когда мы сели в машину, шофер выбросил за
окошко сигару, пахнущую необычайно приятно, и в которой было еще три дюйма
длины, и достал из коробки следующую. Он зажег ее с таким видом, будто бы это
было не удовольствием, а его обязанностью. Во мне опять заговорил англичанин,
и я снова начал подсчитывать, сколько мне стоило бы дома купить вот такую
коробку с пятьюдесятью сигарами. Несмотря на то, что недавно я бросил курить,
а курил я тоже сигары, обычно гаванские, почувствовав запах, столь приятный
для моих ноздрей, я на мгновение даже забылся, затем глубоко вздохнул. Жена
откликнулась: "Не правда ли, они прекрасны?" "Да, действительно", - ответил
я. Но мы имели в виду разные вещи: она - дорогие платья, я - запах сигары!

В Лас Вегасе мы пробыли недолго. Но и этого показалось достаточно, чтобы
утомиться от кричащей декорации и вида людей, часами дергающих ручки игровых
автоматов. Казалось, здесь большим спросом пользуются изображения обнаженного
тела. Открытки, обертки шоколада, книги - на всем этом демонстрировались или
обнаженный мужчина, или обнаженная женщина. Я думаю, ни у кого не вызовет
удивления, что врач, которому уже под семьдесят, без особого энтузиазма
рассматривал подобные картинки. Мы поспешили вернуться в самолет.

Запомнился еще один неприятный эпизод. Наш гид повез нас в горы. Вид вокруг
был прекрасный. На склонах вершин росли деревья, но почему-то совсем без
листьев. Когда мы опустили взор вниз, к подножью гор, то увидели озеро, по
которому вниз по течению медленно двигался сплав деревьев - его ждали на
деревообрабатывающем заводе.

С самого раннего детства срубленное дерево вызывало у меня неприятное
чувство. Возможно, оно произрастало из моего огромного уважения ко всему
живому на Земле. Когда я вижу падающее под ударами топора дерево, у меня
возникает ощущение, что произошло убийство. Мне говорили, что деревьев
вырубается намного больше, чем это требуется для нужд человеческих. Но кого
физиологический баланс организма находится на грани срыва.

Я вспомнил случай, который произошел, когда мы были с женой в Южной Африке.
Мы были в низовье Крокодиловой реки, где скопилось очень много
достопримечательностей. На краю дороги стояли два грузовика. Вдоль нее с
винтовками в руках прогуливались молодые люди в военной форме. С ужасом мы
увидели, что оба грузовика доверху наполнены мертвыми оленями- импала -
маленькими, грациозными созданиями. С краев кузова свисали белые хвостики и
изумительные рога. Для меня это был шок. Мне трудно было понять, как это
можно, убить такое огромное количество животных, чтобы потом содрать с них
шкуру и засолить мясо. Да, я понимаю, что для того, чтобы выжить в этом мире,
приходится жертвовать жизнями других живых существ. Но мы должны быть очень
осторожными, чтобы не прервать нашей связи с природой, чтобы не разрушить
прекрасное.

Во время одной из моих лекций меня попросили рассказать о моих поездках по
Южной Африке, об обычаях племен, об особенности родов местных женщин, о том,
как живут там, где еще не ступала нога белого человека. Я сделал краткий
обзор всего того, что мне удалось узнать в Африке, насколько это было
возможно, так как оказалось очень сложно суммировать, информацию, которую мы
получили, посетив около двухсот племен. Я пытался разъяснить, какие
наблюдаются различия в родах у африканских женщин, причинами которых были
религиозные обряды и другие социальные обычаи. Согласно языческой вере, роды
- это величайший подарок женщине, это самое счастливое событие в ее жизни.

Я обратил внимание, что не вспоминаю о тех двух-четырех процентах
патологических случаев, когда африканские женщины умирают, несмотря на то,
что их доставляют в больницы, организованные европейцами в несколько сотен
миль от племени в джунглях. Я предпочитал рассказывать о нормально прошедших
естественных родах. Причина этого в тем, что, действительно, когда мне
представилась возможность сопоставить все, что было связано с родами у белых
и черных женщин, я не раз и не два становился свидетелем родов, которые
блестяще иллюстрировали действия естественного закона воспроизводства. Я
очень удивился, когда, выслушав мои восторженные речи, в зале встал человек и
со злобой посмотрел на меня. Признаюсь, это была нетипичная ситуация для моих
выступлений в Америке. Он заявил, что я не имею права ни в чем сравнивать их,
белых американцев, с "богопроклятыми дикарями". "Мы - не животные", - заявил
он.

Надо сказать, это заявление очень спорно. Какого уровня развития ни достиг бы
человек, он все равно остается животным. И какого бы цвета он ни был, его
первые биологические задачи - это воспроизведение и выживание. Со своей
стороны, я могу уверенно сказать, что я не вижу никаких принципиальных
различий в том, как размножается человек в зависимости от цвета кожи, какой
бы она ни была - красной, черной, коричневой, белой, желтой или американской.

Замечание врача, честно говоря, удивило меня потому, что до приезда в Америку
я не слышал, чтобы кто-нибудь осмеливался высказывать подобные мнения
публично. Я раньше как-то серьезно и не воспринимал такие точки зрения, так
как считал их абсурдными и не стоящими внимания.

Я ответил: "Вы ставите меня в невыгодное положение, сэр. О, поверьте, я
никогда не решился бы сравнить своих гостеприимных хозяев с животными, с
"богопроклятыми" дикарями, но поверьте мне, в своем продолжительном
путешествии по Африке я не встречал таких - "богопроклятых", так же, как и не
встречал людей, которые не были бы животными. Я сомневаюсь, что подобные
существа встречаются даже в племенах, наиболее рьяно исповедующих язычество.
Я знаю только черных, проклятых белыми людьми, но никак не Богом. Возможно,
вы их имеете в виду? О, тогда я согласен с вами. Жизнь африканцев несравнима
с нашей в той же степени, как моя жизнь с вашей - в особенности, если вы, в
отличие от меня, не считаете себя животным".

Самые радостные моменты во время нашей продолжительной поездки по Африке были
те, когда после дискуссий или посещений больницу нас появлялась возможность
посидеть с коллегами за чашечкой чая или бокалом вина, ведя неспешный
разговор. В наших спорах не было грубости, не было насмешек, мы обсуждали
взаимоинтересующие проблемы, возражая или соглашаясь. У меня до сих пор в
памяти эти беседы, давшие нам возможность обменяться мнениями, выразить свои
идеи.

Я думаю, любой английский врач, если ему доведется побывать в Америке, будет
потрясен роскошью и великолепием современных больниц. Больше всего меня
поразило то, как много заботы и внимания уделяют тут каждому пациенту,
стараясь обеспечить ему наибольший комфорт пребывания в больнице. Обеспечение
питанием, можно без преувеличения сказать, было там на уровне гостиниц
первого класса. У меня возникло сложное чувство, меня охватил стыд за наши
английские больницы и одновременно не мог не пожалеть своих
соотечественников, у которых было достаточно денег, чтобы возвести вот такие
же прекрасные здания с таким же великолепным оснащением.

Но с другой стороны, я заметил, что английские женщины более приспособлены к
жизни, чем американки, в особенности в отношении родов. В одном роддоме меня
привели в комнату на двадцать коек, названную палатой для выздоравливающих.
Там находились женщины, уже родившие детей, которые приходили в себя после
медицинского вмешательства. При палате был многочисленный обслуживающий
персонал, заботящийся об этих женщинах. Мне показалось неестественным наличие
такого количества медсестер. Я поинтересовался, от чего же такого страшного
приходят в себя эти женщины? Была ли необходимость в таком количестве
помощников? На мой взгляд, конечно же, нет. В других странах окружают такой
опекой только в крайне редких сложных случаях.

Я заметил, что над каждой кроватью был кран для подачи кислорода, этот газ
был доступен для каждой женщины - ну, как газ для ее домашней плиты. Меня
подвели к стенду, на котором стояли резервуары с кровью с учетом групп всех
пациенток. Я был очень удивлен, услышав цифру проведенных переливаний крови.
Я знаю, что вопрос: переливать или не переливать кровь в большей степени
зависит от традиций в роддомах и от мнения конкретных клинических ассистентов
при родах.

Затем мы направились в специальную палату для новорожденных. Младенцы после
родов немедленно помещались на час в кислородную камеру, вне зависимости от
того, проводилось ли при родах медицинское вмешательство или нет. Благодаря
администрации больницы первый свой час вне утробы матери абсолютно здоровые
младенцы должны были проводить в кислородных ящиках. Им не позволялось
находиться в надежных руках матери, рядом с ее теплым телом. Они помещались в
неестественную атмосферу (40% кислорода, 75-80 градусов по Фаренгейту,
приблизительно 70% влажности). Можно представить, какой это было
психологической поддержкой при вступлении в новую жизнь! Я поинтересовался,
почему в этом роддоме считают, что лежать под колпаком в атмосфере,
содержащей более высокий процент кислорода, для младенца полезнее, чем
находиться в руках матери - в тепле и уюте? Неужели это считается более
естественным продолжением жизни в утробе?

Затем мы зашли в комнату, расположенную рядом с палатой новорожденных. Честно
признаюсь, поначалу я не понял назначения этой комнаты. Мне тут же объяснили,
что это Банк молока, куда приходили педиатры, чтобы выписать рецепт молочной
смеси для младенцев, матери которых не хотели кормить грудью. Я подумал, что
это гениальное решение, которое особенно было бы уместным, если бы женщины
вообще рождались без молочных желез.

Мне также рассказали, как происходит прием женщины в роддом. Ее помещали в
родовую палату и начинали готовить к родам: делали клизму, брили, мыли и
потом делали инъекцию. На мой вопрос мне ответили, что это инъекция,
проводящаяся дежурным порядком каждой женщине, поступающей в роддом. Обычно
роженицы находились во взвинченном состоянии, и им вводили успокаивающее
средство. В родовой палате постоянно присутствовала медсестра, которая
следила, как продвигаются дела у роженицы. Медсестра снабжалась инструкцией,
что лучше всего не отвечать ни на какие вопросы пациенток, а просто просить
их успокоиться. Роженице давали лекарства. Обычно это была инъекция атропина
и 100-150 мг демерола в тот стрессовый момент, когда шейка матки расширялась
в три-пять раз. Некоторые врачи предпочитали давать демерол и гиацин, иногда
с дозой нембутола. Интересно, что если роженица не хотела делать инъекцию, то
ее не заставляли, но, тем не менее, давали понять, что это было бы
нежелательно, даже в том случае, если пациентка не испытывала острой боли.

Вся сложность ситуации была в том, что если женщине давали 100-150 мг
демерола, ее реакция становилась замедленной, это снижало ее активную
деятельность, а что еще хуже, усиливало негативное эмоциональное отношение к
родам. Если ей давали гиацин, то, несомненно, чувство реальности
происходящего у пациентки пропадало - частично или даже полностью.

Когда мы проходили мимо родовой палаты, я услышал женский крик. Как хорошо он
был мне знаком! Он означал, что женщина очень напугана, что ей больно, что
она пытается хоть как-то облегчить свое состояние. У меня промелькнула мысль,
почему никто ей не подскажет, что не стоит самой себе делать роды более
болезненными? Почему ее не научат правильно дышать? Подобные мысли всегда
появляются у меня в голове, когда я вижу роженицу, утомленную уже на первых
стадиях родов. Но тут же я вспоминал, что эти женщины уже мало что понимали в
том, что происходит, так как им уже ввели седативные средства.

Мы направились в наиболее безупречную по чистоте комнату, где, как мне
сказали, переодевались в стерильную одежду акушерки, присутствующие при
родах. Рядом было помещение, в котором медсестры отдыхали & ожидании, когда
появится ребенок. В нем располагались прекрасная ванна, отделанная плиткой,
душ, шкаф и буфет.

Затем мне показали огромный шкаф с бесчисленным количеством инструментов в
стеклянных коробках. Здесь же хранился запас лекарств в ампулах, бутылках,
контрольных пробирках и других таинственных коробках - все готовое к
немедленному употреблению при возникновении необходимости. Здесь были шприцы
и иглы всех видов, аналгетики и анестетики - для гипосенсибилизации женщин и
для всего прочего. Одни отключали ее сознание, другие лишали свободы
действий. Кажется все было продумано т