ется в трагедии тема несправедливости.
     Теперь Лир  понял,  что  он  принял  позолоту  за  драгоценный  металл.
Истинная  цена  лакомству и нарядному платью оказалась ничтожной, но Лир еще
не узнал цену соли.
     Король из сказки понял стоимость  соли,  когда  он  испытал  нужду,  и,
страдая от голода, был вынужден попробовать пищу бедняков.
     Лир  лишился власти, любви детей, пристанища, - уже не было и крыши над
головой, чтобы укрыться от непогоды. Он очутился в  таком  же  положении,  в
каком находились самые нищие подданные его государства.
     И  тогда перед королем, оказавшимся на самом низу жизни, появился образ
иной  несправедливости.  Лишенный  всего,  изнемогающий  от   .усталости   и
отчаяния,  он впервые ощутил тяжесть своего положения, теперь такого же, как
положение множества других людей, испытывающих в жизни то же, что испытывает
он.
     От своего - близкого мысли Лира перешли к дальнему - общему.
     Глаза Лира остановились на шуте; теперь клоун - не  предмет  забавы,  а
человек,  ничем  не  отличающийся  от  него - короля, чувствующий то же, что
чувствует он. Лир уже понимал меру того, что испытал этот человек.
     Когда Кент предложил укрыться от непогоды в  шалаше,  король  пропустил
вперед шута:

     Иди вперед, дружок. Ты нищ, без крова.

     Все  глубже проникала мысль. Отчетливее отражалась в сознании жизнь. Не
только Лир и не только  шут  влачили  жалкое  существование.  Тысячи  картин
несчастья  предстали  перед  Лиром. Оборванная, голодная, униженная возникла
перед ним его страна. Падая от усталости, изнемогая  от  лишений,  проходили
перед ним его подданные.
     Реальный  мир  ворвался  в  малый  мир человека, заполнил каждую клетку
сознания.    Рассеялась    младенческая    гармония.    Сознание    отразило
действительность: мир дисгармонии, мир горя.
     Уже  позабыты  и  оскорбленное самолюбие отца, и уязвленная королевская
гордость.  Действие  происходит  теперь  в  семье  всего  человечества,   на
безграничных   пространствах   истории.   Огромная,   непереносимо  жестокая
предстала  перед  Лиром  несправедливость.  Она  поднялась  во   весь   свой
исполинский рост, покрыла тенью все новые явления.
     Несправедливость детей оказалась только малой частью этого понятия. Лир
осознал основу всех отношений - социальную несправедливость.
     Он увидел "истинный возраст и сложение века".
     В момент величайшего горя он думал уже не о себе, но о других.

     Бездомные, нагие горемыки,
     Где вы сейчас? Чем отразите вы
     Удары этой лютой непогоды
     В лохмотьях, с непокрытой головой
     И тощим брюхом? Как я мало думал
     Об этом прежде!..

     Нет  права, закона, морали - эти понятия поддельные, они служат тому, у
кого бархатная мантия на плечах. Лир -  некогда  верховный  блюститель  этих
понятий  - издевается над каждым из них. Король говорит о природе власти, он
поворачивает это понятие так, чтобы была видна каждая его грань.
     Вот государственное право в королевстве. Смотрите, что такое это право:
     - Видишь, как судья издевается над жалким  воришкой?  Сейчас  я  покажу
тебе  фокус.  Я  все  перемешаю.  Раз, два, три. Угадай теперь, где вор, где
судья.
     Вор и судья неотличимы друг от друга.
     Пес рвется с цепи, бросается на плохо одетого человека, хочет  искусать
нищего.  Бродяга  удирает  от  свирепого  зверя. Пес превращается для Лира в
символ.
     - Заметь, - говорит король Глостеру, - это символ власти.  Она  требует
повиновения. Пес этот изображает должностное лицо па служебном посту.
     Слово "закон" особенно лживо. Законодатель разговаривает с исполнителем
закона:

     Ты уличную женщину плетьми
     Зачем сечешь, заплечный мастер подлый?
     Ты б лучше сам хлестал себя кнутом
     За то, что втайне хочешь согрешить с ней.

     Мораль - служанка тех, у кого па плечах мантия.
     Прелюбодейство? Это не проступок. Лир прощает прелюбодеев, - царю нужны
солдаты.
     Картины, одна яснее другой, отражали происходящее в государстве. Больше
ничто не отделяло Лира от жизни. Ни стены, ни охрана, ни лесть. Он не только
смог увидеть  реальность  с  удобной  точки  наблюдения, но и сам оказался в
центре событий. С самой высокой ступеньки он спустился на самую низкую.  Его
ноги стояли теперь на земле.
     Лир узнал цену соли.
     Он  узнал ее не тогда, когда голод вынудил его попробовать непосоленное
кушанье. Иным путем он узнал эту цену. Он узнал ее потому,  что  узнал  вкус
слез.  Теперь ему уже знаком соленый вкус горя, и не только собственного, но
и горя всех тех, о существовании кого он раньше не задумывался.
     В жизни почти всех героев Шекспира есть минута,  когда  каждый  из  них
начинает  осознавать,  что  страдания,  которые  он  испытывает,  вызваны не
отдельным злым человеком и не стечением обстоятельств, но другими причинами,
чем-то иным, таящимся в самой основе жизни, что зло,  причиненное  человеку,
только  часть  огромного,  распространяющегося  на  большинство  людей  зла,
причины которого скрыты в глубине общественных отношений. Тогда,  начиная  с
этой  минуты,  появляется  в жизни героя новая страсть. Все происходившее до
этого, все  мучительные  мысли  и  вспышки  чувств  -  только  подготовка  к
зарождению   страсти.  И  оскорбленная  доверчивость  Отелло,  и  потрясение
Гамлета, узнавшего об убийстве отца, и отчаяние Лира, понявшего  ошибочность
своего  отношения  к  дочери,  -  лишь  начало,  первые шаги, делаемые этими
героями на пути, открывающемся перед ними.
     Единственная страсть теперь владеет ими. Одна и та же, общая для  всех,
сжигающая своим огнем. Это - страсть познания. Стремление к отысканию смысла
происходящего.   Человек   начинает   думать  не  только  о  себе,  но  и  о
человечестве.  Перед  ним  не  злодей,  но  общественное  зло.  С   ним   не
расправишься ударом шпаги. Клавдий умрет, но смерть его не восстановит связи
времен,  смерть  преступника  не  уничтожает  общественной несправедливости.
Несправедливость  не  прекратится,  когда  уведут  на  страшные  пытки  Яго,
Дездемону  не  воскресить, не воскресить веру в то, что может существовать в
реальности чувство, подобное любви Ромео и Джульетты, Отелло и Дездемоны.
     Страданий Лира не смогли бы исцелить казнь дочерей, возвращение короны.
Страсть, охватившая все  его  существо,  требует  иного  удовлетворения.  Он
должен  увидеть,  узнать  то,  что было скрыто от него, - постигнуть причины
несправедливости. Слепота длилась слишком долго. Наступило прозрение.
     На мгновение ярчайший свет  озаряет  жизнь.  Становятся  видны  глубины
пропастей  и  дальние  горизонты.  Свет  настолько  ярок,  что  каждая новая
картина, возникающая в сознании, вызывает боль.  Картины  сменяются  со  все
возрастающей быстротой, новые формы несправедливости открываются в жизни.
     Лир  вкладывает в постижение реальности такую силу страсти, что мозг не
в состоянии выдержать стремительности напора мыслей, они ранят, колют, жгут,
страдание становится  непереносимым.  Боль  пронизывает  все  существо.  Лир
восклицает: "Я ранен в мозг!"
     Проснувшись  в  палатке  Корделии,  он  умоляет  не будить его; если он
очнется от сна, то вновь окажется привязанным  к  "огненному  колесу".  Кент
никому  не  позволяет  обратиться  к  умирающему,  слова возвратят старика к
реальности. А только бессердечный пожелает вернуть Лира на "дыбу жизни".
     Метафоры пыток и мучений проходят сквозь трагедию. Жизнь - дыба, и  вот
на эту дыбу вздернут тот, кто некогда повелевал.
     Человеческое  сердце  не  может  вместить  горя  человечества.  Но  оно
отвечает - этот маленький комок в груди - каждым трепетным ударом  на  боль,
испытываемую  множеством  людей,  о существовании которых раньше не думал их
властитель.
     Так появляется ощущение  слитности  человека  и  человечества.  Чувство
связи своего горя с горем миллионов людей.
     Теперь это чувствует Лир. Он увидел истинную картину жизни. Он сходит с
ума и становится мудрецом.

МАТУШКА ГЛУПОСТЬ
     Совершенные  произведения искусства заключали в себе образы, выражавшие
сущность наиболее устойчивых общественных противоречий. Эпохи  меняли  формы
этих противоречий, но суть их оставалась неразрешенной. Поэзия создавала как
бы сгусток этой сути - поэтическую идею.
     Образы-идеи перерастали век, новая эпоха узнавала в них и свое время.
     В  поэме Гоголя само сочетание слов "мертвые души" являлось поэтической
идеей, обладающей возможностью огромных обобщений,  охватывающих  не  только
крепостничество   николаевской   эпохи,   но   и   весь   мир   хищнического
приобретательства, всегда враждебный развитию  человечества  -  миру  "живых
душ".
     Поэтическая  идея,  обобщающая  важнейшую часть происходящего, есть и в
"Короле  Лире".  Шекспир  увидел  действительность  как  царство  обмана   и
подделки.  Общественные  отношения  воспринимались  им  как  бесчеловечные и
безумные.
     Каким же путем эти  отношения  существовали  и  даже  обладали  видимой
крепостью?
     Очевидно,  человечными  и  разумными  они могли казаться лишь невидящим
глазам и затемненному рассудку. Эта мысль, а вместе  с  ней  и  сравнение  -
истоки поэтической идеи. Попробуем проследить ее возникновение и развитие.
     В  начале  пьесы  на  сцене  государственные деятели, советники короля,
приближенные к трону, но никто из них, умных и опытных людей, не.  понимает,
что  раздел  государства  повлечет  за  собой гибель старого короля и распад
страны. Этого не понимали ни Кент, ни Глостер, ни сам король.
     И все же существовал человек, который все предвидел. Он понимал все то,
чего не могли понять наиболее мудрые люди.
     Единственный разумный человек - дурак, шут. Это он сразу же,  в  первых
своих словах, предсказал будущее.
     Королю  Британии  восемьдесят  лет.  Однако  опыт  привел  его  лишь  к
наивности. Все, что он совершил в здравом уме, - безумно. Проклятие Корделии
и изгнание Кента-поступки безумца. Но Лир совершил их, будучи  в  нормальном
состоянии.  Король  ошибался  во всем: не разбирался в своих детях, ему была
неизвестна жизнь его страны.
     Но стоило только Лиру потерять рассудок,  он  начал  понимать  истинный
смысл  происходящего.  Дурак  был  единственным  умным.  Разумный  человек -
безумцем. Умалишенный стал мудрецом.
     Эти контрасты обладали глубочайшим смыслом. Поэтическая  идея,  выражая
собой  оценку  происходящего  в  реальном  мире,  доводила до абсурда основы
государственной системы, показывала неразумность общественных отношений.
     Каким же путем можно было об этом говорить и кто  обладал  возможностью
высказать подобные мысли, не поплатившись головой?
     Такую  привилегию  имел  только  один  человек.  Единственный человек в
государстве обладал правом так говорить - шут. Он был общепризнанным дураком
и мог безнаказанно говорить правду. Это было его единственным правом.
     О возможности стать таким человеком мечтал меланхолик Жак  в  "Как  вам
это понравится":

     Попробуйте напялить на меня
     Костюм шута, позвольте мне свободно
     Все говорить, и я ручаюсь вам,
     Что вычищу совсем желудок грязный
     Испорченного мира...
     ( Перевод П. Вейнберга.)

     С   древности  народ  привык,  что  тот,  кого  считали  самым  глупым,
высказывал разумные мысли. Бесправный шут стал обличителем. Дурацкая  потеха
нередко превращалась в осмеяние всего, что велено чтить.
     В  недрах  средневековья  возникла  аллегория  правящей  миром  матушки
Глупости. Она  накрывала  своим  дурацким  колпаком  князей,  пап,  рыцарей.
Сочинители  мятежных  шуток  проповедовали,  что  в важных речах слышен звон
скоморошьих бубенчиков, а из-под роскошных головных  уборов  торчат  ослиные
уши.
     В  церквах  устраивались  праздники  дураков:  в  храм  тащили  ослицу,
избирали дурацкого епископа, кадили вонючим дымом и обращали богослужение  в
шутовство.
     История  театра сохранила приказ французского короля заковать в кандалы
и отправить в тюрьму базошских клерков, изображавших, как  дурацкая  Матушка
управляла королевским двором, грабила и унижала народ.
     Повсюду  возникали  шутовские  объединения  - "цехи дураков", "дурацкие
ордена".
     В конце пятнадцатого века вышел на  немецком  языке  "Корабль  дураков"
Себастиана Бранта. В книге описывалось, как собрались со всего света глупцы,
чтобы  отплыть  в Наррагонию - страну дураков: модники, доктора, взяточники,
педанты, астрологи, шулера. На обложке был изображен набитый людьми корабль,
плывущий по морю. Над головами мореплавателей  развевался  флаг  с  дурацкой
головой в скоморошьей шапке.
     Что же вызвало это царство ослиных ушей? Корысть, заставляющая человека
забывать об общем благе. Отныне миром правил господин Пфенниг.
     Уже  не  средневековая  догма  "первородного  греха" объясняла уродство
жизни, а разум подвергал своему суду общественный порядок.
     В шестнадцатом веке количество книг, посвященных прославлению глупости,
увеличилось.  На  кафедру  взошла  сама  дурацкая  Матушка  и  объявила   во
всеуслышание:  "Глупость  создает государство, поддерживает власть, религию,
управление и суд. Да и что такое  вся  жизнь  человеческая,  как  не  забава
Глупости".  Это  было  "Похвальное  слово  глупости" Эразма Роттердамского -
боевая  книга  гуманизма.  Мысль  была  высказана  без  прикрытия.  Со  всей
убедительностью доказывалось: современное общественное устройство существует
лишь  оттого,  что,  очевидно,  большинство  людей - глупцы, не видящие сути
государственных учреждений, являющихся в своей  основе  издевательством  над
здравым  смыслом. Если все это продолжает существовать, значит, миром правит
глупость.
     Рабле писал: "В этом мире все  шиворот-навыворот.  Мы  поручаем  охрану
наших  душ  богословам,  которые  - по большей части - еретики, тела вручаем
лекарям, которые ненавидят лекарства и никогда их  не  принимают,  имущество
наше  мы  поручаем  адвокатам,  которые  друг  с  другом  никогда  не  ведут
процессов".
     Глупость и безумие - вот основы общества.
     "Глупость, как солнце, бродит вокруг света и светит повсюду", - говорит
шут в "Двенадцатой ночи".
     Под солнцем глупости все развивается шиворот-навыворот. Весь мир  ходит
пока  на  руках, головой вниз. В "Короле Лире" об этом поет шут, его куплеты
являются своеобразным  комическим  отзвуком  трагических  картин  шестьдесят
шестого сонета.
     Менее всего эти шутки - игра в веселые нелепицы. Сила подобных острот и
каламбуров,  вставленных в наиболее драматические места пьесы, заключалась в
том, что все последствия жизни "вниз головой" показывались в сценах,  полных
боли и гнева.
     Образ  мудрой  глупости был подкреплен другим, уточняющим его, - слепым
зрением.
     Лишившись глаз, Глостер говорит, что ему не нужно зрения:

     Я оступился, когда был зряч.

     У него были  ошибочные  представления  о  своих  сыновьях,  о  делах  в
государстве.   Дальнейшие   события   заставили  его  понять  ложность  этих
представлений, у него стали иные, правильные оценки всего  происходящего.  В
подобных случаях говорят: человек прозрел. Но если только теперь он прозрел,
следовательно,  раньше он был слеп. Поэтическая идея несоответствия зрения и
видения проходит сквозь все развитие образа Глостера. Советник Лира  обладал
здоровыми  глазами,  но  он ничего не видел. Сравнение с поступками слепого,
применимо ко всем его действиям. Он слепо доверял Эдмунду, слепо повиновался
герцогу Корнуэльскому, он смотрел, глядел, рассматривал, но ничего не видел.
     Он увидел только тогда, когда потерял зрение.
     Его ослепили, и он прозрел. Страдание помогло ему понять мир.
     Высшая точка поэтической идеи Шекспира высказана Глостером:

     В наш век слепцам безумцы вожаки.

     Сумасшедшие властвуют, а те, кто им  добровольно  подчиняется,  слепые,
если  они  не видят общественного безумия. Положение подтверждено множеством
уточняющих  его  контрастов,  в  которых  закон,  мораль,   право   показаны
существующими "шиворот-навыворот", "вверх ногами".
     Буря  вихрем  перевернула  привычные  понятия  и положения. Король стал
нищим, шут - мудрецом, слепой увидел мир, умный  залепетал  как  помешанный,
умалишенный оказался философом.
     "Дания-тюрьма",-утверждал Гамлет; это утверждение относится не только к
Дании короля Клавдия, но и ко всем местам, где происходит действие трагедий.
Жить в  государстве-тюрьме  величайшее  несчастье  для человека, но если это
истинное  положение,  то,  быть  может,  счастье  следует  искать   в   доме
заключения?
     Лир  умоляет  скорее заточить его и Корделию, он рисует жизнь в тюрьме,
как радостный праздник:

     Пускай нас отведут скорей в темницу.
     Там мы, как птицы в клетке, будем петь.

     В царстве госпожи Жадности тюрьма вовсе не худшее место  для  человека.
За  запорами  и  решетками  человек  лишен  свободы не более, нежели в своей
повседневной жизни, где свобода его существования - мнимая и  господствующая
несправедливость все равно сковывает его лучшие стремления, чувства и мысли.

     Три  различных  образа, каждый по-своему, связаны с темой хаоса. Иногда
эти три характера образуют единый ансамбль, они становятся связанными друг с
другом: мысли их сосредоточены на одном и том же, они как бы дополняют  один
другого,  у  всех  троих,  при  всем  их  различии,  появляется  и некоторое
внутреннее сходство.
     Это  -  Лир,  шут  и  Эдгар.  Каждый  из  них  выражает  тему   безумия
по-особенному.
     Безумие Лира - подлинная болезнь.
     Представляется  помешанным,  чтобы спрятаться от преследования, Эдгар -
это изображение безумия.
     Играет роль дурачка, чтобы при помощи такой маски увеселять, шут -  это
форма юмора.
     Все трое говорят нелепицы, но стоит вдуматься в кажущийся бессмысленным
набор  слов,  и  во  всем  отыскивается  значение.  Все  трое  -  мыслители.
Взаимосвязь их сложна.
     Нелегко определить отношения между Лиром и шутом, не  только  жизненную
связь двух людей, но и соотношение поэтических образов.
     Черты  характера  шута  -  свойства  человека,  выработанные  реальными
обстоятельствами, - увидеть нетрудно. Можно восстановить биографию,  понять,
что  происходило  с  ним еще до его первого появления на сцене. Вероятно, он
был дворовым человеком, обязанным изо дня в день увеселять хозяина.  Он  был
обязан  вызывать  улыбку на лице Лира, рассеивать печальные мысли. Привычной
забавой был разговор шутов со своими властителями будто с приятелями, даже с
некоторым оттенком пренебрежения. Самое забавное шутовство,  которое  только
могли  себе  представить  монархи.  Они  от души смеялись, а шуты промышляли
такой потехой.
     Особенно усовершенствовал этот  прием  шекспировский  шут.  Так  они  и
привыкли  разговаривать  друг  с другом, как равные: самый сильный человек в
государстве и самый ничтожный. Но шут был человеком умным  и  смотревшим  на
жизнь  не только сквозь бойницы королевского замка, он видел, этот ничтожный
человек, многое, о чем не имел представления самый сильный.  В  бессмыслице,
которой  увеселял шут, появились крупицы мудрости. Шут был взят из дворни, и
мудрость его была горькой мудростью нищего народа.
     В сюжет "Короля Лира" вошел старинный народный образ мнимого дурачка, а
на самом деле - умного и прозорливого человека.
     События осложняли поведение шута. Вместо дворцовых залов он оказался  в
степи; его некогда могущественный хозяин - теперь нищий изгнанник. Но это не
изменило  отношения шута к Лиру: он был искренне привязан к нему и, несмотря
на все перемены в жизни старого короля, продолжал так же честно служить ему.
Он пытался продолжать исполнять свои обязанности, а служить для него значило
увеселять. Но выбитый из привычной жизни, измученный лишениями, он шутил уже
по-новому: улыбка незаметно для него становилась  гримасой  скорби,  веселье
пропиталось