о старости лет хочет устраниться  от  дел  и  разделить  королевство  между
дочерьми. Для того же, чтобы знать, сколько дать какой дочери, он объявляет,
что  той из дочерей, которая скажет ему, что она любит его больше других, он
даст большую часть. Старшая  дочь,  Гонерила,  говорит,  что  нет  слов  для
выражения  ее  любви, что она любит отца больше зрения, больше пространства,
больше свободы, любит так, что это мешает ей дышать. Король Лир тотчас же по
карте отделяет этой дочери ее часть  с  полями,  лесами,  реками,  лугами  и
спрашивает  вторую  дочь.  Вторая дочь, Регана, говорит, что ее сестра верно
выразила ее чувства, но недостаточно. Она, Регана, любит отца так,  что  все
ей  противно,  кроме  его  любви.  Король награждает и эту дочь и спрашивает
меньшую, любимую... Корделия... как будто нарочно,  чтобы  рассердить  отца,
говорит, что, хотя она и любит, и почитает отца, и благодарна ему, она, если
выйдет замуж, то не вся ее любовь будет принадлежать отцу, но будет любить и
мужа.
     Услыхав  эти  слова,  король  выходит  из  себя  и тотчас же проклинает
любимую дочь самыми страшными и странными проклятиями..."
     На первый взгляд изложение беспристрастно, однако это не так.  В  самом
способе  рассказа,  в  его, казалось бы, подробности и отчетливости заключен
художественный прием сатирического характера, обычный для Толстого. Подобным
же образом осмеяно богослужение в "Воскресении" или опера в "Войне и мире":
     "На сцене  были  ровные  доски  посередине,  с  боков  стояли  крашеные
картины,  изображающие  деревья,  позади было протянуто полотно на досках. В
середине сцены сидели девицы в красных корсажах и белых юбках.  Одна,  очень
толстая,  в  шелковом  белом  платье,  сидела  особо  на низкой скамеечке, к
которой был приклеен сзади зеленый картон. Все они пели  что-то.  Когда  они
кончили  свою  песню,  девица  в  белом  подошла  к будочке суфлера, и к ней
подошел мужчина в шелковых в обтяжку панталонах на толстых ногах, с пером  и
кинжалом и стал петь и разводить руками".
     Сатирическая  цель  очевидна,  и мысль выражена ясно: только в обществе
тунеядцев подобное искусство может считаться нужным людям,  на  деле  -  это
даже  не  искусство,  а какое-то бессмысленное зрелище. В этом и заключается
прием, с помощью которого пародируется все  происходившее  на  сцене.  Автор
тщательно перечисляет материалы, из которых изготовлены костюмы и декорации,
внешность и жесты актеров. Забывает он только музыку. Но именно она - основа
этого рода искусства, дающая всему смысл и жизнь.
     Стоило  только  заткнуть  уши,  певцы и танцоры сразу же превратились в
ряженых бездельников, глупо раскрывающих рты, разводящих почему-то руками  и
бессмысленно  перебирающих  ногами.  Искусство  исчезло  -  остался крашеный
картон, толстая девица, мужчина в нелепой шляпе с пером и будочка суфлера.
     Так же поступил Толстой, пересказывая "Короля Лира".  Языком  описи  он
перечислил  метафоры  и  гиперболы;  подробно  изложив  внешнее действие, он
пропустил все, дающее смысл сцене; исчезли мысли и чувства  людей,  остались
лишь  слова и события. Слова поэзии, пересказанные прозой, потеряли смысл, а
событие стало происшествием, и притом неправдоподобным.
     Писатель, прекрасно понимающий музыку,  прикидывался  глухим,  лишь  бы
доказать,  что  искусство,  лишенное  религиозно-нравственной идеи, не нужно
людям. В период страстного увлечения этой идеей Толстой сравнивал  человека,
сочиняющего стихи, с пахарем, который решил бы идти за сохой, пританцовывая.
В  ту пору поэзия представлялась писателю лишь безнравственным баловством. С
таких же позиций было изложено и  содержание  "Короля  Лира".  За  пределами
изложения оказалась поэзия. Остались лишь ужимки танцора, пробующего пахать.
     Изъявление  любви  к  отцу  не  должно было определить меру наследства,
отданного каждой из дочерей. Шекспир не скупится  на  подробности,  лишь  бы
пояснить:  раздел  владений  уже  закончен  и  сделано это задолго до начала
дворцового торжества.  Сцена  с  наследницами  -  заключительная  церемония.
Глостер, встретивший Кента, идущего на торжества, говорит ему:
     - Части  так  выравнены,  что  при  самом  внимательном  разборе нельзя
сказать, какая лучше.
     Хотя Лир и предлагает Корделии так рассказать о своей любви,  чтобы  ее
слова побудили его наградить любимую дочь "долей обширнее, чем сестрины", но
обращение  это  нельзя  понимать  буквально; известно, что две из частей уже
отданы старшим  наследницам,  каким  же  образом  ответ  Корделии  может  ей
доставить лучшую долю?..
     Раздел  определился не ответами наследниц, а соображениями совсем иного
порядка. В начале церемонии Лир обращается не к дочерям, а к их мужьям:

     Сын Корнуэль наш и ты, любимый столь же
     Сын Ольбани, сейчас мы огласим,
     Что мы даем за дочерьми, чтоб ныне
     Предупредить об этом всякий спор.
     (Стихотворные цитаты из "Короля Лира" даются в переводе Б. Пастернака)

     Предотвращение споров,  иначе  говоря,  междоусобной  войны  -  причина
равенства частей наследства: даже склонность к герцогу Альбанскому не влияла
на короля. Заранее известна была и доля Корделии: бургундский жених просит в
приданое лишь то, что ему было обещано, "не больше и не меньше".
     Событие  свершилось. Церемония должна закончиться благодарностью каждой
из наследниц, их слова для Лира  -  исполнение  одного  из  обычаев:  дочери
обязаны  торжественно  говорить о своей любви к отцу, а король, даже ушедший
от власти, не может существовать без свиты в сто рыцарей.
     Но это только частичное значение сцены: для Лира все происходящее полно
величественной поэзии и глубокого смысла. В восемьдесят лет  нет  достаточно
сил,  чтобы  властвовать,  то,  что  он еще до смерти отдал свое государство
наследницам, - мудро и справедливо.  Речи  дочерей  кажутся  ему  не  только
обрядом, но и выражением истинного отношения: слова любви заслужены.
     Гонерилья  охотно  исполняет  обряд;  она исполняет его даже со слишком
большим старанием. Возвышенность тона настолько преувеличена, что сама форма
выдает отсутствие чувства. Обычно так и случается  в  жизни:  громкие  слова
чаще всего выражают пустоту, пафос прикрывает равнодушие.
     Все  это  важно  не  только  для  понимания  душевного склада герцогини
Альбанской, а и для  каких-то  сторон  характера  Лира:  тирания  привела  к
слепоте. Грубо позолоченные жестянки всучили ему за чистое золото.
     Отношение к подделке - пробный камень для всех лиц.
     Лир  не  замечает  ничего  странного  в  речах  двух дочерей. Корделия,
действительно любящая отца, понимает, что и от  нее  ждут  слова  в  том  же
стиле.
     Ответ Корделии часто признавался неестественным:

     ...Я вас люблю,
     Как долг велит, не больше и не меньше...

     И  действительно,  если позабыть предшествовавшее, подобное обращение к
отцу не может показаться жизненным. Но это не рассказ о  любви,  а  отповедь
лести, отказ от участия в соревновании. Если в характере Корделии увидеть не
только  искренность,  но  и  упорство,  силу воли, если узнать в ней одну из
шекспировских "воительниц", станет ясным: эти  слова  -  протест.  Величавым
декларациям  младшая  дочь  противопоставляет  нарочито  сухие слова. Она не
только не хочет извлекать выгод из своей любви, но  ей  отвратителен  и  сам
обычай, если его исполнение может быть выражено в такой форме.
     Незначительное  становится  значительным.  Обряд выражает уже не только
форму, а и суть жизненных отношении. Все показанное в трагедии  раньше  было
лишь  обманчивой  внешностью.  Теперь  начинает  выявляться внутренний смысл
происходящего.
     Церемония испытания любви дочерей оборачивается множеством значений.
     Произведения  Шекспира  продолжали  работу  поколений.  Века  взрыхляли
литературную  почву:  сказки,  предания, старинные хроники, пьесы безымянных
сочинителей  -  все  это  заготовило  для  Шекспира  остовы  фабул,  контуры
характеров.  И,  что  было  главным,  донесло  до  него  традицию  народного
искусства. Именно эта  традиция  -  творчество  народа,  выразившее  себя  в
обобщениях  мифов  и сказок - вновь, уже с другим смыслом и иной силой, дала
себя знать в трагедиях.
     Представляется интересным, что, разрабатывая  старые  истории,  Шекспир
обычно  останавливал  внимание на более древних слоях сюжета, нежели на всем
написанном  позже  и,  казалось  бы,  более   близком   к   профессиональной
драматургии.
     Шекспир  подхватывал  не  эстафету  "вечных"  тем,  а  лишь поэтическую
традицию. Он не улучшал сюжеты прошлых пьес, но наполнял их  иным  жизненным
материалом.   Содержание   давала   действительность.   Жизнь  ломала  схемы
представлений с моралью, наполняла новым смыслом наивные легенды.
     Поколения трудились над историей старого  короля  и  его  неблагодарных
дочерей.
     Европейский  фольклор  знает  множество  вариантов  этой фабулы. Народы
любили рассказывать сказку  про  короля,  решившего  испытать  любовь  своих
дочерей.  Он  предложил  каждой  из них рассказать, как она его любит, найти
сравнения для своей любви.  Старшая  сказала,  что  любит  отца,  как  самое
сладкое  лакомство,  средняя  сравнила  свое  чувство  с любовью к красивому
платью. Младшая ответила: как соль. Ответ оскорбил короля; в гневе он изгнал
младшую дочь и  роздал  все  имущество  двум  остальным.  Но  пришло  время,
изгнанный из своего государства, он испытывал страшный голод, и вот принесли
ему  самое простое кушанье, но оно было несоленое, его нельзя было есть. Так
король узнал цену соли.
     Сказка попала на  страницы  летописи.  В  двенадцатом  веке  в  истории
бриттов  Готфрида  Монмутского  появляется  легендарный  Лир  -  сын  короля
Бладуда.  Решив  отдать  власть  своим  трем  дочерям,  Лир  подвергает   их
"испытанию  любви". На этот раз ответы дочерей похожи на слова шекспировских
героинь. Гонерилла говорит, что отец для нее дороже души, Регана  любит  его
больше  всего на свете. Младшая дочь, в свою очередь, задает королю загадку:
"Есть ли такая дочь, которая бы любила отца больше, чем отца?  Я  не  думаю,
чтобы  какая-нибудь  дочь  решилась  утверждать  это  даже в шутку. Я всегда
любила и буду любить тебя как отца. Если  же  ты  хочешь  выпытать  от  меня
больше, то слушай: сколько ты имеешь, столько и стоишь".
     Разгневанный  король  изгоняет  Корделлу, делит государство между двумя
другими дочерьми.  Потеряв  в  дальнейшем  все  владения,  он  убеждается  в
истинности слов младшей дочери: теперь он ничего не имеет и уже никто его не
любит. Он понимает, что любили не его, а его богатство.
     Изгнанный  Гонериллой  и  Реганой,  он  находит  прибежище  у Корделлы,
вышедшей замуж за короля франков. Любовь младшей дочери оказалась подлинной.
     Историки  литературы  насчитывают  более  пятидесяти  обработок   этого
сюжета.  Он  дошел  до Шекспира и в хронике Голиншеда, и в поэмах Хиггенса и
Спенсера. И, наконец, в так называемой "старой пьесе" "Правдивая  история  о
короле Лире и его трех дочерях", представленной в 1594 году в театре "Роза".
     В  этой  пьесе  сказочный  мотив  "испытания  любви" закончил первичное
существование. Это была уже не легенда и  притча,  а  сочинение,  обладающее
жизненным  правдоподобием.  В  особенности это относилось к завязке. Толстой
считал и всю старую пьесу, и в  особенности  ее  первую  сцену,  значительно
более художественной, нежели сочиненную Шекспиром:
     "В  старой  драме  Лир  отказывается от власти потому, что, овдовев, он
думает только о спасении души. Дочерей же он спрашивает об их любви  к  нему
для  того,  чтобы  посредством  придуманной  им  хитрости  удержать на своем
острове любимую меньшую дочь. Старшие две сосватаны,  меньшая  же  не  хочет
выходить, не любя ни одного из близких женихов, которых Лир предлагает ей, и
он боится, чтобы она не вышла за какого-нибудь короля вдали от него".
     Такого  рода  психологическое  оправдание  оказалось ненужным Шекспиру,
противоречащим его замыслу; он не писал образов королей, думающих  только  о
спасении  души;  изменился  и старый мотив: государство было разделено между
наследницами еще до начала "испытания любви".
     Само же "испытание"  было  возвращено  к  сказочной  традиции,  но  ему
отведено другое место и придано иное значение.
     Мысль  об истинной стоимости человека стала смыслом этого мотива. Ответ
младшей дочери из  летописи  Готфрида  Монмутского  -  "сколько  ты  имеешь,
столько  и  стоишь"  -  был  раскрыт в глубочайшем, полном народной мудрости
смысле.
     Что же определяет истинную стоимость человека: то, чем он владеет,  или
то,  что  заключено  в  его  душевных  качествах?  Находится  ли  ценность в
зависимости от его жизненного положения, или он сам по себе, даже не обладая
ничем, является этой ценностью, и каковы взаимоотношения между богатством  и
подлинной стоимостью человека?
     Испытание   меры  истинной  стоимости  дало  внутреннее  движение  всей
трагедии. "Испытание любви" заняло только небольшую часть  этой  трагической
проверки.
     В философии трагедии вновь ожило, но уже совершенно по-иному выраженное
народное  противопоставление  сахара,  красивого  платья  и соли. За героями
показались общественные силы. Что же касается  психологического  оправдания,
то  в  реальной  среде лесть Гонерильи потеряла необычность. Глухота старого
короля к фальши тоже перестала казаться неправдоподобной.
     Объяснение происходящему дала жизнь.
     Исключительное выражало лишь обычное.
     В числе обычного был и расцвет всех видов  лести.  Любое  из  авторских
посвящений,   создававшее   ореол  вокруг  имени  мецената,  в  угодничестве
оставляло  далеко  позади  себя  фантазию  старших   дочерей   Лира.   Подле
повелителя,  не  ограниченного в своей власти, непременно существовали люди,
изо всех сил раболепствующие, готовые обожествить тиранию.  И  почти  всегда
те,  кому  приходилось  все  это выслушивать, выслушивали с удовольствием; и
даже если эти государственные деятели и были людьми умными и опытными, ум  и
опыт  не  мешали им быть глухими к фальши и доверчиво принимать восторженную
оценку своей личности за ее истинное значение.
     Издавна это явление приобрело такой масштаб, что  Данте  не  поскупился
отвести в аду для льстецов целый ров, где они визжали и хрюкали, брошенные в
зловонные отбросы и нечистоты.
     Стоит   увидеть   события   трагедии   происходящими   не  в  сказочном
пространстве, а в реальном мире деспотии, и поведение  Гонерильи,  Реганы  и
Лира покажется жизненным.

     Способы  изображения  времени в "Короле Лире" непохожи на привычный нам
историзм. Шекспир нередко выражает  суть  событий  формами,  внешне  как  бы
противоречащими  этой  сути.  Иногда  он  рассказывает  об  одной  эпохе, но
упоминает  при  этом  другую;  сочиняя  сказку,  он  описывает   реальность,
исторические факты переплетает с легендой; он ошибается в географии, нетверд
в хронологии.
     Утверждать,  что  все его анахронизмы закономерны, - опрометчиво. Но не
менее легкомысленно счесть их  лишь  результатом  условности  елизаветинской
драматургии или спешки в работе.
     Причины переплетения эпох и стран нередко заключались в самой поэтике.
     Общеизвестно, что, как бы ни именовались автором места действия и какие
бы имена ни носили герои, события и характеры были связаны с современной ему
Англией.  Но  это  утверждение, верное в своей основе, совсем не обозначает,
что среда всех трагедий была одной и той же, а события веков  являлись  лишь
маскарадом.  Никто  еще  не  пробовал  перенести  "Гамлета"  в  мир "Ромео и
Джульетты" или сыграть "Отелло" в костюмах "Макбета". Значит, не так уж были
несущественны и указанные страны, и век,  в  который  по  пьесе  происходили
события.
     Вернее  всего  сказать,  что эти события происходили и в елизаветинской
Англии, и в какой-то другой (указанной в пьесе) стране, в эпоху Шекспира, но
с его эпохой сливались черты другого (указанного в пьесе) времени.
     Для чего же нужен был сдвиг времен и укладов?
     Стараясь понять жизнь, Шекспир отыскивал корни явлений, уходящие далеко
вглубь,  сталкивал  предание  и  реальность,  древний  уклад  и  современную
страсть.
     В   смешении   эпох   и   стран   он   находил  возможность  сравнения,
подчеркивания, обобщения.
     Не случайным было смещение времен и в "Короле Лире". Легендарные  имена
короля  и  его  дочерей  сохранились  в  трагедии  не только потому, что так
назывались эти герои в старину. Не случайностью являлось и то, что имена  их
остались, а другие, данные лицам, похожим по фабульному положению на прошлые
варианты, были заменены новыми.
     Чтобы  со  всей  силой  контраста  выявить  современные  процессы, и на
главное действующее лицо, и на завязку  событий  была  брошена  тень  другой
эпохи.
     В  новом  веке  и  уже  в  совсем  ином  качестве  повторилась  история
старинного героя. Герой  этот  стал  образом,  одновременно  и  связанным  с
описываемой эпохой, и противоположным ее устремлениям.
     В  некоторых свойствах своей натуры Лир отличен от всех его окружающих.
Он иной, непохожий на всех, кто стоит рядом. И именно потому, что  он  иной,
возможны и такая сила заблуждения и не меньшая сила прозрения.
     Что же отличает образ Лира от других действующих лиц?
     Прежде  всего  масштаб.  Лир  наделен  поэтической  мощью героя древних
преданий. Каждое из движений, выражающих его характер, наполнено силой. Этот
человек принадлежит к какому-то другому, не современному роду и  племени.  И
хотя  Регана  его  дочь,  а  ему восемьдесят лет, кажется, что он родился на
несколько тысячелетий раньше своей дочери.
     Огонь патриархального костра освещает его фигуру.
     Иногда он кажется пришедшим из  доисторического  времени,  героического
века,  когда,  по преданию, обитало на земле племя людей, величественных и в
добре, и в зле. Высшей властью обладал старейший, мудрый старшина рода.
     Родовым старшиной, фигурой ветхозаветных преданий предстает иногда Лир.
В его убеждении в  своей  правоте  заключены  не  простота  или  безумие,  а
поэтическое  величие.  Его  образ связан с легендами о времени, когда только
узнавали цену золота, люди еще не стали коварны и хитры, не делали  различия
между словами и мыслями.
     В  "Короле  Лире"  - обилие библейских образов. Ветхозаветные проклятия
гремят в поэзии. Отчаяние плачей, экстаз пророчеств наполняют  ритмы  силой,
страстью. Древние символы и аллегории создают сравнения.
     Ораторский  пафос  Возрождения  нередко был связан с густотой тона этих
образов. И что существенно: библейские слова  становились  мятежными.  Когда
Лютер  переложил  псалом  сорок  шестой,  то  получилась,  как  писал Гейне,
"Марсельеза  Реформации".  Пророки  Иеремия,   Даниил,   Иезекиил   снабдили
изречениями Томаса Мюнцера.
     Однако  не  только  эти  "громкие  и  закованные в железо старые слова"
(Гейне)-просвечивающий слой преданий - определяют образ Лира.  Неразрывно  с
древними чертами, меняя форму и суть этих черт, существуют и иные свойства.
     Сквозь  легендарный  образ  проступают  жизненные  черты деспотического
владыки: можно  узнать,  как  он  судил,  чеканил  деньги,  набирал  солдат.
Множество подробностей, относящихся ко времени его правления, обнаружатся во
время  сцен  сумасшествия.  Картины  прошлого  связаны  с  войной, насилием,
кровью. Король-воин, он сам учил солдата правильно натягивать  тетиву  лука,
королевская рука твердо держала меч.

     Было время,
     Своим точеным добрым палашом
     Заставил бы я всех их тут попрыгать.

     Не только мысли о попранной справедливости владеют им, а и воинственные
воспоминания:

     Ста коням в войлок замотать копыта
     И - на зятьев! Врасплох! И резать, бить
     Без сожаленья! Бить без сожаленья!

     Если  позабыть  все,  связанное  с преданием