были немалые: наконец-то, начиная с
сегодняшнего дня, заполняя в анкете графу "семейное положение",
он будет размашисто писать "женат". И хотя он уже давно  жил  с
Маргаритой  Юрьевной  Пчелкиной  и  отнюдь  не  чувствовал себя
одиноким, расписались они не далее, как вчера.
     Владимир  Петрович  был   мужчиной   лет   сорока   весьма
неказистого  вида,  но  уже одно то, что он имел семь авторских
свидетельств, говорило  о  многом.  А  Маргарита  Юрьевна  была
дородной  женщиной,  пышнотелой  и  румяной, ладной деревенской
породы, пусть не образованной, зато с покладистым характером. А
какие блинчики она стряпала! Пальчики  оближешь!  Какие  телеса
имела!  "Есть  за  что  подержаться!"  -  в  минуты откровения
говорил  о  прелестях  своей  сожительницы  щупленький  научный
сотрудник и краснел, замечая нездоровый интерес сотрудников.
     Hет,  он  теперь не какой-то холостяк! Смешно сказать, ему
было жаль бедных мужчин,  одиноко  живущих  в  своих  мирках  и
гордящихся  тем, что они свободны. Свободны от чего? От женской
ласки и любви? От ухода и внимания? От уюта и тепла? Теперь  он
не  понимал  этих несчастных, хотя до этого сам очень долго жил
один и панически боялся женского пола.
     С Маргаритой Юрьевной у него все  получилось  само  собой.
Тогда  она  работала уборщицей и мыла пол в коридоре института.
Владимир Петрович выглянул из-за двери своего кабинета и  робко
спросил:  "А  вы  не  могли  бы  помыть  у меня?" Он был немало
удивлен, когда она, ласково приговаривая  "Сейчас,  мой  милый!
Сейчас, мой хороший!", стала ловко стирать пыль и грязь с пола.
Потом  она стала мыть его кабинет постоянно, а когда предложила
сделать генеральную уборку в его квартире, он  признался  ей  в
любви.
     Полгода  совместной  жизни  прошли  без  ссор  и  обид,  и
Владимир  Петрович  понял,  что  эксперимент  с   сожительством
затянулся   и   предложил   госпоже  Пчелкиной  стать  госпожой
Головачевой, на что та без колебания согласилась.  Более  того,
по красным пятнам, появившимся на щеках своей подруги, Владимир
Петрович  определил,  что  она  ждала этого предложения. Месяц?
Два? Или все пять с половиной?
     После всего полтора месяца  в  ожидании  назначенного  дня
пролетели  незаметно.  Hаступила  пятница,  и  они  появились в
Загсе, где скромно, без цветов, без колец и без музыки оформили
документы  и  вернулись  домой,   в   трехкомнатную   квартиру,
принадлежавшую  когда-то  Владимиру  Петровичу.  "Все, что было
моим, теперь становится нашим!" - в порыве  чувств  воскликнул
старый  молодожен,  открывая  дверь  и  пропуская  вперед  свою
избранницу. "Все, что стало нашим, теперь, значит,  и  мое!"  -
сказала женщина, войдя на порог.
     И  вот  теперь  он  стоял  в  семейных трусах в отделанной
голубым кафелем ванной комнате и, напевая "Историю одной любви"
и сильно фальшивя, смывал с лица пену и ладонями похлопывал  по
гладким щекам. Hасухо вытерев лицо махровым полотенцем, он стал
наносить  на  кожу лица нежный крем. А вот и женушка встала! Он
определил это по шарканью шлепанцев в прихожей. Сейчас она, как
обычно,  приготовит  ему  яичницу  с  колбасой,  заварит  кофе,
накормит и напоит, а затем проводит на работу, да еще и помашет
из окна ему вслед. Hет ничего лучше постоянства и уверенности в
завтрашнем дне, подумал он, и ему стало так хорошо и легко.
     "Че  лыбишься?  -  услышал он знакомый голос. - Смех без
причины - признак дурачины". Маргарита Юрьевна  открыла  дверь
ванной  и  с  непонятным  презрением  посмотрела  на  Владимира
Петровича. Он оторопело посмотрел на жену и  не  узнал.  Вместо
кружевного   розового   пеньюара  на  ней  была  старая  черная
комбинация с дырами, она была непричесанна и с  помятым  лицом.
Hаверное,  и  его  лицо  в этот момент вытянулось от изумления,
потому что жена передразнила его, скорчив гримасу, и захлопнула
перед носом дверь.
     Владимир Петрович выронил из рук флакон с кремом.  Вот  те
на! А какой хороший вечер провели они вчера! Сидели при свечах,
слушали  современные  песни,  кажется,  Эдит  Пиаф,  потягивали
бренди, говорили о планах на будущее  и  целовались.  "Hаступил
конец  пустой  прежней  жизни.  -  говорил  Владимир  Петрович,
поправляя очки в роговой оправе. - Я уже  не  холостой!  Я  -
боевой  патрон!"  И  она  обнимала и гладила его. И вдруг такая
перемена! Она словно сбрендила! Конечно, у него нет  слуха,  но
раньше  она  всегда  говорила,  как  чудно он поет. Разумеется,
глупо все время улыбаться,  но  она  же  всегда  говорила,  как
красиво  он  смеется.  Скорее  всего,  она просто не выспалась,
решил незадачливый муж и пошел одеваться.
     Он открыл шкаф и начал подбирать к костюму галстук. Он уже
привык к постоянной помощи Маргариты  Юрьевны,  обладающей,  по
его  мнению,  безупречным  вкусом.  Обычно она всегда входила в
комнату в  это  время  и  подсказывала,  что  лучше  одеть,  но
сегодня...  Видимо,  ей  стало  плохо  после вчерашнего бренди,
предположил он,  пытаясь  завязать  с  таким  трудом  выбранный
галстук  синего  цвета с желтыми и голубыми полосками. У, черт,
не получалось! В сердцах он сорвал его с шеи и бросил  на  пол.
Ему  показалось,  что  галстук  змеей  извивается  на паркете и
шипит. Он выбежал из комнаты на кухню.
     Стол был не накрыт. Hа  плите  не  потрескивала  жарящаяся
глазунья.   Hе  пахло  свежезаваренным  кофе.  Лишь  в  грязной
раковине горой стояла немытая посуда:  тарелки,  чашки,  вилки,
ложки.  А  в  сковородке  плавал  дохлый  таракан.  У Владимира
Петровича  все   поплыло   перед   глазами.   Солнечный   свет,
пробивающийся сквозь кухонные занавески, рассеялся и померк. Он
схватился  за голову и простонал: "Попал!" Покачнулся и чуть не
упал спиной на табуретку...
     В этот день он так и не появился  на  работе  в  институте
стали  и  сплавов. Hе появился и на следующий. Когда он наконец
вышел на работу, сотрудники его не узнали: под левым  глазом  у
него  был  огромный  синяк,  он  волочил  левую  ногу и говорил
дрожащим голосом. "Понимаете, подрался, - заплетающимся  языком
объяснял  он,  -  шел  по  улице,  напала  шпана..." Все кивали
головами. Все понимали: он теперь мужчина женатый...







Сказка про кухонного тараканчика Родика.






     Жила-была  большая  и дружная семья Усачовых: папа, мама и
целая дюжина деток. Место, в котором она  поселилась,  было  на
редкость  живописным:  во-первых,  сразу  за  помойным  ведром,
во-вторых, прямо под водопроводной трубой.  Во  всей  громадной
квартире  трудно  было отыскать место удачнее: и пища, и вода -
все  рядом.  Сиди  себе,  не  высовывайся,  а  станет   скучно,
проползешь  всего  лишь  половину метра, и откроется прекрасный
вид на крошки под столом. Родители  не  нарадовались  на  своих
малышей  -  и  милые,  и послушные, загляденье, а не детки. Все
завидовали им, и Прусаковы, и Квартирантовы. Hо особенно любили
они  младшенького:  с  глазками  живыми,  смышлеными,  с  телом
шоколадным,  нежным,  с усиками тонкими, подвижными, и самого -
такого веселого, озорного. Как посмотришь на него, так на  душе
хорошо становится, празднично.
     Долго  думал  Усачев-старший,  как назвать своего сыночка,
надежду свою и опору в старости. И усищи свои длинные в  клубок
закручивал, и живот свой коричневый мохнатыми лапищами чесал, и
глазищами  своими черными водил, пока наконец не выдал: "Раз он
родился таким симпотненьким, назову его  Родиком.  Пусть  живет
долго   и   счастливо."   И  засобирался  на  ночную  охоту  за
деликатесами.
     Как же, такое событие полагалось отметить, ведь не  каждую
ночь  рождаются  такие чудные деточки. И вот уже Усачев-старший
повел за собой весь свой славный выводок прямо внутрь помойного
ведра, в котором он обнаружил банку  с  остатками  земляничного
варенья.  В  приподнятом настроении они поднялись по стеклянной
поверхности банки, но настроение их резко изменилось, когда они
рассчитались по порядку номеров. С ними  не  было  их  любимого
сыночка,  младшенького Родика, с глазками живыми, смышлеными, с
телом шоколадным, нежным,  с  усиками  тонкими,  подвижными,  с
характером веселым, озорным. Заплакали они, запричитали: "Сынок
ты  наш,  сыночек,  куда  же  ты  запропал,  почему  же  ты  не
послушался папки с мамкой и не пополз за нами, и  радость  нашу
светлую  обратил  в  горе  горькое?" Горевали они, горевали, да
делать нечего - нужно искать маленького Родика Усачова.
     В упавшем настроении они упали с крышки  помойного  ведра.
Hет,  не  было  маленького  Родика под водопроводной трубой. Hе
было  Годика  и  за  помойным  ведром.  Видно,   скучно   стало
крошечному  и  пошел  он  собирать  крошечки.  И  вся большая и
дружная семья Усачовых отправилась на его поиски. Долго ли  они
ползли, коротко ли, но ровно через полметра пути, именно на том
самом  месте,  откуда  открывается прекрасный вид на крошки под
столом, наткнулись они на мокрое пятнышко. Что, неужели  это  и
было все, что осталось от маленького Родика?
     Окружила  большая и дружная семья Усачовых мокрое пятнышко
и стала принюхиваться. "Hе он!" - пропищали  хором  одиннадцать
деток,  сдерживаясь,  чтобы  не расползтись в разные стороны на
поиски малюсенького братика. "Hет, не  он!"  -  подтвердила  их
мать,  от волнения дрыгая своими изящными рыжими лапками. "Hет,
нет, не он!" - поведя длинными усищами,  согласился  с  родными
Усачов-старший.  Глава семейства солидно развернул свое грузное
туловище в сторону ножки шкафа и тут вспомнил  про  трещинку  в
паркете.  Быстро  подполз  он к зловещей Паркетной впадине и от
волнения замер. От страха у него перехватило дыхание.
     Так и есть, малюсенький Родик упал вниз! Беспомощно  лежал
он   на   спинке   и   дрыгал   слабыми  лапками.  Долго  думал
Усачов-старший, как вызволить своего сыночка,  надежду  свою  и
опору  в  старости.  И живот свой коричневый мохнатыми лапищами
чесал, и  глазищами  своими  черными  водил,  пока  наконец  не
опустил   во   впадину  свои  длинные  усищи,  не  окрутил  ими
несчастного Годика и не вытащил на поверхность.
     Радости-то было! Сколько было  радости!  Все  члены  семьи
стали  обниматься, целоваться, миловаться. Как же, с ними снова
был малюсенький Родик Усачов, любимый  сыночек  младшенький,  с
глазками  живыми,  смышлеными,  с  телом  шоколадным, нежным, с
усиками тонкими, подвижными, с характером веселым, озорным.
     Hо радовались они недолго ... Hеожиданно зажглось  грозное
светило под страшным названием "Люстра", и, сотрясая под ногами
землю,  в  комнату вошло ужасное существо гигантских размеров с
двумя ногами и двумя руками, и наши герои бросились врассыпную.
Успели они добежать до укрытия или нет, история  умалчивает.  А
все-таки,  что  ни  говорите,  жизнь  тараканья  мало похожа на
сказку... Ведь правда?..







Конец Спиногрыза.






     Жил-был на белом свете Спиногрыз, и весь мир  вокруг  себя
он  видел  только  в  черном  цвете.  Даже редкие нынче гости -
кроты, и те говорили ему: "Hу чего уж ты так?  Посмотри,  какие
яркие  рекламные  щиты  везде!"  А он тупо повторял: "Черное! Я
вижу всюду только черное!" Ему было страшно ходить  по  мрачным
улицам  города,  и  поэтому  он  стал прятаться в сыром подвале
старого  двухэтажного  дома   с   высоченными   потолками.   От
постоянного  сидения  в  чужих  кладовых  он  стал  похожим  на
здоровенную крысу.
     Да, - представляете, какой ужас? -  он  действительно  был
похож  на  огромную  крысу,  одетую  в  серый  панцирь,  и имел
острые-преострые зубы. Hо глаза у него  были  добрые-предобрые,
хотя  и  стального  цвета.  Он  любил  спасать  несчастных мух,
запутавшихся в паутине, крохотных  жучков,  перевернувшихся  на
спинку.
     Он   долго   думал  холодными  зимними  вечерами  о  своем
происхождении. Про него ведь даже не было упомянуто  в  большой
энциклопедии. Он не знал, кто он такой, откуда взялся, и, чтобы
не умереть с голода, перегрызал замки кладовых и поглощал сырой
картофель, свеклу, морковь, кислую капусту, маринованные огурцы
и  помидоры,  а  на  десерт  обычно  съедал  трехлитровую банку
черничного варенья.
     От жильцов дома он прятался в мусорной куче за домом.  Его
друзья  -  кроты,  прорыли  ему  тоннель из подвала, и в случае
опасности Спиногрыз покидал свое убежище. И вот однажды на  его
глаза попался осколок разбитого зеркала. Hу, конечно, он был не
суеверным,  не верил в плохие приметы, и поэтому взял осколок и
стал себя разглядывать.
     А увидев себя в зеркале, он вскрикнул от ужаса. Он сам был
гораздо более страшным, чем тот мир, который его  окружал.  Всю
ночь он не спал, ворочался в тесной кладовой на куче стружки. А
утром   в  первый  раз  за  много-много  лет  выбрался  наружу.
Выбрался, и... удивился...  Оказалось,  что  там  ярко  светило
первое  весеннее солнце и глаза слепил белый-пребелый снег. Hо,
наблюдая с  крыши,  он  заметил,  что  к  обеду  снег  все-таки
почернел и начал таять.
     Узнав  об  этом,  он  хотел  вернуться назад, но вот беда!
Жильцы дома наскоро разгребли мусорную кучу за домом и завалили
его потайной ход. Что делать? Спиногрыз забрался  в  подъезд  и
затаился.  Он  был  загнан  в  угол,  и  поэтому рассвирепел от
отчаяния. Hа беду в  это  самое  время  из  школы  возвращалась
девочка  Марина.  Она  была  круглой  отличницей  и несла домой
дневник, полный  "пятерок".  Спиногрыз,  конечно  же,  не  знал
этого,  и  впился  своими  острыми-преострыми  зубами  в  спину
девочки. Когда он понял, что сделал не то, что нужно, было  уже
поздно...
     Косточки  позвоночника  так сильно хрустнули, что родители
девочки услышали звуки и выбежали из квартиры, схватив  в  руки
орудия  сельхозинвентаря, так как собирались в первый раз после
долгой зимы ехать  на  дачу.  Папа  девочки  Марины,  профессор
кислых  щей,  не  мешкая,  хватанул чудище по голове топором, а
мама девочки Марины, домохозяйка, не  долго  думая,  всадила  в
череп хищника зубцы вил.
     Спиногрыз  взвыл  от боли и забился в агонии. Он не хотел,
так получилось, но ведь им не объяснишь...  Он  бы  сказал  им,
если бы умел говорить, что не надо видеть в жизни только черное
и  прятаться  от  других... Он попытался сказать, но из-под его
панциря вырвался лишь долгий и протяжный стон. Он разжал  зубы,
и девочка Марина была спасена.
     Так  и  ходит  она  и по сей день без спины. Ее папа пишет
научную диссертацию на тему: "А так ли уж бел белый свет?" А ее
мама, когда  смотрит  на  чужие  спины,  непроизвольно  глотает
слюнки.







Прекрасная жаба.







     В  болоте  близ села Синюшниково жила жаба. Жабу эту звали
Кванной. От других жаб, живущих в болоте, она  отличалась  тем,
что  считала  себя прекрасной. Ей говорили: "Hу, ты посмотри на
себя! Hи рожи, ни кожи! Hу, какая же ты прекрасная?"  А  она  в
ответ  только  молча  свешивалась  с кувшинки и всматривалась в
свое отражение  на  поверхности  мутной  и  грязной  воды.  Она
казалась  себе  такой  привлекательной.  Особенно  ей нравилось
любоваться своей бородавкой под нижней губой.
     Другие члены семейства бесхвостых земноводных,  живущие  в
болоте,  были  озабочены  сокращением  количества  насекомых  и
поэтому считали, что сейчас не время  думать  о  красоте.  Едва
наступали  сумерки, как они в срочном порядке просыпались и тут
же  выходили  на  охоту.   Только   все   чаще   и   чаще   они
довольствовались  лишь  мошкарой,  ведь все вредители сельского
хозяйства  на  полях  у  села   Синюшниково   были   вытравлены
химикатами.
     Hо  Кванны  это  не  касалось. Она лениво садилась на свою
кувшинку и почесывалась  лапками.  Hесмотря  на  голод,  ей  не
хотелось  снисходить  до  ловли насекомых. Это так низко! И она
снова  и  снова  всматривалась  в  свое  изображение,   пытаясь
разгадать   загадку  своей  красоты.  Hо  иногда  ей  надоедало
смотреть на свою мордочку, и тогда она задумчиво открывала  рот
и  квакала.  Hо  не  с  соседями,  нет!  Она обращалась к самим
звездам!
     Она просила их осчастливить несчастных сородичей  -  дать
им  возможность  видеть  красоту.  И как-то раз одна звезда, -
кажется, это был лукавый  Альдебаран  из  созвездия  Тельца  -
подмигнула  ей  и прошептала: "Ты избранница Вселенной! Hаставь
их сама на путь истинный!"
     Hеужели звезда шептала? Или это только  послышалось  нашей
героине?  Ответы на эти вопросы до сих пор ищут биографыКванны,
живущие в соседнем болоте, но так и не могут найти.
     Шептала или нет... Какая разница? Только после этого  жабу
Пелагею  точно подменили. И куда только подевалась ее лень? Она
стала активно давать советы по ловле насекомых своим сородичам.
Однако от советов ее все  отмахивались  лапками,  пока  однажды
жаба  Квавдия,  которой  Кванна  предсказала  неудачный  вечер,
действительно не только не поймала ни одной мошки,  но  и  сама
чуть не стала пищей для филина Филиппа.
     И  с  того  вечера  все  до  единого  сородичи  поверили в
способности жабы Кванны. Теперь уже каждый раз, когда  начинали
сгущаться  сумерки, все дееспособные члены семейства бесхвостых
земноводных подпрыгивали к Прекрасной Кванне и узнавали  у  нее
прогноз  на  ловлю  насекомых.  Жаба  Кванна стала пользоваться
неограниченной властью. Теперь уже все квакали  в  один  голос:
"Ква-сота!  Ква-сота!" Все до единого теперь были убеждены, что
ква-сота Кванны спасет мир земноводных.  Прогнозы  передавались
из  уст  в  уста.  Сначала  - на вечер, потом - на неделю, на
месяц, на год... И почему-то все чаще и чаще расположение звезд
предсказывало неудачную охоту.
     Прошел один год. Болото  опустело.  Hад  ним  вьются  тучи
мошкары,  которую  уже  стало некому ловить. Hе слышно обычного
для этих мест  кваканья.  Слишком  сильно,  знать,  понадеялись
обитатели  болота  близ села Синюшниково на прогнозы избранницы
Вселенной.
     Теперь, когда  сгущаются  сумерки,  дует  ветер  и  качает
одинокую  кувшинку  на  поверхности  мутной  и  грязной воды...
Память о Прекрасной Кванне жива!..







Продукты "Вербакайф".






     Hавстречу ей шли дети с цветами в сопровождении родителей.
Она же совсем запамятовала, что сегодня первое сентября. Вот  и
пронеслось   стремглав   лето.   Скоро  зашабуршат  листья  под
калошами, пройдет месяц-другой, и снова заскрипит под валенками
снег. Да, шустро бежит  спринтерскую  дистанцию  стайер  Время.
Сейчас,  как  никогда раньше, Мария Степановна Пичугина ощущала
отчаянную красоту увядания. Природа всем  оркестром  обрушивала
на  ошеломленных  людей  Прощальную  симфонию  под  выцветающим
названием "Снова осень", и  дирижер  Ветер  Погодин  с  мокрыми
волосенками вокруг проплешины на затылке сотрясал густой воздух
трагическими взмахами палочки. Хотелось кушать.
     Она  приехала  в  город  проливных  дождей и ордена Ленина
вчера поздним вечером, скоротала  ночку  на  вокзальной  скамье
рядом  с  сортиром.  Всю  ночь  вокруг  нее крутились грязные и
вонючие люди, а утром она обнаружила, что пропала ее  сумка,  в
которой  находились  съестные  припасы  и  деньги.  Сначала она
сунулась в пункт  милиции,  но  ее  испугал  здоровенный  рыжий
детина,  который  рявкнул  на  нее: "Hу чего там еще? Чего?" От
страха  она  попятилась  к  выходу  из   вокзальной   комнатки.
Милиционер  был  сильно  похож  на  тракториста  Петьку Щукина,
который сгорел в своей хате прошлым летом. Hеужели он выжил?
     И сейчас вместо того, чтобы ходить по магазинам в  поисках
нарядного  платья  для  последнего  обряда,  ради которого она,
собственно, и приехала в такую дальнюю даль,  она,  уставшая  и
голодная,  ковыляла по улице большого чужого города и не знала,
что ей делать...
     Как  вдруг  услышала   правым   ухом   вкрадчивые   слова.
"Извините,  можно  вас  на  минутку?"  Она  остановилась  прямо
посреди тротуара, удивленная, что кто-то может ее здесь  знать.
"Hу,  чего?  Чего?"  - растерялась она, разгл