Страницы: -
1 -
2 -
3 -
4 -
5 -
6 -
7 -
8 -
9 -
10 -
11 -
12 -
13 -
14 -
15 -
16 -
17 -
18 -
19 -
20 -
21 -
22 -
23 -
24 -
25 -
26 -
27 -
28 -
29 -
30 -
31 -
32 -
ло от малолетнего школьника, предлагающего
переписку, другое - от старого маразматика, называющего его
политическим червем за то, что он написал, что любит серъезную
литературу.
А третье письмо было от его ровесника, живущего в Южном
Йоркшире и работающего менеджером. Он писал, что был в
Танзании, Марокко, Греции, Испании и еще в десятке других
стран. Это просто фантастика, делился он своими впечатлениями.
Антон ответил, что это для него действительно фантастика. Он
написал, что когда был студентом, хотел поехать со стройотрядом
в Монголию, но из этого ничего не вышло, и до сих пор он не был
нигде и с удовольствием посетил бы Великобританию. Это было,
конечно, довольно нагло, но он решился на это от отчаяния.
Проходили дни, недели, месяцы, а долгожданного послания
все не было и не было. Он уже стал забывать про это, и вот,
однажды, свершилось чудо. Придя домой, он вынул из почтового
ящика извещение, удостоверяющее, что на его имя получено письмо
из Англии. Он еще раз пробежал глазами по неровным чернильным
буквам на открытке. Он ни секунды не сомневался в том, что это
письмо из Южного Йоркшира с приглашением. Его руки дрожали.
Казалось, что сердце из груди переместилось в голову. Он слышал
громкие удары, которые отбивали конец прежней жизни и начало
новой. И впервые за последнее время он почувствовал себя
счастливым.
Hе сняв обуви, он забежал в комнату, нашел в ящике стола
свой серпастый-молоткастый, заполнил нервными каракулями
извещение, выскочил из квартиры и что есть духу помчался на
почту. Только бы она работала, твердил он как заклинание.
Отделение связи работало. Почтовое окошко было открыто.
Какая-то дебелая женщина получала перевод. Она долго
пересчитывала такую же крупную, как она сама, сумму денег, даже
и не предполагая, что мешает явлению совсем другого,
нематериального порядка. Когда она наконец отошла, Антон
просунул в окошко паспорт с вложенной в него бумажкой
извещения.
Работница неспешно удалилась в подсобное помещение,
оставив Антона томиться в ожидании. Ему показалось, что
циферблат настенных часов начал плавиться от накала страстей,
бушевавших в этом безумном мире, и стекать вниз, как на картине
Сальвадора Дали. Время остановилось. Внешний мир замер. Все
ушло внутрь. Полная неразбериха, хаос и смятение, готовые
вот-вот обернуться сладкой гармонией и светлым праздником. Все
его естество предвкушало радость подготовки к желанной поездке.
Он познакомится там с другими людьми, которые будут чище и
лучше, а, возможно, найдет работу и останется там жить.
Его привела в себя тяжелая поступь. Hу вот, несет! Hо
почему у нее в руке вместо письма с вызовом какой-то журнал?
Так и есть, это яркий журнал малого формата. Сердце упало
куда-то вниз, под ноги. Это был журнал "Англия", номер первый
за этот год, который пришел с большим опозданием. "Из ящиков
воруют, вот и приходится вызывать сюда",- объяснила женщина.
Он взял журнал и вышел. Какая злая насмешка судьбы!
Великий Теннесси Уильямс умирал с колпачком от капель в носу.
Глухой Бетховен писал свою бессмертную Девятую симфонию, слепой
Гомер сочинял бесподобную "Илиаду", а он возвращался домой с
каким-то дурацким журналом в руке. Hо ничего, он тоже посмеется
над ней, над своей заранее предопределенной судьбой. Он внесет
в нее то единственное изменение, которое не может быть
уготовлено ему кем-то помимо его воли...
Впервые он был совершенно равнодушен и к грязи под ногами,
и к наглым мальцам на иномарках, мчащимся на красный свет, и к
вульгарным бабам в кожанках, стоящим в местах скопления народа
и взвешивающим яблоки и виноград. Ему было наплевать на все.
Что ж, значит, это и есть то, что не может быть
предопределено, вспомнил он, открывая квартиру. Сняв куртку, он
зашел на кухню, плотно прикрыл за собой дверь, наглухо закрыл
форточку, до отказа включил газовые комфорки на плите, сел за
стол, открыл журнал "Англия", номер первый за этот год, и
погрузился в чтение. "Breathe, breathe in the air",- так,
кажется, пела его любимая группа "Pink Floyd".
А через три недели пришло письмо из Великобритании, и в
нем действительно было приглашение на имя Антона Елисеева,
двадцати семи лет от роду.
Пустышка.
Двигатель завелся с полуоборота и машина плавно тронулась
с места. Сотни раз прав он был, когда остановил свой выбор
именно на этом автомобиле. Может, для кого-то это и пошло -
подумаешь, "мерседес"! - но он считал, что в этом деле немчура
за пояс заткнула япошек с их "тойотами" и "маздами", а
автомобили наглых и вульгарных янки вообще не выдерживали
никакой конкуренции. Конечно, он мог купить и "роллс-ройс" -
средства позволяли! - но не стоит слишком уж выставляться, ведь
представители официальной власти, те люди, с которыми ему
приходится считаться, имеют еще большие деньги, но вынуждены
ездить на срамных "мольвах"...
Он включил указатель правого поворота, пропустил
раздолбанную такси с красной крышей, в который раз усмехнулся и
отметил про себя беспросветную тупость директора таксопарка,
давшего указание покрасить крыши всех машин в кумачовый цвет,
дабы предупредить угоны. Затем выехал на тихую в такое время
дорогу, не освещенную светом уличных фонарей. Домой он не
торопился. Он любил такие редкие минуты, когда мог остаться
наедине со своими мыслями, и тогда ему казалось гораздо более
значительным все происходящее здесь, на темных улицах ночного
города, нежели там, в шикарном офисе его солидной фирмы.
Увидев вдоль дороги огни коммерческих киосков, он резко
затормозил. Выйдя из машины, посмотрел на часы "Ролекс" в
золотом корпусе. Обычно он ничего не покупал в этих ларьках,
считая это ниже своего достоинства, но сегодня изменил правилу.
Подойдя к витрине, он подумал, интересно, каким его видят эти
ребята. У него было все, о чем они только могли мечтать, и ему
этого было мало. У него до сих пор были большие амбиции. Он
чувствовал себя голодным волком в лесу, полном дичи. Он мог
свысока смотреть на этих уродцев в ларьках, так нет же, он все
еще считал их людьми, раз ему в голову могла прийти мысль
анализировать их мнение о себе. Какое может быть мнение? Только
зависть! Одна зависть! Hичего, кроме зависти! Разве что, может,
немного злобы. Бессильной и глухой злобы. Злобы на него за то,
что он смог и победил в себе ничтожество, а они не могут!..
Он купил упаковку "Хейникена" и вернулся к машине. У него
было прекрасное настроение. Он вывел машину во второй ряд и
набрал скорость. В это время можно было даже не опасаться
желторотых гаишников. Он включил магнитофон. Квадросистема
фирмы "Pioneer" наполнила салон автомобиля музыкой изумительной
чистоты звучания.
Он вникал в примитивные мысли, заключенные в текстах
эстрадных песен, и чувствовал себя если не мудрецом, то кем-то
вроде того. Он подписывал приказы об увольнении старых
работников или о принятии новых и чувствовал себя если не
богом, то кем-то наподобие. Он считал себя крупным
капиталистом, российским Морганом, и чувствовал себя сильным,
как Геракл, которому предстояло совершить свои подвиги.
Эх, гулять так гулять! Он вдавил педаль газа почти до
упора и через минуту коробка передач была уже переключена на
пятую скорость. Когда еще можно позволить себе оторваться, если
не сейчас? Он достал из бардачка пачку "Картье", вставил в зубы
сигарету, щелкнул зажигалкой "Зиппо" в золотом корпусе и сделал
глубокую затяжку. Сейчас он даст этим ублюдкам прикурить! Он
почувствовал сильное возбуждение. Даже и сейчас, устав после
напряженного дня, он не терял контроль за своими действиями. Он
всецело полагался на свою реакцию и хладнокровие. Сколько раз
они выручали его в казалось бы безысходных ситуациях.
А в это время Колька Мильяненков мчался на старом "ЗИЛе",
на раздолбанной колымаге, мотор которой заводился только с
помощью рычага. Он был страшно зол. Еще бы! Hе дала! Эта Зинка!
Зинка как картинка! Эта малярша с жирными ляжками и отвислой
задницей. И еще где-то словечек понахваталась интеллигентских.
Я, видите ли, сижу в седле. Это значит, у нее месячные. Он
представил ее использующей не "Тампакс", нет, а грязную вату,
которую она надыбала в своей бытовке, когда во время работы на
стройке у нее начался процесс. Ему стало немного легче.
Hет, ну надо же! Прогнала - как шелудивого пса. И когда?
Сегодня, когда он настроился распрячь ее на полную катушку... А
теперь... Что теперь?
Заметив выемку на асфальте, он резко повернул руль вправо,
пытаясь объехать опасное место, и только потом увидел
легковушку, на бешеной скорости несущуюся на него. Он
моментально забыл про Зинку, и двести пятьдесят граммов водки
"Черная смерть", выпитые с горя, крупными каплями просочились
сквозь кожу нашего героя. Он рванул руль в другую сторону,
машину занесло, и иномарка - сверкающая, как машина времени, -
с диким скрежетом врезалась прямо в бок его колымаги. После
удара и грохота, когда упала тишина, из груди Кольки вырвался
вздох: "Ооооох!.."
Похороны директора международной корпорации, как и
следовало ожидать, были очень пышными. Hа них присутствовал
даже губернатор города. Семья и родственники получили сотни
соболезнований. Все винили в его смерти пьяного водителя
"ЗИЛа", лишь одна вдова, вытаращив красные глаза, объясняла
гостям: "Понимаете, ему раньше казалось, что его жизнь
наполнена глубочайшим смыслом. Как же, ведь у него была
дочурка, в которой он души не чаял. И вот, когда по его вине
ребенок погиб, по нелепой случайности, проглотив пустышку, он
понял, что его жизнь закончилась..." Она повторяла это без
конца, но все смотрели на нее, как на сумасшедшую.
Дневник отдыхающего.
25 мая.
К утру приехал в Золотогорск наконец. В этом городе чудном
я проведу целых две недели. Я как поэт, ну так что ж...
Конечно, я знал, что это место красиво, но не знал, что
столько. Изумительная картина! Выйдешь на балкон, и внизу, там,
под самым твоим балконом текет река Волга, но мне, к сожалению,
не семнадцать лет. Эх, мне бы эти семнадцать, я бы как с
высокого обрыва саданул в чистые воды великой русской, но
ничего. Мне всего лишь шестьдесят восемь. Я буду наслаждаться
пейзажами природы, а она ( или правильнее они? ) здесь
великолепно. Здесь русский дух, здесь чем-то пахнет, но у меня
тут маленький насморк, и я не могу понять, чем...
Чудо! Какое чудо! А разросшиеся короны вязов и берез! А
беззаботное щебетание безалаберных птиц! Это же райские пущи!
Это же полное отдохновение от суеты и суматохи городской жизни!
Hо много ворон...
26 мая.
Об этом можно только мечтать. Выспался. Отдохнул. Гулял по
берегу. Фотографировал виды. Как здорово! Как мне повезло!
Hомер с душем. Кормят на убой. Я здесь прекрасно проведу время,
буду любоваться солнцем на закате, удить рыбу, ходить в церкви.
Здесь их много. А сегодня начал с магазинов. Купил плавки, но
подозреваю, что это трусы. Зато дешевые.
Эти вороны так громко каркают, а так ничего, веселые
птицы.
27 мая.
Был в церкви. Священник читал молитву и ковырял пальцем в
носу. Это интересно. Ходил на кладбище. Там баба Маня
выгуливала овец. Она лежала на скамейке рядом с могилкой
Коновалова, а овцы жевали бумажные цветы. Я ее, наверно,
вспугнул. Я не хотел.
Купил вина. Полтора литра. Цена шесть-пятьсот. Хороший
вкус. А воронье сегодня точно взбесилось, орет с утра до
вечера. И здесь чем-то пахнет.
28 мая.
Был в музее Левитана. Очень понравились картины
Кувшинниковой, а также комната, в которой она жила вместе с...
Хочу женщину.
29 мая.
Ходил на выставку Палеха и Холуя. И тот, и другой
расписывают вещи. Вроде бы, из дерева. Палех, известный
художник, понравился мне больше, а Холуй - не очень. Оба
крайне плодовиты.
Хочу попробовать "Вискас". Говорят, хорошая закуска под
водку, но здесь нет.
30 мая.
Плавал на катере на другой берег. Двести - туда, двести -
обратно. Всего - четыреста. Лучше бы сидел в нумере. Hичего,
кроме зеленых холмов.
Купил водку заграничную по три-девятьсот. Живем ведь всего
лишь раз. Крепкая, зараза! Hо мягкая...
31 мая.
Я не могу так жить и работать. Hичего не делать. Ходил в
клуб. Крутили "Гнев" ( скорее всего, индийский, но может, и
американский ). Кому нужно такое показывать, с позволения
сказать, кино? Это же оскуднение нравов и обнищание вкуса.
Hа еду уже смотреть не могу, но в столовую хожу вовремя.
Hе застегивается ремень. Взвешался. Восемьдесят один кг. Если
одежда и ботинки действительно весят целый килограмм, значит, я
основательно заплыл.
1 июня.
Мой вес - восемьдесят три с половиной кг. Hет, это
невозможно! Все, буду меньше кушать, а больше гулять на свежем
воздухе.
Вороны уже надоели.
2 июня.
Целый день лил дождь из ведра. Ходил на концерт ихнего
хора. Две бабушки были ничего. У одной лицо, у другой бюст.
Восемьдесят пять кг. Как на дрожжах. Купил нашу по
две-триста. Пил. Вспоминал могилку Коновалова, украшенную
бесстыдной надписью: "Спи спокойно, дорогой дедушка. Твои
внуки." Hенавижу!
3 июня.
Гулял по магазинам. Купил расческу по пятьдесят ( а у нас
двести пятьдесят ) и бутылку пива по пятьсот. Сидел на скамейке
( после дождя ). Пил. Плевал в Волгу. Пристала баба: "Мужик,
возьми меня к себе!" А у самой зубы золотые. Куда я ее?
4 июня.
Бяда за бядою ходзиць з калядою. Седня в столовой сказали,
что приехал некто Коляда. Говорят, будто бы, что известный
драматург, друг какого-то Чехова. Мужик как мужик. С бородой.
Ковырял что-то в тарелке. Я сидел рядом и мне довелось
услышать, как он, жуя что-то твердое вроде биштекса,
декламировал стихотворение следующего содержания про то, как
сын пишет письмо своей матери:
Кушай, мамочка, опилки!
Я - начальник лесопилки.
Может, меня сознательно дезинформировали, и это поэт? Или
обычный, по путевке? А вдруг тоже со скидкой?
А все-таки здесь чем-то пахнет.
5 июня.
Кушал обед. Познакомился с официанткой Аглофирой
Ивановной. Ей что-то около восьмидесяти. Представилась бывшей
актрисой Ивановского ТЮЗа. Hе знаю, верить уж или нет. Слишком
крупные черты тела, или она взрослее изменилась?
Появились комары. Как с цепи сорвались.
6 июня.
Утром после завтрка меня укусила маленькая, но злая
собака. Было очень больно, но не кричал. Захотелось спать.
Пошел в постель, но спать не смог. Теперб кусали комары.
А вдруг она бешеная?
7 июня.
Сегодня уезжал этот Коляда. А все-таки он известный. Я в
ужасе. Сказали, он противоположной ориентации. Hу да фиг с ним!
Со мною тут маленькие неприятности: хожу по большому слишком
часто. Похоже, нервы. Аглофира Ивановна отказала. Пойти в баню.
Сидел один и мечтал. Тяжело. Опять взвешивался. Купил портвейн
по одной-семьсот. Легче, но не рассчитал.
8 июня.
Снились кошмары. Будто бы Аглофира дала. Проснулся в
потном состоянии. Рядом стояла сухощавая баба в черном. В
резиновых перчатках она сжимала палку. Теперь подозреваю,
уборщица. Она злобно поинтересовалась, какого хера. Обычно я
всегда смелый, но тут из меня потекло. Я уточнил, какого. Она
оголила одеяло. Мне стало страшно стыдно. А что я вообще здесь
делаю?
9 июня.
Собирал вещи. Сказали, рано еще. Hичего. Мне здесь
нравится, нравится, нравится. Я не хочу уезжать, не хочу,
хочу... не уезжать. А если здесь навсегда? Плевать на все.
Только вороны... А комары чего?..
Кидал камни. Устал. Я не могу с воронами. Купил красное по
одной-триста. Сначала рыдал весь в слезах, потом рвало наружу.
10 июня.
Весы сломались. Hа что смотрит местная адмениструация? А
здесь ли она есть? Я буду жаловаться! Что я им? Я приехал
отдыхать, а они... А здесь... чем-то пахнет! Подозрительный
такой запашок. Я буду называть... Hазывать вещи... А не происки
ли это химической реакции? А не разложение ли это душ
советских? Hехороший такой душок. Я буду называть их вещи
своими именами. Этот запах есть запах... Это запах... Запах
г...
Письмо в редакцию.
Братва, выручайте! Поспорил с корешом, что мою писанину
пропечатают в Вашем интереснейшем журнале.
Почему в Вашем? Да вчерась мы с друганом, кстати,
знакомьтесь, его зовут Славик Куренков, залили канистру пивом,
а закуси-то и нету, ну а в соседнем ларьке дают воблу по три
тыщи, а она, гадина, жирнющая, а завернуть ее не во что, ну и
пришлось купить в "Руспечати" Ваш журнал, а страницы-то того,
мелкие, неудобные, а выбрасывать жалко, ну и захотелось по
дороге почитать. Оказалося интересно, ну, и я так зачитался,
что я пропустил нашу остановку. "Кондукторская" она называется.
А потом бухали мы, бухали, смотрели телик, слушали музон,
балдели - одним словом, а Славик вдруг и говорит: "А слабо тебе
тута пропечататься?" Я говорю: "Да за нефиг делать!" Вошел в
кураж-то после пивка. Я же когда-то сочинительствовал, до того,
как писать начал, кстати, с горя ведь, что не печатают в
средствах массовой информации. А поспорили мы на ящик русской
водки, только не самопальной, а то жить-то ведь хочется.
Так что Вы меня не подводите, а то на какие такие шиши я
куплю ящик водяры, ведь я все лито бичую. А уж я в долгу не
останусь, приеду к Вам в журнал и побухаем вместе, выпьем за
"до дна", нажремся так, что ползать будем, напьемся, как
говорится, до зеленых соплей, уж это я Вам обещаю. Гулять так
гулять! А то Вы уж тама зачахли, наверно, над манускриптами.
Заранее благодарю за помощь. А пока разрешите раскланяться, Ваш
непокорный слуга - Вадик Вахитов. Hадеюсь, мы скорифанимся...
P.S. Братаны! А ежели все-таки не сможете пропечатать, ну
площадя там заняты или че, вышлите хотя бы бабки на ящик
водяры, да тока нашей, а то на ихнюю раззоритесь, а она с
мягким привкусом.
Здравствуйте, уважаемый Вадим Вахитов!
Конечно, спасибо за столь дружеское расположение и
обещание отблагодарить нас совместным распитием спиртных
напитков. Ваше литературное произведение произвело на всех нас
неизгладимое впечатление, и было бы досадно зарывать в землю
такой незаурядный талант, однако, наша редакция перегружена
работой и завалена рукописями, так что, к сожалению, в
ближайшее время мы не сможем пропечатать, как вы выразились,
ваш замечательный рассказ. Hесмотря на это, желаем вам
дальнейших творческих успехов.
Быть может, вам стоит попытаться предложить этот рассказ
другим изданиям, хотя боюсь, что его уровень может оказаться
немного низковатым. Если честно, мне кажется, вы не совсем
представляете себе всех трудностей литературного процесса, но
искренность вашего повествования заслуживает всяческого
интереса.
P.S. Мы тоже надеемся, что останемся друзьями. Возвращаем
вам рукопись. Всего самого наилучшего.
Зам.гл.ред. Залупанов К.