"Ма-ма!" Или
нет - "па-па!" Они все так начинают. Ты мне будешь помогать
пеленочки стирать, с малышом возиться нашим, мы его Васенькой
назовем -- в честь отца твоего, он такой боевитый был, ни одной девке
проходу не давал, вся грудь у него в орденах и медалях была, помнишь?
И наш таким же будет. Вырастет большим-большим, всего-всего в
своей жизни добьется. Справедливым будет и честным. И богатым,
обязательно богатым. Нам с тобой будет гостинцы возить, когда мы с
тобой старенькими станем. Мы будем альбомчики перелистывать со
снимочками пожелтевшими, доживать свое, как говорится, а он нам
будет с тобой помогать, на машине своей возить роскошной,
продуктами кормить разными деликатесными... В общем, все у нас
будет, как у людей, даже лучше! Лекарство это ведь в телевизоре
рекламируют... Видел, небось? "Фаталборн" называется... В Америке
делают ихней... Да как же не видел-то? Видел! "Будет вам сосновый
бор! Будет чистый воздух гор! Будет ребятишек хор! Если примешь
"Фаталборн"!" Ну, что, вспомнил?" Говорила она так, говорила, а пару
таблеток этого твоего "Фаталборну" приняла, и сразу же вся жизнь из
нее будто вышла... Лежала уже и молчала, глядя перед собою прямо в
потолок. Это хуже всего, когда молчат... Но я-то читал в ее глазах
вопрос: "За что? За что же меня? Ну, за что?" Промучилась она двое
суток, а на третьи умерла... Как же так -- работала, жила, мечтала о
ребеночке малом, и так вот вдруг раз, и нет ее? Я в ужасе, жить не
хочется, а крутиться надо с этими похоронами, ну, чтобы похоронить
ее достойно. Если бы не заботы эти, я бы точно на себя руки наложил.
А похоронил ее, стал дальше жить, без нее. И жизнь бы, наверно,
пустой стала и никчемной, если бы не хотел я разобраться со всем с
этим... Я с таблеточками твоими в экспертизу, а там мне и говорят, что
в таблеточках этих содержатся смертельные вещества и что, кроме нее,
от них уже несколько человек погибло. Таблеточки эти сразу изъяли из
продажи, ну, и говорят, что никто будто бы в этих смертях не виноват:
ни те, которые изготавливали, ни те, которые рекламировали, ни те,
которые продавали. Диверсия это будто бы чеченских или каких-то
там еще террористов... А кто же будет отвечать-то за смерть моей
Клавки, кто?.. Кто же виноват-то тогда в том, что ее не стало?.. Кто?..
     Рыжий замолчал. Фигуров замер и лежал, ни жив, ни мертв, боясь
даже вздохнуть.
     - Ты!..
     Фигуров вздрогнул. Воспаленными глазами он увидел
направленный на него пожелтевший от никотина указательный палец.
     16
     Лежащий на нечистом полу Партоген Фигуров замотал головой и
замычал, силясь что-то сказать. "Тебе последнее слово, падла!" --
устало и совсем без злобы сказал рыжий, отрывая пленку от его рта.
     "Вы говорите, сто это я виноват в смерти вашей жены, -- дрожащим
голоском произнес Фигуров. -- Да, я виноват! Но если бы я знал, сто
поступаю неправильно... сто призываю покупать людей отраву... Если
бы я знал... А то ведь я думал, сто это действительно хоросее
лекарство, которое принесет только пользу. Ну, откуда мне было знать,
что это яд? Откуда? Нет, я признаю, что я виноват, но я ведь не знал...
Я думал, что это действительно хорошее лекарство...
?      Да заткнись ты! -- оборвал его рыжий.
?      Не убивайте меня! Ну, не убивайте меня! Я ведь
действительно нисего не сделал. Я ведь просто выполнял свою
работу. Мне заказали -- я сделал. Мне ведь тоже нузно как-то
себе зарабатывать на хлеб. Это бизнес такой рекламный... Но я
прошу у вас прощения... Да, я виноват... Это все гадость... Эти
батончики "Кинг", эта "Сепсис-кола", жевательная резина со
вкусом "Сперминта"... Это дрянь, дрянь!.. Но не я завалил
прилавки магазинов этим дерьмом! Поймите! Если бы люди это
не покупали, все это не везли бы к нам!..
?      Они бы не покупали, - мрачно заметил рыжий. Тон, которым
были произнесены эти слова, был безоговорочным тоном
палача. Приговор вынесен и обжалованию не подлежит.
Осталось только привести его в исполнение.
?      Да, отчасти в этом виноват я... Да! Я снимал ролики... Но я
зе никого не заставлял это покупать!..
     Фигуров понимал, что он должен остановиться, но не мог. Он знал,
что для него будет лучше, если он смолчит, но страх заставлял его
оправдываться. И он тараторил, как глупая баба на базаре.
?      Довольно, паря! -- сквозь зубы сказал рыжий.
?      Не убивайте меня! Ну, не убивайте меня! -- запричитал
Фигуров, нервно ударяя освободившейся ногой по полу. Рыжий
отошел в угол и отвернулся. Порывшись в своем барахле, он
что-то взял и вернулся назад. Фигуров увидел у него в руках
упаковку "Фаталборна".
?      Не надо! Ну, засем же вы так? Не надо! Я ведь не хотел
вашей жене никакого зла! Может быть, у них там на фабрике
произосел какой-то сбой, и они подсыпали не то, что было
нузно... Из-за этой ошибки умерла ваша зена, а посему за это
долзен распласиваться я, посему?
     Рыжий достал таблетки из упаковки.
?      Ну, что, может, все сразу, чтобы не мучиться? --
издевательским тоном произнес он.
?      Я не буду. Я больсе так не буду. Простите меня. Ну,
простите. Не убивайте меня! Ну, не убивайте!
?      Ладно, паря! Моя жена тогда приняла две таблетки... Всего
две таблетки... Всего лишь две несчастные таблетки... Но ты их
должен принять сам.
     Рыжий взял лежащего мешком Фигурова и перетащил к топчану.
Освободив руки, усадил на топчан. Вложил в правую руку две
таблетки, встал над ним и нетерпеливо сказал: "Ну!"
     Онемевший от страха Партоген Фигуров осмотрел пыльную
комнату, заваленную хламом. Все эти коробки, банки, склянки, ящики,
тряпье... Вещи, вещи, вещи. Ну, разве же он виноват?
?      Нет! -- с придыханием сказал он.
?      Да! -- твердо сказал рыжий.
     Значит, так она и прошла, его жизнь. Начиналась как сказка, а
заканчивается как фильм ужасов. Никогда он уже не будет плавать на
яхте по Средиземному морю, никогда не будет играть с депутатами
ГосДумы в теннис, никогда не будет обнимать знойных женщин и
пить изысканные напитки...
?      Нет! -- повторил он.
?      Я сказал -- да! - грозно сказал рыжий. -- Повторяй за мной!
Будет вам сосновый бор!.. Ну!
?      Будет вам сосновый бор, - покорно повторил Фигуров.
?      Будет чистый воздух гор! -- продекламировал рыжий.
?      Будет систый воздух гор, - презирая себя, повторил Фигуров.
?      Будет ребятишек хор! -- уже как чтец на конкурсе продолжал
рыжий.
?      Будет ребятишек хор, - безропотно повторил пленник.
?      Если примешь "Фаталборн"! -- резко закончил палач.
?      Неееееееееееее! -- во все горло заорал Фигуров. Рыжий
неожиданно схватил его руку, сжал, заламывая пальцы, поднес
ко рту и сунул таблетки в рот.
?      Ну, вот, паря! А теперь запьем! -- удовлетворенно сказал он,
силой вставляя ему в рот горлышко бутылки "Сепсис-колы".
     Фигуров, который сначала пытался зажать таблетки под языком,
почувствовал, как с каждым глотком мерзкой синтетической жидкости
неминуемо приближается его смерть.
     17.
     Как он на меня тогда посмотрел! Как посмотрел! А ведь он считает
меня полным ничтожеством! Я для него насекомое. Навозный жук.
Муха. Таракан. Своим видом он показал, что отказывает мне в
элементарном уважении. Я для него не человек, а так, вошь. Но почему
же тогда этот мешок с деньгами обратился именно ко мне, а не к
первоклассным сыщикам, которых в городе полно, как нерезаных
собак? Да ведь он меня хотел подставить! Использовать! Кинуть!
Видимо, он рассчитывал на то, что я не смогу раскрыть его план. Он
думал, что я не смогу ему помешать осуществить задуманное, зато
создам для этих вездессущих журналюг видимость серьезного
расследования. А ведь он хочет увести меня по ложному следу. И след
этот -- похищение с целью выкупа. Запутать! Запутать! Он хочет
запутать следствие!
     Черт возьми, пришла пора действовать! -- подумал Семен
Акведуков, лежа в серой больничной палате. -- Ведь если я проваляюсь
здесь, Фигурова уберут, а моей фирме придет капец.
     "Больные! Завтракать!" - писклявым голоском сказала медсестра,
заглянув в дверь. "Идем!" - с воодушевлением отозвалось несколько
смурных мужиков из разных углов комнаты. Кряхтя, они начали
вставать, поправлять штаны и пижамы и, еле волоча ноги, выходить из
палаты.
     Семен с нетерпением дожидался, когда последний из доходяг
покинет палату. Едва за последним закрылась дверь, как он вскочил и
начал собирать свои шмотки. Да, в общем-то, и собирать-то было
особенно нечего! Зубная щетка, зубная паста, мыло? Да на фиг они ему
нужны?
     Он надел больничные шлепанцы и зашаркал к выходу. В коридоре
было безлюдно. Все больные сидели за столами в большой комнате,
называемой кормушкой. Акведуков спешно спустился по лестнице,
несколько раз оглянувшись. Хвоста за ним не было! Это было даже
удивительно. Только стоящий у телефона человек в белом халате
вращал налитыми кровью безумными глазами и бормотал какой-то
бредовый стишок. Акведуков приостановился, думая, что тот
обращается к нему.
     - Будет вам сосновый бор! Будет чистый воздух гор! Будет
ребятишек хор!..
     Странный человек двухметрового роста замычал и неожиданно
закончил строфу:
     - Если примешь "фаталборн"!..
     Акведуков даже не нашелся, что сказать. Он снова начал спускаться
по лестнице, пока до него не дошло слово, которое произнес
незнакомец. "Фаталборн", "фаталборн", "фаталборн"... Ба! Да это
ведь и есть то лекарство, которым отравились сотни человек,
вспомнил он.
     Он вернулся назад, к телефону, потеряв по дороге тапочек и даже не
заметив этого. Высокий человек с непричесанными рыжими волосами
говорил по телефону.
     - Все! Я сделал это! Понимаете вы или нет, я сделал!
     Услышав это, Акведуков аж обомлел. Рыжий между тем бросил
трубку и пошел по коридору второго этажа.
?      Послушайте! Вы говорили про "фаталборн"? -- крикнул в
поднятую трубку Акведуков. -- Послушайте!.. Вы говорили?..
?      Все. Проехали, дорогуша! -- сказал в трубку приятный и
уверенный голос. Голос этот показался Акведукову знакомым.
Это был голос Барчукова.
     18.
     В просторном кабинете сидели трое безукоризненно одетых
мужчин, источающих волшебные ароматы дорогих духов. Сладковатые
теплые волны, источаемые одним, сталкивались с резкими
штормовыми порывами, идущими от двух других. По внешнему виду
сидящих было заметно, что переживают они сейчас отнюдь не самые
лучшие минуты в своей жизни.
?      Дело ведь не в нем, а в нас самих. -- После продолжительной
паузы произнес Барчуков. -- Не засветимся ли мы, второй раз
попытавшись убрать этого недоумка?
?      Ты пойми, Алексей, - сказал одетый в скромный серый
костюм Виктор Усенко, - сейчас у нас нет выбора. Наш план
начинает трещать по швам. Кто бы мог подумать, что этим
может все закончиться?..
     Виктор Усенко, директор студии арт-дизайна "Неон", робко
посмотрел на Барчукова. Тот мял в руках кубинскую сигару и молчал.
?      Я вам говорю, что нужно его убрать! И я могу это сделать!
Причем, так, что даже комар носа не подточит! -- вступил в
разговор Исаак Гусевич, владелец сети городских аптек.
?      А кто это, интересно, посоветовал нам обратиться к этому
ублюдку? Кто это говорил, что он -- валенок, валенок. И вот
этот валенок как будто бы случайно оказывается рядом с нашим
Рыжим Киллером. Исаак, ты тоже думаешь, что это случайно? --
спросил Усенко, переведя взгляд на Гусевича.
?      Я же говорил: не нужно было отправлять ребят за деньгами.
-- Разгорячено сказал Гусевич. -- И не нужно было так пугать
его. Он ведь дурак, дурак. Из-за этих поганых пяти тысяч и
пошло прахом такое дело...
?      Ну, ладно, - сказал Усенко. -- Значит, на том и порешим...
Все-таки убрать этого... придурка...
?      А что нам остается? -- спросил Барчуков, вставая со стула и
поправляя черные брюки от Сволотти за 280 долларов. -- Я
позвоню через час. Может, уже и будут кое-какие результаты.
?      Договорились, - сказал Усенко. -- А мы с Исааком пока не
будем совершать резких телодвижений. Ладно!
     Исаак Гусевич тоже поднялся из кресла и, потирая волосатые руки с
золотыми перстнями на пальцах, вышел вслед за Алексеем
Барчуковым. Итогами разговора он остался доволен.
     Усенко остался один. Он плеснул себе в кружку холодного чая и
задумчиво уставился на стену.
     Глядя на щупленького Виктора Усенко, никому бы не могло придти
в голову, что он является учредителем больше десятка крупных
городских фирм. Причем, среди них была гигантская кампания
"Бизнес-Сети", ночной клуб "Ус`с", оружейный магазин "Хули-ганс",
салон красоты "Шура-Б".
     По всей России о нем ходила слава как о честном бизнесмене
средней руки, между тем как он был мошенником, каких мало. Он
давал имиджевую рекламу в газетах и на телевидении. Его любмый
слоган "Делать дело своими руками" знали даже школьники. А, между
тем, делать дело он предпочитал руками чужими. Он любил
использовать и кидать людей. Потупив глазки, он обещал им золотые
горы, а потом показывал кукиш, не выплачивая даже минимальных
зарплат. Обманутые люди обращались в суды, но безрезультатно: там у
него было все схвачено.
     Вдруг дверь распахнулась и Усенко увидел бегущего на него Ивана
Калабашкина, рыжего детину двухметрового роста. Он был одет в
когда-то белый, а теперь серый в грязную крапинку медицинский
халат. Он сжимал здоровенные красные кулаки.
     - Замочу! Я всех вас замочу! -- кричал он. Усенко от неожиданности
только привстал. Первый удар пришелся ему по скуле. Он услышал
треск и почувствовал резкую боль в голове. В голове Виктора Усенко
завертелись какие-то нелепые сожаления. Ну, почему же он так
подставился? Почему остался один и даже не вспомнил о собственной
безопасности? Ведь этого зомби сейчас может остановить только пуля.
С каким удовольствием он бы дал сейчас Барчукову команду
расправиться с этим жлобом.
     Второй удар пришелся ему прямо по левому глазу. Звезды
посыпались из глаз. Однако боли он уже не почувствовал. Он только
ощутил, что земля уходит из-под ног и все вокруг расплывается,
расплывается, расплывается... Сладковатые теплые волны его
туалетной воды. И резкий, резкий запах пота от давно немытого тела.
Он рухнул на пол.
     Он слышал удары чем-то тупым по голове. Это долбал его рыжий?
Или это стучалось сердце? Да какая сейчас разница? Похоже, что
жизнь не удалась. А сколько всего в ней было! И хорошего, и не очень!
В чем же его ошибка? Он просто хотел хорошо жить. Не как убогий
совок, а как достойный человек. И все!
     19.
     В кабинет вбежал Семен Акведуков и увидел рыжего Ивана
Калабашкина, склонившегося над телом Виктора Усенко. Он направил
на него револьвер.
?      Не двигайтесь от него! Отойдите! -- закричал Семен.
     Калабашкин покорно встал и отошел от лежащего без движений
Усенко. Все лицо у поверженного было в крови.
?      Они меня напичкали! Лекарствами там разными! Я не хотел
его кончать! Я хотел ему только объяснить. Я хотел понять, за
что он убил мою жену. Она ведь так хотела жить. Пришла как-
то из больницы... Щеки словно огнем горят, глаза аж счастьем
святятся, и щебечет: "Смотри, какое лекарство -- новое,
дефицитное, говорят, эффективное очень! Это наверняка мне
поможет! Будет у нас с тобой ребеночек, будет! И мальчик,
конечно, мальчик! Маленький такой, розовенький,
пузатенький, и с крошечной такой пипочкой! А голосистый
какой будет! Пищать будет, кричать будет: "Ма-ма! Мама!" И
где же он теперь, ребеночек малый? Где же теперь она? Нет
ведь ее, нет! Как же так? Нет! Нет! Нет! Вы слышите? Нет!..
     Акведуков спрятал за пояс свой газовый револьвер. Он подошел к
телу Усенко, встал на четвереньки, кое-как нащупал нужное место на
запястье, встал.
?      Что, уже второй? -- спросил он.
     Калабашкин кивнул.
?      Значит будет вышка, - сказал он Калабашкину, тупо
смотрящему на свои красные ручищи.
?      Знаю, - сказал Калабашкин, - знаю...
?      Ну, ладно, тогда! Бывай! -- сказал Акведуков и вышел.
     Но через минуту вернулся. Порыскал глазами по кабинету. Заметил
у стола черный кейс. Осторожно открыл его. Взял несколько пачек
денег.
?      Наверное, здесь где-то тысяч пять. Считать я, пожалуй, не
буду, - сказал он, рассовывая пачки по карманам.
?      Знаю, знаю, - повторял Калабашкин.
?      Ну, ладно! Еще раз -- пока!..
     20.
     Мое дыхание -- ровное. После того, как он когда-то покинул здание
на Вавилонова-стрит, Иван Калабашкин нашел-таки и Алексея
Барчукова. На скоростном лифте Калабашкин поднял Барчукова на
самый верхний, тридцать третий этаж, и выбросил его из окна.
     Моя правая рука -- горячая. После этого Калабашкин выбросился из
окна и сам. Ушлые репортеры две недели показывали два мокрых
пятна на асфальте -- это было все, что осталось от этих людей после
падения с Вавилоновской башни.
     Моя левая рука -- горячая. Денег в его карманах оказалась не пять
тысяч долларов, а чуть больше -- около семидесяти пяти. Тем не менее,
свое охранное предприятие он закрыл: каждый должен заниматься
своим делом. Свернул свое дело и Исаак Гусевич. Уже через два дня
после убийств он был в Израиле.
     Моя правая нога -- тяжелая. А вот Партоген Фигуров выжил. Ему
вовремя сделали промывание желудка. Только вот стал он инвалидом.
Теперь он полностью парализован. Говорят, почти все свои деньги он
отдал в "Общество обманутых больных" (себе оставил только на
лекарства). Хотел вступить в него и сам, но его не приняли.
     Моя левая нога -- тяжелая. Его бывшая секретарша Марго так и не
вышла замуж. Более того, она оказалась лесбиянкой, подругой
Ниночки, мисс "Чернобыль-98", бывшей секретарши Партогена
Фигурова.
     В чистом-чистом голубом небе парил он вольной птицей. Земля
казалась далекой и близкой одновременно. Снижать высоту ему не
хотелось. Вполне вероятно, что там есть и горе, и радость, только
какое ему до этого дело?..
     © Сергей Викторович Кузнецов
     620067, Екатеринбург, Уральская, 60-68
     Тел. (3234) 41-18-47
     E-mail: sergsmith@dialup.mplik.ru



   Сергей Кузнецов.
   Восемь рассказов

     _Последний водитель_
     В городе его знали почти все. Человеком он был не очень
приметным, но у него было одна безумная страсть -- вождение
автомобиля. Все остальное его не интересовало. Находясь за рулем
автомобиля, он надолго забывал даже о еде. Рассказывают, что
однажды, катаясь по городу, он не кушал целых два дня. И если бы ему
не напомнили, что нужно покушать, он бы, наверное, так и умер от
голода. Может, это просто легенда?..
     Одевался он ужасно плохо, зато имел несколько хороших, пусть и
не совсем новых, машин. Сколько их у него было и где он их брал, не
знал никто. Зато все знали, что он который год живет без работы. Быть
может, он зарабатывал деньги развозкой пассажиров? Но никто не
видел, чтобы он бомбил. Никогда в его машинах не видели
посторонних. Видимо, он все-таки боялся подвозить!? А вдруг выкинут
из машины и угонят тачку! Сейчас ведь время такое!..
     От других водителей в городе он отличался необыкновенной
вежливостью и предупредительностью. Он никогда не мог проехать,
не пропустив пешехода. Особенно он любил пропускать детей и
женщин. Иногда он в знак приветствия помахивал им левой рукой.
Редко когда ему отвечали тем же. Пеший конному не товарищ.
     Ездил он обычно медленно, и всегда по первой полосе, прижимаясь
к самому бортику, чтобы не задели бритоголовые лихачи на джипах.
Наверное, он мог бы ездить и быстрее, но куда спешить? Все там
будем. К тому же, говорят, тише едешь -- дальше будешь. И добавляют:
от той точки, куда едешь. Но он говорил редко. Чаще всего молчал и
улыбался. Некоторые водители, обгоняя его, громко сигналили. В
таких случаях он всегда отрывал руку от руля и махал ею: мол,
обгоняйте!
     Наверное, во всем городе не было водителя, который бы с большим
усердием, чем он, выполнял правила дорожного движения. В особо
людных местах он вел машину с минимальной скоростью. Когда он
проезжал мимо школы, ребятишки смеялись над ним: "Тормоз поехал!
Тормоз поехал!"