ивольно
раскинувшийся на заднем сидении автомобиля, обнимая коленями спинку  сидения
Ренаты: длинные ноги мешали ему даже в джипе. - Покажи!
   Рената обернулась:
   - Гроссман?! Ты еще здесь?! Я так надеялась: проснусь -  и  ты  окажешься
просто кошмаром!
   Придерживая руль, Саша с усмешкой посмотрел на нее:
   - Если говорить простым человеческим языком, тут  действуют  генетические
аспекты, превращающие интерпсихические отношения в  интрапсихические,  после
чего происходит опосредование выбора и сублимация процесса интериоризации на
примере образов и символов, - ?растолковал? он.
   Рената приоткрыла рот:
   - Он что-то сказал?!
   Гроссман кивнул:
   - Шура пытался сказать тебе, что это просто самый банальный  подростковый
кризис - прыщики, недовольство  собой,  комплекс  ?мои  предки  -  конченные
придурки? и так далее...
   - Ну, разве же от вас добьешься чего-нибудь приличного?
   Лучше уж магнитофон послушать вместо вас... - и Рената стала  переключать
радиоканалы, но почти везде звучал ?белый? шум. Наконец  она  наткнулась  на
песню:
   - Боже! Это Розенбаум! Обожаю! Это что-то новенькое. Немедленно замолчите
и дайте послушать песню!
   - Ты всегда была впечатлительной девочкой, -  Николай  приоткрыл  окно  и
закурил.
   - Гроссман, не юродствуй, я слушаю!

   ...И она могла бы, в общем,
   В щель под дверью проскочить,
   Только гордые не ропщут
   И не жгут чужой свечи,
   И не жгут чужой свечи...
   Ведь нет у одиночества
   Имени и отчества,
   Ну а мне в плечо твое
   Так уткнуться хочется...

   Рената прикрыла глаза. Читала она где-то о том, что, когда ищешь ответ на
беспокоящий тебя вопрос, он приходит неожиданно - извне, из строчек в книге,
из песен, из услышанной на улице реплики постороннего человека.  Почему  так
повелось - неизвестно. Вот и теперь девушке показалось, что она как  никогда
близка к разгадке, однако присутствие Гроссмана  действовало  ей  на  нервы,
мешало сосредоточиться.
   Рената была против его настойчивого желания сопровождать  их  с  Сашей  в
опасном путешествии: это ставило е„ в положение  хамелеона,  посаженного  на
два бумажных листа разной расцветки, который безуспешно  выбирает,  в  какой
цвет ему перекраситься. Каждый  из  них  воспринимал  е„  по-своему,  и  она
чувствовала инстинктивную потребность удовлетворять их ожидания, что сделать
одновременно было бы невозможно. Хамелеон сошел бы от  этого  с  ума.  Кроме
того, Ренате все  время  мерещились  заговоры,  казалось,  что  Ник  и  Саша
объединились против нее. Она  стала  все  чаще  огрызаться,  а  то  и  прямо
нападать на Гроссмана и - косвенно - на телохранителя. Согласия  между  ними
троими не было в помине. Саша ни во что не вмешивался, соблюдая нейтралитет.
Если бы Рената знала его хуже, то могла бы предположить, что он стесняется.
   - Не пора ли нам сделать привал? Шикарный  пейзаж,  „лки-палки!  -  вновь
ворвался в ее мысли Николай.
   Саша молча повернул к обочине.

***

   Фобосов поднимался чуть позади Раечки Мезудиной, своей ?утешительницы?, и
потому она первой заметила, что дверь в квартиру не заперта.
   - Ты бы хоть предупредил, что у  тебя  гости!  -  укоризненно  проворчала
Раечка, понимая, что уединиться им не дадут и в этот раз.
   -  Никаких  гостей.  Не  должно.  Быть.!  -   характерное   для   Михаила
подергивание пшеничных бровей наводило на мысль, что он, должно быть, весьма
удивлен (конечно, напиши Фобосов это на бумаге, стало бы куда  понятнее).  -
Ну-ка! - он вошел внутрь, а Мезудина осторожно шагнула за  ним  в  прихожую,
маленькую и темную.
   Фобосов  увидел  перед  собой  Сашу,  стоявшего  посреди  комнаты,   близ
компьютера, и очень неплохо одетого.
   - О! Здорово! Ну. Ты жук! -  журналист  поправил  очки,  коротким  жестом
толкнув их в перемычку на носу. - Уехали, называется! Чего. Стряслось?
   Саша медленно выудил руку из кармана плаща, где за минуту до этого что-то
нащупывал. Вокруг носа и под глазами кожа на его лице была темнее, как будто
от синяков. Раечка подумала, что ему, ?бе-е-едненькому?,  где-то  досталось.
Телохранитель кашлянул и хрипловато ответил:
   - Мы одну вещь у тебя забыли...  Извини  за  беспорядок,  я  тут  порылся
второпях... немного...
   Раечка с приоткрытым ртом оценила,  что  в  понимании  ?Алекса?  означает
?немного?: коробки от дисков и сами диски CD-ROM были  разбросаны  по  столу
как попало, без всякого указания на то, какой где лежал.
   - Что за... вещь? - пошевелив бровями, уточнил Фобосов.
   - ?Кадэшка?. Я твои пересмотрел, но им и не  пахнет.  Ты  никуда  его  не
убирал?
   - А вы. Мне... ничего. И не давали!.. Вы ж... с пустыми руками. Приехали!
И уехали - тоже!
   - А Рената? Ты уверен, что она ничего тебе не оставляла?
   - Ну! Я ж не идиот! Какой-нибудь!  Если  б...  оставляла.  Я  бы  помнил.
Наверное! - журналист развел руками.
   Саша утомленно повел головой (не Сашин жест, отметила некогда  влюбленная
в него несостоявшаяся актриса Раечка Мезудина).
   - Черт! -  сквозь  зубы  бросил  он.  -  Ну,  ты  тут...  сам  как-нибудь
приберись... У тебя, вон, помощница есть. Привет, Рая.
   - А где Рената? - не поняла та.
   - В машине... то есть, в поезде... Короче, в самолете.
   - Она ж... высоты боится!..
   - А-а-а... - протянул Саша и, точно делая для себя отметку, со  значением
кивнул. - Ладно, пора ехать.
   - Алекс, ты чего такой странный?!
   - Какой странный?.. -  поморщился  телохранитель,  и  это  уже  была  его
мимика. - Ключи на тумбочке. Чуть не забыл вернуть. Ну, все. Чао!
   - Шифровальщики... - только и смог вымолвить Фобосов.
   Саша слегка подтанцовывающей легкой походкой вышел из квартиры.
   - Я расту в его глазах... - недоумевая, пробормотала
   Мезудина, глядя то на Фобосова, то на  полный  завал  вокруг  включенного
компьютера, то вслед телохранителю. -  Впервые  за  все  десять  лет  нашего
знакомства Алекс назвал меня по имени...
   - Бывает... - Фобосов отключил компьютер  и  сел  разбирать  перепутанные
диски и дискетники.
   Раечка вышла на балкон  посмотреть,  в  какую  сторону  отправится  Саша.
Каково же было ее удивление, когда она увидела этого самого Сашу, садящегося
в шикарный, непотрепанный, черный ?Ландкрузер? и  выезжающего  из  двора  на
бешеной скорости.  Соседские  бабушки  как  по  команде  проследили  за  его
отъездом.
   Тема для дальнейших обсуждений была готова:
   - Понасели на енти свои  мобили  и  носятся,  как  оглашенные!  -  громко
выступила одна, и остальные е„ поддержали:
   - Да... всю страну разворовали!...
   Мезудина поскребла в затылке и вернулась в комнату.
   Андрей развернул  потертую  бумажку,  найденную  им  в  ванной  Фобосова.
Внутреннее чутье подсказало ему, что эта записка обронена Ренатой и что  она
является одним из звеньев непрерывной цепи поисков, погонь и разочарований.
   "Москва 2408? - что бы это могло означать?  И  этот  набор  беспорядочных
чисел  внизу...  Ясно,  что  это  -  не  заглавие  нового  романа  Владимира
Войновича...
   Андрей завел машину. Номер гостиничной комнаты и телефон?
   Бред сивой кобылы: здесь номера семизначные.  Компьютерный  код?  Видимо,
это ближе,  но  тоже  не  то  -  он  чувствовал.  А  если  это  код,  но  не
компьютернай, а, скажем, камеры хранения?  Вот  только  где  эта  камера?  В
аэропорту? На вокзале? И на каком из них? А в каком  аэропорту?  Эту  версию
необходимо проверить.
   "Ландкрузер? сорвался с  места.  Невидящим  взглядом  смотрел  Андрей  на
дорогу, отмечая самое необходимое. Обычно  же  его  глаза  заставляли  людей
трепетать. За это Константина Геннадьевича и  Андрея  прозвали  Скорпионами.
Никогда не светился в них гнев, но это не означало, что Скорпиона -  старший
или младший - спустят нанесенную обиду. Джип  летел  в  сторону  Домодедово.
Андрей решил начать с аэропортов.
   На поиск у него ушло три часа, и только в одном из аэропортов (по  закону
Мерфи, последнем - он оставил  его,  так  как  по  дороге  были  вокзалы,  и
вспомнил, когда все мыслимые камеры хранения были исследованы), лишь в одном
ячейка откликнулась на шифр и открыла свои пустые недра. Значит,  ?дипломат?
уже у них. Если, конечно, он вообще здесь был...
   Андрей набрал номер и узнал, что ?раздолбанный? ?Чероки? был  замечен  на
южном шоссе. Куда  они  направляются,  было  непонятно.  Придется  ехать  на
машине. Если быстро поедет нагонит. Только нужен сменщик и,  желательно,  не
имеющий отношения к организации: возможны любые промашки, а Скорпион-младший
терпеть не мог, когда ?шестерки? обсуждали  его  неудачи.  За  это  придется
наказывать, лишнее беспокойство - зачем это надо? Лучше взять парня с улицы.
Приглянется - можно при себе оставить и насовсем...
   - Но где найти мне такого -  чувака  не  слишком  крутого?  -  вполголоса
пробормотал Андрей и прищелкнул пальцами.
   - Пришлось поставить запаску, - вытирая  руки  тряпкой,  Саша  отошел  от
джипа. - И упаси бог, если с нею что-то произойдет...
   Рената поманила его к костру. Николай, не желая пачкать печеной картошкой
свои ?музыкальные? руки, сидел напротив нее и  пил  баночное  пиво,  изредка
поглядывая на бывшую жену, озаренную всполохами огня.
   Телохранитель сел у ног Ренаты, удобно устроившейся на низеньком  пеньке.
Она склонилась к нему, повернула его голову так, чтобы рассмотреть рубец  на
щеке.
   - Почти совсем зажил...
   - Еще бы: за две недели, - усмехнулся Саша.
   - Хочешь картошку? Я сама почистила...
   Телохранитель снизу взглянул на нее:
   - Как в детстве?
   - Что - как в детстве? - не поняла Рената.
   - А мы в детстве тоже  любили  печь  картошку...  Удерем  с  пацанами  на
пустырь и жжем костер. Лишь бы взрослые не видели и не мешали...
   - С трудом представляю тебя мальчишкой, - созналась она. -
   Ну что? Будешь?
   Он перехватил ее руку и покачал головой. Гроссман сделал глоток из  своей
банки:
   - Не пойму я что-то, Шура: ты что, святым духом живешь? На твоем месте  я
бы давно уже загнулся...
   - Вот-вот, - в первый раз за все это время Рената согласилась с отставным
супругом.
   Чтобы они отвязались,  телохранитель  отпустил  кисть  девушки  и,  точно
любимый  полудикий-полудомашний   пес,   прямо   губами   взял   рассыпчатый
картофельный  кусочек  с  ее  ладони.  Николай  отвернулся,  чтобы  они   не
догадались, что ему есть до них дело. Точнее, не до ?них?, а  до  Ренаты.  И
что такого в этой рыжей бестии, что едва  ли  не  все  влюбляются  в  нее  с
первого взгляда? Легкомысленна, строптива, избалована, капризна  инфантильна
и плохая хозяйка... Ну вот, начинается  послеразводный  аутотренинг.  Теперь
этим не спасешься. Ник считал, что рано или  поздно  она  к  нему  вернется,
никуда не денется. Терпела же она четыре года  его  бесконечные  похождения,
его характер, выходки... Значит, любила. Да и как его не любить? И еще:  она
- единственная женщина, которая бросила его первой. А сейчас все  его  планы
рушились, словно картонный домик. Гроссман почти осязательно  чувствовал  их
связь с Сашей. Да, увы, их сковывало нечто большее,  чем  страсть,  симпатия
или  постель  -  то,  на  чем  зиждился  его  брак  с  Ренатой.   В   других
обстоятельствах, скорее  всего,  эти  отношения  походили  бы  на  ровный  и
спокойный огонь, загасить  который  просто  невозможно;  в  этих  -  на  два
бурлящих моря, что стремятся разнести плотину, которая разлучает их  друг  с
другом. Гроссман  искал  хоть  что-нибудь  пошлое  в  их  отношениях,  чтобы
?остудить? Ренату - и не мог  найти.  Не  встречалось  покуда  в  его  жизни
подобная неудача. Н-да, поехав с ними, он погорячился. Если уж она  так  ему
дорога, то было бы логичнее пожелать ей счастья и отойти.  Но  теперь  -  не
тут-то  было!  Упрямство  не  позволяло  Нику   остановиться   на   полпути.
Телохранитель - по сути  своей  одиночка,  и  Гроссман  сделает  все,  чтобы
убедить Ренату вернуться, а его - не  изменять  своим  привычкам  и  бросить
обузу. У Саши на роду написано быть свободным и неприкаянным странником.
   Николай случайно прислушался к их разговору. Если говорят громко,  то  не
затыкать же ему уши! Николай с неприязнью ощутил, что ищет оправдания  своим
поступкам. Противное состояние...
   - И ты присутствовал, когда тот священник, отец Саймон, был при смерти?..
   Странные вопросы задает Рената. Что  за  отец  Саймон?  Саша  ответил  не
сразу. Он устроился поудобнее и положил голову на колени девушки, давая телу
кратковременный отдых - впервые за весь день.
   - Да, присутствовал. В 90-м я был в Лондоне и узнал, что
   Саймон лежит у них в госпитале и что состояние у него крайне тяжелое... Я
знал, что  он  болен  раком,  знал  также,  что  это  будет  наша  последняя
встреча... Так и получилось...
   - Странно... - прошептала Рената.
   - Что?
   - Насколько я поняла, все твои клиенты на сегодняшний день уже умерли, по
той или иной причине...
   - Т-ш-ш-ш-ш! - Саша, испугавшись, приложил палец к губам. -
   Нельзя так говорить!
   - Ну, да, да: я еще жива... И ты нас... то есть, их... ты сам  выбирал?..
Ты что-то... чувствовал при этом?
   - Да, - он не стал ничего прибавлять и закрыл глаза.
   - А как... умру я? - Рената склонилась почти что к  Сашиному  уху,  но  у
Ника  был  острый  слух,  и,  вначале  прислушавшись  ненароком,  теперь  он
втянулся.
   Телохранитель отпрянул от нее:
   - Я тебя не выбирал!
   - А... папу? Его?..
   - Я не знал, как и когда он умрет... Я пытался предупредить его, чтобы он
был осторожнее, но люди никогда не верят таким вещам... Я  стал  его  тенью.
Но... все равно упустил момент. А  ты...  Сокольников,  пока  мог  говорить,
бормотал о тебе и выталкивал меня из машины... Я тебя не выбирал!
   Тут Николай все-таки не выдержал:
   - В общем, ясно: как всегда, выбор делают за нас, мы тут ни при  чем,  от
нашей воли ничего не зависит! Слышали,  слышали...  Так  ты,  Шура,  всерьез
веришь во всякие души, в экстрасенсорику,  в  пророчества?..  Да?  -  в  его
голосе явственно читалось: ?Ну, уж тут я тебя поймаю на слове!?
   Саша, с трудом оторвав взгляд и мысли от Ренаты, оглянулся и посмотрел на
него через костер: он словно и забыл о существовании третьего.
   - Верю? Само слово ?вера? предполагает то, что на самом деле этого вполне
может не существовать, и человек волен в выборе - верить в  это  или  нет...
Душа, энергия, психика - суть дела  от  этого  не  изменится.  Даже  тело  в
определенной  ситуации  может  выполнять  функцию  души,  носить  ее  образ,
отраженный в материи...
   - Ну, как же? Психика - это мозг, мозг -  это  тело,  по  верованиям  все
телесное - бренно, а душа - нет.
   - Хорошо, пусть будет душа, если тебе так больше нравится.
   Это неважно. У всех по-разному. Идеально - когда достигнуто  триединство.
Тогда тело сильно, память ясна, а разум пронзает время и пространство...
   - Болтовня!
   - Гроссман! Фи!.. - Рената скривилась. -  Тебя  же  никто  не  заставляет
этому верить, что ты ругаешься?
   - Тогда пусть скажет, когда умру я? Я совершенно не боюсь  услышать  это.
Ну, когда я умру? Хочу приготовиться...
   Телохранитель поднялся на ноги.  Рената  схватила  его  за  руку,  но  он
выскользнул и растворился в темноте.  Ей  показалось,  что  Гроссман  чем-то
задел его, и она прошипела:
   - Вот вечно ты лезешь со своими дурацкими подколами!
   Суешься туда, в чем ни черта не понимаешь, как этот дурак-Гарик!
   - Я - дурак?! - вскипел Ник, отшвырнул пустую банку и вскочил. -  Да  это
вы оба... чокнутые придурки! И разговоры у вас такие же! Психи! Два сапога -
пара! Душа!.. Ага...
   Жестикулируя, он пошел к джипу.
   - О-о-о! За что мне все это?! - молитвенно складывая  руки,  пробормотала
девушка. - Что я тебе сделала, а? Господи?!
   К утру они прибыли в Тулу.

За тринадцать дней...

   - Идем туда! За этой колонной - наше спасение, -  шепнул  он  златовласой
жрице в синей мантии  и  взял  ее  за  руку,  хотя  колдун  и  Главный  Жрец
предупреждали, что во время Магического Общения  прикасаться  друг  к  другу
нежелательно.
   - Туда?! Но там - Смерть! - она была вне себя: пустой взгляд, замедленные
движения и слабый голос. Он потянул ее за собой  и,  сообразив,  что  он  не
собирается останавливаться, девушка попятилась и стала выдергивать  руку.  -
Оттуда никто не возвращался!
   - Мы вернемся!
   - Я должна встретить рождение Пятого Солнца!
   Больше он не стал ее уговаривать, ибо в пучине уже била крыльями огненная
птица, готовая к тому, чтобы вырваться наружу. К  е„  появлению  все  должно
стать на свои места... Жизнь птицы была в руках молодого колдуна,  жрецов  и
того, кто ждал в пространстве между колоннами.
   Капюшоноголовый помощник Главного Жреца выпустил руку жрицы.
   - Я буду ждать тебя! - сказала она и вскинула голову к  черному  небу,  к
трем звездам, нависшим над храмом:
   - О, великие боги! О, мудрый охотник, звездный странник! Дайте мне знания
и сил!
   Он  шагнул  в  пустоту  другого  измерения.  В  этот   момент   его   мир
перевернулся, и он остался в чуждом  пространстве,  необычайно  светлом,  но
неприветливом - есть красивые города,  но  ничто  не  заменит  тебе  твоего.
Особенно если ты помнишь его...
   У подножья холма на берегу  ручья  сидел  старик.  Помощник  Главного  не
узнавал Гелиополис. Не был это и Ори, город-мечта, город-призрак, пристанище
стужи последние сотни и сотни веков. Это был чужой город, чужая страна.  Все
здесь было чужим, даже небо - солнечное, но замутненное каким-то маревом...
   Старик поднял на пришельца обведенные  сурьмой  до  самых  висков  темные
глаза. Его седые длинные волосы были  перехвачены  лентой,  одежды  отливали
золотом. Помощник  поклонился  Учителю.  Они  всегда  узнавали  друг  друга:
Учитель оставался в одном и том же обличье, ученик - менялся, как  и  другие
двенадцать, но суть его была постоянной. Старик мог намекнуть,  но  говорить
прямо было бессмысленно - все можно понять и принять  лишь  тогда,  когда  к
этому прикоснулась твоя душа, твое сердце. Если нет -  не  помогут  никакие,
даже самые разумные слова и доводы. Истина всегда рождается в адских  муках.
Если  впрыснуть  обезболивающее,  это  будет  мертворожденная,   отравленная
истина.

   Огонь ломает камни,
   Вода терпеливо точит их.
   Огонь всего добивается силой,
   Воде камни благодарны за красу,
   Подаренную их холодным телам.
   Если я буду иметь дело с камнями,
   То не стану ломать преграды.
   Я наберусь терпения, как ты, о, вода!..

   Помощник Главного опустился на одно колено и, протянув руку через  ручей,
взял с ладони Учителя гладкий гранит, за тысячелетия превращенный волнами  в
человеческое сердце.
   Старик набрал пригоршню воды и плеснул ею на руки ученика.
   Тот вздрогнул.
   -  Привет!  -  мокрой  ладонью  Рената   коснулась   Сашиной   руки;   ее
разрумянившееся лицо тоже еще не просохло после  умывания,  и  телохранитель
залюбовался им и блестящими янтарно-зелеными ясными глазами. Он многое хотел
бы сказать... Но не смел. Либо на этот раз, либо никогда,  и  теперь  каждый
неверный шаг будет роковым. - Сколько можно спать? Мы уже в Туле!
   Отсчет пошел дальше: тайм-аут закончен. Саша потянулся.  Тело  совершенно
не отдохнуло, но это ничего не значит. Сейчас это не значит уже ничего...
   Рената наклонилась к нему и поцеловала. От нее дышало свежестью -  как  в
леске, где они остановились:  дождем,  легким  морозцем,  спугнутым  первыми
лучами солнца, только-только опавшей листвой  и  слабым,  донесенным  ветром
запахом дыма, когда жгут ?дары осени?. Осень  пахнет  смертью,  но  Ренатина
осень была другой - она обещала возродиться весной  вместе  с  ее  задорными
конопушками. Рената пахла золотой осенью.
   - Привет! - шепнул он, тихо прижимая е„ к  себе  и  целуя  в  златовласую
макушку.
   Но девушка была в игривом настроении. Она пощекотала его и  выскочила  из
машины.
   Николай высунулся из кустов и  смертельно  напугал  Ренату,  на  короткое