ыживал, становились профессиональными вояками, да и командирский состав, за
небольшим исключением, обладал прекрасными кадрами. Просто прежде, чем лезть
в это пекло, следовало изучить  опыт американцев во Вьетнаме и  своих в двух
Отечественных и  понять  простую  истину: в  стране со  сложными  природными
условиями даже  относительно  слабый противник, избрав  тактику партизанской
войны, становится непобедимым...
     Из Афгана Волин вернулся немного дезориентированным,  но не сломленным.
Страну только начинало лихорадить,  полковнику вверяли исключительно элитные
подразделения, и  о безудержном падении армии  он знал пока лишь понаслышке.
Жилось нормально. Пока не стало превращаться в жалкие копейки его жалование,
пока не посыпались в  спину плевки охреневших от всеобщего развала  штатских
сограждан, пока не побежали из армии знакомые и даже близкие друзья.
     Крушение   империи  и  вовсе  нокаутировало;   служить  считай  задаром
обрубленной  России  Волин уже  не мог. Глядя,  как бывшие сослуживцы самыми
различными  способами заколачивают баснословные в его  представлении деньги,
полковник  подал в отставку  и с громким скандалом (отпускать такого ценного
спеца все же  не хотели) ушел на гражданку. Но делец из него не получился, а
идти  к  кому-то  в пусть  высокооплачиваемые,  но холуи  не  представлялось
возможным. "Полковник Кудасов нищ, дамы и господа!" Жена не вынесла выпавших
на  ее долю  тягот,  прихватила  все  мало-мальски  ценное  из остававшегося
имущества и сбежала с дочерью неизвестно куда.
     Тут началась бойня в Чечне. Волин не мог допустить, чтобы  лишенную рук
и  ног  Империю  вовсе  изорвали на  куски.  В  военкомате его  встретили  с
распростертыми   руками,   понимающе  выслушали  и  предложили  принять  под
командование  создаваемый под Москвой новый полк. А он все твердил: "В Чечню
меня, в Чечню!" Пожав плечами, военкоматовские приятели оформили необходимые
бумаги, напутственно  похлопали полковника  по  плечу,  а в  спину покрутили
пальцами у виска: "Еще один афганским солнцем перегретый".
     Чуть ли не через неделю после прибытия в Чечню  Волин оказался на грани
сумасшествия:  его   мозг  отказывался   воспринимать  спокойно   совершенно
бессмысленные ежеминутные  смерти полураздетых,  голодных  и непристрелянных
"помазков", повальное пьянство, откровенное, наглое мародерство, продажность
чуть ли не половины офицеров, за небольшую мзду  пропускающих боевиков через
"непреодолимые" кольца окружения.
     Именно  в Чечне лишившийся последних ориентиров  Волин  познакомился  с
Дариевым. Хан вывозил из пекла свою родню, заодно помог исчезнуть полковнику
и  четверым  его верным  подчиненным.  От предложения  работать  начальником
охраны Хана  Волин отказался, но согласился  обучать его телохранителей азам
воинского мастерства - стрельба, приемы рукопашного боя и тому подобное.
     Трудно  сказать,  как дальше сложилась  бы его  жизнь,  не  появись  на
горизонте  Хамзат  Рязаев  -  дальний родственник Дариева, до развала  Союза
служивший  резидентом ГРУ  на Ближнем  Востоке,  а  затем переметнувшийся  к
диктатору Хаддаду. Он остро  нуждался в Волине  и Дариеве  для осуществления
грандиозного плана, узнав о котором, полковник не смог отказаться.
     - О чем задумались,  Николай Алексеевич?  - Хан настороженно глянул  на
выступившие желваки на плотном лице полковника.
     Волин вернулся за стол, с протяжным вздохом побарабанил пальцами.
     - Плохо дело. Про кинокамеры забыли.
     Хан замер на миг, с непониманием глянул на полковника.
     - А хороший боевик сняли бы! - захохотал Волин.
     Хан  подхватил  смех, но сердце его  похолодело  - он  отчетливо понял:
сегодня полковник готов пойти на смерть.
     * * *
     - Мда-а, - протянул Паша, глядя на сыплющиеся из крышки стартера сажу и
графитную пыль.
     - Все по новой? - тускло спросил Стасис.
     -  А  как  же!  -  воскликнул  Паша,  за долгие  годы  работы  в  порту
попривыкший  к  вещам  много  худшим,  и, разглядывая  оплавленную  изоляцию
обмотки  статора,  озадаченно  почесал  кудрявую  макушку. - Найти бы только
мало-мальски пригодную обмотку...
     - А щетки?
     - Какие-то на складе есть - переделаем. Я пороюсь  у себя в запасниках,
а ты разбери пока стартер на все составляющие,  проверь их на  пригодность и
приведи в порядок.
     Паша тут  же умчался  на поиски  обмотки,  а Стасис  протяжно вздохнул,
зажал корпус  стартера  в тисках  и зубилом да молотком принялся откручивать
неподатливые винты  крепления "башмаков". Очень скоро  Паша принес  какую-то
занюханную обмотку, при проверке  на стенде выказавшую  всего один  пробой в
изоляции, который он  тут же  и замотал.  После этого Стасис занялся сборкой
почищенного  агрегата,  а  Паша  отправился  стачивать   под  нужный  размер
найденные на складе щетки.
     К  "кофе-тайму"  работа  была  почти  завершена  -   оставалось  только
установить на место преображенные щетки и закрыть крышку стартера.
     - Пора! - Стасис указал на часы.
     - Иди, - кивнул Паша. - Я сейчас дособеру эту железку, а ты сразу после
перерыва поставишь ее обратно на "Валмет".
     Минут через десять, кое-как  отмыв руки, все кофеманы бригады расселись
по  своим  местам в вулканизаторной и, попивая свежезаваренный горячий кофе,
пустились в обычную для таких посиделок болтовню обо всем на свете.
     -  Слушайте анекдот!  - крикнул практикант Леха, вонзая  ввысь короткий
палец   неестественно  миниатюрной  для  такого  мордоворота   ладошки;  все
притихли.  -  Встречает  русский  эстонца,  хочет   над  ним  приколоться  и
спрашивает:  "Видал ли ты когда-нибудь фотку длинноухого осла?" Эстоха  тупо
мотает головой: откуда же - не наш зверь.  Русский  ему и говорит: "Посмотри
тогда в  свой  паспорт!" Проходит какое-то  время.  Русский о своей  хохме и
думать  забыл, а эстонец,  мечтая  ему  отомстить, при первой  же встрече  и
спрашивает: "Ты  фотограафию длинноухого ослаа  когда-нибудь видел?" "Нет, -
отвечает тот. - Фото - не видел". Ну эстоха и орет: "Посмотрии тогда, русаак
подлый, в мой пасспорт!"
     Хохот  стоит  неимоверный.  Никто  и  не подозревает, что  хитрый  Леха
немного переориентировал вычитанную  им в газете историю о  взаимоотношениях
француза и бельгийца.
     - А вот еще...
     Леха раскрыл рот, чтобы рассказать еще один  анекдот, но  за его стулом
послышался вдруг отчетливый шумок мышиной возни.
     - Ожили,  кровопийцы!  - брезгливо  поморщился  баллонщик, которого, не
взирая  на  сорокалетний  возраст, из-за  поджарой  фигуры  и  мальчишеского
взгляда голубых глаз и стар и млад звали исключительно Витек. - Видать, и им
лехин анекдот понравился.
     Звук  доносился из мусорного ведра в углу вулканизаторной. Судя  по его
характеру, можно было смело предположить  наличие там, по крайней мере, двух
серых грызунов.
     -  Елки! - Паша страдальчески закатил глаза, почесал плохо выбритый, но
все равно порезанный подбородок. - Надо нам, мужики, смастерить какие-нибудь
мышеловки. Я даже знаю одну оригинальную конструкцию...
     -  Вот  и  воплотишь  ее  к  завтрему! -  отрубил бригадир  -  крепкий,
загорелый мужик  пятидесяти  лет с мощным "мозолем"  на животе и физиономией
отпетого уголовника.
     - А время и ресурсы дашь?
     Бригадир залпом  допил  кофе, покрутил  в  руке  еще  горячий стакан  и
по-отечески посоветовал:
     - Насчет давания ты к жене обратись - может, сжалится.
     - И не будь дураком, - подхватил Витек. - Пусти слезу горючую-горючую и
говори, мол, сам "бугор" велел расслабиться. Сам же вроде как и не причем!
     Пока  Паша  сквозь  смех  внимал  советам умудренного  жизненным опытом
старшего товарища, бригадир направился к выходу, у ведра вдруг задержался и,
узрев что-то, воткнул в него ногу.
     - Клянусь: не убил, так контузил. Обоих!
     - А, может, это самочки? - живо среагировал Витек.
     Словно  оскорбленные  его предположением мыши  вдруг  повыпрыгивали  из
ведра - и тю-тю.
     - А  я бы, - вздохнул  юный Дима, -  сразу  же  вытащил эту штуку, - он
указал на бригадирскую ногу в ведре, - и побежал бы к мусорному контейнеру.
     - Какой умный! - как бы восхитился бригадир.
     - Гадюка рыжая! -  подхватил Витек. - Но мыслит, надо признать, в очень
даже верном направлении.
     - Ах так, душа твоя резиновая! - проскрипел бригадир. - Ну, погоди: еще
попросишь дрель!
     Стасис  допил кофе,  вернул  в  шкаф ополоснутый стакан и, прихватив  с
собой  стартер, пару ключей и отвертку, побрел на контейнерный терминал. Еще
месяца три назад он поехал бы на малом погрузчике - стартер,  все  же, штука
не   самая  легкая.  Но  в  последнее  время  начальство  строго  наказывало
работников,  пользующихся  техникой,  не имея  внутрипортовых прав.  Хотя по
отношению  к  ремонтникам это  было  полнейшей глупостью. Стасис,  например,
никогда  не  превышал  допустимую скорость.  Он  прекрасно знал,  чего могут
стоить не имеющим амортизатор  погрузчикам скачки по многочисленным портовым
колдобинам: сам  же ремонтировал,  проклиная лихачей-докеров, которые любили
поиграть в "пятнашки" на двухтонных автопогрузчиках.
     Возле "Валмета" никого не было. Наверное, Спецназ не вынес вынужденного
безделья и ушел в теплушку - пообщаться с другими свободными грузчиками.
     Четкими, выверенными  движениями - раз в сотый небось,  - Стасис вогнал
стартер в гнездо, зажал гайки на шпильках  крепления и подсоединил проводку.
Глянув  с  тоской  на  руки,   за  пять  минут   покрывшиеся  толстым  слоем
промасленной и прокопченной грязи руки, залез в кабину, кое-как обтер пальцы
валявшейся  под сиденьем тряпицей и включил стартер. Раздался отвратительный
скрежет  металла по металлу - бендикс бесполезно бился в раскуроченные зубья
маховика.  Пришлось  выйти  и  провернуть  маховик,   толкая  ногой  лопасти
вентилятора.  Только после  этого бендикс  попал  в  пазы  между нормальными
зубьями, и двигатель завелся с одного оборота стартера.
     На  рокот пришел  Спецназ -  низкорослый  мужичок  лет  сорока с  вечно
грустными глазами.
     - Можно забирать? - спросил он, заглядывая в кабину.
     Стасис пожал плечами:
     - За "стоху" могу еще часок подержать.
     - Не надо, - испугался Спецназ. - У меня на сегодня тьма контейнеров! -
и кивнул на испещренный номерами листок за приборной панелью.
     - Тогда забирай.
     Стасис  решил  понаблюдать  за работой погрузчика  и сел  на скамейку у
стены ближайшего склада.
     Тридцатитонный "Валмет" лихо развернулся, подъехал к составленным в два
яруса контейнерам, вогнал  в пазы  одного  из верхних свои  стальные лапы  и
легко  поднял его,  весящего  тонн двадцать. От  длинной колонны  грузовиков
отъехал белый красавец "Вольво" и  подставил под призывно  висящий в воздухе
контейнер свой  длинный  трейлер.  Спецназ немного поприноравливался,  затем
мягко опустил контейнер гнездами точно на фитинги крепления.
     Стасис  вспомнил,  как,  проработав в  порту  первый  месяц, услышал  о
каком-то докере Спецназе и представил  себе двухметрового  бугая с железными
ручищами. Потом  ему показали этого мужичка, внешне более чем заурядного,  а
на  закономерный  вопрос, за что же  его  одарили  столь  громким прозвищем,
рассказали прелюбопытную историю.
     Как-то раз,  лет двадцать назад тогда  еще просто Степа по пьяному делу
вывалился из  окна квартиры аж на четвертом  этаже.  Все  участники  шумного
застолья в миг протрезвели и  затряслись - хана  ведь парню! Вызвали скорую,
выгребли  беднягу из  сугроба -  лицо все в крови, вроде, и не дышит! Кто-то
ляпнул  безнадежно: "Вона  и  мозги на снегу". Но Степа в  реанимационной от
шока отошел, увидел над собой каких-то людей в белом и, заподозрив неладное,
начал вдруг бедных врачей материть и "метелить". Оказалось,  всех  делов-то:
падая,  разорвал кубу  об  карниз  да руку вывихнул.  Мозгами  на снегу  был
вывалившийся изо рта кусок жеваного торта.
     После  этого  Степа  и  стал  Спецназом.   А  когда  его  спрашивают  о
происхождении шрама на  губе, он наводит на вечно грустную  физиономию туман
загадочности и скупо роняет: "Было дело. Думал, не жить..." На самом-то деле
ни о чем  он не думал  -  не  помнит  даже, как  у  того  злополучного  окна
оказался. Это  уж  потом  ему объяснили, что окно распахнули, потому что  на
дворе было  около ноля, а батареи жарили так, что потрескивали рассыхающиеся
подоконники.
     Смех смехом, но  этот с виду совершенно заурядный человечек был в числе
первых ликвидаторов в районе Чернобыльской АЭС. Не добровольцем  - военкомат
направил. Но, рассказывая об этом, Спецназ никогда не жаловался;  послали  -
значит, надо было, не  одного  его отправили. И щемило  сердце, когда он  со
странной гордостью говорил, что хоть и зашкаливает с тех пор давление, но, в
отличие  от  многих других  ликвидаторов,  волосы пока  не  выпадают, даже в
интимном плане - тьфу-тьфу! - вроде, все в порядке.
     Стасис  глянул  на  стоящее  у  причала  судно  -  "National  Glory"  с
пробивающейся из-под облупившейся краски ржавчиной. На палубе стоял какой-то
черноволосый человек  и смотрел не то  на Стасиса,  не то на "Валмет". Может
быть,  и  вообще  куда-нибудь на  горизонт  -  близорукие  глаза Стасиса  не
различали его взгляд. Только вот в фигуре виделось что-то знакомое.
     Хотя откуда у него знакомый на судне под либерийским флагом?
     "Мерещится", - решил Стасис и побрел обратно во владения своей бригады.
     Еще издали он заметил толпу вокруг мусорного контейнера и прибавил шаг.
Когда  же подошел  совсем близко  и  ясно услышал  многочисленные  возгласы:
"Давай,  Бендюля! В  клочья их, пиявок!" Из  плотного кольца  с диким криком
вырвался бригадный кот Бендикс и мгновенно скрылся за углом бокса.
     Стасис протиснулся  через толпу к контейнеру  и глянул на  мечущихся по
куче мусора двух мышек.
     - "Бугор" засек, как  они снова  в ведро  залезли,  -  объяснил  Дима и
указал на горделиво приосанившегося бригадира. - Не оплошал на этот раз!
     - Думали Бендиксу их скормить, - вздохнул Витек. - Такое шоу провалил!
     - В конец зажрался! - пробасил удрученный Степан Тимофеевич.
     Бывшая гроза птиц и грызунов, с  щедрой руки кладовщицы  Веры Бендикс и
впрямь стал походить на племенного поросенка экзотичной  пушистой породы. И,
скорее, даже хрюкал, чем мяукал.
     Бригадир поднял с земли увесистую доску:
     - Придется самому убить и съесть!

     * * *
     Радченко  устало  потянулся,  глянул  в  распахнутое   окно  на  улицу.
Тяжеловато работать в такую жару.
     - Райсмик.
     - Уа? - зевнул тот и с хрустом потянулся.
     - У тебя ведь есть приятели в КаПо.
     - Так, знакомые...
     - Один черт, - махнул Радченко. - Ты не мог бы узнать, в честь чего это
вдруг Полиция безопасности отобрала у нас дело Вербина?
     Райсмик,  хитро  улыбаясь,  еще  раз   потянулся,  поскреб  на  затылке
рыжеватую шевелюру и не без гордости сообщил:
     - Уже.
     Радченко глянул на него чуть ли не с восторгом.
     - И?
     - На Хана выйти хотят.
     Радченко задумчиво почесал переносицу, снова глянул в окно.
     -  Если  я  не  ошибаюсь,  до  недавнего  времени  КаПо  очень  активно
разрабатывала "вятичей"?
     - Да, - кивнул Райсмик. - Но на них вдруг плюнули. Пока.
     - Кому хоть дело поручили?
     - Крепсу.
     - Это который раскрыл группу Хачатурова? - кисло спросил Радченко.
     - Ощущает мое сердце, - усмехнулся  Райсмик. - Не  любите вы его,  Гена
Сергеевич.
     - Скользкий типчик, - буркнул Радченко. - Во имя карьеры на все готов.
     - Так и мы, Гена Сергеевич, карьеристы еще те!
     - Но  у нас есть принципы, от которых мы никогда не откажемся. Уж ты-то
это доказал.
     Два  года  назад  на  месте   Юри  Райсмика  восседал  Арво  Крийзиман.
Следователь он был никакой, но имел дедушку - героя Освободительной  войны и
довольно влиятельных  покровителей в партии  "Отечественный  союз". Радченко
тогда еще не знал, сколь изменчива в современной Эстонии политическая судьба
не  только  отдельных  фигур,  но  и целых коалиций.  Потому  и полагал, что
обречен  на вечное мучение с бестолковым напарником. Но на очередных выборах
"Отечественный  союз"  с  треском  провалился  и   лишился  ведущей  роли  в
парламенте,  а  следовательно,  и в правительстве. В МВД мгновенно произошли
кадровые   перестановки,  за  ними   последовала   небольшая  перетряска   в
Криминальной полиции. И некогда мечтавший о кресле старшего следователя Арво
Крийзиман вдруг легко и быстро был  вышвырнут на улицу - в Дорожную полицию.
А на его место пришел Райсмик.
     Радченко слыхал о нем  еще в те достопамятные  времена, когда работал в
советском Уголовном розыске. Тогда еще совсем молодой милиционер Юри Райсмик
всего за два года успел  зарекомендовать себя весьма перспективным сыскарем.
В новой Эстонии ему прочили блестящее будущее.
     Но Райсмику очень не понравились многие перемены в полиции и неожиданно
для  окружающих  он  вдруг подал заявление  об уходе.  Устроился  в  частную
охранную фирму, стал прилично зарабатывать. Зажил  по-человечески. Но  когда
три года спустя старый знакомый  в МВД предложил вернуться на Лубья, устоять
не смог - все это время он отчаянно тосковал по любимому сыскному делу.
     Радченко был несказанно  рад  новому напарнику. Нельзя  сказать,  чтобы
взгляды их  на  жизнь и  работу  очень уж  совпадали  - споры иногда грозили
перерасти  в острые конфликты, от которых спасало только взаимоуважение.  Но
Райсмик плодотворно  работал, так что  Радченко оставалось  лишь  сожалеть о
том,  что очень  скоро  его подчиненный  сам станет старшим  следователем  и
покинет его.
     - Странно все же, что  у нас  никто ни о чем  не  спрашивает. А мы ведь
знаем  Хана  достаточно  давно  и могли бы  что-то  подсказать,  -  Радченко
задумчиво потеребил нижнюю губу. - Баян козе, судя по всему, не интересен.
     -  Думаете,  это  имеет   какое-то  отношение  к  странному  досрочному
освобождению Дариева?
     -  Мягенько! - усмехнулся Радченко. - Когда человека,  не смотря на все
адвокатские отмазки,  сажают на целых десять лет, а  потом  всего через  год
выпускают по амнистии - это должно называться как-то иначе.
     - Коррупция? - шепнул Райсмик.
     Радченко искоса глянул на иронизирующего подчиненного:
     - Что  за разговорчики, хярра следователь?  Мы, между  прочим,  к делам
Хана не имеем уже никакого отношения.  Так что извольте собраться и заняться
изучением доверенного нам "висяка".
     Райсмик по-школьному вскинул вверх правую руку.
     - Да? - строго вопросил шеф.
     - Можно закурить. Гена Сергеевич?
     -  Можно  Машку  за  ляжку!  -  вспомнил  Радченко  идиотское армейское
выражение. - А что мы сегодня курим?
     -  "Камель",  -  страдальчески  поморщился  Райсмик  и   протянул  шефу
желтоватую пачку.
     - Опять забыл купить,  - виновато повел плечом Радченко и ловко вытянул
одну из сигарет. - Век не забуду.
     Райсмик энергично кивнул - прощаю,  мол; первый раз, что ли - закурил и
уткнулся в бумаги.
     А вот Радченко никак не мог сосредоточиться. Поэтому обрадовался, когда
зазвонил телефон.
     - Слушаю  вас! -  через секунду  бодрость вновь исчезла  с его  лица. -
Секунду, - он протянул трубку напарнику. - Тебя. Жена.
     - Йа-а, - ласково протянул Райсмик.
     - Пойду,  сигарет  куплю,  -  сообщил  Радченко уже  не  слышащему  его
напарнику и покинул кабинет.
     Он шел по длинным коридорам, здоровался с проходящими мимо сотрудниками
и  думал о  том, что  худшая пора  в жизни  полиции, пожалуй, позади. В свое
время,  строго  блюдя возрожденную  конституцию  тридцать  восьмого  года  и
национальные интересы (в  довольно  странной, надо  сказать, интерпретации),
руководство МВД начало пачками  сокращать сотрудников Криминальной  полиции,
недостаточно  хорошо владеющих  эстонским языком, а  то и просто  неугодных.
Среди  них было н