их это называется трехдневный  заезд.  Обещали  прилично  накормить,
помочь разобраться с жизненными планами.
   - С пищей у  них  поосторожней,  -  еле  слышно  сказала  Сара.  -  "Чада
господни" подмешивают в чай  белену,  а  боголюбивые  фанатики  в  Ванкувере
подсыпают в еду риталин и пробантелин бромид.
   Филип обалдело уставился на нее.
   - Белена - трава  из  семейства  пасленовых.  От  нее  бывают  зрительные
галлюцинации.  И   еще   тошнота,   понос,   туман   в   голове,   обмороки,
головокружение. В больших дозах смертельна. Риталин -  сильное  возбуждающее
средство,  которым  они  пичкают  своих  финансистов,  чтоб  не   утрачивали
энтузиазма, а пробантелин бромид - противоязвенный препарат, побочный эффект
- снижение половой активности и симптомы импотенции.
   - О господи! - в ужасе прошептал Филип.
   - Я предупреждала... Эта публика из своих лап так просто не выпускает.
   - Ну подмешают они эту гадость, а зачем? Сара повела плечами.
   - Такое возможно, и даже очень вероятно. Был некто Тед  Патрик,  личность
известная   своими   социологическими   исследованиями   групп   подростков,
вовлекаемых в секты. По  его  данным,  сектантам  удавалось  в  феноменально
короткий  срок  полностью  подчинить  себе  умы  подростков.  Словно   каким
насильственным путем. Не исключено,  они  применяли  свой  метод  промывания
мозгов и именно с помощью всяких таблеток.
   - Вот дела... - в раздумье протянул Филип. - Даже не верится,  что  такое
может быть.
   - Не верится? - саркастически усмехнулась Сара. -  Тогда  объясните  мне,
как могло случиться, чтоб  студентка-второкурсница  из  обеспеченной  семьи,
занимавшаяся психологией и изучавшая  русский  язык,  у  которой  прекрасные
отношения и с друзьями, и с родителями, сама  отличница,  и  вдруг  за  двое
суток резко меняет образ жизни, примыкает к сподвижникам Муна? Всего за двое
суток!
   - Это реальный факт?
   -  Абсолютно!  Студентка  из  Нью-Хэмпширского  университета.  Не   стоит
недооценивать их методы!
   - Убедили! - Филип закурил, задумчиво постукивая  пальцами  по  столу.  -
Ладно! Надо наведаться к ним с этим заездом. Постараюсь  узнать,  там  Хезер
или нет, и как можно скорее. Во что бы то ни стало дня  через  два  вернусь,
даже если придется ползком выползать оттуда.
   - Интересно, как вы намерены удрать? - спросила Сара.  -  Излюбленный  их
способ держать людей - изоляция.
   - Единственная моя цель - попытаться найти Хезер. На героический поступок
меня не хватит, вызволять ее сейчас я не стану. Если она там, я уеду  оттуда
обычным способом,  соберу  подкрепление.  Если  ее  увезли  силой,  это  уже
уголовное  преступление.  Достаточно  обратиться  в  ближайший   полицейский
участок.
   - Надо бы вам получше изучить эту публику! - проговорила Сара. - Иметь  с
ними дело не так-то просто.
   - Можете предложить иной вариант?
   - Иного нет. А что, если ее там не окажется?
   - Тогда назначаем друг другу свидание. Где вам удобно?
   - В Рино. Мне кажется, есть какая-то связь  между  Келлеровским  мозговым
центром и этим самым НСС, что попадался среди монастырских  бумажек.  Я  уже
забронировала номер в гостинице.
   - В какой?
   - "Холидэй". Не "Холидэй Инн", а просто "Холидэй".
   - Так. Мне тоже забронируйте! Либо туда заявлюсь, либо дам вам знать, где
встретимся. Если не возражаете, я съеду отсюда, а барахло свое вам  оставлю.
Оно будет в машине.
   - Хорошо! - сказала Сара.
   Филип посмотрел на часы. Без четверти семь. Он поднялся.
   - Мне пора!
   Посмотрел с высоты роста на сидящую Сару: захотелось ей  что-то  сказать,
только  не  знал  что.  Их   взгляды   встретились.   В   неугомонном   гуле
переполненного бара на миг воцарилась тишина,  до  слуха  долетел  откуда-то
из-под потолка приглушенный  голос  диктора,  комментирующего  баскетбольный
матч.
   - Удачи вам! - тихо сказала Сара. Филип кивнул.
   - Спасибо! В четверг или в пятницу дам о себе знать.
   - Буду ждать! - отозвалась Сара.
   Снова накатил возбужденный шум голосов. Филип повернулся, вышел из  бара;
внезапно и странно, до дрожи в спине, его окатило холодной волной.

Глава 10

   Автофургон - как и предполагалось, синий "эконолайн" на двадцать  мест  -
выехал из Эспена на северо-запад по шоссе-82.
   Кроме Филипа и двух его новых знакомцев, там сидело  еще  шесть  человек.
Первые минут десять ушли на обоюдное представление. Светловолосый  парень  -
он сел за руль - назвался Эриком. Девица по имени Уэнди села рядом с ним.
   Хоть остальные скорее всего друг друга не знали, все  были  чем-то  схожи
между  собой  -  одинаково  юны,  значительно   моложе   Филипа,   по   виду
неприкаянные.
   После знакомства настала  неловкая  тишина,  тянувшаяся  долго,  пока  не
проехали аэропорт. Тогда, повернувшись с переднего сиденья  ко  всем  лицом,
Уэнди затянула песню. Сначала подтягивали словно  нехотя,  потом  потихоньку
стали подпевать  дружней;  все,  даже  Филип.  В  выборе  репертуара  особой
святости не ощущалось. Началось с "Америки", с которой  патриотическая  тема
впредь  не  иссякала,  повторяясь  в  "Звездном  флаге",  "Гимне  борьбы  за
Республику" и "Дикси". Все это  напомнило  Филипу,  как  однажды  в  детстве
родители запихнули его на слет юных республиканцев. Автобусные песни были из
бойскаутского репертуара, но их слова знали все, и  это  помогало  скоротать
время  в  дороге.  Новичкам  как  бы  исподволь  подкидывалась   возможность
освоиться.
   Так ехали они по то и дело петлявшему шоссе-82, следуя извилистому  руслу
Ревущей Двуглавой Реки, мимо курортных городков Снежник,  Базальтовая  гора,
Эль Джебель. Песни смолкли. Примерно через час стало  быстро  смеркаться,  и
автофургон повернул с шоссе-82 на шоссе-133  в  сторону  Карбондейла,  держа
почти точно на юг среди темных скалистых круч,  с  одной  стороны,  и  густо
поросших лесом гор Национального заповедника "Белая река" -  с  другой.  Уже
стемнело, когда подъехали к небольшому поселку Редстоун; теперь их  путь  по
извилистому шоссе тянулся в кромешной темноте, только  желтый  свет  двойных
передних фар освещал  дорогу.  Спутники  Филипа,  кроме  Уэнди  и  водителя,
подремывали.
   - Сколько еще? - спросил Филип Уэнди, облокотившись о спинку ее сиденья.
   Не отрывая взгляда от дороги, та бросила:
   - Недолго! Потерпи.
   - Мы через Зубчатую вершину проедем? - снова спросил Филип. -  Я  городок
имею в виду...
   - Нет! - припечатал Эрик тоном, исключавшим дальнейшие расспросы.
   И опять, как тогда, когда выходил из бара "Джерома", Филип  ощутил  накат
ледяной волны. Не страх даже, скорее какую-то ноющую тревогу, словно упустил
что-то очень важное, словно по  собственному  недосмотру  допустил  в  своих
действиях роковой просчет. Только теперь он  осознал  смысл  предостережений
Сары насчет возможной изоляции.  Он  попал  в  лапы  "Десятого  крестового",
кругом  тьма,  и  совершенно  непонятно,  куда  едет  этот  автофургон.  Сам
ввязавшись в это дело, Филип уже не видел реальной возможности  улизнуть  от
них. И впервые  с  того  самого  дня,  как  Хезер  нежданно-негаданно  снова
вторглась в его жизнь, у Филипа зашевелились сомнения: не зарвался ли  он  в
своих планах?
   Проехали еще чуть больше получаса по  узкой  дороге,  наконец  автофургон
свернул на какой-то проселок,  круто  уходивший  вверх,  по  обеим  сторонам
глухой стеной вставали деревья. В слабом отсвете фар Филип снова взглянул на
часы. Поворот с указателем на Боген-Флэтс миновали десять минут тому назад -
хоть какой-то намек на ориентир, однако где именно, в каком месте  на  карте
расположен этот Боген-Флэтс, Филип понятия не имел.
   Автофургон замедлил ход,  в  свете  фар  при  повороте  возникла  высокая
металлическая изгородь-сетка, они выехали на какой-то простор посреди  леса.
Подъем кончился, автофургон подъезжал к изгороди,  фары  осветили  ворота  и
охранника на часах. Он был в комбинезоне, похожем на ту форму, что на Эрике.
Охранник развел ворота, и машина медленно въехала по  гравию  на  территорию
"Десятого крестового". Проехали еще метров сто по усыпанной гравием  дороге,
Филип  в  боковое  окошко  различал  смутные  очертания  низких  бревенчатых
барачных строений. Дорога уперлась в площадку, обведенную круговым объездом:
небольшая насыпь, неухоженная клумба, в центре высокий флагшток. Справа огни
большого  дома,  похожего  на   ранчо,   тоже   бревенчатого;   слева   едва
проглядывалось множество разбросанных кучками небольших  домишек.  Прямо  за
клумбой с флагштоком явственно вставал в свете фар громадный амбар, на обеих
дверях которого ярко выведена эмблема "Десятого крестового".
   Уэнди с улыбкой повернулась назад.
   - Приехали, ребята, конечная остановка! Пожалуйте на свежий воздух!
   Она распахнула дверцу,  соскочила;  через  мгновение  послышался  лязг  и
поворачивание хорошо смазанных шарниров; боковая стенка фургона откинулась.
   Филип подождал, пока выберутся  остальные,  последним  подошел  к  борту.
Чувство было такое, будто все происходит, как в кино, где  герой  впервые  в
жизни попадает в концлагерь. Ночной воздух встретил холодом. Филип  спрыгнул
вниз вслед за  попутчиками.  Темное  небо  было  сплошь  усеяно  немигающими
звездами.  Вокруг  тишина,  слышно  только  сопение  новобранцев  да  слабое
поскрипывание ветвей в лесу, окружавшем лагерь.
   Обойдя грузовик спереди, Эрик встал перед группкой вновь прибывших. И тут
Филипу вспомнились слова человека из Баррингтона про этих, из  "Крестового".
Стоявший перед ними в свете звезд,  в  отблесках  горящих  окон  ранчо  Эрик
производил именно такое леденящее душу впечатление. Казалось, он высечен  из
белого мрамора, выражение лица  абсолютно  безжизненное.  Заговорил,  и  его
резкий голос прозвучал как-то странно, словно издалека.
   - Сначала о главном. Все, вероятно, устали. Потому вам организуют ночлег.
Уэнди! - бросил он своей спутнице.
   - Слушаюсь! - кивнув, четко отозвалась она. - Женщины со мной! В  женское
общежитие.
   Она  указала  большим  пальцем  через  плечо  на  длинное  баракоподобное
строение справа от ранчо. И, повернувшись,  зашагала  к  нему,  три  девушки
безропотно двинулись за ней.
   - Мужчины - туда! - кивнул Эрик в ту сторону,  где  на  задворках  лагеря
гнездились маленькие домишки. Он  пересек  дорожку  вокруг  клумбы,  зашагал
дальше, прямо по утоптанной земле. Филип и трое парней  гуськом  последовали
за ним. Это все больше и больше напоминало  фильм  из  жизни  военнопленных.
Кажется, вот-вот появится Стив Маккуин и начнет  дубасить  мячом  по  стенке
какого-нибудь барака. При всей  странности  и  даже  жути  положения  Филипу
почему-то вдруг сделалось смешно, он едва сдержал улыбку. Сопляки, настоящей
службы и не нюхали! Но тут же вспомнил про  кровавый  след  на  стене  своей
мастерской в "Сохо", и ему стало не до смеха. Эти  люди  не  шутят,  сказала
Сара. С виду будто  детские  шалости,  но  кто  его  знает,  какая  фантазия
взбредет этим детишкам в голову...
   Эрик оставил двоих у  домика  рядом  с  громадным  амбаром,  сказав,  что
вернется через пару минут, а Филипа с четвертым повел дальше,  под  гору,  к
домику почти у самой ограды, за которой заслоном вставали деревья. По дороге
миновали штук восемь таких же домиков, но свет нигде не горел,  окна  плотно
прикрыты. Если кто в них и живет, наверняка спят.
   Эрик распахнул дверь домика, отступил,  пропуская  вперед  Филипа  с  его
сотоварищем. Вошел  следом,  щелкнул  выключателем  у  притолоки.  Вспыхнула
единственная голая лампочка на длинном гибком шнуре. Ватт сорок, не больше -
чтобы раздеться, достаточно, но для чтения и разных занятий явно темновато.
   Внутри все по-солдатски просто: грубые нары, четыре тумбочки в ряд  вдоль
дальней стены, единственный складной стул.  Ни  умывальника,  ни  шкафа  для
одежды, ни зеркала. Но с удивлением Филип отметил,  что  при  таком  скудном
комфорте в плинтусы вделано электрическое отопление.
   - Здесь просто, - сказал Эрик заученным тоном, явно не в  первый  раз,  -
зато удобно и чисто. Туалет и ванная в  дальнем  конце  учебного  корпуса  -
помните, тот амбар? Завтрак там же, в  учебном  корпусе.  Для  сведения:  мы
находимся  на  большей  высоте,  чем  Эспен,  потому  не  удивляйтесь,  если
почувствуете  быструю  утомляемость.  Сейчас  советую  спать.  День   завтра
напряженный.
   - А какие планы? - спросил Филип. Эрик пронзил его ледяным взглядом.
   - Сразу после завтрака ознакомительное собрание в учебном корпусе.
   - Во сколько? - спросил новоиспеченный сосед Филипа.
   - Рано, - отрезал Эрик. - Не волнуйтесь, вас непременно разбудят.
   Едва кивнул и вышел, прикрыв за собой  дверь.  Филипу  тотчас  захотелось
проверить,  заперта  дверь  или  нет.  Повернул  ручку,  дверь  со   скрипом
распахнулась. Пожав плечами, Филип вернулся в комнату.
   - Слава богу, хоть на ночь не запирают...
   - А что, разве могут? - спросил парень, заметно струхнув.
   - Мне так показалось, - скорчил гримасу Филип. Протянул руку:
   - Меня зовут Филип. Филип Керкленд.
   - Дэн Джексон! - представился его сосед, пожимая руку Филипа.
   С виду около  тридцати.  Волосы  длинные,  блекло-соломенные,  вытянутая,
изможденного вида физиономия, за  стеклами  очков  без  оправы  -  маленькие
глазки. Сильно потертые джинсы, бледно-зеленая футболка и заношенная  легкая
солдатская куртка. В общем, по виду  парень  отдаленно  напоминал  дезертира
шестидесятых.
   Джексон присел на нижнюю койку, пружины  скрипнули.  Похлопал  руками  по
матрацу, поморщился.
   - Жестко! Я помягче люблю...
   - Не думаю, чтоб они заботились о  нашем  с  тобой  удобстве,  -  заметил
Филип.
   Он сел на раскладной стул, стянул ботинки. Устало  откинулся  на  спинку,
закурил.
   -  Что  ты  хочешь  этим  сказать?  -  Джексон,  поерзав,  плюхнулся   на
единственную подушку, заложил под голову руки.
   - Слыхал что-нибудь про этих людей? - спросил Филип, пропуская мимо  ушей
вопрос.
   - Только то, что сами сказали.
   - А что сказали?
   - Что заведение у них вроде соцобеспечения. Бесплатная еда, койка, отдых.
Особенно-то я не расспрашивал. Чего нам, нищим-то, права качать! Так ведь?
   - Ну, а с боженькой они к тебе не подъезжали?
   - Нет. А что? Думаешь, они из этих, да?
   - Кто их разберет! Видал крест у них на куртках и еще  такой  же  большой
знак на дверях амбара?
   - Тоже в виде креста, что ли? Тьфу  ты,  может,  это  шайка  каких-нибудь
фанатов... - Джексон  покосился  на  верхнюю  койку,  повернулся  к  Филипу.
Тусклый свет единственной на потолке  голой  лампочки  замерцал  на  стеклах
очков, глаза спрятались. - Ладно, ну и что с этого? Я  же  говорю,  где  нам
права качать... У меня всего десять долларов за душой и никакой  надежды  на
большее.
   - Откуда будешь? - спросил Филип. Он поднялся, принялся стягивать одежду.
   - Не слыхал небось! - со вздохом отозвался Джексон.
   - А все-таки?
   - Из Пустоши,  -  сказал  его  долговязый  сосед.  -  Поселок  там  есть,
Чэтсуорт.
   - Как так из "пустоши"? - переспросил Филип, стягивая носки.
   - Называется: Пустошь "Золотая сосна". Болотный край в Нью-Джерси, две  с
половиной тысячи квадратных километров,  -  пояснил  Джексон.  -  Это  между
Филадельфией и океаном,  южнее  Нью-Йорка.  Чэтсуорт  -  завидная  дыра!  Из
магазина Базби как посмотришь - кругом одни лопухи!
   - "Золотая сосна" - ну и названьице для болота! - пробормотал  Филип.  Он
прошлепал босиком по полу, выключил свет, полез на верхнюю койку.
   - Все штаты  клюквой  обеспечиваем,  -  с  усмешкой  произнес  Джексон  в
темноте. - У нас либо клюкву собирают, либо выдирают мох сфагнум, где топь и
костоломка. Тем и живут.
   Он произнес не "топь", а "тобь".
   - А что это, "топь", "костоломка"? - поинтересовался Филип.
   - "Тобь" - такое болото, где старые дубы гниют. А "костоломка"  -  то  же
болото, только там кедр светлый. Местечко  у  нас  -  дай  боже!  Как  школу
закончил, всего и выбору-то, либо клюкву, либо мох собирай. Братья у меня по
клюкве, отец по мху. А меня и от того, и от другого воротит, вот я и  слинял
оттуда. Теперь в дебрях кукую, в Колорадо. Гол как сокол.  Неплохо  преуспел
за шесть лет, а?
   - Сколько тебе? - спросил Филип.
   - Двадцать четыре.
   - Я думал, больше... - протянул Филип.
   - Мы с Пустоши все такие...
   Джексон умолк, наступила долгая глухая  тишина.  В  щелях  тесовой  крыши
гулял ветер, слабо поскрипывали доски, будто палуба корабля при  качке.  Вот
скрипу стало  вторить  всхрапывающее  посапывание  снизу.  Джексон  спал  и,
вероятно, видел  во  сне  магазин  Базби  и  свои  бескрайние  болота  между
Филадельфией и берегом Атлантики.
   Лежа на жестком тонком матраце прямо под  темными  балками  крыши,  Филип
вдруг очень четко все представил: именно такие,  вроде  Джексона,  парни  из
самой глубинки Америки и составляют основной резерв  "Десятого  крестового".
Достаточно найти человека, у которого ничего за душой, вселить в него  искру
надежды, и он с радостью заложит им и душу, и мысли, и сердце. Так случилось
с Хезер. Мечта стать великой балериной столкнулась с действительностью,  что
означало: как бы способна Хезер ни была, до истинного таланта ей далеко.
   Но вместо того, чтобы открыто посмотреть правде в глаза,  она  схватилась
за очередную иллюзию и сама, по доброй воле примкнула к отшельничьему  клану
святош, существ с ранимыми душами, готовых без  оглядки  отречься  от  самих
себя, чтоб не думать о будущем,  отдав  себя  во  власть  чьей-то  хозяйской
воле-любви - Матери Терезы, Матери Настоятельницы...
   Филип вспомнил, что говорила Сара, когда они летели из Чикаго  в  Денвер:
почти всегда религиозные секты и группы строятся на  узах  некоего  родства,
жажды родительской опеки. Так,  члены  возникшей  в  Калифорнии  секты  йога
Бхаджана - называли Бхаджана "отцом"; Сун Мюнь Муна, идеолога  "Объединяющей
церкви", зовут "отцом", "истинным родителем". Последователи Клэр Профит и ее
"Универсальной церкви" именуют учредительницу "Мама-гуру"; "отцом" звался  и
Рон Хаббард, основоположник "сайентологии". Предводительницу группы "Обитель
веры" Элинор Дейрис называли "Мать  Дейрис".  Джина  Джонса,  лидера  группы
"Храм  народа",  вдохновителя  массовых   самоубийств   в   столице   Гайаны
Джорджауне, нередко величали "папа".
   - Так же чтили и Гитлера! - сказала Сара.
   - Все Гитлер у вас на уме! - с улыбкой вставил тогда Филип.
   - "Отец мой, отче, данный мне господом, сохрани и  защити  меня  во  веки
веков!" - этими словами начиналась утренняя молитва в детских садах Германии
в тридцатые годы, - отвечала Сара.
   И сейчас, лежа в темноте, прислушиваясь к крепчавшему  ветру  меж  сосен,
Филип все еще до конца не мог поверить в происходящее. Так похоже на детские
забавы - форма, листовки, примитивные лозунги. Но, с другой  стороны,  может
быть, именно в этом примитивизме и вся соль?  В  мире,  насыщенном  сложными
проблемами, только самый простой ответ станет желанным,  в  особенности  для
одиноких, бесправных, опустошенных. Как быстро  просвещенные  умы  забывают,
что перевороты и  войны  затеваются  людьми  заурядными,  а  за  ними  идет,
выкрикивая лозунги, толпа.
   - Зиг хайль! - прошептал Филип в темноте. - Спаси господи...

***

   Его разбудил чей-то незнакомый  голос.  Филип  открыл  глаза:  перед  ним
тускло горела голая лампочка на гибком шнуре.
   - Одежда в большом мешке, личные вещи в маленьком.  Запомни,  твой  номер
"пятьдесят шесть". Забудешь, тогда не найти концов. Ясно?
   - Да, но...
   - Приятеля разбуди. Кормежка через десять минут. Да скажи ему, не забудь,
его номер "восемьдесят восемь".
   - Угу! - отозвался голос Джексона.
   Повернув голову, Филип увидел, как маленький толстяк с белесой, как рыбье
брюхо, физиономией, сплошь усеянной юношескими угрями,  выходит  из  домика,
перекинув через плечо два рюкзака и одной рукой таща два  рюкзака  поменьше.
Свободная роба,