книжках  Льюиса
слишком много богословия, а его аллегории хороши  лишь  для  дошколят,  Сара
перестала заглядывать в свою маленькую  пещеру  под  дубом.  И  вот  теперь,
семнадцать лет спустя, снова вспомнила про полянку и про  пещеру,  открывшую
ей тайный приют.

Глава 20

   Филип курил в кресле в гостиной. Тодд сидел  слева  от  него,  на  обитой
цветастым шелком тахте. Оба тяжеловеса-охранника куда-то  делись,  но  Филип
знал, что они неподалеку. Входная дверь всего в нескольких метрах отсюда,  в
конце коридора; теперь эти метры растянулись в бесконечность.
   Тодд сиял  довольной  улыбкой,  поигрывая  в  пальцах  маленькой  изящной
стопочкой с ликером, которую подал ему один  из  телохранителей.  Ликер  был
темно-янтарного  цвета,  Тодд  отпивал   его   смакуя,   будто   изысканный,
божественный нектар. Видно было, что он  очень  доволен  собой;  триумфально
поглядывая на Филипа, как натуралист, заполучивший долгожданный экземпляр  в
свою коллекцию бабочек. Мозг Филипа напряженно работал в поисках выхода,  но
безрезультатно. Вдобавок ко всему его тревожило, что с Сарой и Хезер, почему
замолк телефон.
   - У вас встревоженное лицо, мистер Керкленд,  -  сказал  Тодд,  аккуратно
ставя стопку на кофейный столик перед тахтой.
   Филип стряхнул пепел в кадку  с  фикусом  у  кресла,  стараясь  сохранять
спокойствие.
   - Жду, когда вы позвоните в  полицию.  Ведь  вы  застали  меня  на  месте
преступления.
   Тодд тихонько рассмеялся.
   - Вы же прекрасно понимаете, что ни в какую полицию я звонить  не  стану,
мистер Керкленд! Во всяком случае, пока... Нам это ни к чему.
   - Нам? - удивленно спросил Филип.
   - А как же! - театрально поднял брови Тодд. - Нам. Сами знаете кому,  тем
самым отпетым безумцам,  в  конспиративном  экстазе  стремящимся  уничтожить
цивилизацию. Не так ли, мистер Керкленд?
   - Как угодно, - отозвался Филип, не понимая, то ли Тодд издевается, то ли
попросту сумасшедший.
   - Вы решили, что я псих? - спросил Тодд, читая по  лицу  Филипа.  -  Могу
заверить вас, я нормален. Разве что с  небольшой  манией  величия,  что  при
желании можно квалифицировать как здоровое стремление всякого  американца  к
богатству, к соответствующему положению в обществе и к власти.
   - Не сказал бы, что это норма, - заметил  Филип.  -  Пожалуй,  это  самое
безумное высказывание за последнее время.
   - Ну да, ну да! - закивал Тодд. - Понаслушались всяких высокопарностей от
вашей юной подружки, дочки сенатора Логана. Девчонка вбила  себе  в  голову,
будто ее отца толкнули на самоубийство мои компаньоны.
   - А разве нет? - в лоб спросил Филип.
   - Весьма вероятно, - вкрадчиво произнес Тодд. - Покойник,  мягко  говоря,
имел свои слабости. Скрытый гомосексуалист, выбившийся в  политики.  В  наши
дни, да еще в его возрасте надо выбирать что-то  одно,  совмещать  и  то,  и
другое опасно. А в его случае оказалось просто фатально. Но мы  тут  ни  при
чем, собственная слабость его и сгубила. Политика не детская забава.
   - Шантаж - игра не по правилам!
   - Не  будем  наивны,  мистер  Керкленд!  -  сказал  Тодд.  -  Это  вопрос
трактовки. Эйзенхауэра шантажировали русские, Кеннеди шантажировали многие -
от голливудских звездочек до "Американской  стальной  корпорации",  ну  а  у
Никсона после избрания  оказалось  столько  неоплаченных  долгов  по  всяким
политическим  услугам,  что  его  попросту  зашантажировали  все.  Шантаж  -
узаконенное правило политики, мистер Керкленд!
   - Не хотите ли внести свои поправки в уголовный кодекс?
   - Бросьте, мистер Керкленд! Этот вывод  мне  подсказывает  тридцатилетний
опыт работы с людьми. Может, в ваших фантазиях вы и способны  воздействовать
на человечество, но в реальной жизни  природу  естества  ничто  изменить  не
может. Наши консерваторы из кожи лезут, чтоб примирить  голоса  в  свободной
прессе, однако либералы остаются либералами, а  коммунисты  коммунистами.  В
конечном счете все сводится к масштабам поддержки и к власти.  Если  за  вас
большинство, вы получите  власть,  если  у  вас  есть  власть,  большинство,
вынырнув из своих норок, вас поддержит...
   - Прямо "Майн кампф"! - оборвал  его  Филип.  Ему  уже  порядком  обрыдли
политические воззрения Тодда.
   - О, я снова узнаю влияние мисс  Логан!  Она  из  тех,  кто  приравнивает
американский консерватизм к германскому нацизму тридцатый годов, не так ли?
   - Положим.
   Тодд снова дернул плечом.
   - Пусть так. Ее оценка недалека  от  действительности.  Вопрос,  чем  это
плохо?
   - Для большинства ответ однозначен, - сказал Филип. Тодд мотнул головой.
   - Не согласен! Это верно, мистер Керкленд, идеология нацизма все эти годы
подвергалась критике. Но ведь  корни  ее  зиждутся  на  не  лишенном  смысла
политическом и в особенности социальном принципах. По сути, Гитлер стремился
возродить умирающую нацию вокруг общей идеи, сплотить народ  Германии  перед
лицом единой цели. Он первым распознал угрозу, заключенную в  коммунизме,  и
он  действовал  в  целях  создания  единого  антикоммунистического   фронта.
Германия использовалась иностранными державами в  их  интересах,  вот  он  и
предпринял шаги, чтоб поставить их на место. Понимая, что  Германией  правит
состарившаяся реакционная клика, он  ловко  с  ней  расправился.  Он  вернул
Германии смысл жизни, направление роста, мощь. Разве это не сильные  стороны
его политики?
   - Но его методы граничили с преступлением!
   - Его методы отвечали ситуации того времени, так же, как и  наши.  Мы  не
можем  больше  ждать  естественных  перемен.  Еще   лет   пять,   еще   один
Гинденбург-Рейган, и мы превратимся в нацию рабов!
   - Что же вы хотите, разжечь третью мировую войну?
   - Господь с вами! - воскликнул Тодд. - Как раз напротив. У  нас  и  своих
внутренних проблем хватает, зачем взваливать на себя мировые? Нет,  смысл  в
том, чтоб расчистить эту мусорную свалку, ибо в нее превращается вся страна.
   - И кто ж очищать будет, уж не мусорщики ли из "Десятого  крестового"?  -
язвительно  спросил  Филип.  -  На  мой  взгляд,  они  больше  смахивают  на
коричневорубашечников.
   - Они милиция! - поправил Тодд. - Оберегают порядок и нравы.
   - Чьи нравы? - взорвался Филип. - Ваши, Билли Карстерса?
   - На сегодняшний день - наши!  -  ответил  Тодд.  -  Взгляды  Билли,  его
приверженность к Библии, пожалуй,  выглядят  несколько  ортодоксально.  Хотя
сейчас именно ортодоксальность нам и нужна. Наши  граждане  забыли  основной
принцип, на котором создавалось наше государство.
   - Какой же принцип?
   - А тот, мистер Керкленд, что свобода есть  право  человека,  однако  это
самое  право  надо  заслужить,  чтобы  оценить  по   достоинству.   Граждане
Соединенных Штатов слишком долго пользовались свободой безвозмездно, пора им
преподать урок.
   - Кто же преподаст, ваша братия?
   -  Именно!  Любая  из  свобод  в  нашей  стране  поругана  и  обесценена.
Необходимо на время отменить свободы, а когда они снова вернутся  потом,  их
уже начнут по-настоящему ценить. Вы  скажете,  что  законность  в  трактовке
Джери Фолуэлла или  Билли  Карстерса  звучит  примитивно,  но  это  все-таки
законность! Вместо анархии, которую мы имеем!
   - Значит, по-вашему, лучше это, чем то, что есть?
   - Какой вы  непонятливый,  мистер  Керкленд!  Библия  проповедует  десять
основных жизненных принципов-заповедей, утверждая, что, если  им  следовать,
на земле воцарится мир. Я верю в это.  Десять  заповедей  -  мудрые  законы,
мистер Керкленд, и неплохая основа для возведения нации. Наша страна катится
вниз,  ибо  управляется  группкой  гуманистов,  которые  пришли   к   власти
исключительно   в   силу   прежних   демократических   порядков.   Что   же,
благоденствующий гуманизм принес  нам  инфляцию,  безработицу,  разнузданный
порок; упадок  национального  престижа  сейчас  беспрецедентен.  Теперь  наш
черед.
   - Да вы просто нечисть! - тихо сказал Филип, стряхивая пепел в кадку. - К
тому же безумная, как тот мартовский заяц.
   - Извольте! - злобно рявкнул  Тодд.  -  Но,  как  однажды  весьма  удачно
выразился Кларк Гейбл: "Ей-богу, дружок, плевал я на твое хамство!"
   - Ну вот, каждый при своем, - сказал Филип.
   - Каждый при  своем?  -  ощерился  Тодд.  -  Да  вы  соображаете,  с  кем
говорите?
   - Я соображаю одно, что вы замышляете какую-то пакость во время  митинга,
который завтра проводит Билли Карстерс. Кроме  того,  имею  подозрения,  что
"Десятый крестовый" негласно связан с "Бригадой дьявола". И еще то,  что  вы
собираетесь меня убрать.
   - Вы весьма проницательны! - заметил Тодд. - Надо полагать, знакомство  с
организацией "Невада. Спецкурс  самозащиты"  привело  вас  к  выводу,  будто
"Крестовый" и "Бригада дьявола" связаны?
   - В том числе. И конечно, сопоставление  Сарой  ситуации  с  гитлеровской
Германией. Вы сами породили "Бригаду дьявола", определив ей роль антихриста.
Вдохновенная идея, чтоб придать хлопотам Билли Карстерса и  его  организации
"Пробудись,  Америка"  желаемый  вес  То,  что  значил  для  Гитлера  поджог
рейхстага.
   Тодд поднялся с дивана.
   - Вы, разумеется, правы, и связь есть, и параллели  тоже!  Но  только  не
поджог рейхстага. Скорее "кристальнахт",  только  вместо  Гершеля  Гриншпана
выступите вы!
   - Не понял? - сдвинул брови Филип.
   Он знал, что "кристальнахт" называлась ночь первого еврейского погрома  в
Германии, но кто такой, черт побери, Гершель Гриншпан?
   - Это неважно, - Тодд улыбнулся. - Мне вас жаль,  за  деревьями  леса  не
видите. Да, прошу меня извинить, я отлучусь ненадолго.
   Тодд  вышел,  но  очень  быстро   вернулся,   на   сей   раз   с   обоими
телохранителями. В руке он держал наготове шприц для  инъекций,  который  на
глазах Филипа наполнил из  крохотной  ампулы,  извлеченной  из  собственного
кармана.
   - А теперь попрошу, мистер Керкленд, без глупостей!  Это  не  смертельно,
заснете, только и всего. Будьте любезны, закатайте рукав и подставьте руку.
   Все в Филипе восстало, однако каменные лица Тодда  и  двоих  громил  были
вполне красноречивы. Чуть заартачься, церемониться не станут, скрутят. Филип
повиновался, зажмурился, когда Тодд профессионально ввел иглу прямо в  вену.
Через мгновение все поплыло перед глазами, и, проваливаясь в пустоту, он все
же успел спросить:
   - Кто.., кто.., кто такой этот Гершель?
   - Козел отпущения, - глядя с улыбкой прямо ему в глаза, ответил  Тодд.  -
Гершель Гриншпан, мистер Керкленд, явился козлом отпущения.
   И тут все померкло.

***

   Умерла... Явный запах тлена, на губах привкус влажной, сладковатой земли.
Она  умерла  или  похоронена  живьем;  шорох  ползающих  насекомых,   ночные
шепоты...
   Сара Логан открыла глаза, дрожа; сердце учащенно билось, из горла вот-вот
вырвется крик, боль в плече, боль в ноге. Мрак редел, сквозь заслон  мшистых
кочек и повители из ее укрытия виднелся лес. Сердцебиение слегка утихло,  но
Сару все продолжало трясти.
   Морщась от боли, приподнялась на корточки,  мазнув  затылком  по  мощному
сплетению обнажившихся корней, и поползла наружу, отстраняя  рукой  защитную
преграду зарослей. Выглянула, прислушалась: кажется, людей  поблизости  нет.
Поднесла руку к глазам, посмотрела на часы. Половина  шестого.  Почти  шесть
часов прошло с момента нападения на "Лисью тропу". Сара шумно с  облегчением
вздохнула. И вдруг вздрогнула от страшной мысли, даже ударилась  затылком  о
корни. Хезер! Господи, что сталось с Хезер? Сара выползла, попав в маленькую
ложбинку у подножия дуба,  встала,  с  трудом  расправив  затекшие  суставы.
Чихнула, прикрывшись рукой, - вдруг кто-нибудь рядом?
   Она стояла на невысоком бережке у пруда, вслушиваясь  в  тишину.  Никого.
Одна в лесу, только птицы тихонько щебечут да шебуршатся какие-то зверушки.
   - Что же теперь? - спросила она себя.
   Что ей делать, одной, в мятой, грязной,  несвежей  одежде,  без  гроша  в
кармане, за двадцать  пять  километров  до  ближайшего  жилья,  дрожащей  от
холода? Сара снова чихнула, на этот раз в полную силу.
   Выбор один: либо остаться здесь, коченея до смерти, либо брести к дому  и
там на месте разобраться, что делать. Можно взять в сарае  лодку,  переплыть
Потомак,  добраться  до  мэрилендского  берега,  до  города  Риверсайд.  Тут
километра три, она сотни раз переплывала реку.
   И Сара пошла, по мере приближения  к  поместью  все  замедляя  шаг.  Этот
километр пути через лес она тащилась почти час и, когда  стала  подходить  к
сбегавшей под уклон полянке, посреди которой стоял дом,  солнце  во  влажной
дымке уже поднималось над землей,  а  предрассветной  прохлады  уже  как  не
бывало.
   Последние сто метров Сара ползла на животе сквозь редеющую чащу, стараясь
проявлять максимальную осторожность  на  случай,  если  "Десятый  крестовый"
оставил дозорных. Но предосторожность оказалась излишней: в  "Лисьей  тропе"
никого не было.
   Сара не ожидала, что дом еще стоит: черные мазки  копоти  вокруг  выбитых
окон первого и второго этажа, в остальном здание снаружи  почти  целехонько.
Больше того, взятый напрокат "линкольн" на том же месте перед входом.
   Сара затаилась, припав грудью к земле, минут двадцать следила  за  домом,
только потом шевельнулась. Удостоверившись, что  вокруг  никого,  поднялась,
осторожно вышла из-за деревьев на поляну. Она вошла в дом через  зияющий,  с
сорванной дверью черный ход, на цыпочках прокралась через  маленькую  заднюю
прихожую, с замиранием сердца вошла в кухню. Хезер там  не  оказалось.  Нож,
поднятый кем-то с пола, лежал на золотистом  кухонном  столе,  рядом  Сарина
сумочка. Сара подошла, взяла сумочку и нож. Сжимая в  руке  тяжелый  нож  из
шведской стали, она почувствовала себя уверенной. Выставив его  перед  собой
острием, стала обходить дом.
   Внутри все выглядело гораздо плачевней, чем можно было предположить после
наружного обзора. В большом вестибюле, в библиотеке деда и  в  гостиной  все
было уничтожено обстрелом и пожаром, однако Сара  с  удивлением  обнаружила,
что кто-то прошелся огнетушителем внутри, чтобы  остановить  огонь.  Страшно
было представить себе, что  делается  на  втором  этаже,  винтовая  лестница
прогорела  в  нескольких  местах.  Хезер  нигде  не  было.   Не   исключено,
"крестоносцы" снова схватили ее.
   Сара вошла в гостевую  комнату,  ступая  через  обугленные  обломки.  Эта
комната почти не пострадала, но все в ней пропиталось запахом горелого. Сара
вернулась на кухню, промыла порез на плече, умыла лицо, вымыла руки.  Теперь
хоть можно на люди показаться, только куда отправиться, что  делать,  вот  в
чем вопрос.
   Сара вышла к машине, открыла дверцу. И стоило ей сесть за руль, она  чуть
не разрыдалась. Только сейчас наступила разрядка  после  всех  событий  -  и
того, что случилось с "Лисьей тропой", и того, как Хезер кинулась на  нее  с
ножом.  Страшно  подумать!  Сара  вцепилась  в  руль,  взяла  себя  в  руки;
расслабляться нельзя, иначе  -  беда!  Филип  обнаружил  что-то  страшное  в
компьютерной записи Тодда - ведь это же сегодня, это может  произойти  очень
скоро. Сара повернула ключ зажигания, направила машину  полукругом  аллеи  к
шоссе. Выехав на шоссе-3 и  свернув  на  Фредериксбург,  принялась  мысленно
взвешивать известные факты, предположения, гипотезы.
   Оружие. Филип обнаружил склад в "Зубчатой вершине"; при бегстве из  "Пика
Штурман " их попросту обстреляли. Отец выстрелил себе  в  голову  из  своего
любимого  дробовика  "пэрди",  он  до  сих  пор  висит  над  камином  в  его
уотергейтской квартире.
   Оружие. Насилие.  Вооруженное  нападение  на  "Лисью  тропу".  Подозрение
Филипа: сегодня готовится какое-то вооруженное действие в связи с  публичным
выступлением Билли Карстерса. Что это? Покушение на президента? Нет, они его
в грош не ставят. Гангстеры? Беспорядки? Вряд ли, не тот  масштаб.  "Бригада
дьявола"? Какая-нибудь террористическая акция, которая призвана  сыграть  на
руку "Десятому крестовому"? Может, и так... Но какая? Какая?
   "Вашингтон". В кавычках. Это повторялось на экране дисплея. Ну и  что?  К
чему относится? Памятник Вашингтону? Вашингтонский  аэропорт?  Вашингтонский
городской   транспорт?   Вашингтонская    полиция?    Вашингтонова    аллея?
Вашингтонское судостроительство? "Вашингтон  стар"?  Вашингтонский  стадион?
Собор? Медицинский центр? Вашингтонская кольцевая дорога? Господи, гадать  -
не перегадать! Стоп... А если не надо гадать? Если это не  часть,  если  это
самостоятельное  слово  и  ничего  больше?  Ну  да,   попробуем.   То,   что
замышляется, произойдет в месте, именуемом "Вашингтон". Вариантов нет. Отель
"Вашингтон"! Так, отлично, а почему именно там? Почему в отеле  "Вашингтон"?
Что там такое может быть? Чем он так знаменит, чем он известен-то?
   И тут откуда ни возьмись в  мозг  вонзилась  фраза  из  "Путеводителя  по
Соединенным Штатам" Стивена Бэрнбаума, который Сара и листала-то всего  один
раз,  но,  странное  дело,  что-то   отложилось   в   памяти:   "В   рубрике
"Достопримечательности городов" где-то между отелем "Люкс" и отелем "Тэбард"
вклинилось описание "Вашингтона": "Исключительно комфортабельный  отель,  но
особая удача оказаться в нем в день парада  по  случаю  вступления  на  пост
президента Соединенных Штатов. Изумительный вид  на  Четырнадцатую  улицу  и
Пенсильвания-авеню!"
   Вот оно! Обрывки фактов, точно  заряженные  частички,  притянуло  друг  к
другу. И все с самого начала надежно и прочно встало на свои  места.  Теперь
ясно: кто, как, что, где, когда и почему. Вплоть до ее  собственной  роли  и
роли Филипа во всей этой истории.
   Сара бегло взглянула на часы. Половина восьмого, а ехать еще  по  крайней
мере час, не меньше!

Глава 21

   Мало-помалу действие дурмана проходило, в сознание Филипа стало проникать
короткими вспышками все, что происходило вокруг.  Сначала  не  было  ничего,
только бездонная, бархатная чернота и  откуда-то  издалека  невнятные  звуки
голосов. Потом проблеск памяти,  какое-то  движение.  Машина?  Гул  уличного
движения, рычание автобуса под боком, густое  облако  выхлопных  газов.  Вой
сирены, снова голоса, смутные очертания каких-то высоких белых  зданий.  Все
остановилось, знакомые щелкающие и клацающие звуки:  как  в  тумане,  дверца
открывается, его подхватывают, вынося. Потом он сидит  где-то,  не  в  силах
поднять головы. По мере того как сознание судорожно  набирало  силу,  легким
зудом пробивалась память. Больница. Почему он вспомнил о больнице?  Как  же,
давным-давно, в Дублине... Во время стычки демонстрантов с  полицией  сломал
ногу. Все было, как сейчас. Катили в кресле. Почему его катят в кресле?
   - Сестра, присмотреть за ним! Какая еще сестра?
   - Пожалуйста, сэр! Надеюсь, мистеру Керкленду будет у нас удобно.
   - Не сомневаюсь.
   - Окна выходят на южную сторону, на Пенсильвания-авеню, как  и  заказывал
мистер Керкленд.
   - Благодарю вас! Это как раз то, что нужно.
   Кто это сказал? Мужской голос, красивый, спокойный,  голос  образованного
человека. Тодд? Нет. Значительно моложе. Да что, черт побери, происходит?
   Лифт, ярко освещенный коридор. Ключ в двери; переносят с кресла-каталки в
другое кресло, мягкое, с прямой спинкой. Внезапным острым приступом тошноты,
головокружения развеяло последние остатки наркотика, Филип открыл глаза.
   Определенно  номер  в  отеле,  не  больничная  палата.  Номер   огромный,
обстановка  без  особых  излишеств:  широченная  кровать,  шкаф  с  ящиками,
кофейный столик, кресла.  Свет  раннего  утра  брезжит  сквозь  занавешенное
прозрачной шторой большое двустворчатое окно.
   Филип в номере не один; у окна человек, смотрит, отогнув штору, на улицу.
Рядом с  ним  кресло-каталка.  Разобранное  сиденье  снято.  На  полу  серая
металлическая квадратная коробка. Филип застонал, человек обернулся:  гладко
выбрит, импозантен, лет тридцати пяти. Увидев, что Филип  приходит  в  себя,
расплылся в улыбке.
   - Проснулись? Чудно.
   -  Кто  вы,  черт  побери,  т