грозного
выражения.
     Макамура  тоже  почувствовал,  что противник  сильнее, чем он думал. Он
остановился  и   застыл  в  неподвижности.  Странный  это  был  поединок  --
психологическое единоборство двух неподвижно замерших людей. А стоило любому
из  них сделать  молниеносный выпад -- и бойцу такого класса, как Фукида или
Адзато,  пришел  бы  конец.  Да, борьба  была  в  высшей степени  необычной.
Противники  не делали  обманных движений, не  принимали угрожающих поз, лишь
упорно следили  друг  за  другом.  Их  напряженная неподвижность  напоминала
замерший  перед взлетом реактивный самолет, в котором уже запущен мотор. Оба
держались  в нескольких сантиметрах от той  черты, за которой  каждый из них
чувствовал себя в безопасности. Это  точно выверенное расстояние окружало их
подобно  незримому защитному  колпаку  или некоему силовому полю,  в которое
никто не смеет вступить безнаказанно.
     "Вот почему  они не  прибегают к обманным маневрам", -- подумал Фукида.
Он  понимал,  что  если  выйдет  целым  из  этой передряги,  то  не  забудет
удивительного поединка вовек... Пока один из  противников не высунется из-за
защитного колпака,  не  переступит невидимую, но  ощутимую границу, он волен
делать  что  угодно.  Время тянулось нескончаемо долго. Прошло не менее пяти
минут,  а у противников не  дрогнул взгляд, не ослабло  внимание,  не сбился
дыхательный  ритм,  ни  один из них не давал другому  ни малейшего  шанса  к
нападению.  Первым  не выдержал Макамура и начал едва заметно подбираться  к
противнику. У Фукиды кровь застыла  в жилах: сейчас сшибутся! Но нет, Дэмура
не  принял вызова и точно так же медленно, расчетливо отступил на  несколько
сантиметров.  Расстояние  между  противниками  оставалось  прежним. Макамура
снова  двинулся  вперед,   на  этот  раз  быстрее,  а  Дэмура  попятился,  с
невероятной точностью сохраняя все ту же дистанцию. Шаг  его был не короче и
не  длиннее,  чем  требовалось. Даже  в ритме движения он приноравливался  к
противнику. И все  же он был в худшем положении, Фукида понимал это. В таких
случаях  преимущество на  стороне  нападающего.  Он  все настойчивее  теснит
противника, пока не заставит его спасаться чуть  ли не  бегством,  тем самым
ломая и его  душевное  сопротивление. Единственная  возможность  --  удачная
контратака.  Но  Дэмура,  по  всей  видимости,  не  собирался  останавливать
противника  предостерегающим  ударом.  Вместо  нападения  он  сделал  шаг  в
сторону, удаляясь  больше,  чем  до сих пор.  Он хотел занять новую позицию,
чтобы затем  начать все  сначала, но...  судя по  всему, опоздал. У  Фуки-ды
перехватило  дыхание, он едва удержался, чтобы не вскрикнуть.  Макамура тоже
оценил представившуюся возможность. Он устремился вслед за  Дэмурой и теперь
уже не теснил его, а гнался за ним. Дэмура скользнул назад, еще раз и еще...
     Даже  Фукида   с  его  двадцатилетним  опытом   за   плечами  с  трудом
сориентировался  в  том, что  произошло. В очередной раз Дэмура  не отступил
назад,  а в  тот момент, когда преследующий  его  Макамура  нарушил заветную
границу, обрушил встречный  удар. Классический,  общеизвестный прием, просто
Дэмура выполнил  его  стремительнее,  резче, неожиданнее, чем  это удавалось
обычным  каратистам, и лучше  сумел скрыть  свое  намерение.  Окажись  любой
другой на месте его противника, и  поединку пришел бы конец.  Любой -- но не
Макамура. В то же мгновение  ударил  и он. Оба парировали  встречные удары и
вновь  перешли  в  атаку.  Последовала  короткая,  жестокая схватка.  Дэмура
внешним ребром  стопы ударил  противника по косточке на щиколотке, при  этом
правая рука Дэ-муры  из положения  отбивающей защиту  вышла из  зоны  удара,
скользнула назад  и  вновь  устремилась вперед, нанеся  рубящий удар  ребром
ладони,  тогда как его левая блокировала руку Макамуры. Но Макамура тоже был
воплощенная стремительность: он  провел удар  снизу вверх  коленом,  ладонью
свободной руки целя в лицо Дэмуре, и выставил локоть левой для защиты. Когда
удар, нацеленный в пах, пришелся  в солнечное сплетение, Дэмура почувствовал
облегчение.  В  последнюю  долю  секунды  он успел  сложиться вдвое,  выводя
.нижнюю  часть  корпуса  из~-тюд удара. Впрочем, его удар ногой тоже  не был
эффективен: лодыжки  у  Макамуры  в результате  длительных  тренировок стали
твердыми  как  камень и  утратили  чувствительность  к  боли.  Дэмура  решил
продолжить поединок, перебросив противника  через  себя.  Упершись  стопой в
ногу  Макамуры, он  сделал  рывок. Прием  был  проведен  чисто, но  Макамура
свободно подался на рывок, дал себя перебросить и мягко откатился в сторону.
     И вот они снова стояли друг против друга.  Дыхание их было равномерным,
ни  один  не давал  другому  возможности уловить момент,  когда он  выдыхает
воздух.  Макамура  снова пошел  в нападение. Дэмура, судя  по всему,  не был
готов к отпору, так как быстро  попятился. Знаменитый убийца  С-одного-удара
теперь держался  осторожнее.  Внезапно  Дэмура  остановился:  ровно  столько
потребовалось  ему,  чтобы собраться с  силами. Чувствовалось, что больше он
отступать  не  намерен. Макамура бросился  на него,  и  в  то  же  мгновение
взметнулась  рука  Дэмуры.  Он  парировал  атаку  противника ребром  ладони.
Страшной  силы встречный  удар, подобный  удару мечом, обрушился  на  локоть
Макамуры на мгновение раньше, чем рука того успела подняться. Громкий боевой
крик,  вырвавшийся  у  обоих  противников,  заглушил хруст ломающейся кости.
Боль, должно быть, была чудовищной, но Макамура и не думал сдаваться. Прижав
сломанную правую  руку  к бедру  и  выставив левую на  уровне груди, он ждал
нападения. Дэмура даже  не пытался предлагать  ему сдаться. Он  настороженно
подбирался  к  Макамуре,  стараясь зайти  справа.  Удар  руки  был нацелен в
голову, левая нога метила в сломанный локоть. Ступня попала в цель. Макамура
до  крови прикусил  губу, чтобы не вскрикнуть от боли.  Дэмура, не давая ему
опомниться, вновь перешел  в атаку. Макамура  теперь повернулся  боком/чтобы
защитить перебитую  руку, но тем  самым лишился  возможности  бить  ногой  с
поворотом  корпуса.  Однако  он по-прежнему  оставался  грозным противником.
Стоило допустить малейший промах в атаке, и он способен был одной  рукой или
ногой  прикончить противника. Однако Дэмура слишком хорошо изучил его, чтобы
переоценить  собственные  силы. Теперь  уже он теснил Макамуру, гоня его все
быстрее,  принуждая к  бегству, стараясь подавить его психику. Макамура  был
лишен  возможности   ответить   контрударом   рукой  назад.   Он   попытался
использовать прямой удар: стремительный, резкий тычок двумя пальцами в глаза
противника.  Однако попытка  эта  заранее была  обречена на неудачу:  Дэмура
почти наверняка знал, что  она*  последует.. Он пустил в ход обе руки: левая
перебила Макамуре запястье, удар правой пришелся  по локтю. И вновь раздался
ужасающий  хруст сломанной кости.  Боль и горечь  поражения лишили  Макамуру
отстатков самообладания. Головой вперед он  бросился на Дэмуру и...наткнулся
на колено противника. Лицо его залила кровь; затем последовал несильный удар
в затылок, и Макамура потерял сознание.
     Совсем другое  дело войти  в административное здание так,  как  сейчас,
когда  Куяму сопровождала четверка детективов из центрального отдела и целый
отряд  полицейских.  Они  торжественно  продефилировали  через  вестибюль  и
поднялись  на четвертый  этаж;  полицейские  мигом  заняли  посты  на каждой
лестничной  площадке, а  Куя-ма,  коротко  постучав  в  дверь,  вежливо,  но
решительно вошел в офис Огавы.
     У Куямы в  глазах потемнело,  когда Шеф приказал ему арестовать главаря
банды. До этого, конечно, была прокручена вся обычная программа. "Значит, ты
полагаешь, что именно он дал распоряжение устранить Адзато? Очень интересная
мысль. А  Эноеду  убили сразу же после того, как он вышел  от Огавы? Как  ты
сказал, где находится  почта,  откуда Эноеда отправил свое донесение?  Ах, в
том же здании?"
     Затем Шеф  вел  по телефону долгие переговоры  с начальником отдела  по
борьбе с  наркоманией  -- судя по всему, человеком столь же осторожным,  как
сам  господин Кадзэ, -- затем  с юрисконсультом,  но  никак не  мог прийти к
определенному решению. Обладая богатым опытом  службы в полиции, он понимал,
что Куяма  прав, и  по этой же причине  понимал и  другое:  виновность Огавы
нелегко  будет  доказать.  Конечно, при  желании можно:  наверняка  отыщется
свидетель, который  видел,  как Эноеда незадолго до  своей гибели  заходил в
офис Огавы. Какой-нибудь  мелкий  гангстер  из  банды Огавы  рано или поздно
проговорится.  Кроме  того, ничего не стоит  арестовать  околачивающегося  в
"Чайном  цветке"  торговца  наркотиками,  из  которого  Адзато выколотил имя
главаря. У полиции масса возможностей, однако реализация их требует времени.
Если  арестовать  подозреваемого даже при  недостаточности  улик,  то  можно
запросто лишиться должности. Если же упустишь убийцу Адзато, результат будет
тот же самый.
     -- Прямо не знаю, что делать, -- наконец откровенно признался Шеф.
     -- На вашем месте, Кадзэ-сан,  я бы  арестовал Огаву, -- снисходительно
посоветовал Куяма. И тут Шеф принял окончательное решение.
     -- Ладно. Тогда поезжай и арестуй его, -- сказал он.
     Куяма  чуть  не  умер  от волнения.  Но  затем  оказалось,  что  и  эта
малоприятная процедура имеет свой отработанный метод. Не помня себя, бледный
от напряжения Куяма  вышел из кабинета Шефа и  обратился к одному  из коллег
постарше.
     -- Норио, я должен арестовать убийцу Адзато!
     -- Ну и дела! -- коллега посмотрел на Куяму с завистью.
     --  Это  опасный  преступник...  Ты  не  мог  бы  поехать  со  мной  на
задержание?
     Норио набрал какой-то  номер, скупо обронил, что,  мол, просит выделить
людей для операции по  задержанию опасного преступника,  и пригласил Куяму к
выходу.  Пока  они  спускались по лестнице, во дворе у грузовиков выстроился
отряд полицейских в защитных шлемах, со щитами и длинными дубинками в руках,
а в двух  легковых  автомобилях ждали наготове детективы в штатском. Вся эта
масса  хорошо организованных людей увлекла за  собой Куяму; от него только и
требовалось назвать адрес и  фамилию, все остальное  шло как  бы само собой.
Полицейские  машины  промчались  по  городу,  в  мгновение ока  здание  было
окружено,  все  входы-выходы перекрыты, у лифта и  на  лестничных  площадках
расставлены  посты,  и,  поднявшись  в  офис  Огавы,  Куяма  застал  хозяина
растерянным  и  перепуганным  насмерть. Двое полицейских  держали  Огаву под
прицелом, а третий обыскал его.
     -- Огава  Фумио! Вы арестованы по подозрению  в убийстве актера  Джонни
Адзато  и  полицейского  сыщика   Мацутаки   Эноеды.  Вам  как  организатору
инкриминируется  соучастие  в  преступлении.  Мой  долг -- поставить  вас  в
известность о ваших юридических правах...
     И  прежде  чем Огава  успел  опомниться  от  неожиданности,  ему надели
наручники  и  вывели  из  кабинета.  Сыщики остались  допросить  служащих  и
провести тщательный обыск, а Куяма  повез арестованного в центральный отдел.
Молодой  инспектор был на седьмом небе. Игра стоила свеч,  даже если  он  на
этом деле сломает  себе шею. А такой исход вполне вероятен:  если вину Огавы
доказать  не  удастся и  его  придется отпустить  на свободу.  Шеф не станет
покрывать своего  незадачливого  подчиненного. Ведь не  случайно он  поручил
Куяме  провести задержание  -- пусть  молодому  инспектору перепадут крупицы
славы,  но  зато и вся  ответственность также ложится на него. Куяма  не без
основания предполагал, что  к тому времени, когда они приедут  в отдел, Шефа
уже  не будет на  месте.  Иначе ему придется решать:  отпустить  ли Огаву на
свободу или держать под арестом.
     -- Есть у вас хоть какие-нибудь доказательства? -- спросил задержанный,
словно прочитав мысли Куямы.
     --  У  Шефа есть, -- без колебаний ответил Куяма. В нем вдруг проснулся
игрок, и он решил блефовать  дальше. -- Если бы вы ограничились организацией
убийства
     Адзато, глядишь, вам  и удалось бы  выкарабкаться.  Но вы посягнули  на
Эноеду.
     -- Какого еще Эноеду?
     Огава, по-видимому, тоже блефовал либо же действительно не  знал, в чем
дело. У Куямы не  оставалось  времени поразмыслить, как это  могло  быть  на
самом деле, поэтому он интуитивно держался своей линии поведения.
     -- По делу Адзато адвокат мог бы еще найти смягчающие обстоятельства. В
конце  концов, актер  ворвался к вам  силой, учинил  скандал,  избил вас, --
понятно,  что в вас взыграла жажда мести. Однако  за  убийство  полицейского
придется расплачиваться сполна.
     -- О каком полицейском вы говорите?
     Куяма  промолчал. Он  не знал,  что ответить. Ведь если Огава  не имеет
отношения к убийству Эноеды, дело запутывается  окончательно.  Профессионал,
поднаторевший на ведении допросов, в  таком случае промолчал бы сознательно.
Куяма же просто ушел в свои мысли, не замечая, что Огава беспокойно вертится
на  месте,  покашливает,  робко  пытаясь   заговорить.   Картина  получалась
неутешительная,  Куяма  думал и не находил выхода. А  Огава вновь попробовал
заговорить с ним -- теперь уже громче и весьма учтивым тоном.
     --  Простите,  господин  инспектор,  не   могли   бы  мы   побеседовать
доверительно?
     -- Что?.,  Ах, побеседовать!  Пожалуйста,  я  к  вашим  услугам. Сейчас
приедем на место и приступим.  --  Куяма снова умолк, мучительно раздумывая,
как быть.  По прибытии в отдел он действовал автоматически, выполняя все то,
чему его учили  в  школе полицейских.  Велел подозреваемому  сесть,  включил
магнитофон  и,  заполняя  протокол,  задал  множество  формальных  вопросов:
фамилия, имя,  дата и место  рождения, образование... У Ога-вы  не выдержали
нервы.
     -- Чем задавать  глупые вопросы, лучше объяснили  бы, с  какой стати вы
собираетесь пришить мне убийство полицейского?
     Куяма устремил на него дружелюбный взгляд.
     -- Вы признаетесь в убийстве Адзато?
     --  Не  в  чем  мне  признаваться! Понятия  не имею,  чего  вы от  меня
добиваетесь.
     --  Не признаетесь  -- и  не надо,  это не меняет  сути  дела. -- Куяма
поднялся  из-за  стола и  прошел к двери,  чтобы вызвать конвой и  отправить
арестованного в  камеру. --  Шефу  явно  не  понравится,  если  вы  сделаете
признание мне, а не ему.
     -- О каком признании вы твердите, черт побери?!
     -- Не станете же вы  отрицать,  что причастны к убийству двух  человек?
Шеф располагает неопровержимыми
     доказательствами, иначе не распорядился  бы доставить вас сюда, -- сами
понимаете. Но вы, конечно, вправе поступать, как считаете лучшим для себя.
     --  Да  поймите  же,  это  невозможно!..  -- воскликнул  Огава  и, чуть
подумав, спросил: -- Какие доказательства вы имеете в виду?
     Куяма пожал плечами.
     -- Шеф сказал, что на вашей совести два убийства, а он слов на ветер не
бросает.  --  Куяме  не  стоило особого труда представить  начальника отдела
расследования  этакой грозной  фигурой.  Он  знал, что  любой из сотрудников
согласился бы с его характеристикой.  А ведь Шеф, по сути, человек добрый, в
особенности  по отношению  к  нему,  сыну  давнего  друга.  Однако остальные
инспектора  придерживались мнения, что дружеские беседы  в  светлом,  уютном
кабинете Шефа были не легче допроса третьей степени.
     Возможно,  Огаву  убедила искренность сказанного  Куямой. Возможно,  на
него  подействовала  безупречная  слаженность  полицейского  механизма,  под
колеса  которого он  угодил.  Может  быть, произвело  впечатление могущество
мифического Шефа: тот настолько уверен в исходе дела,  что даже не торопится
самолично  допросить  его,  а поручает это зеленому  юнцу.  А скорее  всего,
Огава,  исходя  из   богатого  жизненного  опыта,  легко   представил   себе
парадоксальную ситуацию: ему сойдет с рук  убийство, которое  он  совершил в
действительности,  зато его  засудят за  другое, о  котором он и  понятия не
имеет.  Кроме того, видимо,  сказался  страх, что, если он будет отпираться,
полиция  копнет глубже и докопается до торговли наркотиками, а тогда уже ему
и точно крышка. Куяма, по счастью, не упомянул, что  полиции уже известно об
этом.   Лишь  всеми  этими  причинами,  вместе   взятыми,   можно  объяснить
невероятный   факт:  бывалый  гангстер  улыбнулся   начинающему   сыщику   и
покладистым тоном произнес:
     -- Ладно, так уж и быть... Признаю, что я повинен в смерти Адзато... Но
все произошло чисто случайно...
     Куяма  включил магнитофон, и сердце его радостно забилось. Победа!.. Но
по  мере  того  как  Огава  излагал  обстоятельства  дела,  им  все  сильнее
овладевало  дурное  предчувствие.  Он  поверил  арестованному   преступнику.
Конечно, тот далеко не безвинный агнец,  каким себя выставляет:  ему, видите
ли,  хотелось лишь  слегка проучить Адзато!  Но за гибель Эноеды в ответе не
он, а кто-то другой. И Куяма прекрасно понимал: до тех пор пока он не отыщет
этого другого, он не вправе считать дело Адзато закрытым.
     Они встретились в ресторане  "Олд  Инглэнд Стэйк  Хаус"  -- излюбленном
месте  Куямы. Дэмура  отчужденно  оглядывался по  сторонам. Он  любил чистые
японские харчевни и чайные,  приятно пахнущие татами,  изящно  расставленные
ширмы,  голые,  ничем  не  завешанные стены,  бесшумно раздвигающиеся двери.
Панели  и  перегородки  темного  мореного дерева,  стены,  сплошь  увешанные
картинами, гул разговоров, музыка, хотя и тихая, но беспрестанно раздающаяся
из невидимых репродукторов, клубы табачного дыма, полумрак, цветные свечи на
столиках -- все это было не для Дэмуры. Посетители -- в основном молодежь --
сидели  за  столиками  в  боксах,  пили  пиво  и  ели  бифштексы  с  жареным
картофелем.  Юноши  в  легких,  свободных  рубашках  с  короткими  рукавами,
хорошенькие,  пикантные  девушки...  Откуда  у  них берутся деньги на  такие
дорогие рестораны?
     Куяма гордо вышагивал рядом с Дэмурой, неряшливо одетым и пялящим глаза
даже на  самых невзрачных  девчонок.  Да, старик  показал себя  в  наилучшем
свете, доставив на своей допотопной тачке в центральный отдел убийцу Адзато,
разделанного под орех: руки перебиты, нос сломан! Такое зрелище в  токийской
полиции -- не каждый день.
     Признание Макамуры было кратким и точным. Он обезвредил каскадеров и на
пару  со своим учеником занял их место.  Ему было велено поиграть  с Адзато,
прежде  чем  его  прикончить.  Однако   актер  неожиданно  оказался  сильным
противником,  и Макамура не стал  тянуть  время. В признании содержались все
подробности, которые могли заинтересовать специалиста  вроде  Дэмуры,  но не
было ответов на вопросы,  кто нанял убийцу и сколько  заплатил за работу. От
Макамуры  таких  сведений не  добиться  --  это  было  совершенно  очевидно.
Разоблачить самого себя он мог: проиграл -- изволь расплачиваться. Но выдать
нанимателя?! Полицейские старшего поколения  понимали, что для Макамуры даже
сам вопрос оскорбителен.
     "Чистосердечное  признание" Огавы  тоже  мало  что дало.  Преступник  в
первую очередь  стремился обелить себя. Он  не отрицал,  что  пьяный  Адзато
вломился к нему со скандалом и бог весть почему избил его. Да, конечно, надо
было бы обратиться в полицию,  теперь он и сам это понимает.  Какая жалость,
что  он сразу  об  этом не  подумал!  А  его дернула  нелегкая  нажаловаться
друзьям.  Что поделаешь, если  друзья принимают  его  неприятности  близко к
сердцу? Но как бы дурно они  ни поступили, ими двигала тревога за него, ведь
этот безумец грозил прикончить его, Огаву. Свидетели могут подтвердить.
     На   этот  счет  никто  и   не  сомневался.   Правоту  Огавы  наверняка
засвидетельствуют все его служащие, и не исключено, что  при этом они скажут
правду. Шумная  драка и угрозы -- вполне  в стиле Адзато. Но  кто  именно из
друзей мог оказать  Огаве скромную услугу, наняв убийцу, этого главарь банды
не сказ