овать любой каратист мира? Разве сладит Дэмура с этим
чудовищем? Скорее всего,  нет. А если Дэмура потерпит  поражение, продолжить
борьбу придется ему,  Фукиде.  Не  приведи  господь, чтобы  Макамура все  же
оказался убийцей
     Харриса Куяма застал дома. Писатель был поглощен работой, и ему явно не
хотелось отрываться. И  все  же держался он учтиво. Вытащил из машинки  лист
бумаги и вложил его  в папку, похожую на  ту,  в которой  находился сценарий
Адзато. Затем,  не  спрашивая  согласия  Куямы, приготовил напитки:  коньяк,
"бурбон" со  льдом  и  содовой,  а молодой инспектор тем временем,  чтобы не
сидеть без дела, достал принесенную с собой рукопись.
     -- Как вы думаете, что это?
     -- Издали видно -- сценарий. Уж не собираетесь ли вы сменить поприще?
     -- -  Я?  -- изумился  Куяма. -- Это  сочинение  вашего зятя.  Оно  вам
знакомо?
     -- Нет. Разрешите взглянуть?
     -- Для этого я и принес.
     Харрис без  околичностей  погрузился  в чтение, словно Куямы и не  было
тут. Куяма  от многих своих приятелей-американцев слышал, что, по их мнению,
это наиболее раздражающая японская привычка. Один из них рассказы-
     л  в красках, как он  брал для университетской газеты ин-рвью у некоего
японского музееведа. Вначале  все  шло как по маслу:  он  спрашивал,  ученый
отвечал. Затем парень задал вопрос позаковыристее. Собственно  говоря, ответ
не имел такого уж  большого значения, репортер нинить не огорчился бы, скажи
японец попросту, не знаю. Но  не тут-то  было! Музеевед  глубоко  задумался:
взгляд устремлен  в  пространство, вид отрешенный.  Так проходила  минута за
минутой.  Парень  негромко кашлял, затем окликнул ученого -- безрезультатно.
Тогда  он  робко заметил,  что,  пожалуй,  есть смысл перейти  к  следующему
вопросу,  --  то есть  вел себя  просто-таки по-варварски,  с  точки  зрения
японца. Однако вскоре репортер вынужден был  сдаться в этой неравной борьбе:
достав журнал,  он принялся  читать. "Вы  не  поверите, что было  потом,  --
рассказывал он приятелям. -- Минут через  десять этот тип продолжил разговор
как ни в чем  не бывало: думаю,  что правильнее всего будет ответить  на это
вопрос так..."
     Похоже, Харрис был  из того же теста. Во всяком случае, вел он себя как
истинный  японец,  чего  нельзя  было   сказать  о  Куяме.  Тот,   на  манер
невоспитанного  американца, вытащил  книгу  из тесно  заставленного стеллажа
хозяина  и  углубился  в чтение. Он успел  прочесть  страниц двадцать, когда
Харрис деликатно похлопал его по плечу.
     -- Сюжет довольно банальный. Не бог весть что, но сойидет.
     -- Вы ожидали от Адзато лучшего?
     -- Удивляюсь, как его на это хватило! Писать сценарий совсем не простое
дело.
     -- Скажите, а как  бы  вы  завершили  этот  сюжет?  Вернее... --  Куяма
спохватился,  что вопрос  в  такой  форме  звучит  оскорбительно,  и  наспех
сформулировал его иначе. -- Вернее, как бы его завершил  Адзато, останься он
в живых?
     -- Откуда мне знать?
     -- Вы же  сами  сказали,  сюжет  банальный. Тогда, очевидно,  не так уж
трудно определить развязку, если исходить из привычных шаблонов.
     Харрис  скрестил свои длинные  ноги, руки  свесил через поручни кресла,
запрокинул  голову назад и,  уставясь  потолок, заговорил  в  тоне  бывалого
рассказчика.
     -- Адзато -- то  есть герой фильма  -- узнает из заслуживающего доверие
источника,  кто  в действительности является главарем всей преступной банды.
Конечно,  имеется  в виду  не какой-нибудь заурядный уголовник  и  не  делец
сомнительной репутации,  с  одинаковой  легкостью (участвующий  и  в грязных
аферах, и в легальном бизнесе, нет,  истинный главарь банды-- человек совсем
другого  типа.  Это  лицо,  пользующееся всеобщим  уважением, скорее  всего,
известный политик  или меценат,  глава солидной фирмы, вполне возможно  даже
врач или  ученый. А  вот  Адзато... впрочем, постойте! Вы  уверены, что  вам
требуется самая расхожая дребедень, а не доподлинно стоящий сюжет?
     -- Уверен.
     -- Тогда получайте.  Адзато заявляется на квартиру главаря. Тот радушно
встречает гостя, угощает дорогими напитками,  всячески  подчеркивает, как он
рад визиту.  Однако нашего героя  не подкупить  дешевой  лестью.  Он прямо в
глаза заявляет хозяину дома,  что знает всю правду и  не  успокоится до  тех
пор,   пока   не  выведет  преступника  на  чистую  воду.  Главарь  банды  в
завуалированной форме угрожает ему, но нашему герою море по колено. Опершись
о  стол,  он произносит несколько высокопарных  фраз, чтобы  последнее слово
осталось  за ним,  и уходит. Можно еще  на прощание  отвесить гостеприимному
хозяину пару оплеух -- тут, так сказать, дело вкуса.
     -- Никаких грандиозных потасовок?
     -- Помилуйте, о чем вы! Главарь банды -- человек безупречной репутации,
к его дому не приставишь гангстеров для  охраны. Разумеется, в финале, когда
наступит  час расплаты, может выясниться,  что главарь тоже  мастак драться.
Должна же быть свобода творчества. Но к чему эти ваши расспросы?
     Куяма колебался, стоит ли говорить. Ведь речь идет не о прогнозе погоды
и  не  о  новой  теории воспитания  детей, это  один  из  этапов  серьезного
полицейского расследования. Наконец он все же решился.
     --  Я  сообразил, что сценарий Адзато опирался  на реальные факты.  Ваш
зять действительно начал  расследовать махинации  преступной сети  торговцев
наркотиками.   Поколотил   кое-кого   из   мелких   гангстеров   --   охрану
"промежуточного"   главаря,   которого   вы  охарактеризовали   как   дельца
сомнительной репутации. Словом, все происходило почти так, как он описал.
     --  Дуралей несчастный!.. Вот теперь все встало на свои  места.  Только
чудом ему удалось бы выкарабкаться. Но... если все это  правда, то почему вы
спрашиваете, как бы я завершил сценарий?
     -- Потому что  Адзато мыслил  шаблонами.  Он  и  в  жизни придерживался
стереотипа, заимствованного из своих фильмов. Значит, если он  действительно
узнал имя  главаря банды, то мы можем быть уверены на все сто процентов, что
он нанес визит главному мафиози в точности так, как вы сейчас рассказали. Ну
а главарь предпринял встречный ход.
     Харрис предостерегающе поднял руку.
     --  Но почему именно главарь? Организовать убийство мог и Огава или тот
торговец с подпухшими глазами.
     --  Нет, -- убежденно проговорил Куяма.  Подобно тому,  как Дэмура  был
уверен, что убийцей Адзато не  мог  оказаться заурядный драчун,  Куяма готов
был  поклясться,  о  идея исходила не от какого-то мелкого мошенника,  этому
человеку хватило чувства стиля, чтобы не подставлять под пули прославленного
каратиста,  у  него достало смелости пойти  на риск -- ведь  Адзато мог бы и
(выиграть поединок,  -- и он располагал  достаточными связями  и средствами,
чтобы подыскать  и нанять самого надежного профессионала-каратиста. Нет, все
это  под силу  только  главарю банды.  Человеку, пользующемуся  уважением  в
обществе,  известному  бизнесмену,  политику  или  ученому,  которому Адзато
пригрозил разоблачением, а то и отпустил оплеуху.
     -- Я вот все думаю, -- продолжал он, -- зачем Адзато включил в сценарий
эту драку  в баре? Я проверил, и окалось, что не было там никакого скандала.
Адзато был там с девушкой, они пили и танцевали.
     --  Куяма   чувствовал,   что   рассуждает  достаточно  убедительно   и
профессионально. Пожалуй, сам Шеф оценит факты точно так же.
     -- Это как раз  понятно, -- Харрис пренебрежительно махнул рукой. -- Ни
один заурядный фильм о каратистах не обходится  без  шаблонной сцены драки в
ночном  баре,  это  великолепное  место  действия,  не говоря уж  о том, что
обывателю внушается мысль,  будто каждое такое заведение -- злачный  притон,
где в задних комнатах гангстеры режутся в  карты.  По-моему, Джонни либо  не
знал, кто глава банды, либо попросту поменял  последовательность  сцен. Уж в
этих-то пределах он разбирался в сценариях для кино.
     Куяма допил  остатки "бурбона",  но  Харрис не спешил налить ему  новую
порцию. Он  даже  свой  коктейль  позабыл  выпить.  Куяме  знакомо было  это
состояние человека, который чувствует, что напал на след.
     --  Если  Джонни  удалось  выбить  из  этого  Огавы  фамилию  шефа,  он
направился прямо  к  нему.  Разыграл  кульминационную  сцену  и  с  чувством
выполненного долга  отправился  вечером с девушкой потанцевать. Но  когда он
снова взялся за сценарий, то увидел, что в рамки киноштампов это не ложится.
Тогда  он  перенес  в начало сцену в баре, вставив сюда же легкую потасовку,
чтобы, как положено, перебить в притоне  все зеркала. Ну  а теперь уже можно
ввести и главаря банды.
     Харрис  выглядел довольным,  все ему  казалось простым  и ясным.  Куяма
раскланялся с улыбкой,  словно получив ответ на  каждый свой вопрос.  К чему
отравлять человеку  радость?  И все  же он садился  в машину  с подпорченным
настроением. Он заранее знал, что Шеф двадцать раз уточнит, действительно ли
он, Куяма, считает сценарий  своего рода дневником, и призовет его  к ответу
за то, что он не поговорил с Огавой. Не может же Куяма сказать  ему, потому,
мол, что боялся и не хотел для себя такой участи, какая выпала Эноеде. Таким
заявлением   он   бы  окончательно  дискредитировал  себя   в  глазах  Шефа.
Успокаивала  его  только  мысль о  том,  что наверняка ему удалось  добиться
наилучших  результатов.  Маловероятно,  чтобы  Дэмура достиг в расследовании
таких успехов.
     Они  расположились  на  татами. В традиционной  японской комнате,  если
компания собирается дружественная, гости уютно рассаживаются, скрестив ноги.
Не похоже было, что сейчас будет именно так. Макамура смотрел на посетителей
холодно, но  без особой неприязни.  Он  не  спрашивал, зачем они пришли, это
было бы нарушением приличий.  Гостя вводят в  дом, иногда угощают  чаем  или
едой, но не выспрашивают, с чем он  пришел.  Возможно, хозяина это вообще не
интересует.  При одном  взгляде на Макамуру было  ясно, что он способен хоть
несколько  часов  просидеть  неподвижно,  лишь  краем  глаза   наблюдая   за
посетителями. Дэмура же погрузился в столь глубокое раздумье, что, похоже, и
не  собирается нарушить молчание. Фукида  также  счел за благо не раскрывать
рот.
     Прошло минут двадцать. Дэмура, опустив веки, предавался  медитации, и у
Фукиды забрезжила догадка:  старик готовится к поединку.  Должно быть, понял
это и Макамура; взгляд его сделался холодным, жестким.
     -- Чего тебе нужно?
     -- Я полицейский, -- ответил Дэмура.
     -- Можешь быть кем угодно. Зачем пришел?
     -- Мне нужен убийца Адзато.
     -- Ищи ветра в поле! -- рассмеялся Макамура. -- Я тебя не задерживаю.
     -- Ты убил его.
     Если полицейские рассчитывали увидеть на лице Ма-камуры тень страха или
хотя бы смущения, они вынуждены были разочароваться.
     -- Попробуй докажи!
     -- Я  и не  собираюсь  доказывать.  Мое  намерение  --  расквитаться  с
убийцей.
     Макамура не  произнес  ни слова.  Он  не  стал отрицать  обвинение  или
прибегать к угрозам, но и прежняя насмешливая улыбка больше не появлялась на
его  лице.  Будучи  истинным  мастером,  Макамура  не  привык  недооценивать
противника. Он остался сидеть  неподвижно,  с напряженными мускулами,  точно
бомба, готовая взор-заться от прикосновения.
     --  Я даю тебе шанс, -- продолжал Дэмура. -- Если ты победишь, даже имя
твое будет  забыто. Если верх  одержу я, ты сделаешь добровольное признание.
Если же ты не согласишься на поединок -- что крайне удивило бы меня, -- то я
передам  дело  в  отдел  расследования  убийств,  и  там  займутся  поисками
доказательств.
     --  Ты  не подумал  об одном возможном  осложнении. Ведь такой поединок
может стоить жизни..
     --  Я  подумал и об этом,  -- голос Дэмуры звучал столь же спокойно. --
Оба  мы наденем  спортивные  кимоно.  Если  я  погибну, значит,  виною  тому
досадный  несчастный случай  во время  тренировки. Фукида засвидетельствует,
что ты невиновен... Ну а ты все-таки подготовь признание в письменной форме.
В случае своей победы ты сможешь его уничтожить. Согласен?
     Макамура медленно, церемонно поднялся.
     --  Там ты  найдешь для себя подходящую одежду, -- он указал Дэмуре  на
дверь, украшенную иероглифом "спокойствие".
     Господина   Кадзэ   не  оказалось   на  месте.   Куяма  какое-то  время
околачивался  в  приемной  Шефа,  обдумывая  свой устный  доклад,  но  затем
сообразил, что,  чем ждать  попусту, лучше  составить  письменное донесение.
Преимущества  такой  формы  отчета были неоспоримы.  Куяма вернулся  в  свой
кабинет и попытался  освободить место на столе:  отодвинул в сторону письма,
все  еще ждущие  ответа,  неоформленные протоколы, непрочитанные  сводки  --
словом,  попытался устранить недостойный  японского полицейского беспорядок.
Еще  немного,  и  под  ворохом  бумаг скрылся  бы  ничем  не  примечательный
коричневый  конверт  с  донесением  Эноеды,  но  в последний  момент  взгляд
молодого  инспектора  задержался на фамилии  отправителя.  Потрясенный Куяма
держал конверт в руках, боясь вскрыть: как бы  это послание с того света  не
обратилось в пепел.
     Затем, придя в  себя,  он вытащил из  ящика стола  нож  для  разрезания
бумаги  и вскрыл конверт. Оттуда  выпало  школьное  почасовое  расписание  и
письмо. Куяма начал  с последнего. Он сразу узнал  ровный правильный  почерк
Эноеды. Тон послания был учтивый, чуть ли не извиняющийся.
     "Уважаемый Куяма-сан! В соответствии  с нашей договоренностью продолжаю
совместную работу по расследованию дела об убийстве Адзато.  К сожалению, вы
не сумели связаться со  мной, поэтому мне пришлось своим  умом додумываться,
какого рода помощь  я  мог бы  оказать  специалисту отдела расследований.  Я
полагал,  что,  если  мне  удастся  установить,  как  провел  Джонни  Адзато
последнюю неделю  жизни,  это может  принести  пользу делу. Ваше доверие  --
большая  честь  для  меня,  и,  надеюсь, наше  сотрудничество,  к  обоюдному
удовлетворению, приведет к положительному результату".
     Ну и витиеватое послание, Куяме бы такого ни в  жизнь не сочинить! Жаль
все же, что в наше время в  школах не  обучают эзопову  языку, который  дает
представление об определенных вещах, не  называя  их своими именами.  В этом
письме четко вырисовывался  характер Эноеды, каким его успел  узнать  Куяма.
Отчаянная попытка  прирожденного  неудачника  на  ходу  вскочить  в экспресс
удачи.  Лесть,  традиционное,  вошедшее  в  плоть и нфовь  преклонение перед
начальством  и  перед   счастливчиками^  от  рождения.  С  другой   стороны,
сказывалась и уверенность в  себе,  свойственная  профессионалу. Кто, как не
Куяма, способен  был оценить достоинства  Эноеды:  за полтора  дня составить
почасовой распорядок жизни  Адзато за последнюю неделю.  Бедный Эноеда! Если
бы  его  не убили,  это  расследование  обернулось бы для  него  горьчай-шим
воспоминанием   жизни.   Шеф,   в   лучшем   случае,   удовольствовался   бы
благодарственным письмом и разве что небольшим вознаграждением/но о переводе
в центральный отдел Эноеде смешно было бы и мечтать.
     Не  без  некоторых  угрызений  совести  Куяма  отложил  письмо  и  взял
расписание.  Изумлению  его  не было границ:  в  почасовом графике почти  не
осталось пробелов. Внизу страницы мелкими иероглифами стояла пометка Эноеды:
он  готовит отдельное донесение,  где  будет  указано, от кого, какие данные
получены и кто их может подтвердить.
     Взгляд Куямы невольно перескочил  на среду. Утром -- тренировка в саду,
затем  посещение конторы КМ К.  После этого обед в ресторане КМК  на верхнем
этаже здания. Вслед за этим посещение чайной. Визит на квартиру Кэндзо выпал
из  расписания, и, поскольку был  очень  кратким, Эноеде не бросился в глаза
этот минутный пробел. В три часа дня -- массовая драка неподалеку от станции
метро "Хандзомон". Оттуда  Адзато направился  в Сингаку  Синке Билдинг и, по
свидетельству очевидцев,  вел себя там скандально. Впрочем,  на этот счет  у
Куямы  не было  сомнений.  От Огавы  Адзато направился домой  и  лег  спать.
Пробудившись ото  сна,  заперся  у себя в  комнате.  Вечером ушел  из  дому,
встретился  с  девицей,  которую  повел  в  бар  "Зубы  дракона".   Там  они
развлекались до трех часов ночи, а затем отправились на квартиру девицы.
     Куяма  еще  раз  пробежал   глазами  расписание.  Все  отрезки  времени
складывались в единое  целое. Но ведь если Харрис прав, то  Адзато  от Огавы
должен был прямиком  направиться к  главарю банды.  Однако времени у него не
оставалось:  в  три часа  тридцать пять минут  он  вышел из  офиса, а в  три
пятьдесят уже был дома... Куяма  безнадежно махнул рукой. Внимательно изучив
расписание по  шсам -- четверг,  пятницу и конец  недели,  --  он  несколько
эастерялся. Нигде ни следа такого  визита, который можно было как-то увязать
с предполагаемым главарем банды. Неужели Адзато так и  не удалось узнать его
имя? Или же... Куяму бросило  в жар -- его  и не было, этого главаря  банды.
Как же он раньше не додумался! Адзато проводил свой частный сыск по шаблонам
приключенческих  фильмов, но жизнь ведь не  обязана придерживаться шаблонов.
Огава   наверняка  был  последним  звеном  в   цепочке  и  не  мог  отослать
воинственного Адзато к кому-либо другому. Огаве артист грозил разоблачением,
и Огава нанял таинственного убийцу. Куяма понятия не имел, как это доказать,
но чувствовал,  что выиграл. Правда, с посторонней  помощью,  но  он все  же
раскрыл дело об убийстве Адзато.
     В гардеробной Дэмура нашел чистое, свежевыстиранное кимоно и подобрал к
нему гладкий, без иероглифов, черный пояс.  Взглянув в зеркало и убедившись,
что  одежда его в порядке, он вошел в додзе. Не обращая  внимания на Фукиду,
он  опустился  на  корточки и  с  закрытыми глазами  стал  ждать противника.
Тренировочный  зал  Макамуры  был первоклассным:  чистые, светлые стены,  на
одной  из них  зеркало,  вдоль  другой  выстроились макива-ры;  в деревянных
бадьях песок  и  мелкие  камешки  для тренировки  кончиков  пальцев. Красиво
выведенные  тушью  иероглифы:  "Малейший промах  может  обернуться  пагубной
ошибкой". У третьей стены  поместился крохотный алтарь, над ним --  японский
флаг. Взгляд Фукиды вернулся  к старому  сыщику.  Неряшливый,  плохо  одетый
человек на глазах превратился в  личность,  внушающую уважение.  Было видно,
что спокойствие его не напускное. В таких тренировочных  залах он чувствовал
себя как рыба в воде, это был его привычный мир. Затем появился Макамура. Он
тоже  облачился в белое, безо всяких  украшений кимоно, а на потертом черном
поясе сверкало лишь его имя, вышитое золотом.
     Ни  один из противников не стал тратить время  на  разминку.  Оба бойца
считали гораздо важнее духовную подготовку. Дэмура с просветленным лицом был
погружен  в   медитацию   вплоть  до   последней  секунды  перед  появлением
противника. Макамура, 'по всей вероятности, осво-
     водился от посторонних  мыслей наверху, в  своей комнате. На пол позади
себя он положил какую-то бумагу.
     --  Это  мое  признание.  Можешь взять,  если  сумеешь,  --  медленным,
спокойным шагом он двинулся к Дэмуре. А тот стоял как вкопанный, лишь взгляд
его  менялся по  мере  приближения  противника. Фукиде  не  раз  приходилось
наблюдать, как меняется взгляд каратиста даже во время тренировочных встреч.
В   нем  чувствуется  напряженное   внимание,  а  после  нескольких  ударов,
нанесенных сильнее, чем требуется, в глазах  бойца появляются гнев, холодная
ярость,  желание сокрушить противника. Но то, что Фукида увидел  сейчас, ему
было в новинку. Взгляд Макамуры и прежде не отличался дружелюбием, теперь же
он был полон открытой угрозы. Этот хладнокровный, мертвенно-спокойный взгляд
казался  страшнее,  чем  самый злобный. Глаза Дэмуры  изменились еще больше:
словно змея  глядела с его обычно приветливого лица. Фукиде довелось однажды
наблюдать старика в  поединке, но тогда в нем не было и следа этого