аний о дурных  предчувствиях,  не  на
пустом месте проросших, и коротко отозвался:
   - Я думаю, к тебе.
   - Ко мне?
   - В смысле, не к твоей тетушке, Женя, а на квартиру Алины. Сегодня  я
останусь ночевать там.

***

   Он вышел из квартиры, ощупывая в кармане  пистолет.  Наверно,  он  не
пригодится  сегодня.  Ну  что  же,  спешить  некуда.  Съемки  проклятого
эллеровского фильма продлятся еще около недели, если верить газетам.
   Он плотно захлопнул за собой дверь и стал спускаться  по  ступенькам.
Стены  пульсировали,  то  отдаляясь,  то  приближаясь   заново.   Свежая
темно-синяя краска, ободранная во многих местах, несмотря на то что  дом
был новым, казалась чешуей  огромной  рыбы.  Он  прикусил  нижнюю  губу,
словно стараясь вырвать себя из предательского  состояния,  при  котором
ступеньки зыбко выскальзывали из-под ног. Возьми себя в руки!
   Да возьми себя в руки, наконец!
   Больше всего он проклинал в данный момент не тех людей, из-за кого он
вошел в чужую - или почти чужую - квартиру и вынул из тайника  пистолет,
а неизвестного оболтуса, который  повывинчивал  почти  все  лампочки  на
лестничной клетке. Лифт, разумеется, был выключен на ночь, и  потому  он
был вынужден нащупывать каждый шаг.
   А в глазах плавали радужные пятна.
   Людей быстро ломает оглушающее, полное несчастье. Теперь он знает это
по себе.
   А ведь еще месяц назад он мог переносить любые физические и моральные
нагрузки.
   Мог раскидать пять  человек  в  считанные  секунды.  По  чьему-нибудь
капризу мог завязать узлом  гвозди  и  показывать  своеобразные  силовые
аттракционы - рвать колоду карт, например.
   Он мог. Но почему же теперь появилась эта неумолчная, ни  на  секунду
не прекращающаяся тихая боль? Она вошла, влилась  в  жилы  и  не  желает
уходить... Из-за нее хотелось рвать и метать, сойти с ума одним  рывком,
одним коротким, как выстрел, мгновением... Но нет, нельзя, не сейчас.
   Она всегда звала его своим тихим бесом.
   Наверное, прозвище родилось из поговорки про чертей в тихом омуте  да
из-за вечной его молчаливости. Тихий, тихий бес...
   Он вышел из подъезда и направился к арке. Черный провал  пространства
ворочался с глухим болезненным шумом. Снежинки царапали воздух, оставляя
длинные, с зазубринами, косые царапины...
   Свет вспорол черное пространство арки.
   Он смотрел стеклянными глазами,  как  во  двор  въезжает  автомобиль.
Синяя "Хендэ Соната".
   Его как будто толкнули в грудь, хотя рядом никого  не  было,  и  даже
ветер, скуля, стелился у ног тихого беса. Он шагнул назад, к стене дома,
и услышал:
   - Ты что мне подсунул во фляжке,  Сережа?  Почему  у  меня  в  глазах
пляшут б-бесы?
   - Ты, Леонтьич, сам виноват, - глухо прозвучал второй голос, и  тихий
бес вжался в стену, словно его приплющило могучим поршнем.
   Они... Но что  это?  Проклятый  Эллер  снял  новый  дубль?  Его  жена
осталась в Австрии, в полной и совершеннейшей безопасности, а  он  нашел
себе новую бабу?
   Кровавая пелена легла перед глазами.
   Она пузырилась и корчилась, как будто кто-то рвал  клочьями  багровый
театральный занавес.
   Он услышал мелодичный женский голос и, не  отходя  от  стены,  поднял
руку с зажатым в ней пистолетом, плавно надавил на спусковой крючок...

***

   - Половина пятого утра, - сказала я, - богемный образ  жизни  ведешь,
Леонард Леонтьевич. Что пьем?
   - Это мне... Сережка подсунул,  -  отозвался,  едва  ворочая  тяжелым
языком, Эллер. Судя по  всему,  напиток  из  фляжки  Вышедкевича  сильно
шибанул в его кинематографические мозги, и он снова опьянел,  в  который
раз за эту ночь.
   - Со страху напился, - снисходительно-угрюмо  пояснил  Сережа,  почти
машинально ведя машину. - Впрочем, неудивительно совсем.  Если  бы  меня
так припугнули, я бы, наверное, тоже нажрался.
   - Ты сегодня откровенничаешь, Сережа, - сказала я, - хотя  обычно  от
тебя и слова не дождешься, чтоб от души шло.
   Только выключатели ломаешь. А сегодня просто фонтан красноречия.
   - Прорвало фонтан, - невесело усмехнулся Вышедкевич. - Ты,  Леонтьич,
давай несильно наливайся-то. А то лифт, как обычно, отключили, и  волочь
твои сто двадцать три килограмма на восьмой этаж -  удовольствие  не  из
самых приятных.
   - Та-ащ-щить? - отозвался мэтр современного кинематографа, булькая  и
переваливаясь на заднем сиденье, как мешок с мукой при сильной тряске. -
Это когда ты мменя.., тащил?
   - Да вот хотя бы когда ты нажрался  в  одесском  ресторане,  проколол
шину собственной машины и нам пришлось ехать  на  такси.  Но  прежде  ты
скатился с Потемкинской лестницы, почти  все  ступеньки  пересчитал.  На
следующий день все незалежные таблоиды  просто  в  истерике  заходились,
смакуя подробности того, как ты куролесил.
   - Врешь  ты  все,  -  бормотал  мэтр,  -  т-тебя  подучили.  Я  давно
подозревал.., да-а! Али-на! - выдохнул он, подавшись вперед и коснувшись
губами моего уха. - Я вот что.., я давно подозревал,  что  Вышедкевич  -
тайный агент. Щупальца Моссада...  а  известно  ли  вам,  что  м-мировой
сионизм...
   - Ну, началось, - недовольно отозвался Сережа, - если он заговорил  о
"щупальцах Моссада", дело плохо. В последний раз такое было  даже  не  в
Одессе, там он еще хоть что-то соображал,  а  в  Англии,  когда  Леонард
Леонтьевич  изволили  нажраться  с  ирландцами.  А  у  ирландцев,  Женя,
существует такой обычай: когда настает пятница, День святого Патрика, то
они отправляются по пабам  и  надираются  до  такой  кондиции,  что  все
поголовно, от шестнадцати и старше, что называется, валятся под столики.
   Нет нужды намекать, что нашему маэстро Эллеру  обычай  понравился  до
чрезвычайности. И он тех ирландцев даже переплюнул, как мне  показалось.
Правда, при этом он пытался доказать, что он  немец,  а  там  немцев  не
любят. Ему, правда, никто не поверил, потому что он режиссер из России.
   А раз ты из России - то у них считаешься русским, будь ты даже грузин
или узбек.
   - Я знаю, - сказала я. - Ну вот, кажется, приехали.
   Вышедкевич плавно вырулил в арку и  остановился  под  тусклым,  уныло
подмигивающим фонарем,  основание  которого  было  так  густо  облеплено
снегом, что казалось, будто фонарь - и не  фонарь  вовсе,  а  необычайно
прихотливый индустриальный сугроб с горящей верхушкой.
   - Ну, Леонтьич, ты как там? - спросил он. - Нормальком? Тогда  сейчас
выползаем. Погоди. Я гляну.
   Вышедкевич  выпрыгнул  из  машины,  заглянул  в  подъезд,  покрутился
туда-сюда, а потом распахнул заднюю дверцу  машины,  и  на  снег  спелым
яблоком выпал господин Эллер. Он беспорядочно сучил конечностями и мычал
о том, что его опоили, что Вышедкевич ему подсунул  отраву  и  теперь  у
него в глазах хороводят бесы.
   Вышедкевич резко поднял мэтра за плечи, встряхнул и проговорил:
   - Ты,  Леонтьич,  сам  виноват.  Кто  ж  тебя  просил  всю  фляжку-то
квохтать? Там же коньячный спирт был, а ты все одним махом выжрал. Ну..,
как вот тебя теперь?
   - Ладно, впрягайся, Сережа, - вздохнула я. - Будем его волочь.  Э-эх,
нелегкая это работа - из болота тащить бегемота.
   - Ав-ав, - промямлил нечленораздельно Эллер, норовя упасть  лицом  на
капот.
   Один из его шикарных усов задорно  топорщился,  а  второй  смотрел  в
покрытый снегом асфальт, будучи перпендикулярным земной поверхности.
   Вышедкевич подхватил режиссера, а  я  собралась  бережно  подтолкнуть
его, как заглохшую  на  середине  дороги  неисправную  машину,  и  вдруг
застыла со вскинутыми руками.
   - Ы-ым, - снова попытался что-то сказать Эллер и тут  же  полетел  на
снег вместе с не удержавшим равновесия Сережей. Но пьянство Лео-Лео  или
невнимательность Вышедкевича были тут ни при чем - виновницей их падения
была я. Ведь за полсекунды до того я с силой толкнула Эллера  в  широкую
спину, что и привело к падению обоих на снег.
   Выстрел хлопнул глухо, как раздавленная сухая ветка. Дернул ветер,  и
второй выстрел показался уже  каким-то  всхлипом,  потонувшим  в  потоке
воздуха. Я перекатилась  по  земле,  фонтанчик  снега  взметнулся,  и  я
выстрелила  с  обеих  рук,  метя  туда,  где  у  стены  дома  ворочалась
угрожающая черная пустота.
   Где прятался убийца.
   Я вскочила на ноги и, спрятавшись за машину, рявкнула Вышедкевичу:
   - Прикрой его! Прикрой, идиот!
   Третий и четвертый выстрелы разбили лобовое стекло "Сонаты", а  пятая
пуля взрыла снег рядом с Вышедкевичем, который прикрыл собой  Эллера  и,
тоже выхватив пистолет, принялся стрелять на звук.
   От стены отсоединилась внушительная черная фигура и рванула к арке. Я
упала на колено и, прицелившись, выстрелила с двух  рук.  Человек  упал,
перекатился через голову и скользнул за столб. Еще  мой  выстрел.  Мимо!
Убийца выскочил из-за столба и,  петляя  на  бегу,  ринулся  в  арку.  Я
перекинула пистолет в левую руку и бросилась за киллером.
   Судя по всему на Эллера охотился профессионал. По крайней мере,  если
бы это был не очень классный исполнитель, то он не сумел бы укрыться  от
моих пуль.
   Я влетела в арку с пистолетом наготове и  осторожно  выглянула  из-за
обвода стены.
   Киллера не было. Затаился. Ему не удалось  выполнить  свою  миссию  -
убить Эллера, и он растворился в снежной ночи. Впрочем... почему Эллера?
Быть может, он охотится вовсе не за Эллером, а за мной.
   За мной?!
   Я  насторожила  слух.  Со  двора  сочились  хриплые  стоны   Леонарда
Леонтьевича, глухо поскрипывал  снег,  шорох  далеких  шин  вторгался  в
хрупкую тишину. Я вышла из-за угла.
   Сильные руки схватили меня за шею сзади. Я даже не смогла понять, как
он, такой крупный мужчина, сумел столь бесшумно  возникнуть  у  меня  за
спиной. Или он не возникал, а просто все время находился тут,  в  выемке
стены? Это означает, что  он  хорошо  знает  дом,  двор  и  окрестности.
Изучил.
   Но в тот момент мне, конечно, было не до этих  соображений.  Страшная
силища в буквальном  смысле  сдавила  мое  горло.  Кажется,  со  времени
прохождения тестовых спецзаданий в "Сигме" я не попадала в такие  жуткие
тиски. Я попыталась достать киллера ударом ноги, но, очевидно, он  легко
просчитал мое намерение.  Над  плечом  моим  прошелестел  хриплый  шепот
убийцы:
   - А-а.., сука! Дай-ка я взгляну на  эллеровскую  кор-рову!  Или  тебе
сподручнее, когда к тебе мужики сзади подползают, ша-ла-ва?
   - А как же... - выдохнула я и,  выгнувшись  до  хруста  в  позвонках,
все-таки попала ему в корпус. Он  вздрогнул  всем  телом,  на  мгновение
ослабив свои гибельные объятия, и этого мгновения - даже не мгновения, а
десятых долей его! -  мне  вполне  хватило,  чтобы  почти  выскользнуть.
Обрести оперативный простор. Я  ударила  его  локтем  наугад,  а  потом,
вырвавшись совершенно, отпрянула и развернулась.  Моим  глазам  предстал
высоченный, атлетически сложенный мужчина в серой дубленке,  в  шапочке,
натянутой до  кончиков  ушей.  Бросилась  в  глаза  борода,  облепленная
снегом.
   - Илья Муромец? - с  веселой  злостью  предположила  я  и,  не  теряя
времени, с силой ударила противника в  солнечное  сплетение.  Обычно  от
таких ударов, прицельно мной нанесенных, нормальному человеку не хватало
и десяти минут, чтобы толком очухаться, но сейчас я словно  натолкнулась
на каменную скалу. Он даже не вздрогнул.
   Наверное, с большим успехом  я  могла  ударить  по  кирпичной  стене,
которая высилась за спиной убийцы.
   - Добрыня Никитич! -  скользнул  от  него  ответ,  и  моя  рука  была
отброшена с такой силой, что я едва устояла на ногах.
   Я поддела носком ноги пистолет,  выроненный  мной  во  время  борьбы,
подбросила его и, поймав, вскинула на мужчину, но тут  взметнулся  столб
снега, поднятого порывом  свирепеющего  ветра,  и  киллер..,  провалился
сквозь землю.
   Кажется, в буквальном смысле. Потому что он просто мгновенно исчез.
   Я не поверила своим глазам. Может быть, это был не человек, а  джинн?
По крайней мере, мой сосед дядя Петя, запойный алкоголик, утверждал, что
не  раз  видел  не  только  джиннов,  но  и  разноцветных  чертиков,   в
большинстве своем, правда, зеленого колера, и  даже  беседовал  с  ними.
Много и плодотворно.
   Я приблизилась к тому месту, где секунду назад стоял убийца, и только
тут заметила, что в снегу зияет черная дыра, по краям которой лохматятся
края прорванного листа картона. По всей видимости, горе-коммунальщики не
закрыли  люк  крышкой,  и  убийца  легко  создал   себе   плацдарм   для
отступления. Он замаскировал канализационную шахту, прикрыв ее  картоном
от телевизионной коробки. Снег  навалился  сверху,  и  маскировка  стала
совершенной.
   Я вздохнула. Ну что ж, придется довольствоваться малым.  Хотя  ничего
себе - малым! Спасла жизнь Эллеру. А  может  -  и  себе.  Одним  словом,
печалиться нет оснований: из  многих  зол  я  заполучила  наименьшее.  А
нырять в этот проклятый люк будет,  по  меньшей  мере,  глупостью:  если
киллер  воспользовался  этим  способом  исчезновения,  то  он  наверняка
заранее тщательно изучил все входы и выходы в подземелье, и  состязаться
с ним сейчас в беготне по местным коммуникациям - полный идиотизм.
   Я  спрятала  пистолет  и  отправилась  назад.  У  машины  я   застала
истерически хохочущего Эллера, который  лобызал  хмурого  Вышедкевича  и
квакал:
   - Эт-та был прекрасный сюу-ур...приз!
   Наверно, в иллюзионе.., надыбали? Простите, - обратился он ко мне,  -
где-то я вас видел. Р-разрешите пригласить вас на вальс!
   - Иди уж, пьяная скотина, - выговорил Вышедкевич, подталкивая  звезду
кинематографа к подъезду. - Ты, Леонтьич, пьешь редко, но  метко.  Спать
идем.
   - Нет, пошел ты.., с дамой танцевать!.. - Раздухарившийся киномаэстро
попытался вырваться из рук охранника,  но  короткий  почтительный  тычок
Вышедкевича по почкам Лео-Лео заставил того умолкнуть, а следующий  удар
согнул вдвое. Мне показалось, что затрещала эллеровская дубленка.
   - Бери этого дамского угодника под руки, Женька, - кивнул  Сережа,  -
поднимем его на восьмой этаж, уложим спатеньки, а потом я отгоню  машину
на стоянку. Насчет стекла, которое  нам  тут  рассадили,  пойдем  завтра
узнавать. Ремонт в копеечку встанет.
   А где их взять, копеечки, если набирать на долг Куму?
   Мы с трудом втащили пьяного Эллера в подъезд и стали  карабкаться  на
восьмой этаж. В самом деле, это оказалось ненамного проще, чем  если  бы
мы поднимали рояль.
   Рояль, конечно, куда более тяжел и громоздок,  но  у  него  есть  ряд
преимуществ перед пьяным Леонардом Леонтьевичем Эллером:  инструмент  не
размахивает руками и ногами, не цепляется за перила, не кричит, что  его
похищают моджахеды, не пытается укусить за ухо и не орет в  лицо  куплет
из   песни   Людмилы   Зыкиной:   "Сказззала   м-мать...    быввваетвсе,
сыно-о-ок!.."
   Впрочем, на пятом этаже терпение  Вышедкевича  кончилось,  и  он  так
огрел разошедшегося мэтра кулаком по башке, что тот обмяк и больше ничем
не отличался от рояля, кроме как упомянутыми меньшей  массой  и  меньшей
громоздкостью.
   Мы вошли в квартиру и повалили Эллера  на  диван.  Обретя  под  собой
уютную горизонтальную поверхность, Лео-Лео  утихомирился  и  моментально
захрапел.
   - Сережа, - произнесла я, - ты уже разулся?
   - Нет, а что?
   - Поставь, пожалуйста, свою ногу вот сюда.
   - А что тут?
   -  Поставь,  -  и  я  указала  Сереже   бледный   подсыхающий   след,
направленный носком к двери, а не наоборот. - Та-ак!
   - Это не мой след, -  сказал  охранник.  -  А  он  ведь  свежий..,  и
огромный! Ну и что ты по этому поводу думаешь?
   - А что тут особенно думать? - откликнулась я. - Тут и думать нечего!
   - Значит...
   - ..он был здесь, - закончила я. - Ждал нас, что ли. Но он был здесь.
   Вышедкевич прошел в квартиру, и из  дальней  комнаты  послышался  его
удивленный возглас. Охранник явно что-то увидел.
   Я поспешно направилась к нему. И обнаружила  Сережу  стоящим  посреди
комнаты с указующим перстом а 1а Владимир Ильич.
   Правда,  в  отношении  вождя  пролетариата  неясно,   куда   же   он,
собственно, столько лет тыкал своим пальцем, а с Вышедкевичем было  куда
определеннее.  Его  палец,  чуть   подрагивая,   завис   в   направлении
высоченного  трюмо.  Трюмо  я  видела  и  раньше,  но  мне  никогда   не
приходилось видеть, чтобы на  поверхности  этого  зеркала  были  как  бы
застывшие круги от брошенного в воду камня.
   Кто-то дважды выстрелил в  трюмо  в  упор.  И  не  приходилось  долго
гадать, кто именно. Ведь с этим  человеком  я  только  что  свела  самое
короткое знакомство - там, во дворе...

Глава 12

   Вышедкевич имел мрачный и напряженный вид. Как ни пытался  он  скрыть
свое изумление и недовольство, все равно было видно: Сережа ошеломлен. В
его глазах ворочалось несколько остекленелое выражение, какое  бывает  у
человека, которого угостили ударом дубины по кумполу.
   - Ну и как это понимать, интересно? - проговорил он.
   - У кого есть ключи от квартиры? - спросила я.
   - Да ни у кого! То есть они, конечно, есть - у Эллера, у  меня,  и  у
тебя теперь есть.
   Но не мы же, в самом деле, запустили сюда этого  парня?  Ты  пускала?
Нет. Вот и у меня не было такой возможности и такого желания. А он  сюда
вошел. Причем следов взлома на двери нет.
   - Да и взломать такую дверь можно,  пожалуй,  только  автогеном.  Или
набором ну очень профессиональных отмычек открыть.
   Но даже если бы использовались отмычки, следы  бы  остались.  А  тут,
судя по всему, открывали  "родным"  ключом.  Кстати,  нет  ли  ключей  у
Бжезинского?
   - Ты о нем подумала? Я  почему-то  тоже.  Хотя  какой  смысл  ему-то?
Впрочем, от Бориса Оттобальдовича  всего  можно  ожидать.  Особенно  при
наличии в городе Кума.
   - Вот именно, - сказала я.
   - Но у него, насколько я знаю, ключей нет, - заметил Сережа. - Я имею
в виду, конечно, папашу Алины, а не Кума. Потому что эту квартиру  Алина
покупала сама, хоть и на папашины деньги. А она, насколько я знаю,  отцу
не особенно доверяла и потому предпочитала, чтобы он не имел  доступа  к
ее, так сказать, частной жизни.
   - А у самой Алины ключи есть? Вот сейчас - у нее есть ключи?
   - Где, в Австрии? Понятно, что есть. Но ведь не  предполагать  же,  в
самом деле, что этот парень, что тут  был,  скатался,  значит,  Австрию,
спер у Алины или ее охранник? ключи и приехал сюда. Глупости!  В  общем,
темное дело. Плохо, что ты его упустила.
   - Ладно, Алина и ее охранник отпадают, - сказала я. - Но ведь  кто-то
подослал же сюда этого типа, и он ожидал сначала  в  квартире,  потом  у
подъезда. Кстати, ведь  не  факт,  что  Леонард  Леонтьевич  приехал  бы
ночевать сюда. А он - ждал. Откуда  он  узнал,  что  Эллеру  взбредет  в
голову поехать именно сюда? Гадал на кофейной гуще? По наитию определил,
случайно?
   - Вот именно! - воскликнул Вышедкевич. Мне еще не приходилось  видеть
его в таком возбужденном состоянии. - Что-то  много  в  последнее  время
случайностей! Сначала взрывается машина,  в  которую  случайно  села  не
Алина, а ее подружка Ира. Потом похищают прямо с улицы тебя,  приняв  за
Алину же. Потом из Москвы случайно приезжает  Кум.  И  теперь  последняя
случайность, с этим ниндзя, который непонятно как забрался в квартиру  и
упражнялся тут в стрельбе по зеркалам. Может,  ему  собственный  внешний
вид так не понравился, что он начал в отражение стрелять? Оно,  конечно,
Александр Македонский герой, но зачем же зеркала бить? Если ты урод,  то
разве это повод пенять на зеркало? Так и неча на него пенять, коли  рожа
крива!
   - Эк ты зарядил, Сережа, - сказала  я.  -  Ну  чистый  Демосфен.  Или
Цицерон.
   А что касается того парня, то я только бороду его успела  разглядеть.
И снег на этой бороде.  Здоровый  он,  однако,  -  я  пощупала  горло  и
болезненно поморщилась, - чуть из меня куру гриль не сделал.
   - В смысле - поджарил?
   - В смысле - чуть не выпотрошил!
   -  Понятно,  -  мрачно  сказал  Вышедкевич.  -  А   вот   наш   общий
работодатель, кажется, даже и не понял, что произошло.  По