й улыбкой и проговорил:
   - Рады вас приветствовать в нашем казино, Леонард Лео...  Леонтьевич,
- вспомнил он отчество мэтра, - с...  -  Крупье  оглянулся  на  меня  и,
прищурившись, закончил:
   - С вашей прелестной супругой.
   - Молодец. Знаешь. В курсе. Хвалю,  -  хлопнул  его  рукой  по  плечу
Эллер.  -  Знаешь  что,  братец?  Распорядись-ка,  чтобы  нам   принесли
чего-нибудь выпить. Мне коньяку.
   - Мне мартини, - сказала я.
   - Коньяк и мартини. А я, выпивки ожидаючи, пока что сыграю в рулетку.
Дай-ка  мне  жетончиков.  Дорогая,  не  желаешь  ли  сделать  ставку?  -
церемонно повернулся он ко мне.
   Губы  Сережи   Вышедкевича   тронула   легкая   усмешка.   Я   пожала
полуобнаженными плечами - Эллер настоял, чтобы я сегодня надела вечерний
туалет  довольно-таки  вызывающего  вида.  Крупье,  уже  распорядившийся
насчет выпивки, стоял у колеса рулетки  и  выравнивал  лопаточкой  горку
фишек перед собой.
   - Купи мне, Лео-Лео, тоже несколько фишек, - сказала я, - чтобы ты не
страдал от игрового одиночества.
   - Ну что же! Пожалуй, - произнес тот.
   - Делайте ставки, господа, - заученно  заговорил  явно  волновавшийся
молоденький крупье. Видно, знаменитый кинорежиссер был  самым  известным
человеком, которого  ему  когда-либо  приходилось  обслуживать.  -  Ваши
ставки, господа!.. Ставки сделаны, ставок больше нет.
   И колесо рулетки закрутилось, а в нем с глухим жужжанием как бы завис
шарик, неистово выписывая круги над впадинами чисел. Сорвался. Застрял в
одной из ямок, но из-за стремительности вращения колеса не  было  видно,
на какую цифру он попал.
   - Черное, четырнадцать, чет! - провозгласил крупье.
   - Noir, quatorze, - частично продублировал Эллер, - когда я  играл  в
Монте-Карло, там говорили по-французски, как и принято говорить в казино
всего мира. Всего цивилизованного мира, разумеется.  Но  вам,  любезный,
простительно не знать этого,  потому  как  местный  контингент  едва  ли
владеет французским языком.
   На лбу молоденького  крупье  выступили  капельки  пота.  Он  произнес
деревянным голосом:
   - Делайте ваши ставки, дамы и господа.
   Делайте ваши ставки...
   Мне стало обидно за парня.  Приехал,  понимаете,  этакая  продвинутая
московская штучка Лео-Лео Эллер, нахватавшийся игорной  "цивилизации"  в
казино  Монте-Карло  и  Баден-Бадена,  и  теперь   выперчивается   всеми
мыслимыми и немыслимыми способами. Я чуть тронула  своего  "супруга"  за
локоть и сказала:
   - Лео, я полагаю, что  вам  не  стоит  так  расстраивать  несчастного
крупье. Смотрите, в запале своего снобизма вы так  его  уничтожите,  что
молодой человек немедленно по вашем уходе  бросится  в  отдел  кадров  и
уволится, и следующим его местом  работы  будет  мрачная  дворницкая  со
смежными территориями. Дворнику хоть никто  не  указывает,  что  у  него
фартук повязан не по последней французской моде и что  подметание  двора
он производит тупо, возвратно-поступательно,  а  не  изящными  круговыми
движениями, с отступом и книксеном.
   Эллер вздрогнул и посмотрел на меня, кажется, с изумлением.  Впрочем,
его можно понять, потому что вся эта пышная  речь  была  произнесена  на
чистом французском языке.
   - Так что и местный контингент иногда владеет иностранными языками, -
добавила я уже по-русски.
   Эллер рассмеялся, впрочем, несколько принужденно:
   - Ну уела, уела! Я же сам местный. Так  что  не  надо.  Лучше  сделай
ставку, дорогая.
   О! Семнадцать, красное! Нам сегодня, кажется, везет.
   Нам в самом деле везло. В следующий час Эллер  выиграл  около  тысячи
долларов, а потом сорвал банк за карточным столом, когда ему выпало каре
тузов. Кстати, среди игравших появился Алексей Лукин, который  был  явно
навеселе и потому отчаянно банковал и проигрывал. После того  как  Лукин
проиграл,   наверное,   с   десяток   своих   официальных   зарплат    в
Регистрационной палате, он беззаботно махнул рукой и подошел ко мне:
   - Ну, как дела?
   - Нормально, Леша. А как твоя супруга?
   Беззаботное выражение тотчас же слетело с  его  лица.  Лукин  шмыгнул
носом и выговорил:
   - Ты это нарочно, чтобы меня позлить?
   Что ты привязалась  ко  мне  с  напоминаниями  о  жене?  Сама  небось
прекрасно знаешь, что эту корову мне твой папаша сосватал.
   По знакомству, так сказать. А на хрена  мне  она?  Пойдем  выпьем,  -
неожиданно резко перевел он тему. Хотя, если вникнуть в контекст, не так
уж и резко.
   Из-за столика, где Эллер играл в карты с двумя посетителями казино, а
Вышедкевич наблюдал за окружающей  его  обстановкой,  донесся  нетрезвый
выкрик моего "мужа":
   - Черррт.., не  повезло...  А!  Ну  ладно.  Эй..,  оффцьянт!  Принеси
этого.., бокал коньяку Да пополнее.
   - Надирается, - сказал Лукин, оглянувшись на Эллера. - В такой момент
ему лучше под руку не попадаться. Пойдем за стойку бара. Не приревнует.
   - Ты думаешь?
   - Да он сейчас не помнит, как его самого зовут-то. Игрок! Зря ты  его
в казино привела. Да и Сережа как  позволил...  Он  же  слабость  своего
хозяина знает. Тебе чего? Вина, шампанского? Или, может, чего покрепче?
   - Соку, - сказала я, через плечо глянув на Эллера.
   Тот был явно в растрепанных чувствах, возбужден, и Вышедкевич  жестом
показал мне, чтобы я не приближалась пока что.
   Позже выяснилось почему. Оказывается, в присутствии  представительниц
прекрасного пола Лео-Лео имел слабость швыряться  чудовищными  ставками,
как минимум утроенными против того, что бы он поставил,  не  будь  рядом
женщин.
   Я повернулась к Лукину и произнесла:
   - А что, Леша, твой чудный родственник из Москвы приехал, да?
   Лукин помрачнел еще больше. Он пролил вино на рукав  своего  бежевого
пиджака и, разглядев дело рук своих, угрюмо промолвил:
   - Да вот... Лидка сейчас с братцем пасется. Что-то там перетирает.
   Он посмотрел на меня неподвижными большими глазами, а  потом  неловко
ткнул своим  бокалом  в  бок  моего,  отчего  в  воздухе  поплыл  легкий
стеклянный звон, и неожиданно проговорил следующее:
   - Боюсь я, Аля. Этот родственник просто так не приезжает. Вот веришь,
никаких грехов у меня  перед  ним  нет,  но  тем  не  менее  -  поджилки
трясутся, как.., ну, не знаю, как у кого. Последний раз они у  меня  так
тряслись, когда он в прошлый раз приезжал, то есть - на  свадьбу,  а  до
этого, наверное, только в школе, классе этак в пятом, перед  контрольной
по математике. Понимаешь?
   - Понимаю, Леша, понимаю, - серьезно сказала я. - Мне тоже несладко.
   - Знаю, знаю.  Пойдем  ко  мне,  а?  -  впрямую  предложил  Лукин.  -
Развеемся...
   А то муторно что-то. Твой Эллер до утра будет резаться, а  потом  его
Вышедкевич дотранспортирует. Он у него вроде наперсника, -  добавил  мой
собеседник и  хитро  подмигнул,  -  типа  Алексашки  Меншикова  у  Петра
Первого.
   - Лукин!!
   - Глянь, как нежно Вышедкевич на своего  босса  поглядывает,  недаром
тот его в ролях суперменов снимает...
   - Постой, паровоз!..
   - Погляди, как Сережа заботливо склонился над Леонтьичем, аки  нянька
с   грелкой...   -   продолжал   паясничать    председатель    областной
Регистрационной палаты.
   - Ну что ты такое несешь, Лукин? - притворно возмутилась я, хотя едва
сдерживалась от смеха. - Нянька... Петр Первый...
   Нет, к тебе я не поеду. Даже и не думай.  Не  сегодня,  Леша.  Пойдем
лучше посмотрим на игру моего блистательного супруга.
   - Ага, - упавшим голосом отозвался Лукин,  -  и  подождем,  пока  моя
собственная супруга сюда не прибудет и здесь меня не застукает.  Ну  как
хочешь.., пойдем. Только я с Эллером играть не сяду.  Я  как  с  ним  за
одним карточным столом нарисуюсь, так пятисот баксов как не бывало!  Мне
сегодня Лидка деньги выдала, чтобы я новый холодильник купил,  -  совсем
уж расстроенно доложил он.
   - А ты все проиграл, - утвердительно сказала я и направилась к Эллеру
Киномэтр  бился  в  экстазе  азарта.   Двое   его   партнеров,   местные
завсегдатаи, смотрели ему  в  рот  и  почтительно  титуловали  Леонардом
Леонтьевичем, даже цитировали фильмы, режиссером которых был  Эллер,  но
избыток почтения не мешал им быть в выигрыше. При моем появлении Лео-Лео
порылся в карманах и швырнул на стол пачку долларов:
   - Ставлю все!
   Крупье расторопно заменил деньги фишками и лопаточкой подвинул  их  к
разошедшемуся маэстро.
   - Старинные часы еще идут? - шепнула я Вышедкевичу. - В смысле,  есть
еще порох в пороховницах, а деньги в бумажнике, а?
   - Последние уж, - тоже тихо сказал тот. -  Хорошо,  что  он  много  с
собой не взял. Да и выпил уже прилично. Он как в казино зайдет, так пока
все, что с собой имеет, не спустит, из-за стола не  встает.  Тут-то  еще
ничего... А вот как-то раз в  Лас-Вегасе,  еще  когда  он  на  Алине  не
женился... Впрочем, не будем о  грустном.  Ну  слава  богу!  -  выдохнул
Сережа, глянув на стол.
   - Выиграл, что ли?
   - Какое! Проиграл. И это хорошо. Ну-ка, Леонтьич, освободи место.  Ты
все  равно  уже  некредитоспособен.  Пойдем-ка   лучше   пополощем   рот
коньячком, и домой. Баиньки. Завтра нам  две  ключевые  сцены  в  фильме
снимать, сам же говорил.
   Леонард Леонтьевич встал из-за стола и, чуть пошатнувшись, оперся  на
плечо Вышедкевича. На его лице  появилась  неопределенная  улыбка,  зато
глаза, которые при первой встрече показались мне столь  невыразительными
и малоподвижными,  сейчас  были  одушевлены  яростью  и  азартом.  Эллер
посмотрел куда-то мимо меня и спросил:
   - У тебя при себе денег нет?
   - Та-ак, - тихонько сказала я, - кажется, ты определенно  болен,  мой
дорогой Лео-Лео. Тебе пора баиньки. Мой супружеский долг состоит  сейчас
в том, чтобы отвезти тебя домой.
   - Я совершенно здоров! И хорошо себя чувствую!  -  громогласно  начал
возражать Эллер, и тут он, как назло, заметил моего спутника:
   - А, Леша! Лукин! Здорово. - И режиссера понесло:
   - Пойдешь ко мне в фильм сниматься? На роль киллера. Правда, он еще и
педераст. Экзотический такой киллер. Ну что,  пойдешь?  И  супругу  твою
бройлерную могу взять на роль, уж больно  она  распиналась,  просила.  У
меня там есть эпизод в публичном доме... Ты как думаешь, на роль "мамки"
она не подпишется? Кстати, и для ее братца роль найдется! Он, конечно, и
так "звезда", но все-таки, может, окажет мне честь  засветиться  в  моем
фильме? Пусть он и не Марлон Брандо, но крестный отец из него...
   - Леонтьич, - предостерегающе  выговорил  Вышедкевич  и  крепко  взял
Эллера за правый локоть, в то время как я вцепилась в левый.
   Не помогло. Кажется, маэстро был в ударе. Просадив деньги,  он  решил
поднять себе настроение речами. Признаться, все присутствующие в  казино
невольно  приостановили  игру,   прислушиваясь   к   речам   знаменитого
кинорежиссера, соблаговолившего заглянуть в провинциальное казино. Такое
внимание аудитории льстило взвинченному Лео-Лео.
   - Марлон Брандо - масштаб, конечно, приличный, - продолжал он,  -  по
тарасовским меркам даже избыточный. Бери ношу по себе,  чтоб  не  падать
при ходьбе, как говорится в фильме моего друга Леши  Балабанова  "Брат"!
Знаете анекдот: сидят на пороге украинской хаты два кума... - Голосом он
особо выделил последнее слово, хотя Сережа Вышедкевич подносил  чуть  ли
не к самому его лицу бокал с коньяком, лишь бы Эллер  заткнулся.  -  Так
вот, сидят два кума, пьют горилку. Закусочка  -  сало,  бульба,  цибуля,
пиво. А в небе летает "кукурузник", опыляет поле. Туда-сюда летает, а на
одном заходе летчик не справляется с управлением и врезается в  соседний
с  хатой  дом,  двухэтажный.  Пол-этажа  и  два  балкона   обваливаются,
"кукурузник" падает в палисадник и  разваливается  на  куски.  Один  кум
толкает в бок другого: "Теракт бачив?" - "Бачив". - "Ну и шо?"  -  "А  я
тебе так скажу: якая держава, такий и теракт!" Вот и я скажу про  твоего
родственника: какая страна, такие и крестные отцы!
   - Спокойно, Лео-Лео, - сказала я, подхватывая разошедшегося "супруга"
под руку, - пойдем-ка отсюда.  Ты  мне  напоминаешь  храброго  зайца  из
сказки Мамина-Сибиряка. Который никого не боялся - ни волка, ни лису, ни
медведя - никого!
   - У меня насморк,  -  вдруг  заявил  Эллер  категорично,  размашистым
жестом выливая в рот коньяк из  бокала,  который  он  выхватил  из  руки
Вышедкевича, заметив его наконец. - Я на съемках простудился.
   - Желаю тебе,  чтобы  это  была  самая  страшная  болезнь,  какой  ты
когда-либо болел, - откликнулась  я.  -  Включая  сюда  же  казиноманию.
Ладно, пойдем.  Всего  наилучшего,  Алексей  Бенедиктович,  -  церемонно
попрощалась я с Лукиным, и тот открыл было рот, чтобы отвечать, как  тут
же захлопнул его. Голова его рыхло въехала в плечи,  и  Лукин,  поспешно
отвернувшись, пробормотал бармену:
   - Мне водки с апельсиновым соком.
   - Может, лучше коктейль с теми же ингредиентами? - любезно  отозвался
бармен.  -  Вот  есть  коктейль  "Сверло":  водка,   апельсиновый   сок,
шампанское, затем...
   - "Сверло"... - прошипел Лукин. -  Сверлом  мне  в  морге  трепанацию
черепа будут делать. Давай водку сюда!
   Я медленно повернула голову по направлению ко входу, догадавшись, что
именно в той стороне появился кто-то, вызвавший у Лукина такую  странную
реакцию.   А   тарасовские    чиновники    высшего    звена    вообще-то
чувствительностью никогда не отличались.
   В зал казино  входила  Лидия  Ильинична,  супруга  Лукина.  Она  была
завернута в просторное  и  весьма  претенциозное  серебристое  платье  и
потому блестела, как фюзеляж президентского лайнера.
   Она была не одна.

Глава 10

   Рядом с Лидией Ильиничной шел невысокий и довольно невзрачный мужчина
в сером пиджаке и  мятых  джинсах.  Вообще-то  в  джинсах  в  казино  не
пускают, и оставалось только  удивляться,  каким  же  манером  проник  в
"Валенсию" этот индивид. Вообще  же  доминирующим  цветом  во  внешности
спутника Лукиной был серый. Серый пиджак, серые джинсы, нездоровое серое
лицо, серые глаза, тусклые, как бутылочное стекло, волосы с серым же  по
колеру, каким-то мальчишеским хохолком над выпуклым  лбом,  перерезанным
тремя вертикальными морщинами.
   - Прогнозы Алексея Бенедиктовича сбываются с устрашающей быстротой, -
заметила я. - Вот и его супруга  объявилась.  Сейчас  она  будет  пилить
Лукина за некупленный холодильник и мотовство. Пойдем, Лео-Лео.
   - Да, пожа... - начал было Эллер и осекся. По его лбу пробежала волна
- массивная кожная складка. Леонард Леонтьевич дернул себя за ус с такой
силой, словно хотел лишить себя этого украшения, известного всей стране,
и проговорил, обращаясь к Вышедкевичу:
   - Ну вот... Полюбуйся, Сережа.
   - На  ловца  и  зверь  бежит,  Леонтьич,  -  без  особого  энтузиазма
откликнулся Вышедкевич.
   - А кто это? - спросила я.
   - Ты о ком?
   - Понятно, что о том, кто сопровождает Лидию Ильиничну. Кажется, вы о
нем говорили, не так ли?
   - Наблюдательная... А сама не догадаешься?
   Я посмотрела на сгорбленного Лукина, сидящего  за  барной  стойкой  и
лихорадочно выпивающего водку, потом на враз  протрезвевшего,  словно  в
холодную воду окунувшегося, Эллера и полувопросительно-полуутвердительно
проговорила:
   - Неужели один из сидевших на пороге украинской хаты?
   - Точно, Кум, - сквозь зубы ответствовал Сережа Вышедкевич. -  Только
не нравится мне эта встреча. Как будто в городе  мало  других  казино  и
ночных клубов. Так нет же, именно сюда, в  "Валенсию",  пожаловал,  свет
ясен месяц...
   Я стала внимательно рассматривать знаменитого Куманова, о котором мне
приходилось так  много  слышать,  но  пока  что  не  привелось  ни  разу
встретиться. Не знаю, чего так опасались Эллер и Сережа  Вышедкевич,  но
Кум повел себя не только не агрессивно,  но  даже  миролюбиво,  если  не
сказать больше - приветливо. Он направился прямо к Эллеру, и тот  сделал
два машинальных шага навстречу. Куманов обнял маэстро, похлопал  его  по
плечу и проговорил глуховатым, скупым на интонации голосом:
   - Ну, рад тебя видеть,  Леонард  Леонтьевич.  Давно  не  встречались.
Забыл, что ли, старого друга? Конечно, вы,  кинематографисты,  на  виду,
все вас знают, не то что нас, скромных обывателей.
   На фоне монументального Эллера Куманов выглядел сухим  и  невзрачным.
Он был по меньшей мере на голову ниже Лео-Лео, легок на  ногу  и  словно
выжжен изнутри. Но в его тусклых и, казалось бы, невыразительных  глазах
был острый, светлый и осмысленный взгляд.
   И этот взгляд коснулся меня.
   - А это твоя супруга, дочь Бориса  Оттобальдовича?  Ну  рад,  рад!  -
проговорил Кум и обнял меня, чмокнув в  щеку.  Несмотря  на  то  что  он
усиленно прибеднялся и в одежде, и в речах - "скромный обыватель",  вишь
ты! - пахло  от  него  дорогим  французским  парфюмом.  -  Давненько  не
виделись. Последний раз я тебя, Алина, во-от такой девочкой видел, когда
мы с Борисом Оттобальдовичем ездили в Ленинград. Хороша, хороша,  ничего
не скажешь. Такому бриллианту и  огранщик  нужен  подходящий,  и  оправа
дорогая.
   - Здравствуй,  Иван  Ильич,  -  наконец  отозвался  Эллер.  -  Какими
судьбами здесь?
   - Проездом, уважаемый Леонард Леонтьевич, проездом, - улыбнулся  Кум.
- Не думаю, что сильно  задержусь  в  этом  городе.  Да  и  ты,  Леонард
Леонтьевич, наверное, не будешь сильно затягивать  свидание  с  родиной?
Пойдем выпьем за встречу.
   Эй! - окликнул он ближайшего представителя персонала.  -  У  вас  тут
есть какие-нибудь места..,  в  общем,  где  можно  спокойно  поговорить,
покушать, выпить, а не слушать всего этого, знаешь ли...
   - Есть, конечно, - с  готовностью  откликнулся  подошедший  служитель
казино.
   Куманов коротко приказал:
   - Проводи нас.
   Нас провели на второй  этаж  в  просторные  апартаменты.  Нас  -  это
Куманова, Эллера, меня, Лидию Ильиничну и перепуганного бледного Лукина.
Последний  не  посмел  отказаться   от   приглашения   своего   грозного
родственника.
   - Что будете кушать, пить? - угодливо спросил официант.
   - Принеси, знаешь ли, братец,  что-нибудь  по  твоему  усмотрению,  -
распорядился Кум. - Ну чего-нибудь мясного там, всяких этих..,  фруктов.
Дамам вина. Нам водки принеси и соков всяких. В общем, чтоб  можно  было
хорошо посидеть. Ну-с...  -  повернулся  он  к  сидящему  напротив  него
Лео-Лео, - как твои творческие успехи, Леонард Леонтьевич? Фильм еще  не
отснял?
   - Н-нет, - ответил тот. - Это не так  скоро,  как  ты  думаешь,  Иван
Ильич. Мы же не репортаж, а кино  делаем.  Сложное,  с  комбинированными
съемками и спецэффектами.  Материал  трудоемкий,  снимаем  с  нескольких
камер...
   - Э, - досадливо поморщился Кум, сощуривая  свои  тусклые  бутылочные
глаза, - не произноси при мне таких слов. К тому же не стоит  раскрывать
свои профессиональные секреты. Работай себе. А если что  надо  -  проси,
поможем. Мы ведь старые друзья, какие могут быть церемонии.
   Сразу было видно, чего стоило Леонарду Леонтьевичу выдавить из себя:
   - Да, конечно... Иван Ильич.

***

   Снег причинял ему почти физическую боль. Он скрипел под ногами, а ему
вспомнился совсем другой снег и гулкий провал тьмы...
   Он шел по улице, боясь взглянуть на себя в зеркала витрин  и  даже  в
тусклые отражения в мертвых лужицах  льда.  Лед  вырывался  из-под  ног,
кровь гудела, огнем растекаясь по жилам, и ему казалось,  что  он  пьян,
смертельно пьян, хотя уже давно не прикасался к спиртному.
   Ему нельзя пить. Ничего нельзя до тех пор, пока он не  сделает  того,
что должен.
   Конечно, в деле  убийства  он  дилетант,  хотя  ему  уже  приходилось
отнимать жизнь у живого существа. И не у одного, не у одного.
   Он никак не мог поверить, что в самом деле  находится  здесь,  откуда
уехал и куда уже не ожидал вернуться. Как будто  он  уже  мертв  и  этот
город - последняя иллюзия, за  которой  должен  открыться  ад.  Вот  он,
родной  город.  Улицы  в  цепочках  фонарей,  хлопья   летящего   снега,
обжигающий холод парковых решеток,  прихотливо,  по-драконьи  изогнутых.
Раскрасневшиеся лица прохожих, смех