тся  сапог
американского солдата. Штаты не знают, до каких пор будем отступать, вот и
давят. Проверяют! Честно говоря, каждый бы давил на их  месте...  пока  не
получил бы по сопатке.
     - А когда получил бы? - полюбопытствовал Черногоров.
     - А вот тогда начинаются различия, - сказал Кречет. - Один скажет: не
вышло, ну и не надо, не  больно  то  и  хотел,  другой  завопит,  отмщения
восхочет... Впрочем, на Западе таких уже не осталось. Но  дело  в  другом:
что можем? Опять ноты протеста? Так в США чиновники своим  шлюхам  задницы
ими подтирают и показывают наши подписи, покрытые...
     Снова все  молчали,  угрюмые  и  подавленные.  Штаты  со  слабыми  не
считаются, а могучего СССР уже нет. Россию можно не только  пинать,  но  и
ноги об нее вытирать - не пикнет.
     Коломиец прошептал в понятном отчаянии интеллигента:
     - Как остановить эту тупую мощь, эту сытую скотскую силу?..  Она  уже
подмяла под себя некогда цивилизованную  Европу!..  Англия,  блистательная
Англия Шекспира, Байрона, Мильтона - теперь носит в зубах тапочки за  этим
тупым  рыгающим  быдлом.  Германия  уже  превратилась  в  нацию   здоровых
бюргеров, которых ничего на свете не волнует, кроме собственного здоровья.
Везде, где пройдет доллар, гибнет культура,  а  великие  трагики  начинают
швыряться тортами на потеху американизированной публике, для  которой  это
швыряние тортами уже верх высокого искусства...
     Кречет метнул огненный взор в мою сторону:
     - Что скажет человек, который всегда бежал впереди паровоза?
     Я возразил, почуяв насмешку:
     - Считаете, это плохо?  Но  впереди  паровоза  всегда  должны  пройти
строители, которые кладут шпалы и рельсы,  а  еще  раньше  строители,  что
насыпят насыпь, а еще раньше -  топограф...  Да,  я  яростно  выступал  за
восстановление Храма Христа Спасителя! Но это  было  в  семидесятые  годы,
годы Советской власти, когда восстановление Храма было бы оправдано как  с
моральной, так и с любой другой точки зрения. Мол, они разрушили, они же и
признали ошибку... или вину, как хотите, и восстановили все, как было.  Но
какая дурость восстанавливать Храм после свержения коммунизма?  Дело  даже
не в том, что на те  деньги,  которые  бросили  на  Храм,  можно  было  бы
построить немалый город... а с квартирами у нас по-прежнему туго!.. Дело в
том, что это признание, что  Россия,  сбросив  ярмо  тоталитарной  власти,
устремляется не в будущее, а трусливо возвращается в прошлое,  богомольное
и тупое прошлое, богобоязненное, по-прежнему тоталитарное.  Только  вместо
вездесущей царской... то бишь, коммунистической  власти  будут  вездесущие
попы, будут поклоны... Простите, я,  кажется,  соскользнул  с  политики  в
религиозный диспут?
     Коган спросил живо:
     - Да, это ваш второй конек. Я только не заметил связи с  первым:  как
сбить рога проклятым американцам?
     Я заметил улыбки министров, меня  почему-то  покоробило,  видно  кофе
подали некрепкий или надо было на чашечку  больше  перед  выходом.  Яузов,
демонстрируя странное объединение  армии  не  то  с  капиталом,  не  то  с
Моссадом, добавил ехидно:
     - И как им прищемить хвост. Или хотя бы щелкнуть по носу.
     - Во-первых, - сказал я  раздраженно,  -  я  различаю  американцев  и
штатовцев. В Америке, если вы бывали в школе... правда, не думаю, что  для
избравших военную карьеру это необходимо... в Америке много стран,  в  том
числе Бразилия с ее Пеле, Чили  с  Пиночетом,  Аргентина,  Панама...  ага,
что-то вспоминаете?.. Канада и Мексика тоже там. Во-вторых, я  не  отличаю
американца от финна, корейца или, скажем, индийца. Для меня враг не народ,
не страна, а тупиковая общественная формация,  что  не  остается  гнить  в
своих границах, а быстро распространяет свою заразу на  остальные  народы,
все еще здоровые...
     - Ну-ну, как вы это видите?
     Я посмотрел исподлобья:
     - Я вас видел на праздновании Куликовской битвы. Вы тогда распинались
о победе русского народа над  татарским.  Умолчу,  что  это  не  совсем...
э-э... но такое идиотское толкование, достойное  только  меднолобых,  есть
идиотизм еще и по другой причине.  Вы  не  возвеличили  русский  народ,  а
умалили. Вы свели все к драке двух  наций.  И  умолчали,  что  на  стороне
русских клали головы не только хохлы в составе литовских войск, но  и  два
татарских полка! Они сражались доблестно против Мамая и почти все полегли,
защищая Русь...  Почему?  Да  потому  что  шло  сражение  не  между  двумя
народами, а между двумя формациями: земледельцев и кочевников. Часть татар
под влиянием русских уже осела на землю. И, естественно, они выступили  на
стороне более прогрессивного строя. Строя, не русских!
     Яузов хмыкнул, его красная рожа выражала презрение ко всему,  что  не
покрыто погонами, только глаза были внимательными:
     - И что же, Америка... то есть, Штаты, это вроде татар?
     - Для них это было бы комплиментом!..  Не  для  татар,  конечно.  Для
неграмотных повторяю: нет ни России, ни Америки.  Есть  биологический  род
людской, который быстро растет, размножается, мужает... В каких-то  местах
возникают опасные болезни, вроде Золотой Орды, цивилизации ацтеков, племен
каннибалов, но остальная масса вполне здорова, берет верх, а  эти  болезни
рассасываются... за исключением последней опасной болезни, что не осталась
на своем континенте, а расползается по свету,  опасно  заразив  уже  почти
половину человеческого вида. Эта болезнь страшна тем, что в первую очередь
поражает психику: люди  не  понимают,  что  опасно  заражены.  В  сознании
укрепляется иллюзия, что как раз вот теперь начали жить хорошо, безопасно,
сыто...
     Он слушал с самым скептическим видом. Я начал злиться, наконец  Яузов
буркнул снисходительно:
     - Бред какой-то. Но как обоснование некой новой военной доктрины -  в
самую точку. Мы вроде хирургов? А танковая армия вместо скальпеля?
     - Мы фагоциты, - поправил я. - Есть  в  крови  такое  белые  кровяные
тельца, что бросаются к месту инфекции, дерутся,  гибнут,  а  когда  врага
побеждают - их трупы  либо  выходят  в  виде  гноя,  либо  растворяются  в
человеческом теле.
     - А если не побеждают?
     - Человек мрет, - ответил я зло. - Как помрет весь род людской,  если
не остановим болезнь штатовщины! США в  тупике  еще  потому,  что  средние
американецы... назвать их средними - это комплимент! - убеждены,  что  все
лучшее создается у них в США. В том числе и культура, как они ее понимают.
Из-за этого они отделены от европейской культуры Та хоть и  почти  рухнула
под победным натиском американского хамства, но все  же  какие-то  остатки
сохранились!

     Коломиец вдруг сорвался из-за стола, выпученными глазами  смотрел  на
один из дальних мониторов, его ладонь вслепую  шлепала  по  столу,  словно
ловил  прыгающего  кузнечика.  Наконец  ижящные  как  у  музыканта  пальцы
нащупали пульт, он резко  ткнул  им  в  сторону  главного  экрана,  словно
выстрелил.  Там  вместо  митинга  на  Красной  площади  появились  люди  в
одинаковых одеждах, с одинаково угрюмыми лицами.
     - Опять катастрофа? - спросил Коган, не поднимая головы.
     Коломиец сказал счастливо:
     - Патриарх Борис собирает под свои знамена молодежь!
     Бумаги  перестали  шелестеть,  на  министра  культуры  воззрились   с
удивлением. Даже Кречет оторвался от чтения указов, которые  вроде  бы  он
сам составляет, переспросил:
     - Борис?.. Мне казалось, его зовут... зовут...
     - Как зовут по паспорту, - переспросил Коган  живо,  -  или  как  его
назвали вы? В минуту, так сказать, вдохновения. Образно очень...
     Кречет поморщился, Коломиец оскорбленно разводил руками,  не  находил
слов, а на выручку культуре пришел Сказбуш:
     - Это новый. Прежний создал три банка,  один  на  свое  имя,  два  на
подставных  лиц,  теперь  ворочает  миллиардами   открыто...   Миллиардами
долларов, не рубликов!  А  новый,  как  ни  странно,  вместо  того,  чтобы
торопливо подбирать крохи, доворовывать мелочи, которые в спешке растеряли
акулы... взялся за реконструкцию православия! По крайней мере так  заявил.
Правда, вряд ли сам знает, что с ним делать, но сила в нем звериная,  спит
по четыре часа в сутки, пашет, как стадо волов,  вокруг  него  уже  начала
собираться ярая молодежь. Кто-то из священников, а кто-то из тех,  кто  не
мыслит Русь вне православия...
     Кречет развел руками:
     - Бог им в помощь. Дело их гиблое, но я им сочувствую. Если честно, у
меня к исламу все-таки враждебного чувства больше, чем любви... той  вовсе
нет,  все  с  молоком  матери  впитывается,  это  уже  мои  внуки-правнуки
воспримут ислам как родное... Да и вообще, я всегда  сочувствую  искренним
людям. Если конечно, этот новый патриарх не просто более  ловкий  политик,
что на изломе попытается сорвать куш  побольше,  чем  его  предшественник.
Тот, кстати, не три банка открыл, а  четыре.  Четвертый  как  раз  сегодня
скупил акции самого крупного алмазного рудника.
     - А этот, новый?
     - Опирается на старообрядцев. Так что у нас есть не только  "Молодежь
ислама", то и "Молодое православие".
     - Бравые ребята, - согласился Сказбуш. - Я знаю эту  породу.  Сам  из
такой.
     - Вы? - удивился Коган.
     Сказбуш холодно посмотрел на финансового гения:
     - Когда в шестидесятые  наша  пропаганда  кричала,  что  могучие  США
вот-вот  нападут  на  бедную  маленькую  Кубу,   гордую   и   до   задницы
революционную, я написал, как и тысячи других парней, письмо  в  кубинское
посольство, просил допустить меня воевать на стороне Кубы добровольцем. На
самом же деле, если честно, мне было все равно за  кого  там  воевать:  за
Фиделя или за Батисту. Как и пару лет спустя мечтал как-нибудь  попасть  в
Иностранный легион, чтобы воевать среди пальм, по которым скачут обезьяны,
а на головой летают настоящие попугаи,  воевать  в  расстегнутом  по  пупа
мундире, с закатанными рукавами... Эти ребята  из  "Молодого  православия"
просто рады возможности подраться. Не просто  в  подворотне  с  такими  же
идиотами, а как бы за правое дело!
     Он  протянул  Кречету  листок.  Тот  отставил  на   вытянутую   руку,
дальнозоркость прогрессирует и у президента, прочел задумчиво:
     - Кириллов Борис Павлович... Гм... ладно. Получится,  так  получится!
Если сумеет создать сильную и злую старообрядческую церковь,  то  будет  у
нас православие. Если  не  удастся,  будет  ислам.  Мне,  как  президенту,
положено не вмешиваться, а взирать с  высоты  своего  полета.  Кречеты  же
залетают высоко.
     Он сунул листок Сказбушу,  тут  же  забыв  о  молодых  старообрядцах.
Краснохарев развернул перед президентом толстую папку с листами размером с
кровельные листы, все в гербах  и  печатях.  Сказбуш  вздохнул,  тщательно
упрятал бумажку, перегибая так, чтобы не стерся на сгибе номер телефона.
     Я помнил по  новостям,  что  на  руинах  православной  церкви  быстро
возникла церковь  старообрядцев.  Собственно,  не  возникла,  а  вышла  из
подполья, куда ее загнала еще при никоновском расколе официальная церковь.
     Во главе стоял умный и энергичный Борис Кириллов,  который  руководил
общиной  старообрядцев  под  Пермью,  затем  в  самой  Перми,   в   начале
перестройки сумел сплотить разрозненные общины...  точнее,  координировать
их жизнь, а когда начался развал самой системы  официального  православия,
быстро прибрал растерянные души под свое крыло.
     Христианская  мораль  прижилась,  подумал  я   мрачно,   потому   что
ориентируется  на  слабых,  убогих,  немощных,  оправдывает   трусость   и
ничегонеделанье. Если честно, каждый из нас в  какие-то  минуты  чувствует
себя слабым, неспособным постоять за себя, дать в зубы обидчику... И тогда
на помощь приходит спасительная формула, что надо прощать врагов, что надо
смиренно переносить удары судьбы, не  роптать,  ибо  кто  страдал  в  этой
жизни, тот будет вознагражден.. ха-ха!... в загробной. А кто вас  пинал  в
этой жизни, тому уж как дадут черти вилами на том свете!
     Если Христос и ориентировался на слабых, в самом деле жаждал дать  им
утешение, то его учение быстро  сумели  взять  на  вооружение  сильные.  С
хохотом насилуя слабых, приговаривали: терпите,  да  вознаграждены  будете
там, за гробом. А нас за гробом ох как бить будут!
     В невеселые мысли проник, как  отмычка  кэгэбиста,  задумчивый  голос
Сказбуша:
     - А что, если как-то помочь этим ребятам?.. Все-таки пытаются  спасти
православие! А оно, как ни крути, все-таки наше. Мы столько  веков  с  ним
прожили, стало совсем русским. И когда сербы задрались с мусульманами,  мы
сочувствовали сербам только потому, что православные, а мусульмане для нас
враги, хотя те же самые сербы, только принявшие ислам...
     Кречет смолчал, перевел  взгляд  на  меня.  Я  понял,  что  к  ответу
принуждают футуролога, ответил раздраженно:
     - Господин президент! Вы знаете, что меня больше  всего  возмутило  в
когда-то еще совсем молодой и растущей фирме МММ? Задолго до того, как они
начали выпускать всякие там липовые бумажки?.. Та знаменитая  их  акция  с
оплатой проезда в метро!..  Ах,  да  вы  ж  в  метро  не  ездите,  все  на
бронированном автомобиле...
     - Я тогда ездил на бронетранспортере, -  прорычал  Кречет,  -  но  вы
продолжайте, продолжайте!
     - Говорю, они однажды оплатили  сутки  работы  метрополитена,  и  все
жители Москвы ездили бесплатно, за счет МММ. Меня это  взбесило  тогда  до
свинячьего визга. Хотя все турникеты были отключены, я  все  равно  упрямо
бросал пятачок, тогда еще были пятачки...  кругленькие  такие,  медные,  в
щель автомата. Я не желал, чтобы за меня кто-то платил!.. Я могу позволить
бросить пятачок за меня или пробить талончик в  троллейбусе  своему  другу
или подруге, но никак не незнакомому человеку. Я не  хочу  быть  обязанным
кому-то. Я не хотел быть благодарным какой-то там МММ. Я  возненавидел  за
эту дурацкую купеческую замашку.
     Кречет сказал с усмешкой:
     - Виктор  Александрович!  Пожалуй,  вы  были  единственным  в  стране
человеком, кого возмутила эта акция. Остальные были рады халяве.
     - Верно, - согласился я печально. - Я тогда работал  в  коллективе...
они могут вспомнить сейчас, как я кипятился, орал, а они пожимали плечами.
Это ж, мол, прекрасно, что фирма часть  своих  доходов  пускает  на  нужды
населения. Да, пожалуй, они и сейчас не поймут. Это ведь совсем из  другой
категории. Как не поймут и того, что я не  могу  допустить,  чтобы  кто-то
называл себя моим отцом, духовным или каким-то еще,  меня  -  овцой.  а  я
кивал и молчал в тряпочку...
     Кречет хмыкнул, а ехидный Коган спросил коварно:
     - А как же президент - отец народа?
     - Президента избрали, -  огрызнулся  я.  -  На  всенародных  выборах!
Правда, я голосовал против, но все-таки Кречета избрали открыто. А этот...
первосвященник!.. не знаю откуда взялся! Какие чины из  КГБ  назначили  на
своем тайном совещании? Ну и руководил бы своими, которые  избрали.  А  то
берется руководить и мною! Патриарх всея Руси!.. Так что молодые  они  или
не молодые, но идут пока проторенной стежкой.  Пока  не  увижу  отказа  от
хамских замашек называть меня своим рабом, своей  овцой,  а  себя  -  моим
пастухом... пастырем, по-латыни... то я - враг  православия.  Так  же  как
враг коммунизма, фашизма, любой диктатуры и  любого  хамского  давления  и
унижения.
     - Вы мне чашку опрокинете, - сказал  Коломиец  напряженно.  -  Вы  не
совсем правы в своем осуждении.
     - В чем?
     - Не правы, вот и все. Наше оно православие! Наше.
     Больше он ничего не сказал, насупился и отвернулся. Но все видели как
он бросил на меня взгляд, полный не только  неприязни,  но  и  откровенной
вражды.

     Глава 7

     Мирошниченко неслышно скользнул в кабинет, пошептал Кречету на  ушко,
умело изогнувшись в полупоклоне и опираясь в спинку кресла двумя пальцами.
Кречет  кивнул,  поднялся,  на  наши  взгляды  ответил  жестом,  чтобы  не
радовались, скоро вернется, работать все равно надо.
     Голоса тут же  загудели  громче.  Краснохарев,  тяжело  перегнувшись,
дотянулся до кречетовской кнопки. Ее шутя называли ядерной, но когда палец
премьера вжал ее доотказа, вместо грохота взрыва без  скрипа  приоткрылась
дверь, Марина заглянула с приподнятыми в удивлении бровками.
     Краснохарев развел ладонями:
     - Мариночка, этот изверг нас не жалеет...
     Марина мило улыбнулась:
     - Я сейчас займусь.
     Краснохарев едва успел убрать палец с кнопки, как дверь  распахнулась
снова, уже шире, в кабинет вплыли три девушки из столовой,  расставили  по
столу  подносы  с  гигантскими  растегаями,  ватрушками,  гамбургерами   и
биг-маками, а сама Марина внесла бурно кипящий кофейник.
     Мне есть не хотелось, но когда посмотрел на эту роскошь, ощутил,  как
в животе заворочалось нечто голодное  и  хищное,  под  ложечкой  громко  и
бесстыдно квакнуло.
     - Вообще-то министрами жить можно, - заявил бодро  Коган.  Он  первым
ухватил толстенную ватрушку, вгрызся в роскошный поджаренный бок. - Хоть и
повесит потом... бесчинствующая толпа... м-м-м, какая прелесть!.. но  хоть
поедим всласть!
     Яузов торопливо налил себе кофе, опытным  взглядом  военного  оценив,
что бигмаков хватит на всех, а кофе надо глотать, пока Кречет не вернулся,
пробурчал:
     - Поедим... Глядя, как едите, сразу видно,  почему  страна  голодает.
Небось, всю Сибирь уже приватизировали?
     - Почему... Сибирь? - удивился Коган.
     - Ломоносов, наш великий предок сказал, что  богатства  России  будут
прирастать Сибирью, - сказал Яузов значительно.
     Коган поперхнулся, то ли из-за непомерно большого куска, что  пытался
проглотить по чисто профессиональной привычке, то ли, что военный  министр
цитирует классиков, а министр культуры  разрабатывает  планы  вторжения  в
Чечню.
     Огромный бигмак, с виду разве что бегемоту в  пасть,  смялся  в  моей
ладони до толщины блина, свежего и пахучего, а когда мои зубы...  пусть  и
металлокерамические, но все равно мои, вонзились в сочную пахнущую  плоть,
где ровными рядами затаились тонкие пластинки котлет,  пикантного  сыра  и
хрустящих веточек салата, то к стыду своему ощутил,  что  жить  все  равно
хорошо, хоть и неизвестно, что ждет на выезде из кремлевских  ворот:  пуля
снайпера или заложенная поблизости мина с направленным действием.
     Рядом красиво и элегантно ел Черногоров, аккуратно  отхлебывал  кофе.
Он все время помнил, что каждое наше слово  и  движение  записывается  как
минимум с трех позиций,  а  потом  специалисты  проанализируют  не  только
слова, но и мимику, паузы между фразами,  движения  рук,  язык  поз...  По
крайней мере, так было при предыдущем президенте.
     Забайкалов с биг-маком в руке и  чашкой  дымящегося  кофе  в  другой,
выбрался  из-за  стола,  неспешно  начал  передвигался   вдоль   стены   с
мониторами. Все работают, везде по большей части новости,  часто  вылезает
клоунада или реклама,  Забайкалов  морщился,  взял  бутерброд  в  зубы,  а
свободной рукой ухватил пультик, пощелкал. На экранах  пошла  яркая  чужая
жизнь. Правда,  в  преклонении  перед  Западом  не  обвинишь,  у  министра
иностранных дел свой профессиональный  интерес,  а  чужеродные  гамбургеры
жрет не он один, у славянофила Коломийца за ушами вовсе стоит треск.
     Отворилась дверь, Кречет вошел как входит смерч, что гонит за  версту
перед собою волну сжатого воздуха и  стену  из  шаровых  молний.  Министры
замерли кто с чашком возле губ, кто в бутербродом в зубах.
     Ноздри президента раздувались как у зверя,  почуявшего  запах  свежей
крови. Он швырнул на середину стола не  по-президентьи  толстую  папку,  у
Первого должна быть самая  тонкая,  рухнул  в  кресло  так,  словно  сзади
ударили под колени.
     - Все жрете? - спросил он  горько.  -  А  там  меня  самого  чуть  не
сожрали.
     Коломиец спросил участливо:
     - Тяжела жизнь отца нации?
     - Противно, - огрызнулся Крече