я  бы  пахло
мужчинами.
     - Ах, да, настоящими, - сказала она с издевкой.
     - Видишь, как тебе повезло? - спросил я.
     Но и после этого оскорбления она не отстала, прошептала:
     - Но почему пистолет у них не стрелял?
     - Дикари, - объяснил я с презрением. - Ты же видишь, не отличают  гиф
от джипега! Им даже шнурки на туфлях завязывают.
     Ее лицо стало напряженным, словно  старалась  припомнить  коэффициент
сжатия гифов, джипегов и мпэгов, но когда на харде шесть с  половиной,  на
старом сказиве - три, да дэвэдэшник пишущий, то мне на самом деле  плевать
свысока на коэффициент сжатия, могу даже коробочку старых  стомегабайтовых
зипов раздарить от великой щедрости.
     Я  присел  возле   разбитого   ящика,   потрогал   странное   оружие,
одновременно прислушиваясь к  шумам  из  коридора.  Там  затопало,  словно
бежало трусцой с десяток крепких солдат в полной выкладке. Я покрепче сжал
приклад калашникова, нажал на спуск.
     Длинная очередь ушла в коридор, там был  металлический  визг,  частое
щелканье. Послышалась ругань, крики боли, стоны.  Я  понял,  что  в  узком
коридоре  пули,   помогая   такому   хреновому   стрелку,   рикошетят   от
металлических стен. Прислушался, грохот вроде бы стих, но на всякий случай
снова выпустил такую же длинную очередь, стараясь не высовываться.
     Княжна пряталась  за  моей  спиной.  Глаза  ее  были  расширенными  и
испуганными, словно боялась меня больше, чем  тех,  кто  сперва  стреляет,
потом спрашивает.
     - Не боись, - процедил я сквозь зубы. - Не покусаю...
     - Что?
     - Хоть и сумасшедший, - пояснил я.
     - Это видно!
     Гранаты я заметил еще раньше, подобрал ближайшую, выдернул кольцо  и,
чувствуя, что  делаю  величайшую  глупость,  подержал  некоторое  время  в
ладони,  отсчитывая  секунды:  слишком  наслышался  историй,  как  гранату
перехватывают в полете и бросают обратно, где она и взрывается.
     Княжна взвизгнула, это придало мне мужской смелости,  я  продлил  миг
еще на пару секунд, швырнул гранату, и в  тот  момент,  когда  мои  пальцы
мелькнули за краем открытого зева в коридор, оттуда прогремели выстрелы. Я
услышал, как рядом просвистело, щеку обдало горячим воздухом, и в  тот  же
миг  там  раздался  страшный  треск,  усиленный  замкнутым   пространством
металлической трубы.
     Через несколько мгновений,  во  время  которых  я  старался  даже  не
думать, что там внутри трубы, в стене захрипело, послышался треск, а затем
хриплый голос:
     - Никольский... Никольский!.. Вы с ума сошли...
     Я быстро пробежал взглядом вдоль стен на стыках  с  потолком.  Волной
взрыва  телекамеры  посворачивало,  раздробило,  а  голос   доносился   из
треснутой ажурной решетки освежителя воздуха.
     Голос донесся громче:
     - Никольский! Что за сумасшествие?.. Здесь двенадцать спецназовцев. И
с десяток штатовских коммандос!.. Вас просто убьют!
     Сейчас, подумал я мстительно, разбежался. Вот только в белые  тапочки
переобуюсь.
     - Нам жизнь не дорога, - ответил я мрачно. - Я ж не какой-нибудь  там
современный князь... А вражьей милостью мы погнушаемся.
     Из динамика обрадовано грянуло:
     - Никольский, тебе обещаем жизнь, несмотря на все... бросай  пистолет
и выходи с поднятыми руками!
     - Ладно, - ответил я, - брошу.
     Из динамика послышалось недоверчивое:
     - Точно?
     - Бросаю, - ответил я мертвым голосом. - Тем более, что в нем  только
один патрон.
     Я в самом деле взял со  стола  и  бросил  на  пол  какую-то  железку.
Надеюсь, не мину. Чувствительный микрофон явно поймал эти звуки. И на  том
конце проводов явно поверили, что я не оставлю последний патрон для  себя,
как оставляли наши отцы и деды, чтобы не попасть в позорный плен.
     Княжна смотрела расширенными глазами. Я криво ухмыльнулся, поднял  из
ящика широкий ствол, ремень забросил на плечо.
     - Что ты собираешься делать? - спросила она.
     - Попрошу, чтобы ты вытащила у меня пистолет, - сказал я.  -  Поднеси
вот к этой шторе и нажми курок.
     Все еще глядя недоверчиво,  она  сунула  руку  ко  мне  в  карман.  Я
чувствовал ее быстрые ищущие пальцы, затем в кармане стало  легче,  тонкие
пальцы княжны сжимали рукоять пистолета.
     Она отступила на два шага, медленно подняла, держа его обеими руками.
Черное дуло смотрело мне прямо в лицо.
     - Не дури, - поморщился я. - На этом уже попались те дурни... Вот  уж
женщин учить, что... гм...
     Косясь на меня, она поднесла ствол к шторе. Я слышал  легкий  щелчок,
из ствола выметнулось узкое пламя, тут же вцепилось  в  край  пересушенной
материи. Огонь побежал вверх торопливо, стараясь успеть сожрать как  можно
больше, пока мы не опомнились и не бросились тушить.
     Ее  пальцы  повернули  ствол  вверх,  несколько  мгновений   смотрела
непонимающе на крохотный оранжевый язычок. Я слышал  щелчки,  затем  пламя
колыхнулось от сильного выдоха и погасло.
     А пламя растеклось по  всей  шторе,  на  пол  начали  падать  горящие
клочья. Горячий сизый дым пошел в соседнюю комнатку, я  не  просчитался  в
тяге, там словно бы что-то стукнуло, словно упал стул.
     - Что у тебя за чертов пистолет? - спросила она.
     - Просто пистолет. Стань вон здесь...
     Я поднял турельный пулемет, тяжеловат, взял под руку, отступил, чтобы
торцом уперлось в стену. До противоположной стены не больше десятка шагов,
туда сейчас тянет дым, даже затягивает язычки пламени.
     Я крикнул громко:
     - Сергеев! А ты знаешь, что на заводах недостает  слесарей,  токарей!
Нужны люди рыть метро...
     Прямо в стене захрипело, мужской голос с недоумением спросил:
     - При чем... тут...
     - Остались бы живы, - сказал я и нажал на спуск.
     Раздался короткий сухой треск,  похожий  на  сильный  разряд  молнии.
Пулемет в моих руках попытался улететь, как реактивный  снаряд,  в  другую
сторону, но я не зря упер в  стену.  Через  мгновение  настала  оглушающая
тишина, только где-то далеко что-то падало, потрескивало,  хлюпало,  затем
прекратились и эти звуки.
     Княжна с ужасом смотрела на широкую полосу, что  появилась  в  стене.
Пятнадцать тысяч пуль не только прорубили стену  насквозь,  но  и  начисто
срубили несущий столб. Крыша начала потрескивать,  прогибаться,  посыпался
мусор. Я ожидал нечто подобное, но  по  коже  пробежали  мурашки  от  мощи
"электронного вихря".
     - Уходим, - велел я.
     Я отшвырнул широкий ствол, теперь бесполезен, пока что  эти  пулеметы
годятся только на один такой выстрел, подбежал к пролому и ударил ногой  в
стену. Затрещало, ударил еще дважды. Крупный кусок вывалился,  я  вломился
плечом, продравшись в соседнюю комнату. Здесь явно подсобное помещение, на
металлических стенах  масса  проводов,  труб  разной  толщины,  встроенные
металлические шкафы с толстыми дверцами.  Страшно  зияет  выбитое  окно  в
соседнюю комнату, такую же нечеловечески железную, осколки  стекла  торчат
из рамы как длинные острые ножи. Сейчас здесь везде были красные пятна, на
полу красные лужи, а недвижимые тела я старался не замечать.
     Глазные яблоки сами повернулись в их сторону. Я  задержал  дыхание  и
поспешил зацепиться взглядом за далекую дверь, что приближалась  неровными
толчками все медленнее,  качалась  из  стороны  в  сторону,  расплывалась,
скрипела, пока я не понял, что это скрипит в моей груди, а взор очистился,
когда смахнул с лица мутные капли пота.
     Княжна вскрикнула,  я  увидел  боковым  зрением,  как  возле  окна  с
выбитыми стеклами поднимается огромный человек с залитым кровью  лицом.  Я
узнал Иванова, его рука как  выстрелила  в  мою  сторону,  я  инстинктивно
отшатнулся, но цепкие пальцы ухватили меня за ворот, сжали. Он был  еще  в
состоянии грогги, но с каждым мгновением приходил в себя.
     Я знал, что никогда не справлюсь с таким  сверхтренированным  бугаем,
так и не смогу засудить по закону,  потому,  повинуясь  тому  закону,  что
внутри нас, схватил его за волосы и с силой ударил  лицом  сверху  вниз  о
оконную  раму.  Стекло  исчезло,   а   Иванов   некоторое   время   стоял,
пригвожденный к раме, потом колени  подогнулись,  я  услыхал  хруст,  даже
толстое и бронебойное не выдержит такой туши.
     Он  повалился  навзничь,  лицо  пересекала  страшная  рана,   холодно
блестела  кромка  стекла.  На  раме  осталась  узкая   полоска.   Эксперты
определят, если захотят  возиться,  что  могучий  командир  десанта  умер,
споткнувшись и упав лицом на торчащий в раме обломок стекла.
     Я перешагнул через упавшее тело, тяжелый автомат в обеих руках, сзади
догнал крик княжны:
     - Дурак... Москва уже захвачена!
     - Но я еще нет, - ответил я.
     Ее быстрые шаги простучали за спиной,  я  даже  ощутил  волну  слабых
духов:
     - И что ты будешь делать? Кремль в руках восставшей России! Там сотни
людей, там бронетранспортеры, там все...
     Мое тело двигалось быстро, мышцы гудели  от  переполнявшей  их  силы.
Потом я должен бы упасть как жаба на  песок,  приходить  в  себя  долго  и
болезненно, чувствуя, как ноют мышцы и суставы,  но  сейчас  во  мне  жило
нечто лучшее, чем я сам, оно вело. В мозгу за доли секунды  пронеслись  не
то картинки, не то мысли, что бессмертия нет, и  умрем  все.  Только  одни
умрут красиво, на бегу, под восхищенные  крики,  а  другой  проживет  чуть
дольше... но кончит как маразматик, не помня своего имени, в  дикой  вони,
потому что будет гадить под себя, весь в муках от болячек и уколов... Если
бы человек жил миллионы лет, ну хотя бы пару тысяч, то и я, возможно,  был
бы трусом. Жаль оборвать жизнь в самом начале, когда тебе нет еще и ста!..
А так... Главное, выхожу из этого подземелья  навстречу  солнечному  свету
красиво и беспечно, навстречу граду пуль, навстречу  бронетранспортерам  и
закованным в пуленепробиваемые доспехи чудовищам на двух ногах,  и  отныне
меня никто не захватит в плен ни для своего, ни для моего блага...

     В длинном коридоре следующая дверь висела на одной  петле.  Я  ударил
ногой, дверь рухнула, мой палец едва не втиснул  курок  до  отказа,  но  в
длинном коридоре только металлический блеск на стенах,  да  на  полу  пара
жирных масляных пятен.
     Торопясь, я добежал до  кабины  лифта.  За  спиной  все  еще  стучали
каблучки. Княжна следовала за простолюдином, как коза за  рогатым  оленем,
вот она - нормальный человек, ее ведут биологические законы, а что толкает
под пули меня?
     Кабинка  опустилась,  я  вытянул  шею,   заглядывая   через   толстую
проволоку, не спрятался ли кто за толстым металлическим листом. Палец  мой
вспотел и подрагивал на спусковом  крючке.  Другой  рукой  повернул  ручку
двери, все еще  готов  стрелять,  открыл  дверь,  быстро  ступил  вовнутрь
кабины, Стелла втиснулась следом  молча.  Глаза  ее  были  вопросительные,
бровки сдвинулись, на красивом аристократическом лице было  несвойственное
аристократам выражение задумчивости.
     Ее голос был озадаченным:
     - А что ты все как попугай твердил о токарях, слесарях?
     - Везде вывески, - буркнул я, изучая панель с кнопками и  тумблерами.
- "Требуются слесари, токари, строители метро...", а у нас безработица!..
     - Ну и что?
     - Среди токарей смертность ниже.
     Колеблясь, я нажал кнопку со значком "1", только бы  это  не  значило
самое дно. Тело сразу отяжелело, я ощутил, как отвисает нижняя челюсть,  а
под нею наливается тяжестью и растет огромный зоб, как  у  большой  старой
жабы. Стелла промолчала. По моей странной логике  футурологи  должны  быть
бессмертными вовсе, но когда лифт  поднимется,  меня  там  ждет  вовсе  не
бессмертие...
     В кабине потемнело. Я перевел дыхание, сказал, бодрясь:
     - Похоже, тебе еще придется потаскаться за мною, лапочка. Как видишь,
убить меня не так-то просто.
     Из темноты послышался ее быстрый ответ:
     - Тебе просто везло!
     Я хмыкнул:
     - Как сказать, как сказать...
     - А что, нет? Не может один... такой вот, выйти победителем в схватке
против тренированных омоновцев!
     - Но я же вышел?
     Она не сдавалась:
     - Я же говорю, повезло!
     Я хмыкнул, но промолчал, ибо даже ученому с мировым именем не хочется
говорить молодой и красивой женщине о своем возрасте, который  как  раз  и
дал нужное преимущество. Эти двадцатилетние натренированные парни не могут
знать,  как  думает  и  что  чувствует  пятидесятилетний,   им   это   еще
предстоит... если доживут, конечно.  А  я  был  и  десятилетним,  как  они
когда-то были, и двадцатилетним, как они сейчас, и тридцати-, и сорока-, и
вот сейчас я просто чувствую или знаю, как мыслят эти пока еще  простейшие
мозги, куда пойдут, что сделают, за какой угол повернут и в какую  сторону
натренированно  и  мгновенно  посмотрят,  картинно  выставив  перед  собой
пистолет в обеих ладонях.
     Они действуют по лучшим в мире инструкциям, но  я  как  раз  из  того
теста, которое пишет эти инструкции, ломает общепринятые  системы,  строит
новые, ниспровергает, снова строит. Я вижу наперед их простенькие мысли, а
им мои - пока слабо.
     По ее лицу неожиданно проскочили сверху вниз полосы света. На  миг  я
увидел ее лицо таким, какое оно есть: милое и перепуганное, в глазах страх
и странная жадность успеть все увидеть  и  ощутить  в  этом  предательском
мире.
     - Повезло, - согласился я с неловкостью, словно подглядел  за  нею...
нет, не раздевающейся, сейчас это продемонстрируют без  тени  смущения,  а
копающейся в носу или в заднице, - так повезло. Значит, счастливый я.  Это
еще лучше.
     - Почему?
     - Значит, бог меня любит. А любят правых, верно?
     Она огрызнулась:
     - Скажи еще, крайне правых.
     - В этом случай я крайне левый, - сообщил я. - Левее меня только Ева,
которую создали из левого ребра, и само Зло, которое вылезло из левого уха
Творца.
     Тело уже охватывала смертельная усталость.  Все-таки  я  хладнокровно
перебил... ну, пусть не хладнокровно, но во мне осталось нечто и  от  того
человечка старого мира, когда убивать еще нехорошо, когда можно  только  в
тюрьме по закону о тяжких преступлениях, с отстрочками и апелляциями, да и
то вроде бы казнь отменили...
     И еще поднималось смутное ощущение, что где-то  просмотрел  еще  одну
ошибку. Чего-то еще  не  учел.  Понятно,  сверхтренированные  омоновцы  не
ожидали, что немолодой ученый, академик, вдруг да решится на отпор, к тому
же этот пистолет нового поколения помог... но все же, все же не  должен  я
со всей своей проницательностью и заглядыванием  в  будущее  пройти  таким
победным маршем из самых глубин кремлевских подземелий к самому выходу!
     Но я все тот же. Значит, что-то неладное у противника.
     - Скажи честно, - спросил я, - чего ты за мной увязалась?
     - Хочу не пропустить, как тебя убьют, - сказала она  очень  искренним
голосом.
     Сверху начал шириться свет. Я  пригнул  ее  к  полу,  сам  пригнулся,
прячась за железной стенкой лифта. В кабине стало ярко, как на сцене,  пол
попытался подбросить к  потолку.  Я  сжался,  не  привык  к  таким  резким
переходам от перегрузки к невесомости.
     Из комнаты донесся усталый голос:
     - Что там такое?
     И второй голос, помоложе:
     - В лифте никого, товарищ капитан.
     - А, черт!..
     - Погнать обратно?
     - Черт... Пусть стоит. Нужно будет, сами заберут.
     Затем я услышал приближающиеся шаги.

     Глава 45

     Стелла упиралась мягким теплым боком,  не  дышала.  Я  тоже  задержал
дыхание, резко поднялся, одновременно нажимая на курок. Автомат  затрясся,
пытаясь вывернуться из рук.  По  ушам  ударил  грохот.  Широкий  парень  в
комбинезоне защитного цвета задергался, на груди  появились  рваные  дыры,
оттуда с готовностью выплеснулись красные струйки.
     Я поспешно сместил  дергающийся  ствол  чуть  в  сторону.  В  глубине
комнаты вскочил человек, омоновец наконец рухнул навзничь. Автомат в  моих
дернулся в последний раз, человек отшатнулся к стене.
     В тишине слышно было только мое хриплые дыхание. Дрожащими пальцами я
поменял рожок, открыл дверь. Стелла выскользнула следом. Под стеной лежал,
пытаясь приподняться на локоть, офицер, которого называли  Петровым.  Лицо
его были перекошено болью, из груди и живота  тоненькими  струйками  текла
кровь.
     Я подбежал, держа его лицо на прицеле, готовый в каждый миг нажать на
курок. Расширенные глаза отыскали мое лицо. Он прошептал:
     - Я ранен...
     - А ты ждал ордена? - спросил я люто.
     Он  поднес  к  лицу  ладонь,  обагренную  кровью.  Глаза  еще  больше
расширились в смертельном ужасе:
     - Я ранен!.. Врача!.. Немедленно врача!
     - Сейчас, разбежался, - ответил я еще злее. - Тебе что, нечего больше
сказать, чтобы я... так и быть, проявил некоторое милосердие?
     Глаза его наполнились смертельным ужасом.  На  губах  уже  пузырилась
кровавая пена, он все еще не понимал, что уже убит, никто не верит в  свою
смерть, особенно те, кого учили убивать других.
     - Вы обязаны... - прошептали его уже холодеющие губы. -  Ваш  долг...
цивилизованного... человека...
     - Да на этот ваш долг, - сказал я, - положил...
     Я сказал, что я положил, нимало не стесняясь княжны, и где видел этот
долг и в какой  обуви.  Его  глаза  полны  уже  не  только  ужасом,  но  и
отчаянием.
     - Я скажу важное, - прошептал он, - но вы  должны  вызвать  врачей...
Всех... самых лучших... Вторая группа захвата направлена по домам ко  всем
членам правительства... На тот случай, если кто из вас... заартачится... в
наших руках... ваши семьи...
     Я отпрянул, по телу пробежала холодная волна,  я  снова  ощутил,  как
напрягаются мышцы, а усталое сердце откуда-то черпает силы.  Или  за  счет
чего-то.
     - Когда? - спросил я резко.
     - Одновременно...
     Он хрипел, скрюченные пальцы хватали  воздух.  Я  бросился  в  двери.
Княжна вскрикнула:
     - А милосердие?
     Я обернулся:
     - Ах да...
     Автомат коротко встряхнуло, грохот еще метался по комнате, отпрыгивая
от стен, сшибаясь с эхом, а я уже повернулся и побежал к выходу,  это  уже
совсем рядом, близко, осталось только подняться по коридору, а там двери к
солнцу и ветру... Краем сознания я знал, что встречу, скорее  всего,  град
пуль в упор, вряд ли успею даже  нажать  курок,  но  это  знал  футуролог,
академик и все такое, а бежал по коридору мужчина... может  быть  даже  не
мужчина, а первобытный зверь, который обязан  защищать  семью,  детенышей,
стаю, племя, народ...
     Княжна догнала, бежала молча, только когда впереди замаячила  широкая
дверь, я услышал сзади горький упрек:
     - Это и есть твое милосердие?
     Я ответил, что сейчас выстрел в голову и есть удар мизерикордией,  но
потом понял, что ответил лишь в мыслях, ибо отвечать  на  любой  вопрос  -
рефлекс воспитанного человека, а на самом деле  я  добежал  и  ударился  в
дверь, в последний миг со смертным страхом поняв, что все бесполезно,  эта
ж дверь открывается по особому коду, сам видел...
     Тяжелая, как сейф, дверь чуть  сдвинулась.  Не  веря  себе,  я  налег
плечом, уперся ногами. Дверь медленно начала открываться. В щель  ворвался
солнечный луч, прорезал полумрак, в нем, как в луче прожектора,  заплясала
пыль. А из внешнего мира донесся частый  сухой  треск,  словно  гигантские
руки одновременно раздирали сто тысяч просушенных простыней.
     За спиной послышался потрясенный голос:
     - Ничего не понимаю...
     Я тоже не понимал, почему  меня  не  встретили  автоматной  очередью,
почему не перехватили раньше, почему в предбаннике только омоновец и этот,
который Петров. Но плечо мое уже дожало дверь,  я  всего  на  миг  высунул
голову, разом охватывая всю площадь, все  те  же  желтые  листья,  несомые
ветром, словно я не пробыл целую вечность в  кремлевских  подземельях,  не
убивал, не бегал по коридорам с убивающим железом в руках.
     Из-за дальней  церквушки  высовывался  нос  или  корма  зеленого  как
ящерица  бронетранспортера.  Там  громыхало,  тяжелый  ко