Страницы: -
1 -
2 -
3 -
4 -
5 -
6 -
7 -
8 -
9 -
10 -
11 -
12 -
13 -
14 -
15 -
16 -
17 -
18 -
19 -
20 -
21 -
22 -
23 -
24 -
25 -
26 -
27 -
28 -
29 -
30 -
31 -
32 -
33 -
34 -
35 -
36 -
37 -
38 -
39 -
же
магометанскую предаст. Даже жидовскому Отечеству надо служить не ради
живота, а за... черт, с этой рыночной экономикой и слова высокие забыл! А
раньше такое с трибуны мог... Так что же у нас с бюджетом. Сруль
Израилевич?
Коган развел руками:
- Так ведь лето еще! Ну, почти лето. Мы уж как-то привыкли по нашей
рассейской привычке в последний день года... А если раньше, то вроде бы на
Запад равняемся, что опять же урон национальному престижу...
- Это вы мне бросьте, - сказал Краснохарев веско. - В вашем Израиле
принимают бюджет осенью? А я читал одного историка... а может, не историка
вовсе, а вообще футюролога... что иудеи - это одно из племен русов. В
древности заблудились, адиеты, забрались на Восток и там одичали,
постепенно забыв язык, веру и Отечество. Так что Запад тут не при чем.
Хотя бы черновики есть?
- Есть, - бодро ответил Коган, - у нас все есть, даже кофейные чашки
для левшей. Вам по отраслям, или, так сказать, с высоты вашего птичьего
полета?
Взгляд Краснохарева был тяжелее его самого, раздавил министра
финансов, размазал по стенам, разбрызгал:
- Это на что же вы намекиваете, Сруль Израилевич? Что я невысоко
летаю?
- Что вы, что вы, - испугался Коган. - При попутном ветре, да когда
перо в... Ах да, мы же избрали для страны встречный ветер! Чтоб сразу
высоту небывалую, догнать и перегнать, Империю Зла в землю по уши... или
по ноздри...
- Что совой о пень, что пнем о сову, - буркнул Краснохарев. - Коровы
тоже летают. Но высоко, потому и не видим.
Он разложил перед собой бумаги, заняв площадь с половину футбольного
поля.
- Простите... чем?
- Коганом, - пояснил Краснохарев язвительно. - А не тем, чем вы
подумали. Что, впрочем, одно и то же...
Он хохотнул, довольный, а хитрый Коган, добившись хорошего настроения
главы правительства, быстро разложил перед ним бумаги, отпечатанные
крупным шрифтом, уже знает о прогрессирующей дальнозоркости Краснохарева,
знает его биологический цикл, посоветовался с его личным врачом.
Единственные, с кем Коган никогда не советовался - астрологи, шаманы
и всякие там ясновидцы. Может потому, что вера иудеев запрещает гадания. А
скорее, потому что Кречет ухитрился подобрать в кабинет не льстивых
дураков, а все-таки неглупых профессионалов.
Глава 5
Я все еще временами чувствовал себя странновато, не на месте.
Понятно, что на каждого вельможу по толпе челяди, и чем вельможа выше по
рангу, тем челяди больше. На самых верхах у вельмож челяди столько, что
они сами уже не знают, чем заняты.
Если повара готовят жрачку, медики закупают целые институты для
обслуживания одного-единственного человека - президента, то я чувствовал
себя не то наемным менестрелем, не то шутом. И когда все горбатились над
законами, указами, проектами, кодексами, я бродил как дурак по кабинетам,
только что не копался в носу. Коган ехидно величал меня серым кардиналом,
а иногда, забывшись вроде бы, обращался ко мне как к Суслову, идеологу
последних десятилетий Советской Власти. Но я-то знал, что в отличие от
твердокаменной идеологии тех лет, у нынешнего правительства идеологии пока
что нет, а есть только жажда удержать страну на плаву...
И пока что никто не знает, как надо, понятно только, как не надо, да
и то... Чистая душа Коломийца напирает на опыт предшественников, мол, что
люди во все века те же, меняются только одежды. Даже не знаю, говорит ли в
нем леность, нежелание что-то понимать и изучать. Все-таки проще одеть на
нынешнего слесаря мундир лейбгвардейского офицера и полагать, что вот уже
знаешь жизнь восемнадцатого века. А ныне вроде бы боевой генерал после
провала защиты Белого Дома, не только не застрелился, как поступил бы
лейб-гвардеец, но смиренно отсидел символический срок, поцеловал туфли
победителя и принял где-то в провинции доходную должность!.. И все
по-прежнему подают ему руку, мир теперь таков: что генерал, что слесарь...
Не говорю, что плох. Просто мир теперь таков.
Или же Коломиец повторяет как попугай... ну, насчет смены одежки -
вообще-то любой народ состоит на 99% из попугаев, только у людей это
зовется звучным словом "конформизм", - совершенно не вдумываясь в смысл.
Таких псевдомудрых откровений масса, они прижились только потому, что
звучат красиво, глубокомысленно. В обществе себе подобной
полуинтеллигенции можно ронять эти сентенции, и все довольны, ведь на
самом деле такие же чиновники 14-го класса, претендующие на звание тайных
советников.
Когда я намекнул Коломийцу, он ощетинился:
- Назовите хоть один пример такого глубокомысленного откровения!
- Да хоть сто, - ответил я любезно. - Вы только что брякнули, что без
знания прошлого нельзя знать будущее. Вы в самом деле уверены, что знание
прошлого хеттов... или даже Древней Руси, что к нам совсем близко... даже
знания прошлого времен Екатерины Второй, как-то поможет разобраться с
проблемами Интернета, экологических катастроф, добычи нефти или конфликтов
с применением ядерного оружия, узнать будущее компьютеризации и
космических полетов?
Коломиец открыл рот, складки на лбу углубились, лихорадочно ищет
ответ, а всеслышащий, как Моссад, Коган злорадно:
- Зато звучит как красиво! Глубокомысленно! Можно повторять и
повторять, и всякий раз вид будет мудреца, и никто не плюнет хотя бы под
ноги. Это же надо: без знания прошлого... Да, сразу видно, Россия - страна
непуганных идиотов.
- При чем тут Россия? Я впервые встретил это изречение в трудах
Экклезиаста!
- Русский! - заявил Коган уверенно. - Тогда русские бежали от
репрессий Колоксая. Они всегда бежали... Если вашим филологам дать эту
жидовскую фамилию, то сразу найдут русские корни. Слонов же нашли?
Снова появилась Марина, на подносе кофейник и две чашки, кто-то
заказал помимо меня. Остальные закрутили носами как охотничьи псы, почуяв
бодрящий запах убегающего зайца.
Милое лицо Марины слегка припухло, под глазами наметились мешки, а на
щеках косметики было больше обычного. Как и все женщины, старается как
можно дольше выглядеть молодой. Мы все изо всех сил не замечаем мелкие
морщинки у глаз, только жизнерадостный Краснохарев сочувствующе бухнул с
носорожистой грацией:
- Ребята, а что я нашел от увядания кожи!.. Шесть литров пива на
ночь, а утром ни одной морщины!
Марина, что начала было с надеждой прислушиваться, фыркнула и
удалилась, в отместку вроде нечаянно задев Краснохарева подносом по уху. Я
с наслаждением отхлебнул горячего, по горлу прокатился колючий еж,
живительная волна пошла по телу.
- Многие годы, - сказал я, - наши умные головы строили коммунизм,
светлое будущее всего человечества! Уже каждому грузчику было видно, что
ни хрена не получается и не получится, а они все строили, строили,
строили... Разрыв между благородной идеей и реальной жизнью наконец
оказался так велик, что наконец все разом и страшно рухнуло...
Я говорил в пространство, ни кому не обращаясь. Все заняты
конкретными делами, только у меня его нет, или же мое конкретное в том и
есть, что говорю вот так, бросаю семена просто на ветер, в надежде, что
какие-то попадут не на камни, а в щели между ними, прорастут, не сгинут, а
при удаче дадут семена. Кто-то из министров услышит краем уха, у кого-то в
подсознании отложится словцо, идея, мысль, а то и просто останется заноза,
заставит вернуться и подумать еще разок над вроде бы привычным...
Коган оторвал взгляд от экрана, спросил подозрительно:
- Это вы к чему такую преамбулу?
- Потому, - ответил я с готовностью нанятого шута, - что сейчас
подобное же светлое будущее всего человечества строит Европа, а с ней и
Россия. Не замечая, что и эта благородная химера от реальной жизни
отдалилась, отдалилась невероятно!.. Я говорю, о нашей юриспруденции. В
частности, Уголовном кодексе. Уже любому грузчику понятно, что благородные
идеалы коммунизма... то бишь, отмены смертной казни, содержания
преступников в тюрьмах-санаториях - это бред, что далек от реальности. И
чем дольше будут делать вид, что этот вид коммунизма устоит, тем страшнее
будет катастрофа. Я уже присматриваю за работой над новым Кодексом, но
пока разработают и примут, хорошо бы, чтобы кто-то проследил, чтобы как
можно быстрее... прямо с сегодняшнего дня начали создаваться суды
присяжных!
Коломиец воскликнул невольно:
- Но это же... ужасно! Если простой народ будет судить, кого сажать,
кого расстреливать, то у нас фонарных столбов не хватит для повешенных!..
- На балконах можно, - предложил Коган. - Мне дед, кстати,
потомственный москвич, рассказывал...
Я с неудовольствием признался:
- Перегибы будут. Но с другой стороны, как завоевать доверие народа
быстро и надежно?.. Ведь народ, который верит своим вождям, тот и работает
лучше. И пьет меньше. И страну защищает по-настоящему, а сейчас кому она
нужна?.. Мы не то, что от Чечни, от племени тутси не отобьемся, если вдруг
захотят захватить всю Россию. Если не хотим, чтобы мы и народ были
отдельными категориями... я выражаюсь ясно?.. тогда надо привести в
соответствие нормы права с нормами общества, Понимаю, сейчас даже вы на
меня всех собак спустите, но если во всем западном мире дикость... то у
нас она удесятеренная, устократненная. Чечня так прекрасно дралась потому,
что у нее, как у нас еще при князе Святославе, нормы права совпали с
нормами народа.
Краснохарев нахмурился:
- Я не успеваю за вашей мыслью. Вы ведь не практик, а теоретикам
свойственная этакая прыть необыкновенная в мыслях.
- Для... - сказал я, сделал паузу, пояснил, - для Краснохарева
поясняю. Когда в Чечне под прицелом телекамер расстреляли по суду шариата
убийц и насильников, то во всем мире поднялась буря возмущения. Но вы
слушали этих людей? Я слушал наших депутатов и следил за их лицами. Как
они красиво и книжно клеймили это средневековье! А придя домой, каждый...
да-да, почти каждый, наверняка девяносто девять процентов!.. говорил дома
на кухне жене и собаке, что как бы здорово такое же в Москве! Тысячами
надо бы к стенке...
По их смущенным лицам видел, что и они дома, на кухне... Краснохарев
помялся, сказал с неудовольствием:
- Странные вы речи ведете, Виктор Александрович! Одно дело думать,
другое - говорить.
- Мы ж политики, - подтвердил понимающе юркий Коган.
Краснохарев посмотрел холодно:
- Мало ли что я о вас, Виктор Александрович, думаю... да и сам не
хотел бы прочесть ваши мысли обо мне, честно скажу. А вот в поведении мы
все здесь люди корректные, даже вон Коган временами... да, временами. Так
и с законами! Мало ли что мне хочется, а поступать надо... э-э... как
надо.
Они переглядывались,
- А как надо? - спросил я. - Сейчас юриспруденция оторвалась в такие
заоблачные высоты, что у нас теперь два закона: по одному - преступника
надо холить и лелеять, не дай бог синяк при задержании, обеспечить ему
адвокатов, суд в полном составе, санаторные условия в тюрьме, а потом
центр реабилитации с курортным режимом! Это в нашей-то голодной стране! А
по другому: стрелять всех к чертовой матери. Только первый, абсолютно
оторванный от жизни, почему-то имеет силу, а второй, который поддерживает
весь народ, включая слесарей, инженеров и академиков, остается в
пожелании. Вот и имеем общество, где всем на все наплевать, потому что
народ видит, что власть в стране... да и в Западной Европе захватили
какие-то марсиане, проводят какую-то странную политику...
Кречет крякнул, сказал с двусмысленной улыбкой:
- Нашим юристам в самом деле планы всемирного коммунизма бы строить!
Я говорю о юристах всего Запада. Так же прекрасно и оторвано от жизни. Но
в России так привыкли каждый шажок сверять с Западом, что сами уже в
соплях путаемся. Когда говорят об общепризнанных нормах, то само собой
имеются в виду нормы Запада. Виктор Александрович сослался на расстрел в
Чечне, но это только потому, что для нас новинка - как же, в
цивилизованной России! - хотя на самом деле по всему Востоку, а он
постарше, побольше и даже побогаче крохотной Европы, ставят к стенке даже
за воровство. Потому там воруют раз в столетие... Да, приняв законы
Запада, мы вбили клин между властью и народом. Если же начнем
расстреливать бандитов, то народ, конечно, поймет и одобрит, а вот
интеллигенция...
- Повопит, - сказал я быстро. - Но только друг перед другом. Я ж
говорю, каждый интеллигент сам бы стрелял... нет, конечно, сами ручки
марать не изволят, но жаждут крови! А поговорят только из комплекса
псевдообразованности. Чтоб Европа вдруг да не думала, что в России все
такие дикие, Камю не читают... Просто, мол, в дикой стране живут, где
правят всякие самодуры-кречеты. Но, голову даю на отрез, на самом деле
такую резню примут с удовольствием. А мы получим поддержку всего народа.
Не нынешнюю, пассивную, а... реальную!
Коган поежился:
- Погромы будут?
Краснохарев покосился рассерженно:
- Как вам все неймется! Двух зайцев одним камнем! И лишний раз
покричать в свое удовольствие, что евреев обижают, и в Израиль загнать еще
пару миллиончиков наших сограждан. А то не едут, проклятые. Там самим
пахать придется, а тут на хребте русского народа ездиете...
Кречет хмыкнул:
- Тут на днях один был на приеме. Из высших сионистских... Нельзя ли,
мол, как-нибудь пару погромов. Хотя бы где-нибудь на окраине. В Перми
беремся организовать сами. А то в Израиле рабочих рук не хватает, а
палестинцы, что у них работают, то и дело с бомбами за пазухой приходят.
Сказбуш спросил с интересом:
- И что ответили?
- Да так, - ответил Кречет туманно. - Смотря что пообещают взамен.
Поддержку в отношениях со Штатами, отсрочку долга Нидерландам, еще
мелочишка, о которой пока говорить рано. А мы, что ж... Вон Коган горит
желанием послужить далекой прародине. Его и вздернем.
Коган поежился, потрогал шею:
- Да я как-то не очень горю...
- Зато памятник поставят, - утешил Краснохарев злорадно. - А мы,
скорбя, такой агромадный венок притащим! С лентами. Хоть красными, хоть
черными. А хоть с голубыми. Это ж не за какую-то Россию пострадаешь, а за
свой Израиль!
Коган вздохнул:
- Ладно, уговорили. Если венок большой...
А Сказбуш сказал с неудовольствием:
- Что погромы... Морду набить, подушку распороть... Вон на Украине
так всегда от мала до велика всех под корень! Начиная со Святополка
Окаянного и через Хмельницкого и гайдамаков до Петлюры и Бандеры. Вы уж,
Платон Тарасович, торгуйтесь как следует! Они что угодно дадут за то,
чтобы им свой Израиль людьми пополнить. Хоть половину американского флота,
хоть любой штат к России присоединят на правах Татарии. Кстати, у них тоже
не церемонятся. А с террористами так вовсе никогда в переговоры не
вступают! Штурм, и все! При задержании живья не остается...
Он завистливо вздохнул. А Коломиец посмотрел на меня косо, сказал
негромко, но с такой умелой актерской значительностью, что услышали все:
- Как сказал Цукерман... или Цукерник, уж не помню точно:
Возглавляя партии и классы,
Лидеры никак не брали в толк,
Что идея, брошенная в массы, -
Это девка, брошенная в полк.
Сказбуш хмыкнул, но было видно, что благосклонно слушает и
поддерживает министра культуры. А когда тайная полиция поддерживает
культуру, то по моей толстой волчьей шкуре сразу бегут мурашки размером с
камчатских крабов. Тайная полиция не бывает хорошей, зато культура не
только бывает полицейской, но еще как бывает!
- Это сказал Губерман, - поправил Сказбуш снисходительно, но выпрямил
спину и посмотрел орлом, все ли заметили, что глава ФСБ поэзию знает лучше
министра культуры. - А что до идей, так всегда было. Как с идеями
христианства, коммунизма, пуританства, Во что выльются идеи господина...
или товарища Никольского уж не знаю, не знаю. Но памятник не поставят,
точно. Может быть, как с Кромвелем: через сто лет выроют скелет и
вздернут. А может, иконы нарисуют! Красивого такого, с благородным лицом и
орлиным взором. Который даже в компьютерные игры резался без кодов и
солюшенов.
- А если в дефматчи, - поддержал Коган с обидой в голосе, - то без
подленьких патчей, когда себе бессметрие, а противнику - масдай!
Глава 6
Мирошниченко, весь из натренированных мышц, двигался легкий, как
тень. Перед нами появлялись бумаги, которые он то и дело добывал из
бесшумных принтеров, Марина так же неслышно подавала кофе и ставила
тарелки с бутербродами.
Больше всего бумаг клали перед Кречетом. Большинство он, проглядев,
передавал другим, на лбу его морщины становились все глубже. Одну
распечатку пустил по кругу.
В помещении пахнуло холодным ветром. Министры мрачнели, в глазах
появлялось затравленное выражение, как у зверей, загнанных в угол. Ко мне
бумага пришла к последнему, по спине словно посыпали холодным колючим
снегом. Внутренности похолодели от предчувствиии неминуемой беды. С
пометкой "секретно" на листке сообщалось, что у западной границы спешно
строится военная база. Вообще-то США не скрывали, что строят, укрепляют
эту базу, такую махину не скроешь, только отрицали, что она подходит под
определение "военная". А на листке стояли, в основном, цифры. Сколько
тягачей, пригодных только для перевозки тяжелых ракет, сколько
специалистов-ядерщиков, сколько бетонируется площадок для комплекса
противоракетной обороны...
В прессе пошли статьи, созданные по проверенному американскому
рецепту: говорить только правду, много правды, очень много правды... но не
всю. Снабжать корреспондентов массой видео и фотоматериалов, чтобы сами не
совали носы, куда не надо. И не будут сапоги стаптывать, если им подать на
блюдечке массу материалов. И пошло, что на этой базе будет технический
центр по слежению, служба раннего оповещения, радарные установки,
несколько взлетных полос для тяжелых самолетов... при чем здесь военные,
транспортные самолеты с грузом продовольствия еще тяжелее военных!
Естественно, на этой базе, оборудованной ультрасовременными установками по
слежению, будет охрана, ибо нельзя же оставлять без охраны ценности на
десятки миллиардов долларов. И не старый дед с дробовиком, а современные
элитные части. А на вооружение элитных командос ныне входят как автоматы,
так и легкие танки.
Сказбуш нарушил общее молчание:
- Там и тяжелые танки, и даже тактическое атомное оружие. Понятно,
ракетами напичкано все, вплоть до туалетов. От крохотных, размеров в
палец, до таких, что ими бы только спутники на Марс забрасывать.
Яузов поскреб грудь, стараясь не задевать бинты, поморщился:
- Нам вызов. Они прекрасно знают, что нам станет известно все.
- Если проглотим, - согласился Сказбуш, - они сделают следующий
шажок.
- Какой?
Сказбуш пожал плечами, неожиданно кивнул на меня:
- У вас есть футуролог. Пусть и скажет.
Кречет сдвинул брови:
- Футуролог есть у всего кабинета. Но я и без футуролога скажу, что
откуда бы мы не отступили, на то место сразу же опускае