оба  услышали
сигнал,  обернулись.  Стоун  узнал  государственного  секретаря  с  первым
помощником.
     Лицо секретаря передернулось, Стоун поморщился, ходили разные слухи о
связи госсекретаря и этого высокого мускулистого блондина, но не пойман, -
не выставлен на слушание в конгрессе. Он дождался, пока госсек опустится в
кресло перед экраном, произнес:
     - Доброе утро, если оно для вас доброе. У меня неотложное дело.
     - Что ж, - ответил госсекретарь утомленно.  -  Если  не  в  состоянии
решить сами, валяйте. Что случилось? Опять русские?
     Стоун проговорил, чувствуя, как нарастает раздражение:
     -  А  что,  они  могли  куда-то  исчезнуть?  Мы  вот-вот   войдем   в
соприкосновение. Воздушная разведка докладывает, что через  час  войдем  в
зону досягаемости их орудий.
     Госсек сказал холодно:
     - Но ведь и они, если не ошибаюсь, окажутся в досягаемости ваших?
     Стоун стиснул зубы, сделал два коротких вдоха, ответил негромко:
     - Да, сэр. Но, похоже, русских это не особенно тревожит.
     - Почему?
     - Возможно, при их собачьей жизни... им жизнь не дорога.
     Госсекретарь отшатнулся,  несколько  мгновений  всматривался  в  лицо
Стоуна.  Изображение  было  настолько  четкое,  что   не   верилось,   что
собеседники разделены расстоянием в десять тысяч миль друг от друга.
     - Жизнь всем дорога,  -  проговорил,  наконец,  госсекретарь.  -  Они
блефуют! Просто блефуют.
     Стоун спросил упрямо:
     - А если нет? Я тоже уверен, что блефуют, но если нет?.. Если  кто-то
из них осмелится... если кто-то пойдет на  провокацию,  я  смогу  ответить
ударом?
     Госсекретарь побледнел, голос впервые  зазвучал  громче,  чуткое  ухо
адмирала различило нотки страха:
     - Вы с ума сошли! Наш флот создан для устрашения, но не для  боя.  Вы
представляете,   сколько   стоит   хотя   бы    один    корабль?    Только
один-единственный самолет, а  ими  забита  вся  палуба  вашего  авианосца,
обошелся в пятьдесят миллионов долларов!.. Да и люди нам обходятся дорого.
На обучение  только  одного  матроса  уходят  такие  суммы,  что  рядового
налогоплательщика повергают в ужас!..
     - Но что прикажете...
     - Давить своим присутствием! Угрожать своей  мощью.  Наш  флот  почти
вдвое превосходит ударную мощь русских.
     - Но они видят нас так же хорошо, как мы их...
     - Не жалейте горючего, которого у русских мало! Пусть  ваши  самолеты
постоянно барражируют в воздухе. Маневрируйте, двигайтесь.
     Когда Стоун отключил связь, лицо его было перекошено яростью:
     - Маневрируйте!.. А если русские по своей дурости сочтут какой-то  из
наших маневров за начало атаки?.. Пусть одни самолеты порхают... Хотя и  с
ними опасно. Собьют, а потом заявят, что сослепу  приняли  за  чайку.  Или
скажут, что американец спьяну,  и,  накурившись  наркотиков,  находился  в
опасной близости, угрожал людям или коровам... А меня потом  затаскают  по
судам комитеты,  начиная  со  страховых  обществ  и  кончая  защитой  прав
адвокатов. Нет, наблюдения за русскими производить  только  с  безопасного
расстояния!
     Из офицерских рядов неслышно выступил Ассгэйт. Все взоры были на нем,
Стоуну внезапно подумалось, что в США психоаналитики  стали  тем  же,  чем
были красные комиссары в Советской России.
     - А помните, - проговорил Ассгэйт негромко,  но  так,  что  наступила
мертвая тишина, все старались не пропустить ни слова, -  а  помните...  мы
совсем недавно следили... со злорадством, следили!.. как  маленькая  Чечня
мужественно дралась с огромной Россией.  Дралась,  не  отступала,  дралась
и... победила. Помните, да?
     - Помню, - кивнул Стоун, потухшие было глаза зажглись, -  надрали  те
дикари русским задницу.
     Психоаналитик вздохнул:
     - Так вот теперь, вся Россия - Чечня. Дело не только в том, что у них
ислам берет верх над умирающим православием. Дело в самой  России.  То  ли
поражение в войне с Чечней заставило проснуться от спячки, то  еще  что...
но сейчас в России слишком много  горячих  голов,  которые  рвутся  отдать
жизни за свое  Отечество.  Правда,  не  знают  как,  но  опытные  политики
подскажут, подскажут...
     -  Но  этот  русский  адмирал...  гм...  он,  судя  по   голосу,   не
восторженный мальчик.
     - Увы, это сумасшествие охватило и повидавших жизнь. То ли стыд,  что
довели страну, то ли от нищеты... что вернее, но многие из стариков готовы
закончить жизнь, так сказать, красиво.
     Стоун отшатнулся. Психоаналитик развел  руками.  Для  него  закончить
жизнь красиво, это умереть в глубочайшей старости в  дорогой  клинике  под
надзором лучших врачей, что борются за каждую секунду жизни.  Через  сотни
трубок вовремя подкачивают в его дряхлый организм  свежую  кровь,  солевые
растворы, плазму, выводят экскременты, пичкают болеутоляющими,  следят  за
безупречной  работой  искусственных  аппаратов  сердца,   легких,   почек,
печени...
     - Дикари, - сказал он с отвращением.
     - Варвары, - подтвердил психоаналитик. - Умереть с мечом в руке! Если
хотите, вот фразы, которых в России почти не было на протяжении  последних
тридцати лет, но которые теперь звучат все чаще и чаше: женских могил  нет
в поле. Мужчины в постели не умирают. Где казак, там и слава. Либо грудь в
крестах, либо голова в кустах. Наше авось не с дуба сорвалось...
     - А это что такое?
     - Трудно сказать. Их менталитет  до  конца  не  прояснен.  В  русских
слишком много намешалось романтизма кочевых народов, спокойной уверенности
земледельцев,  безумства  викингов,  мистической  веры   в   свое   высшее
предначертание... Наши историки твердят,  что  из  двенадцати  израильских
племен одиннадцать в период изгнания осели в России и там  растворились  в
местном населении, и только двенадцатое дало нынешних евреев. Вы не можете
себе представить, что получится, если скрестить изгнанного с родины  еврея
с гордым  скифом,  затем  смешать  с  оседлым  племенем  славян,  добавить
безумной крови викингов...
     От  окна  послышался  легкий  вскрик.  Офицер,  что  заслонял   собой
иллюминатор, отступил. Далеко  в  синеве,  где  смыкались  небо  и  океан,
проступили крохотные силуэты русских кораблей. Они  почти  не  возвышались
над водой, едва заметные, неподвижные.
     - Мы вошли в зону прямой видимости!
     - Стоп машины, - распорядился Стоун нервно. - Стоп всем машинам!
     Солнце вышло из-за облачка, такого редкого в  этих  широтах,  корабли
русских стало видно четче. Все стояли так, словно развернулись для  пальбы
в упор. На таком  расстоянии  в  самом  деле  не  промахнутся  даже  с  их
примитивными системами наведения. Похоже,  русский  командующий  рассчитал
все, в самом деле, изготовился для такого боя, чтобы противник  понес  как
можно больше ущерба.
     В мозгу колыхнулась ярость. Ударить изо  всех  орудий!  Обрушить  все
истребители, бомбардировщики!
     Но следом пробилась мысль, настолько странная и непривычная,  что  он
сам удивился, потом ужаснулся. Ему уже шестьдесят, в Лос-Анджелесе богатый
дом, есть шикарная вилла, шестеро  внуков,  три  внучки.  У  него  хороший
желудок, печень в порядке, он делает по утрам пробежку,  а  домашний  врач
уверяет, что еще долго сможет подтягиваться на перекладине и отжиматься от
пола на зависть рано разжиревшему сыну.
     И вот теперь, когда радости жизни черпает обеими пригоршнями, когда с
его шеи слезли дети, когда достаток... и  все  сейчас  окутается  огнем  и
дымом,  просвистят  осколки,  его   тело   пронзит   железо,   он   упадет
окровавленный, и либо умрет от ран, либо утонет с кораблем,  ибо  основной
удар будет нанесен, понятно, по флагману...
     Он повернулся к начальнику штаба:
     - Составьте донесение в Белый Дом. Мы застопорили все  машины.  Пусть
решают там. Скажут идти на русский флот - пойдем. Но пусть ответственность
будет на политиках, ибо это не что иное, как объявление войны.
     Он поймал скользящий взгляд психиатра, словно  бы  нечаянный,  но  он
хорошо знал этого неприметного  доктора  наук  с  приметными  работами  по
глубинным инстинктам, чтобы поверить, будто тот не понял подтекста.  Белый
Дом не возьмет на себя ответственность  даже  за  раздавленную  на  дороге
кошку, ибо на будущих выборах выступят против такого президента  защитники
животных. А уж пойти на риск, где могут погибнуть молодые сытые  и  хорошо
одетые парни... корабли, что влетели не в один доллар...
     В наступившей тишине шумно вздохнул Кремер, командир авианосца:
     - Странное чувство... знать, что сейчас в тебя нацелены сотни  орудий
и ракет. Как будто к голой спине приложили лезвие меча. И хотя  знаю,  что
мои предки вряд ли держали в руках меч... но все же, все же...
     Ассгэйт нервно потер руки, хохотнул дребезжаще:
     - Я бы предпочел находиться под прицелом у французов. Или англичан.
     - Тогда уж шведов или финнов, - буркнул Стоун. - Те вовсе спят. А это
скифы! От них не знаешь, чего ожидать. Возьмет какой и нажмет кнопку...  А
стоит только одному выстрелить, как такое начнется...
     - Даже, если не ответим?
     Стоун бросил на психоаналитика  неприязненный  взгляд.  Тот  высказал
вслух, что думал он сам, не отвечать на одиночные  выстрелы,  даже  подать
эскадру назад, пока Белый Дом не скажет ясно, что делать.
     - Все равно начнется, - повторил он. - Так что не поддаваться  ни  на
какие провокации!

     Вечером Стоун снова прошел через руки массажистов, принял необходимые
витамины, а когда опустился в мягкое кресло, больше  похожее  на  кровать,
усталость все равно обрушилась на плечи как горная лавина.
     Кости ныли, суставы плавились как будто из воска, попавшего под  лучи
жаркого  солнца.  В  желудке  появилось  неприятное  жжение.  Пальцы  сами
поползли по столешнице, прозвенел мелодичный звонок.
     На пороге возник дежурный офицер:
     - Сэр?
     - Вызови Ассгэйта, - велел Стоун хрипло.
     Губы пересохли, он  жестом  попросил  налить  ему  минеральной  воды,
кивком поблагодарил, а когда  офицер  вышел,  с  трудом  удержал  бокал  в
дрожащих пальцах. Зубы стучали по стеклу мелко и жалко,  струйка  холодной
воды плеснула на рубашку.
     Когда вошел Ассгэйт, Стоун все еще пытался вытереть  мокрые  пятна  с
груди. Психоаналитика  приветствовал  вялым  движением,  кивком  пригласил
располагаться, наливать, расслабиться, а когда  Ассгэйт  тоже  налил  себе
минеральной, проговорил все еще хриплым голосом, словно горло пересыхало с
каждой минутой все больше и больше:
     - И вот теперь два наших флота стоят один напротив другого. А что  же
наше НАТО? Где Англия, Франция, все эти карликовые  страны,  ради  которых
мы... черт бы их всех побрал!
     Ассгэйт неспешно отхлебнул, прислушался к ощущениям:
     - Вы всерьез? За что люблю военных, особенно  моряков,  так  за  ваше
простодушие.
     Стоун буркнул неприязненно:
     - Я не вижу особого простодушия.
     - Да? А наивная вера, что НАТО - союзники?
     Стоун дернулся, скривился от внезапной боли в шее:
     - Вы хоть понимаете, что говорите? НАТО - это наш союз! А наш  -  это
значит, наш собственный. Это слуги, которые обслуживают  могучего  конного
рыцаря. А куда рыцарь, туда и слуги.
     Психиатр кивнул с готовностью:
     - Вот - вот, это Америка и всякие  там  слуги...  А  эти  всякие  там
помнят, что еще совсем недавно правили миром.  Наши  деды  застали  Англию
великой  державой,  Франция  тоже  бывала  державой  номер   один...   при
Наполеоне, да и после... Испания и Португалия тоже воевали  за  господство
над миром. Кто-то из них и открыл Америку. Думаете, им не скребет, что  их
колония учит их, ведет, командует?
     Стоун воскликнул:
     - Но наше поражение - это и их поражение!
     - О поражении никто не говорит, - сказал психиатр успокаивающе. -  Но
все они, что бы ни говорили, в глубине души хотели бы, чтобы русские  дали
нам по носу.
     - Это как? Потопив половину нашей эскадры?
     Психиатр сказал успокаивающе:
     - Они знают, что у США остается еще второй Тихоокеанский, шестой...
     Стоун огрызнулся:
     - Благодарю покорно! В затопленной половине эскадры  окажемся  именно
мы. Бьют всегда по флагману. Я все-таки не понимаю... Мы же  их  закрываем
ядерным щитом, а они... нет, это в голове не укладывается!
     Он осекся, наткнувшись на взгляд психоаналитика. Тот понимал,  что  и
командующий флотом тоже понимает, а кипятится потому,  что  надо  выразить
негодование. А на самом деле все люди, все человеки. По крайней  мере,  на
Западе. Там все произошли от обезьяны и Фрейда. И нечего кипятиться, когда
союзник подставит ножку или ударит в спину. Своя рубашка ближе к телу. Сам
бы так сделал при удобном случае.

     Кабинет американского президента  был  обширен,  но  прост,  ибо  так
повелось от первых президентов, выше всего ставивших реальную власть
     Однако  дизайнеры,  которые  получали  жалование  больше,  чем  сотня
профессоров  любого  их  университета,  сумели  сделать  так,  что  всякий
входящий в кабинет, чувствовал: да, здесь центр и сосредоточие  могущества
всего мира, и здесь работает самый могущественный человек этой планеты.
     Президент  США  встретил  госсекретаря  посреди  овального  кабинета,
быстро обменялся рукопожатием и, не поинтересовавшись  здоровьем  семьи  и
детей, спросил с ходу:
     - Что нового о нашем флоте?
     - Господин президент...
     - Понятно. Прошу за стол, надо взвесить все возможности.
     - Господин президент, с русскими возможностей чересчур много.
     Президент поморщился. Оба сели, не сводя  взглядов  один  с  другого.
Госсекретарь, не выдержав требовательного взгляда, опустил голову,  развел
руками. Президент вскрикнул нервно:
     - Срочно придумывайте, что мы можем! Ведь мы же можем?.. Мы сильнее!
     Госсекретарь проговорил раздавлено:
     - Сразу так не решить... Экономические меры? Но мы и  так  отказываем
им в продаже нашей новейшей технологии. Компьютеры  последних  моделей  не
продаем...
     - Да плевать на компьютеры! Нужно что-то экстренное! Весь мир  сейчас
смотрит на нас! И все ожидают, отступим мы или покажем решимость.
     Госсекретарь сказал осторожно:
     - Мы просто обязаны выказывать решимость. Весь западный  мир  смотрит
на нас с надеждой и упованием.  Мы  их  единственные  надежные  защитники.
Только военная  мощь  США  способна  сдержать  напор  любого  агрессора...
Однако,  господин  президент,  я  настоятельно  советовал   бы...   да-да,
настоятельно, не идти на крайности.
     - Что вы называете крайностями?
     Госсекретарь поерзал на стуле, но президент смотрел требовательно,  и
он постарался придать голосу твердость:
     - Мир смотрит не только на нас, но и на них. На русских! Те  тоже  не
хотят отступать. Как и мы. Они и мы  оказались  сейчас  в  такой  позиции,
когда отступить - потерять лицо. И  сейчас  решается  больше,  чем  потеря
нескольких кораблей... или даже обмен ядерными ударами подводных лодок.
     Президент вскрикнул в ужасе:
     - Полагаете, может дойти даже до такого?
     - Да. Они не станут выпускать ядерные ракеты  по  США,  это  было  бы
чересчур... хотя от русских никогда не знаешь, чего ожидать, но я полагаю,
что в самом крайнем случае они могут выпустить  пару  ядерных  зарядов  по
нашему флоту.
     Лоб президента покрылся мелкими бисеринками  пота,  а  те  сливались,
превращались в крупные капли.  На  висках  вздулись  зеленые  вены.  Глаза
впервые за все годы президентства стали испуганными.
     - Что с нашими союзниками?
     - Сегодня, - сказал госсекретарь гробовым голосом, - Англия  передала
по неофициальным каналам, что свои корабли не пошлет.
     Президент воскликнул в ужасе:
     - Черт, неужели даже Англия пятится? Ну, Франция - понятно,  там  еще
со времен де Голля нас не  любят,  могу  понять  еще  и  немцев,  все-таки
полвека назад мы их поставили на колени, но Англия?
     Госсекретарь сказал горько:
     - Боюсь, они побаиваются, что после Байкала мы  объявим  зоной  своих
стратегических интересов и Трафальгарскую площадь.
     Президент стиснул зубы, помолчал, а когда заговорил, голос снова были
сухим и ровным:
     -  Вы  полагаете...  почему  вы  полагаете,  что   может   дойти   до
столкновения?
     Госсекретарь наклонил голову:
     - Наш флот и флот русских в одинаковом  положении.  Теперь  решается,
кто кого переможет. Дело не в силе...
     - Переможет? Что за странное слово?
     - Русское. Оно означает, что дело в силе... но не только в силе.
     - Поясните?
     Вопрос был задан раздраженно, почти с криком, и госсекретарь  пригнул
голову, как от  удара,  заговорил  вкрадчиво,  убеждающе,  ибо  за  слова,
которые вертелись на языке, мог, в самом деле, получить по голове:
     -  Представьте   себе   Шварценеггера,   который   прогуливается   по
центральной улице. Он в  хорошей  форме,  жизнью  доволен,  ему  улыбаются
женщины, на нем костюм от Кардена, ботинки от Ле Монти, а пахнет  от  него
мужественным  лосьоном  Деним.  И  вот  навстречу  прет  пьяный  ниггер...
простите, американец  афро-азиатского  происхождения,  пьяный  в  задницу.
Завидев Шварценеггера, кидается к нему с намерением подраться. Что  делать
Шварценеггеру?
     - Дать по шее, - раздраженно ответил президент.
     - Но нигер порвет на нем костюм, заблюет дорогие ботинки,  а  от  его
грязных лап месяц будешь отмывать уже не Денимом, а  теркой,  что  скребут
коней. Ниггеру же... простите,  американцу  афро-азиатского  происхождения
плевать, что Шварцнеггер тоже порвет ему его тряпки,  облюет  его  ботинки
или то, что он называет ботинками. Это, во-первых...
     Он умолк в нерешительности, президент раздраженно потребовал:
     - Что там на сладкое? Выкладывай.
     - Второе гораздо хуже, - вздохнул госсекретарь. -  Шварцнеггеру  вряд
ли будет слава от такой драчки, а вот американец афро-азиатского...
     Президент прервал:
     - Этот кабинет надежно защищен  от  прослушивания.  А  негры  и  есть
грязные твари, не стесняйтесь.
     - Гм... так вот этот ниггер будет счастлив, подраться с таким героем!
И  уж  выложится  до  последней  капли  крови,   до   последнего   вздоха.
Понимаете?.. Но есть и "во-третьих", а это вообще мрак... Дело в том,  что
в России пошла обратная волна. Мы слишком усиленно насаждали  у  них  секс
вместо любви, цинизм вместо чести... Словом, они пережрали. Теперь блюют и
жаждут не наших сникерсов, а своего соленого огурчика и рассолу.  Русские,
в самом деле, готовы вступить в  бой  и  погибнуть  с  каким-то  дикарским
истерическим  легкомыслием,  которого  не   сможет   понять   американская
цивилизация. Они уже нарываются на драку! Они ищут повод. И если мы его не
дадим... это вы хотели сказать?.. то найдут сами.

     Глава 39

     На одном из островов Полинезии проснулся вулкан. Извержение случилось
ночью, мощное и внезапное. Лавой и пеплом засыпало  две  крупные  деревни,
погибло триста человек, а когда горячим пеплом накрыло еще и два  соседних
острова, то от ожогов и удушья погибло еще около тысячи.
     От  этом  сообщили  газеты,  информация  прошла  по  телевидению.   Я
буквально  видел  как  нормальный  россиянин,  читая  газету,   покачивает
головой, сочувствует, но еще больше соболезнует бездомной собаке, что  вот
уже  второй  год  приходит  на   автобусную   остановку,   ждет   хозяина.
По-настоящему же его взорвет, когда наткнется на сообщение из  зала  суда,
где только что закончилось  слушание  дела  по  поводу  некоего  Мамедова.
Уроженец Дагестана, но не дагестанец,  ибо  нет  такой  национальности:  в
Дагестане живут больше сотни  народов  -  этот  джигит  был  арестован  по
обвинению  в   изнасиловании   пятнадцатилетней   Оли,   дочери   школьной
учительницы.  Суд  однако  оправдал  за  недостатком  улик,  да   и   сами
следователи признались журналисту, что очень трудно провести  грань  между
настоящим изнасилованием и спровоцированным, когда жертва сперва  набьется
на половую св