в
папочку, которую из рук  не  выпускает.  Там,  очевидно,  красуется  мой
портрет в профиль и анфас.
   Подготовились основательно.
   Вопрос  у  меня  возникает  сам  собой.  Когда  только   они   успели
подготовиться? Значит, заранее знали, что я попаду сюда? И вывезти  меня
должна была Таня?
   Я косо посмотрел на нее. Она взгляд поймала и глаза отвела. Мы прошли
одну школу, нас обучали одни и  те  же  преподаватели,  и  мысли  у  нас
движутся в одном направлении. Она все поняла. Значит, так оно и было.
   Но тогда возникает и законный следующий вопрос. С чего вдруг  у  меня
разразился такой сильнейший приступ? И  почему  лекарство,  вместо  того
чтобы помочь - расслабить, сразу "вырубило" меня?
   - Здесь шеф-поваром тоже ты будешь? - с коварной улыбкой спросил я  у
Тани.
   Она отвернулась вместо  ответа.  Значит,  так  оно  и  есть.  Значит,
готовить она так и не научилась, а кормила меня  тем,  что  ей  привезли
грушные кулинары. Что-то там было подмешано. Они  рассчитывали,  что  их
стряпня испугает меня симптомами,  схожими  с  обычным  приступом.  И  я
откажусь от немедленной работы. Приму  лекарство,  и  меня  благополучно
отправят на санаторный режим. А уж подменить пакетик с лекарством  -  на
это у Тани навыков хватит, да и время у нее было.
   Хотя все, может быть, и не так. Может быть, приступ наступил  сам  по
себе. Ну, подумаешь, подменила Таня пакетик с  лекарством.  Пустяк.  Это
для моего  же  спокойствия.  Хотели  меня  "отключить"  и  отправить  до
"свидания" с Таманцем. А в остальном она меня просто  страховала,  чтобы
не случилось с Ангелом в камуфляже никакой неприятности.
   Только зачем меня страховать?
   Чем  таким  особым  я  ценен,  что  меня  следовало   беречь   и   от
фээсбэшников, и от разносортной братвы? Говоря честно,  при  всей  своей
любви к себе единственному - что, впрочем, каждому человеку  свойственно
- я не обладаю достаточным апломбом, чтобы  поверить,  будто  все  копья
ломаются исключительно ради моей персоны. Я отлично знаю таких  же,  как
я, ребят, которых выбросили на нищенскую пенсию, когда кому-то надо было
нашу  армию  развалить.  Выбросили,   растоптав   все   лучшие,   годами
воспитанные чувства и навыки, и забыли про этих людей. Даже кураторы  не
слишком ими интересовались, если интересовались вообще. И они в  отличие
от меня не инвалиды.
   Чем тогда я выделяюсь?
   Своей гражданской профессией? - невольно стал  напрашиваться  вопрос.
Но в этом тоже есть у меня большие сомнения. ГРУ имеет  прекрасный  штат
профессиональных ликвидаторов. И если  им  понадобится  киллер,  они  не
будут воевать за  какого-то  инвалида-отставника.  Они  просто  приказом
пошлют кого-то.
   Ответа на свой вопрос я  не  нашел.  И,  опять  глядя  в  напряженный
затылок Тани, знал, что и она ответа  мне  не  даст.  Но  кто-то  должен
сказать правду.
   Именно для этого, я думаю, меня сюда и привезли.
   Реабилитировать нервную систему...
 
3 
 
   "Уазик" остановился не у корпуса, как  мне  хотелось  бы  -  красивый
корпус с балконами вдоль всех  окон  фасада.  Удобно  на  таком  балконе
загорать на утреннем солнышке, когда жара еще не  изнуряющая  И  балконы
выходят на южную сторону. Сообразил кто-то правильно.
   Мы проехали  сквозь  третьи  ворота  -  между  двумя  рядами  колючей
проволоки, огораживающей нечто. Я вышел из  машины  и  посмотрел  не  на
поленницу березовых дров, приготовленных для работающей исключительно на
электричестве местной бани, а на сопровождающих парней. Автоматы они уже
убрали, пистолеты доставать,  кажется,  не  собирались,  и  вообще  руки
держат так, что не смогли бы защититься, пожелай я  пойти  погулять  без
сопровождающих Чуть не потягиваются...
   Доверяют мне.
   - Приехали, - сказал я и зло, с вызывом пнул поленницу под левый чуть
скособоченный для правдивости изображения угол.
   Дрова  не  посыпались.  Они  никогда   не   посыпятся,   потому   что
вцементированы в монолит. Только передняя стенка сразу же распахнулась и
открыла лестницу в бункер. Можно было бы и не пинать, а просто  надавить
рукой на тот же самый левый угол - эффект был бы аналогичным. Не  думаю,
что сопровождающие надеялись меня удивить - я в такие "поленницы" тысячи
раз  спускался,  но  сами   они   вроде   бы   слегка   удивились   моей
"прозорливости". Еще больше удивились бы, если  бы  я  сообщил  им,  что
представляет собой стоящая неподалеку грязная железнодорожная  цистерна.
Посмотреть издалека - в такой  поставленной  прямо  на  землю  и  жестко
закрепленной цистерне  должен  храниться  запас  топлива  для  резервной
дизельной электростанции. Запас в самом  деле  хранится  в  подобной  же
"консервной банке".  Только  где-нибудь  под  землей  в  противоположной
стороне А здесь расположена караулка. И сейчас  там  спят  свободные  от
постов ребята из охраны - солдаты-спецназовцы. Караулка изнутри  недурно
отделана. Теплоизоляция не пропускает ни жару, ни холод.
   Эта система маскировки была хороша тогда, когда ее разрабатывали, - в
начале  пятидесятых  годов.  А  во  времена  нынешние  для  качественной
маскировки лучше бы просто оставить одни санаторные корпуса, потому  что
любой подземный бункер легко определяется инфракрасной съемкой с военных
спутников. Но приказа строить иначе не было. Потому и строят.
   Армия всегда отличалась консерватизмом.
   - Товарищ майор, - сказал один из сопровождающих Тане, -  вы  пока  в
машине подождите. Мы сейчас вернемся и  вас  до  корпуса  подвезем.  Вам
комнату уже подготовили.
   Не дожидаясь ее ответа и ничего не сказав ей сам, хотя хорошо видел -
она ждет моих обиженных слов, я шагнул  на  бетонную  лестницу,  надеясь
где-то там, глубоко под землей, узнать, чем я так ценен для Службы,  что
из-за  меня  даже  самолет  "Л-200"  зафрахтовали.  А  что  самолет   не
принадлежит ГРУ - это я понял еще во время полета.
   Сопровождающие заспешили за мной.
   Бункер обычный. Я много подобных на  своем  веку  видел.  Они  вообще
бывают в нашей армии только двух типов: жилой и штабной. В жилом бункере
есть одно громадное помещение-казарма для  личного  состава  и  в  самом
конце две комнатки. Одна для командира, вторая оружейная. Штабной бункер
строится по  принципу  железнодорожного  вагона  -  коридор  и  двери  в
кабинеты. Есть, правда, и  бункеры  для  больших  штабов.  Там  кабинеты
располагаются по обе стороны коридора. В реабилитационном центре большой
бункер без надобности.
   Меня  провели  в  стандартный,  остановили  растопыренной  ладонью  и
постучали в неказистую дверь.
   - Войдите, - раздался из кабинета незнакомый голос.
   Признаться, я хотел бы встретиться с кем-то мне известным. И  кому  я
сам буду достаточно известен. С кем-то,  скажем,  кто  воевал  рядом  со
мной. По возрасту и по времени пора бы им уже и в звания выйти. С  таким
человеком мне проще было бы найти общий язык.
   - Товарищ полковник... - начал один из сопровождающих.
   Полковник в  гражданском,  прерывая  доклад,  поднял  ладонь  тем  же
простым жестом, каким меня останавливали у его двери.
   -  Приехали?..  Хорошо.  Вы  свободны.  Мы  с  Алексеем  Викторовичем
поговорим по душам,  а  потом  я  сам  его  в  лечебный  корпус  отведу.
Проверьте комнату, все ли готово.
   - Есть! - рявкнул сопровождающий, щелкнул каблуками и,  развернувшись
строго, словно на тренировочном плацу, вышел, плотно  прикрыв  за  собой
дверь.
   Раньше, насколько я помню, в спецназе не умели так каблуками щелкать.
У нас больше времени уходило на  боевую  подготовку,  чем  на  строевую.
Впрочем,  времена  на  месте  не  стоят.  Сейчас  спецназ  и  на  охране
используется. Тоже новшество. Чего дальше ждать - ума не приложу.
   Полковник смотрит на меня. Я откровенно  и  улыбчиво  им  любуюсь.  С
надеждой разрешить все же свою сакраментальную задачу - что  же  я  есть
такое? Хотелось бы, чтобы получился у нас разговор. Он  моего  возраста,
стройный, подтянутый, спортивный, внешне доброжелательный. И вообще  был
бы красавец-мужчина, если бы не глубокий шрам через все  лицо.  Говорят,
мужчину шрамы украшают. Трудно с таким утверждением  согласиться,  глядя
на полковника.
   - Садитесь, товарищ капитан.
   - Я так давно в инвалидах хожу, что забыл  уже  про  свое  звание,  -
привычно  начал  было  я  ломать  комедию.   Приобретенное   гражданское
поведение плюс естественное в моем положении чувство противоречия.
   - Перестаньте, - не сказал, а приказал полковник  довольно  жестко  и
бесцеремонно. -  Такие,  как  вы,  инвалиды  могут  всю  страну  на  уши
поставить. Уже, можно сказать, поставили. Не знаю уж, в скольких городах
России розыскники различных структур ищут ваши следы...  Садитесь.  Я  -
полковник Мочилов.  Для  простоты  общения  можно  называть  меня  Юрием
Петровичем. У нас с вами интересный разговор будет. Хотелось  бы,  чтобы
он получился долгим, но это зависит от вас...
   Мочилов... Какая хорошая фамилия для киллера!
   - А я думал, все от  вас  зависит...  -  удивился  я,  страиваясь  на
стандартном  канцелярском  стуле,   произведенном   деревообрабатывающей
промышленностью лет сорок назад. Жестко, зато надежно -  не  рассыплется
под тобой.
   Оппонент смотрит на меня прямо. Я умею такие взгляды  выдерживать  не
смущаясь.
   - Что с вами происходит? - спросил он.
   -  Ничего  особенного,  Юрий  Петрович,  ничего  особенного...   Живу
потихоньку, как все...
   Он не обратил внимания на мои слова, словно  не  для  него  они  были
произнесены.
   -  Как  угораздило  вас  киллером  стать?  Только   без   виляний   -
расскажите... Вспомните, что  вы  были  боевым  офицером.  И  расскажите
прямо. Как в армии.
   - Как в армии, товарищ полковник, не получится. Потому  что  я  почти
забыл,  что  это  такое.  Честно  говоря,   сегодня   испытал   приятные
ностальгические чувства, когда вот этот  бункер  увидел.  Вспомнить  мне
есть что. Но это мимолетное. А в целом жизнь моя уже иначе устроена. Без
этих бункеров, без обращения по званию  и  без  стойки  "смирно".  Кроме
того,  я  давно  отвык   молча   переносить   манеру   некоторых   людей
разговаривать со мной, как с мальчиком. Перерос я в себе самом  уважение
к армейской субординации.
   И я посмотрел на него выразительно.
   Полковник не дурак. Он понял. Как и с Таней, мы с ним тоже  проходили
одну психологическую школу. И умеем улавливать одинаковые  вибрации.  Но
он не пожелал подстроиться под мой уровень мышления. Армия сидит  в  нем
слишком прочно, и три большие звездочки на погонах, даже  при  том,  что
сейчас полковник в гражданском, заставляют плечи держать выше и  шире  -
перед каким-то инвалидом-капитаном  особенно.  От  начальственного  тона
избавиться и стать в  одночасье  интеллигентом  дано  не  каждому,  даже
профессиональному военному разведчику. Для этого следует еще и  характер
иметь иной.
   - Вас что, нужда заставила стать наемным убийцей?
   - "Наемный убийца" - это звучит патетически. Не находите?  Словно  вы
воспитываете меня...
   - Именно это я и пытаюсь сделать.
   - Напрасно.  Я  уже  сам  под  влиянием  внешних  обстоятельств  себя
воспитал. И влился  в  сегодняшнюю  жизнь  полноценным  членом  социума.
Заметьте, Юрий Петрович, это не трудно - в  сегодняшнем  нашем  обществе
киллер стал единицей более обычной,  чем,  скажем,  был  когда-то  Герой
Социалистического Труда, работяга с какого-то завода.
   - Не философствуйте...
   - Если мне нравится философствовать, я буду философствовать. И  никто
мне это не запретит. Потому что я -  есмь  я.  Вот  такой,  какой  есть.
Обученный за счет государства высококвалифицированный убийца.
   - Вы уверены, что не забываетесь? - Кажется, я начал понемногу ломать
апломб полковника. Он занервничал, а  это  значит,  что  теряет  в  себе
уверенность. Если так пойдет дальше, я его переиграю.
   - Абсолютно. Я не вижу за вами морального права меня воспитывать. Да,
я киллер. Ну и что?
   Полковнику хотелось бы стукнуть кулаком по столу-я заметил это, но он
не решился. Или просто понимает, что тогда разговора у нас не получится.
А ему этот разговор, кажется, очень важен.  Так  же  важен,  как  и  мне
самому.
   - Вы забываете, что я могу в любой момент приказать арестовать вас  и
передать правоохранительным органам. И милиция, и ФСБ давно на вас  зубы
точат. И будут рады. Пока вас спасает только принадлежность к Службе...
   У меня по  спине  опять  пробежал  мороз.  Не  от  испуга  -  никогда
полковник своей угрозы не выполнит. Если  человек  виноват  и  не  нужен
Службе  -  она  не  будет  его   защищать.   А   меня   защищали,   меня
подстраховывали, меня берегли. Вывод - очень я им нужен. И я осознал это
явственно, как озарение на меня снизошло. Чем-то я очень и очень  ценен,
хотя представления не имею - чем именно.
   - Вы же сами предлагали не валять дурака. Давайте -  не  будем.  Меня
достаточно  хорошо  готовили  когда-то,  чтобы   я   сумел   качественно
просчитать сложившуюся ситуацию. Выдавать меня следственным органам не в
ваших интересах.
   - Почему? - По глазам полковника я понял, что это и есть главный  для
него вопрос.
   - Я для этого и приехал к вам сюда, чтобы спросить -  почему?  У  вас
спросить... Почему ФСБ, вместо того чтобы арестовать  киллера,  усиленно
занимается  тем,  чтобы  заставить  определенные  круги  вынудить  этого
киллера совершить очередную акцию. Я и это просчитал - если  бы  ФСБ  не
создавала условия, в убийстве Таманца не было бы никакой надобности.  Но
почему ГРУ покрывает, страхует и вытаскивает своего бывшего сотрудника -
это совсем непонятно. Не самого информированного, не самого знаменитого,
не самого отмеченного заслуженными правительственными наградами. Почему?
   - Ну, во-первых, вы не сами приехали, а вас доставили под  охраной...
- И он посмотрел на меня, как сам, должно быть, подумал, очень хитро. Но
это ему только показалось.
   Меня так и подмывало рассказать полковнику, где бы  он  сейчас  искал
свою охрану,  но  я  -  воспитанный  в  грушных  традициях  -  предпочел
промолчать.  Ни  к  чему  предупреждать  заранее,  что  я   человек   не
стеснительный. Если противник предупрежден - он вооружен.
   - Во-вторых, - продолжил  полковник,  довольный  тем,  что,  как  ему
показалось, поставил меня на место, - эти самые вопросы мы хотели задать
вам.
   Чуть в другой интерпретации, но суть от этого  не  меняется.  Почему?
Почему вы понадобились ФСБ? Что вы такое знаете, чего не знаем мы  и  не
знают они, но горят желанием узнать?
   - Не могу предположить.  Но  понадобился  не  только  я,  они  плотно
обложили и Пулатова.
   - Мы в курсе. Именно это и  навело  нас  на  след,  по  которому  мне
хотелось бы пройти вместе с вами. Но Пулатов  куда-то  вдруг  исчез.  Он
участвовал в проведении "подставы" - мы прикрывали вас и создавали у ФСБ
впечатление, что вы  находитесь  в  Москве.  Нам  даже  пришлось  срочно
отозвать из Белграда сотрудника, имеющего внешнее сходство с  вами.  Его
ФСБ и "вела" по московским вокзалам.
   Все-таки я сломал Мочилова! Совсем другим языком заговорил. И утратил
свой командирский тон. Так и надо было  начинать.  Может  быть,  уже  до
чего-то  договорились  бы.  Такую  манеру  общения  -  партнерскую  -  я
принимаю.
   - Я звонил Пулатову по этому поводу. Просил сделать имитацию встречи.
   - Я знаю. Мы с Пулатовым поддерживали  постоянную  связь  посредством
сотового телефона закрытого канала. ФСБ этот телефон  контролировать  не
могла. Пулатов сообщил нам о вашем звонке. И мы поддержали.  Но  сам  он
исчез во время акции "прикрытия".  Как  в  воздухе  испарился.  Хотя  по
логике должен был бы продолжать поддерживать с нами связь.
   - Интересно. Может быть, ФСБ... "Повязали"?..
   - Мы проверяли по  своим  каналам.  У  них  нет  причины  задерживать
Пулатова.  Это  вы  себя  так  удобно  для   них   готовили.   Пулатова,
единственно, могли в вытрезвитель забрать. Пару раз забирали, но он  там
устраивал такие  "показательные  выступления",  что  теперь  все  машины
вытрезвителя в Электростали, только его завидят, сразу дают задний  ход.
Нет. ФСБ тоже его ищет. И они обеспокоены случившимся.
   - Каким образом вы  можете  их  контролировать?  -  незаметно  я  сам
перешел на манеру допроса.
   - Капитан Пулатов был  вооружен,  -  докладывал  мне  полковник,  как
подчиненному, - и наверняка  не  сдался  бы  без  сопротивления.  Захват
сотрудника такого уровня обязательно прошел бы  с  потерями  со  стороны
ФСБ. Он был готов к такому  варианту  и  человека  три-четыре  наверняка
уложил  бы.  В  ФСБ,  исключая  подразделение  "А"   и   "Вымпел",   нет
специалистов, способных безболезненно для себя  захватить  Пулатова.  Но
отдел, занимающийся вашим делом, по нашим данным,  почему-то  близко  не
подпускает  коллег  из  смежных  отделов.  Сильно   засекречивают   свою
деятельность.  Нам  известно,  что  потерь  они  не  понесли.  Мы  имеем
возможность контролировать их медицинские учреждения. С Курского вокзала
капитан Пулатов уехал в Электросталь, домой - все  "хвосты"  остались  в
Москве, и он чувствовал себя спокойно. Через полчаса  вышел  из  дома  и
пропал...
   - Без следа?
   - Без следа. Сотовый телефон, который он  должен  постоянно  с  собой
носить, не отвечает. У Пулатова осталось только три кодировочных  диска.
Каждый по минуте разговора. Возможно, он их бережет. По этой же  причине
мы пока не звоним ему. Прошли только сутки. Еще дня два потерпим,  потом
будем звонить.
   - Какая-то случайность? Уголовники? Авария? - продолжал я "допрос"  в
манере  требовательного   следака.   Полковник   Мочилов   этому   молча
подчинился.
   - Был бы след. Мы проверяли данные милиции.
   - Каким образом? Делали запрос?
   - Ну, до этого мы еще не опустились. У нас сейчас при  дешифровальном
отделе работает группа хакеров. Проследить милицейские компьютеры  можно
без проблем. У них нет надежной системы защиты и стоящих спецов.
   - Кто последняя так называемая жена Пулатова? Не пытались ее найти?
   - Он с ней месяц назад расстался.
   - И не завел еще новой? - Хорошо зная Виталия, я искренне удивился.
   - Пока нет. - По голосу полковника и по поднятым бровям я понял,  что
он капитана тоже знает хорошо.
   - Найдется. Такие люди не пропадают, как какие-нибудь уличные  бомжи.
Обязательно найдется. Надо через телефонную станцию  проверить  все  его
последние звонки. От него и к нему.
   - ФСБ все звонки прослушивала.
   - Они проверяют по-своему, вы проверьте по-своему...  Он  должен  был
оставить зацепку.
   - Ладно. Хотелось бы, конечно, посадить вас с капитаном Пулатовым  за
один стол и откровенно поговорить. Но пока это невозможно. Придется  нам
разговаривать вдвоем.
   - О том же?
   - О том же. Что вы подозреваете? Я посмотрел на него прямо.
   - Нет. Так не годится. Мне нужна зацепка. У меня была мысль, что  ФСБ
хочет использовать меня как киллера, вынудив обстоятельствами.  А  потом
ликвидировать и свалить всю вину на ГРУ.
   - Тогда при чем здесь  Пулатов?  Нет,  тут  другое...  Есть  для  вас
зацепка. Очень интересная. Если это как раз то, что интересует  ФСБ,  то
игра стоит  свеч.  И  тогда  понятен  риск,  на  который  пошел  генерал
Легкоступов, организуя убийство Таманца.
   - Что за зацепка?
   - Александр Иванович Радян. Это имя вам что-то говорит?
   Чуть не минуту помолчав, я откинулся  на  спинку  стула.  Одно  такое
долгое молчание яснее ясного обрисовало  ситуацию  полковнику.  Это  имя
очень  много  мне  говорило,  хотя  не  настолько,  чтобы  впечатлить  и
заставить понять ситуацию. Я не увидел  прямой  связи  между  Радяном  и
интересом ФСБ к моей персоне и персоне капитана Пулатова.
   Понятнее вопрос не стал.
   - Профессор Радян? Где он сейчас?
   - В восемьдесят шестом году он поехал отдыхать в  Пицунду.  В  отпуск
поехал, по путевке. В санаторий Министерства обороны.  Объявился  уже  в
Италии.  Там  он  обратился  к  американскому  консулу  с   просьбой