Страницы: -
1 -
2 -
3 -
4 -
5 -
6 -
7 -
8 -
9 -
10 -
11 -
12 -
13 -
14 -
15 -
16 -
17 -
18 -
19 -
20 -
21 -
22 -
23 -
24 -
25 -
26 -
27 -
28 -
29 -
30 -
31 -
32 -
33 -
34 -
ю в совершении преступления.
- Какого преступления?! - завопил он, сплевывая ворсинку от ковра,
которая забилась ему в рот.
- Убийства гражданина Глушко.
- Тронулись, - как диагноз заключил Арнольд.
- В вашем офисе и на квартире будет произведен обыск. Вот постановление.
- Оперативник из "убойного" отдела продемонстрировал постановление о
производстве обыска.
- Валяйте. Производите. Вам дороже станет, - пообещал Арнольд...
При обыске ничего интересного не нашли, за исключением пятнадцати тысяч
долларов, затерявшихся в одном из сейфов. Происхождение их объяснить никто
не смог, но было нетрудно догадаться, что просто кто-то из оптовиков
расплатился наличкой за партию сигарет и эти деньги не успели отправить на
отмывку.
- Откуда мелочишка? - спросил Ушаков.
- Понятия не имею, - ответил вызывающе Арнольд.
- В доход государства пойдет.
- Я не знаю, откуда деньги, - напористо произнес Арнольд, и было видно,
как ему хотелось по офицерской привычке, как когда-то перед строем, вставить
что-нибудь вроде "для тупых индивидуально повторяю", но он сдержался.
После обыска Арнольда доставили в УВД. В кабинете начальника уголовного
розыска за него взялась сработавшаяся пара - Ушаков и его заместитель.
- Вы хоть понимаете, что делаете? - не теряя вызывающего нахальства,
поинтересовался Арнольд.
- Невиновного человека тираним, - усмехнулся Гринев.
- Вы себя на посмешище выставляете. Завтра вся Россия узнает, что менты
настолько офигели, что человека обвиняют в том, будто он заказал собственное
убийство.
- Да ты не собственное убийство заказал, Арнольд. Ты заказал убийство
Глушака, - произнес с расстановкой Ушаков.
- Да? А вы не слышали, часом, что и мне пуля досталась?
- Читали в газете.
- А вы не читали в газете, что я едва не подох? Что меня в реанимации
выхаживали? И в Германию увезли, потому что полесские эскулапы крест на мне
поставили.
- Слышали.
- Вот и получается, что я нанял киллера, чтобы он загасил меня самого, ну
и попутно Глушака.
- Нет, все не так было. - Ушаков приблизился к Арнольду, сел напротив
него на стул, уставился прямо в глаза. Арнольд, слегка ухмыляясь, несколько
секунд выдерживал взгляд, но потом опустил глаза.
- Ты нанял киллера, чтобы он убрал Глушака, когда понял, что твой старый
друг вышел на след уплывших пяти миллионов долларов, собранных у "особо
бедствующих" горожан, - начал излагать свою версию этой истории Ушаков; -
Вот только Глушак допустил роковую ошибку. Он подумал, что всех обул Плут.
Действительно, тот как нельзя лучше подходил на такую роль. Он всю жизнь
всех надувал, интриговал и мог обмануть мать родную, не то что бывших
компаньонов и друзей. А деньги увел ты, Арнольд. Ты, и никто другой. И после
звонка Глушко ты прикинул, что лучше случая не представится - тсиллер якобы
покушается на вас обоих. Только Глушаку он вгоняет пулю куда надо, чтобы тот
склеил ласты с гарантией. А тебе пуля достанется так, щадяще - вскользь.
Ради таких денег чего не пострадать.
- Вскользь, - скривился Арнольд, взявшись за грудь.
- Ну, не все получилось. Ты переоценил исполнителя... А знаешь, он ведь
не случайно тебе прямо в грудину пулю всадил. Ты же все время думал, что у
него рука дрогнула. А у него не дрогнула.
- Почему? - вдруг помертвелыми губами произнес Арнольд, в глазах его
полыхнул дремавший где-то очень глубоко в ожидании своего часа ужас.
- Да потому что он слетел с катушек. Начав стрелять, он не мог
остановиться. И сгоряча рубанул и тебя... Так же через месяц после этих
событий он застрелил своего приятеля, потому что не смог сдержаться. Ты
нашел конченого психопата в исполнители. А с психами дело могут иметь только
такие же психи. Ты к таковым не относишься. Ты слишком хладнокровен. Слишком
умен. Ты не псих, Арнольд.
- Вот спасибо.
- Ты просто чудовище...
Арнольд стиснул ладони вместе, чтобы не было видно, как дрожат руки.
Начальник уголовного розыска ощущал - в душе бизнесмена сейчас идет работа.
Неожиданно разговор о Пробитом сделал брешь в его броне, вскрыл какой-то
душевный нарыв. Еще секунду, и чаша перевесит. И Колпашин расколется.
- Не молчи, Арнольд. Ты не сможешь жить со всем этим. Тебе пора
рассказывать все, - подтолкнул его Ушаков.
Арнольд посмотрел на него. И начальник уголовного розыска увидел в его
глазах нечто странное. Взор у бизнесмена не подавленный, не напуганный. Он
стал каким-то потусторонним. Страшноватый взор человека, у которого
установились слишком тесные отношения со смертью, который побывал у нее в
гостях.
Арнольд еще сильнее стиснул ладони. Потом прислонился затылком к
выкрашенной в белый цвет стене, пустыми глазами смотря в потолок. И вдруг
зашипел, как от боли, будто положил ладонь на раскаленную плитку.
А потом с мертвенным спокойствием произнес:
- Господи, чтобы наговорить мне такую чушь, вы разнесли мой офис...
- Признаваться надо, Арнольд, - произнес Ушаков, понявший уже, что момент
упущен и что клиент, похоже, решил стоять на своем до последнего.
- Нет, товарищи околоточные! Не надо! Потому что не в чем!
- Вся беда твоя в том, что мы взяли исполнителя, - сказал начальник
уголовного розыска. - И он сейчас кается. И будет каяться дальше. Так что
получишь ты за все и по максимуму.
- Не выйдет у вас ничего. - Арнольд жестяно рассмеялся. - Вы только
страшные сказки горазды рассказывать. Притом сами в них не верите.
- Все выйдет, уверенно произнес Ушаков...
Начальник уголовного розыска блефовал. Пробитый, может, и давал бы
признательные показания, потому что, как все закусившие удила и летящие
вперед сломя голову психи, которых вдруг тормозят, обязательно сломался бы и
сдал заказчика. Так бы и было. Вот только одно плохо. В реанимации Пробитый
протянул всего час. Естественно, о том, чтобы допросить его на протокол, не
было и речи. Свои показания он забрал в могилу.
Глава 21
ЛЬГОТЫ НА СМЕРТЬ
Свет из-под абажура настольной лампы желтым пятном падал на стол. Ушаков
поморщился - виски опять болели. Уже поздно - двенадцатый час. Но идти домой
не хотелось. А хотелось сидеть здесь, застыть, забыв о времени.
Он открыл ящик, достал папку с материалами по оперативному делу
"Сигаретчики". И снова, в который раз, начал раскладывать пасьянс. Слева -
подозреваемые. Справа - жертвы. Живые и мертвые... И опять расклад был
немножко другим, чем в прошлый раз...
Когда перекочевывали из живых в мертвые одни "карты", Ушаков испытывал
сожаление. Когда отправлялись на тот свет другие, он испытывал
удовлетворение, поскольку на этом свете подобным мерзавцам не место.
Но с каждой очередной смертью он ощущал дуновение потустороннего холода.
Как тогда, выйдя из комы и узнав, что произошло в колонии-поселении в
Олянино.
- Зона, - вслух произнес Ушаков, и его негромкий голос в тиши кабинета
прозвучал чужим. - Обычная зона.
Да, там, в Олянино, была зона - колония-поселение. Тут, в Полесске, -
свободная экономическая зона. И в обоих этих зонах гуляла смерть. В первой
она дурманила головы убийц наркотическим опьянением, раствор опия распахнул
ей, костлявой, широко ворота в тот дальний поселок. Во второй смерть
спускается на крыльях похожего, почти наркотического кайфа - кайфа от
огромных шальных денег. Свободная экономическая зона! Молочные реки,
кисельные берега. Кажется, воткни здесь палку в асфальт, и она зацветет
баксами. Здесь слишком плодородная для баксов земля. Квоты, границы, через
которые потоком идет контрабанда, неисчислимые льготы - вот те удобрения, от
которых баксы растут, набирают вес и объем. Надо только уметь собирать
урожай и кидать его в закрома - на западные счета. И нужно успевать
поворачиваться быстрее других, потому что желающих много... Льготные квоты.
Льготная растаможка. Льготные цены. Льготная смерть.
Ушаков положил перед собой фотографию Арнольда Колпашина и задумчиво
посмотрел на нее. А куда положить ее? К живым? Или к мертвым?
Арнольда продержали в изоляторе временного содержания УВД десять суток.
Еще пару раз Ушаков беседовал с ним, но без особого толку. Табачник уперся.
- Неужели вы не понимаете, что я не буду писать явку с повинной? Не буду
биться головой о стену и кричать - виноват, люди, судите... Вы не понимаете
этого? - Улыбка у Арнольда была какая-то каменная, глаза пустые.
- Почему? - поинтересовался Ушаков.
- А потому, что я уже побывал на том свете. А после этого люди меняются.
Начальник уголовного розыска кивнул. Он отлично знал это по себе.
- И мне ваши угрозы не страшны. А ваши увещевания просто смешны... Мне
вообще плевать на вас.
- Так все равно мы тебе все докажем, - вяло давил на него Ушаков,
понимая, что все без толку.
- Ничего вы не докажете. Потому что у меня деньги. А у вас ничего, кроме
дурного желания меня посадить.
- Не обольщайся. И не с такими деньгами за спиной сажали. Не тебе чета
люди были.
- Поглядим.
Вот и поглядели. Через трое суток районный прокурор посчитал, что
основания для дальнейшего задержания гражданина Колпашина не усматривается.
- Хотя бы на десять суток продли! - сказал Гринев надзирающему прокурору.
- Ты же нас под корень рубишь.
- Валентин Михайлович, а законные основания есть? - спросил строго
прокурор, из молодых, любящих поговорить про верховенство закона.
- Есть информация. Мы знаем, что это он.
- Информация где? В деле?
- В оперативном деле.
- А это не считается.
- Понятно. Убийца на воле, а мы в грязи, - произнес язвительно Гринев. -
И никому, кроме уголовного розыска, ничего не нужно... Да вы с ними одним
миром мазаны.
- Что вы говорите? Я ведь тоже долг выполняю на своем месте, - возмутился
прокурор.
- Да на каком ты месте? - не выдержал Гринев. - Ты еще в детсаду был,
когда я убийц голыми руками брал! А сейчас вы все умные такие! Щенок!..
Через областного прокурора Ушакову удалось добиться, чтобы Арнольду
продлили срок содержания в изоляторе до десяти суток.
Прокуратуру тоже можно было понять. Исполнитель убийств мертв. На
заказчика нет ничего, кроме признания умирающего Пробитого, да и то не
подшитого к делу. По поручению через Интерпол немцы работают, чтобы вскрыть,
куда делись те пять миллионов, но получается это плоховато, тем более вину
Колпашинав в этом доказать тяжело. И выходит, что он чист...
Так Арнольд и сказал, когда его выпускали по истечении десяти суток:
- Чист я перед законом.
В нем горело темное ликование. Издевательски смотря на начальника
уголовного розыска, к которому его привели на разговор, он осведомился:
- И чья взяла?
- Твоя взяла, - развел руками Ушаков.
- Поймите, я не хитрый. Просто я не виноватый. - В глазах Арнольда была
насмешка, ему хотелось поизмываться. - Но все равно, приятно было с вами
пообщаться. Вы занимательный человек. Осколок прошлого.
- Да нет, Арнольд. За нами будущее. Это у вас, нуворишей, будущего нет. А
здесь Россия. И по-вашему никогда не будет.
- Нашли нувориша, - хмыкнул Арнольд. - Кстати, мои адвокаты заявление в
суд написали. Незаконное задержание. И все такое. Так что отвечать придется.
- Ответим, - кивнул Ушаков. - За все ответим. Только ты рано радуешься,
Арнольд. Уже весь город знает, куда пять миллионов делись. И кто облапошил
всех.
Победная улыбка стала сползать с лица Арнольда.
- Ты считаешь, конечно, что сможешь отбрехаться, доказать, что все это не
так, что не ты людей по миру пустил... Только не сможешь. Поскольку я
кое-кому представил убедительные доказательства... Так что у тебя будет
множество проблем помимо того, чтобы судиться с УВД.
- Это... Это же беспредел... Ты чего... Вот суки, - покачал Арнольд
головой. - Вот менты клятые!
- Я бы на твоем месте все-таки задержался еще в тюрьме. Признался бы в
каком-нибудь преступлении на выбор. Посидел бы в комфортабельной камере. Тут
тебя не достанут.
- Ну, сочтемся когда-нибудь, - произнес Арнольд, с ненавистью глядя на
Ушакова.
- Ты знаешь, сколько я этих глупостей слышал... Ну что, поколешься на
что-нибудь? Чисто символически - на пару лет лишения свободы.
- Да пошли вы все!
- Ну, тогда скатертью дорога, Арнольд. Тяжело придется - приходи. Мы
поможем. Мы обязаны гражданам помогать...
Глава 22
СЕМЕЙНЫЕ СЦЕНЫ
- Это все-таки ты... ты... - Лена всхлипнула. Она сидела на диване в
просторной, метров шестидесяти, гостиной - когда делали евроремонт, сломали
перегородки между тремя комнатами и теперь здесь можно было устраивать
танцы. Помещение было выполнено в пастельных тонах, только ярко-красные
диван и кресло били по глазам и сейчас напоминали Лене освежеванные туши.
- Что я? - спросил Арнольд. Он был бледен.
- Ты заказал Глушака... Ты, Арнольд. - Она посмотрела на него с болью, в
ее глазах блестели слезы.
- Кто тебе эту дурь внушил? - спросил он жестко.
- Да об этом все говорят.
- Сплетни это, понимаешь! - крикнул он, проваливаясь в глубокое кресло. -
Ментам надо было на кого-то повесить это дело. Решили повесить на меня. И
теперь они, а не я в полной заднице. У них ничего не получилось!
- Ты же врешь, Арнольд. Ты врешь. - Она зябко обняла свои плечи. Ее
трясло.
- Как же вы все остохренели! Ты еще будешь мне мозги полоскать!
- Как же так?.. Что же с вами делается? Вы же друзья были.
- Что? Друзья? - Он засмеялся. - Нет, вы послушайте ее. Друзья!.. Не было
у меня друзей. Был самообман, что они есть. Нужно прожить больше трех
десятков лет, чтобы понять, кто такие старые друзья. Предатели, завистники.
Однажды они начинают относиться к тебе как к лоху, в карман которого неплохо
бы лазить, как в собственный. А на все твои возражения отвечают: мы же
друзья...
Он ударил себя кулаком по колену:
- Все это чепуха! Глушак был редкий ублюдок, которому самое место на том
свете!
- Ты не должен был. Не должен...
- Не должен? Он был кретин. Непроходимый кретин... Бешеный. Я думал, он
мне вцепится зубами в глотку, когда налетел тогда в офисе из-за тех двух фур
сигарет... Предположим, только предположим, что я заказал его... Ну и что?
Он не заслужил этого? Он сто раз заслужил худшего. Понимаешь, худшего.
- Что же вы делаете? - ежась еще сильнее, негромко произнесла Лена.
- Что делаем? Деньги делаем. Понимаешь. Деньги. Из пустоты. Из воздуха.
Из ничего. Деньги. Деньги большие . И тут не место для сентиментальных дур!
- Боже мой! - Ей становилось все холоднее, будто все вокруг покрылось
коркой льда. Слова его падали на ее душу тяжело, отзываясь почти физической
болью.
- Вот что, Лена. Ты с Викой, помнится, собиралась на отдых. Так езжай. И
побыстрее...
- Арнольд... - Она подняла на него наполненные страданием глаза.
У нее будто почва уходила из-под ног. Ей казалось, что между ними росла
холодная стена. А еще казалось, что это вовсе не тот человек, которого она
знала не первый десяток лет, которого любила, которому многое прощала и за
которым готова была идти на край света. Или она просто не знала его, или он
так изменился...
- Ну что, что ты так смотришь? Осуждаешь, да? Посмотри на себя -
воплощенная укоризна... Ты же дура, Лена... Ты дура. Ты хоть сама подумай,
чего ты от меня хочешь... Хочешь, чтобы я раскаялся, посыпал голову пеплом?
После того, по каким счетам заплачено за все...
Она не ответила, отвела глаза.
- Не бывать этому! Я был прав, - наигранно бодро воскликнул он. - Прав.
Во всем.
- Тебя убьют, Арнольд. Они тебя убьют. Тебе не простят...
- Меня убьют? - саркастически осведомился он. - Ты серьезно? Да мне на
охрану все скинутся, чтобы волосок с головы не упал. Потому что они считают,
будто мне известно, где эти пять миллионов. Так что за свою
неприкосновенность я спокоен... А там - выкрутимся... Обязательно
выкрутимся, - как заклинание повторял он.
Следующим вечером Лена с Викой улетели в Москву. Переночевав в гостинице
"Россия", утром они были в Шереметьево-2.
Началась предполетная суета - очередь перед таможенной зоной, очередь
перед линией, за которой начинались будки со строгими пограничницами. А
дальше - свободная зона с магазинами "дьюти-фри" - уже и не Россия, и еще не
Запад, в здании аэропорта. Там шатались по коридору, нервно расслаблялись на
черных мягких сиденьях, приценивались к товарам во множестве магазинчиков,
пили кофе и ели бутерброды дети разных народов - китайцы, малайцы,
европейцы, коротающие время перед тем, как самолеты поглотят их и разнесут в
разные концы земного шара, связывая нитками самые отдаленные точки,
уничтожая магию больших расстояний и прозаично сужая для людей Землю до
размеров школьного глобуса.
- Амстердам. Рейс 229. Седьмой вход, - прочитала Вика появившуюся на
табло надпись. - Направо, подруга.
Здесь уже начала выстраиваться очередь из надутых европейцев, россиян,
неустанно с чувством превосходства трепящихся и здесь по сотовым, раздавая
какие-то указания.
- Прорвались, - передохнула наконец Вика, когда они прошли через
металлическую "кишку", попали в "Боинг" и устроились в своих креслах.
- Пошел на взлет мой самолет, - вспомнила Лена какую-то давно забытую
песню.
"Боинг" вздрогнул. Заработали турбины. Самолет вырулил на взлетную
полосу, разогнался и устремился в небо.
Скоро он приземлится в аэропорту Амстердам. Потом пересадка на самолет
компании "КЛМ" и дальше "Ян Смит" - аэропорт Йоханнесбурга. Вся дорога
занимает пятнадцать часов.
Наконец самолет набрал высоту. Погасли таблички "не курить" и
"пристегнуть ремни".
- Что такая задумчивая, подруга? - спросила Вика. - Отдыхать, а не
работать едем.
- Отдыхать, - усмехнулась Лена.
- Опять ты за свое. - Вика отщелкнула ремень.
- Его убьют, - произнесла Лена, глядя в иллюминатор.
- Арнольда? - Вика покачала головой. - Он выкрутится. Такие всегда
выкручиваются, подруга...
- Вик, я любила его всегда. Еще со школы. Понимаешь, любила. А сейчас
что-то перегорело. Я не могу...
- Ну ты, гимназистка, и понятиями живешь. Любит - не любит. Ты еще на
ромашке погадай... Ерунда все это...
- Его убьют, - повторила она.
Глава 23
БУМЕРАНГ
Для Арнольда настали нелегкие времена. Он лихо доказал свою невиновность
следствию. Только вот пострадавшим от его аферы доказать ничего не мог. А
учитывая, что люди пострадали крутые, способные решать свои проблемы самыми
различными методами, большей частью грубыми и незаконными, Арнольд принял
ряд предосторожностей. Теперь он ни на минуту не расставался с четырьмя
здоровяками из частного охранного предприятия, по городу передвигался на
двух машинах и завидовал Шамилю, отгороженному от мира броней "Мерседеса".
Больше всего Арнольд боялся похищения. Кинут куда-нибудь в подвал и будут
гладить паяльной лампой, пока не выбьют все. За свою жизнь боялся меньше -
ведь он теперь был носителем номеров банковских счетов, на которые были
перекинуты те пять миллионов.
Никто не верил, что Арнольд в одиночку провернул эту аферу. И тем не
менее он действовал в одиночку, на свой страх и риск, потому что ни с кем не
собирался делиться.
Пять миллионов. Отличный куш. Сладкий кусок пирога.
По выходе из застенков в первый же день он напился. Но, зная, что времени
на душевные терзания ему не отпущено, он быстро взял себя в руки. И готов
был биться, действовать.
Да, он бы