е будут иметь дела.
   - Да? Ты мне угрожаешь? Нехорошо, Иосик. Это тебе не идет.
   - Деньги там не только мои, но и братвы. - Иосик говорил, видя,  что  его
нервная речь разбивается о спокойствие Альгиса, как вода о  мол.  -  Знаешь,
там люди  нервные,  по  тюрьмам  сидели.  -  Он  выразительно  покосился  на
Пробитого, который, слегка улыбаясь, с интересом наблюдал за  концертом,  не
считая нужным встревать в разговор.
   Иосик елозил на стуле все сильнее, на него было жалко смотреть.
   - Пойми, Иосик, жизнь такая, - теперь уже неприкрыто издевался Альгис.  -
Тяжелая жизнь. А кому ныне легко...
   - Вот слушаю я все это, - наконец подал голос Пробитый, -  и  блевать  от
вашего гнилого базара хочется... Прямо на ваши белые костюмы.
   - Что? - приподнял бровь Альгис.
   - Чего, кинул безобидного  еврея  и  доволен...  А  ведь  бабки  отдавать
придется.
   - Не понял? - хмурясь, уставился на него Альгис.
   - Все ты понял. А если не понял, то у тебя будет время понять. Это тебе я
говорю.
   - Что, из авторитетов? - усмехнулся Альгис.
   - Все, Иосик, допивай пиво. Поехали, - не обращая больше  на  собеседника
никакого внимания, велел Пробитый. - У них через два дня счетчик включается.
   - Так ты тоже не на лохов  наехал,  парень,  -  кинул  Пробитому  Альгис,
задетый за живое. Он чувствовал, что моментально поменялся ролями  -  теперь
он что-то вынужден объяснять,  а  этот  тип  с  мордой  закоренелого  убийцы
обращал на него внимания не больше, чем на мебель.
   Пробитый только махнул рукой и допил пиво.
   - Пошли.
   - Ты сначала послушай, - ударил по столу кулаком Альгис, так что  тарелки
подпрыгнули, а глаза его налились кровью. - От  свиньи  хвост  ты  со  своим
лохом получишь! Потому что мы не дешевки какие!
   - Правда? - деланно удивился Пробитый.
   - Правда. Ты кто? Ты хрен с бугра! Хоть и харя у тебя страшная. Мы  воров
на хер посылали. Не то что отморозков дешевых. Понятно?
   Пробитый видел, как "торпеды" напряглись.
   - Ты знаешь, кого обидел? - осведомился Пробитый, тяжелым взглядом  будто
пригибая Альгиса к столу. - Ты Пробитого обидел. А это приговор.
   - Да пошел ты...
   Пробитый пожал плечами. Взял с тарелки перед собой ломоть брынзы, откусил
от него кусочек. И неожиданно резко швырнул тарелку в  одного  из  "торпед",
тот отпрянул, а Пробитый легко вскочил.
   Зеркало - столько раз перед ним тренировался Пробитый, учась  выхватывать
пистолет из кобуры, из-за пояса. Он имел видеотеку из пары  сотен  боевиков.
Смотрел  их  не  столько  из-за  увлекательного  сюжета.  Да,   он   учился.
Высматривал подходящие приемы - не все боевики как корейские, где бесполезно
лупят друг друга по морде.  Кое-что  можно  применить  на  практике.  Тяжело
сделать первое движение.  А  потом  все  идет  как  по  накатанной  колее  -
автоматически. Главное в этот момент -  не  тратить  время  на  размышления,
правильно  ли  действуешь,  а  довериться  рефлексам.   Рукоятка   пистолета
скользнула в ла-Донь, палец тут  же  опустил  вниз  предохранитель.  Грохнул
выстрел. Пуля вошла в грудь Альгису. Тот всхрапнул, как лошадь, и  повалился
на пол вместе со стулом. Следующий выстрел настиг  вскочившего  "торпеду"  -
пуля попала ему в живот. Пробитый засмеялся.
   -  Давай.  Кто  быстрее,  -  предложил  Пробитый,  глядя  на   последнего
противника, которому засветил перед этим в лоб тарелкой. - Успеешь?
   - Я ничего, - забормотал тот.
   - Я вижу. - Пробитый выстрелил ему в ногу, и "торпеда" скорчился,  взвыв,
на полу рядом со своим стонущим подельником. Последний сидел,  прислонившись
спиной к перевернутому столу, с силой прижмурив глаза, тряся головой и  сжав
живот рукой, будто боясь, что простреленные внутренности вывалятся на пол.
   Иосик остолбенел. Он только пискнул жалобно, как крыса, которой наступили
на хвост.
   - Давай. - Пробитый схватил Иосика и поволок его в сторону автостоянки. -
Ключи.
   Он вырвал у приятеля ключи. Завел машину, руки  немножко  подрагивали,  в
голове билась кровь, ноздри жадно расширялись.  Пробитому  было  хорошо.  Он
сорвал "Мерседес" Иосика резко с места.
   Иосика, сидевшего на переднем  сиденье,  било,  будто  в  пляске  святого
Витта.
   - Ты... - Он всхлипнул. - Ты что сделал?.. Четырнадцать тысяч... Какие-то
четырнадцать тысяч. Ух... Меня убьют. Убьют... Ты убил  их...  Тебе  что.  А
меня убьют... Убьют.
   - Если не заткнешься, убью  тебя  я,  -  прикрикнул  Пробитый,  сбрасывая
немножко скорость.
   - Убьют, убьют, - раскачивался из стороны  в  стороны  Иосик.  Вдруг  он,
округлив глаза, тонко и истерично завизжал:
   - Ты виноват! Зачем я связался с таким психом! Ты псих, псих, псих!
   - Ясно. - Пробитый остановил "Мерседес",  распахнул  дверцу,  неторопливо
вылез из салона, потом вытащил упиравшегося Иосика, взяв его за шкирман.
   Тот побледнел и воскликнул:
   - Ты что делаешь?
   - Я тебя предупреждал!
   - Извини... Слышь, правда! Я не хотел!
   Пробитый подсечкой сшиб Иосика  с  ног,  вытащил  из-за  пояса  пахнувший
порохом  пистолет  Макарова,  в  котором  оставалось  еще  больше   половины
магазина.
   - Не-ет! - заорал Иосик.
   Пробитый пожал плечами, взял Иосика за отворот пиджака, поставил на ноги.
И укоризненно произнес:
   - Ты меня обидел.
   - Извини!
   - Сука ты, Иосик.
   Пробитый снова нажал на спусковой крючок, Иосик упал,  держась  за  ногу.
Пробитый внимательно  посмотрел  на  него  сверху  вниз,  раздумывая.  Потом
обернулся и пошел к "Мерседесу"...

Глава 7
ПСИХИАТР ДЛЯ ЖЕРТВ РАЗБОРОК

   - Ну что, уважаемый Арнольд Валентинович, всякие  увещевания  подумать  о
ценности жизни, взглянуть на все с другой стороны в  вашем  случае  вряд  ли
помогут,  -  сказал  психиатр.  -  Пичкать  вас  таблетками  -  этого  я  не
порекомендую... Хотите честно?
   Арнольд ничего не ответил.
   - Или вы выберетесь из этого состояния сами, или никакие лекарства вам не
помогут. Только подумайте, что, если вы не выберетесь,  все  созданное  вами
растащат ваши же бывшие друзья.  И  будут  вспоминать  вас,  смеясь.  Притом
смеясь с чувством превосходства...  Нет,  Арнольд  Валентинович,  вам  нужно
возвращаться к жизни. И как Можно быстрее.
   Пожилой психиатр был из эмигрантов  последней  воланы  и  носил  немецкую
фамилию Браун. Он один из немногих, кому удалось пристроиться в Германии  по
врачебной специальности. В России он был большим специалистом по  реактивным
состояниям, то есть по психическим расстройствам, возникающим как реакция на
травмирующие факторы. И теперь его использовали в  паре  клиник  именно  для
работы с  "новыми  русскими",  многие  из  которых  пострадали  в  различных
разборках и нуждались в ласковом слове психиатра.
   - К чертям, - твердил Арнольд.
   - Вам нужно просто коснуться ногами самого дна, а потом вы  поймете,  что
попали не туда и заслуживаете лучшей участи. Всему свое время...
   Говорил психиатр с пациентами  просто,  как  с  равными,  будто  обсуждая
досадные  проблемы,   сознательно   избегал   всяких   мудрых   многосложных
психиатрических   терминов   и   не   напускал    на    себя    таинственную
многозначительность, которая нога в ногу идет с крупными гонорарами.  Вид  у
него был  домашний,  и,  в  принципе,  в  другой  ситуации  он  бы  Арнольду
понравился. Но сейчас ему вообще ничего не  нравилось.  С  каждым  днем  ему
становилось все хуже. Теперь все вокруг было будто покрыто  ватой.  Снаружи,
из окружающего мира, чужие слова и эмоции  долетали  до  него  с  трудом.  А
внутри все было будто отравлено ядохимикатами.
   - А немножко выпивки не помешает, Арнольд Валентинович,  -  потер  руками
психиатр. - Совсем не помешает... Если вы  только  не  решите  посвятить  ей
всего себя... Пора, пора брать себя в руки, уважаемый.
   - К чертям, - повторял Арнольд.
   Физически он приходил в себя достаточно быстро. Но это ничего не значило.
Были вещи, терзавшие похлеще боли  в  простреленном  боку.  Это  все  те  же
воспоминания. Те же кошмары. Иногда  он  орал  во  сне,  и  тогда  прибегали
быстрые  и  заботливые  в  пределах  своей  более  чем  приличной   зарплаты
медсестры.
   Однажды он понял, что один с кошмарами не совладает, и тогда налил  прямо
в стаканчик для чистки зубов виски,  залпом,  прижмуриваясь,  как  противное
лекарство, проглотил  его.  С  непривычки  со  стакана  шарахнуло  в  голову
достаточно сильно. Но зато огненный вкус виски  на  время  отшиб  так  и  не
желающий оставлять его вкус апельсинового сока  на  губах,  и  перестало  на
время казаться, что сейчас загремят выстрелы и ударит тупо в грудь пуля.
   Лена  улетела  в  Полесск,  названивала  постоянно.   Он   заставлял   ее
докладывать, что творится в фирме.
   - Они же подонки, Арнольд! - кричала она. - Ты не представляешь, что  они
творят! Что мне делать?
   Он выслушивал ее без интереса.
   - Ничего не делай, - повторял он механически. - Ничего... Я сам. Сам...
   - Как же тебя не хватает! Я приеду...
   - Нет! - кричал он, бросал трубку,  отключал  телефон  и  тянулся  к  уже
дожидавшейся его бутылке.
   Поскольку угроза  жизни  миновала  и  в  целом  Арнольд  чувствовал  себя
более-менее,  врачи  сквозь  пальцы  смотрели  на  то,  как  русский  клиент
народными средствами снимает стресс.
   Несколько раз к  нему  рвались  приятели  и  сотрудники  фирмы  "Восток",
которых занесло в Германию по делам, но он приказал посылать всех к чертям.
   Между тем в Полесске шел пир на весь мир.  Глушко  лежал  в  могиле,  его
любимая жена наконец сняла  траур  с  некоторым  сожалением  -  она  не  раз
слышала, что черное ей к лицу, - и занялась тем,  о  чем  мечтала  давно,  -
делами фирмы и имуществом мужа.
   В делах покойного мужа она разбиралась туго, но отлично знала, как  такая
женщина, как она, должна решать свои проблемы. И все  чаще  вдову  видели  в
ресторанах в провождении Дона Педро. Тот после покушения,  жертвой  которого
едва не стал вместе с Глушаком, успел очухаться и окончательно вернуть  себе
доброе  расположение  духа.  Роль  утешителя,  водителя,   телохранителя   и
финансового консультанта Инессы он исполнял добросовестно.
   Очень похоже, что именно он насоветовал ей начать атаку по  всему  фронту
на фирму "Восток", соучредителями которой были Глушко, Арнольд и Плут.  Плут
еще до трагических событий увел свои основные капиталы, так что на фирму ему
было вообще-то наплевать. И Инесса с Доном Педро взялись за дело.
   Перво-наперво она захватила особняк, который покупали для офиса Глушко  с
Арнольдом. Потом начала подгребать всеми правдами и не правдами в наследство
движимое и недвижимое имущество - два особняка в Полесске, еще один на  море
в Старобалтийском районе и дом на Кипре. Со счетов  "Востока"  сняла  больше
миллиона долларов и вбухала  их  в  ремонт  особняка,  бриллиантовые  серьги
немыслимой красоты и цены, а часть умудрилась переправить в Англию.
   Затем вдова подделала подписи учредителей фирмы - в  основном  среди  них
были люди, которые являлись учредителями еще десятков подобных контор и долю
с  дела  имели  формальную,  являлись  подставными  фигурами,   и   изменила
учредительный договор. По уставу в случае  смерти  учредителя  доля  его  не
наследуется, а распределяется, первоначальный копеечный  взнос  возвращается
наследникам, то есть последние в итоге получают  шиш  с  маслом.  По  новому
уставу Инесса наследовала процент акций на веки вечные и вообще  становилась
в фирме чуть ли не единоличной хозяйкой.
   - Что ты творишь? - воскликнула Лена, столкнувшись однажды  с  Инессой  в
престижном  супермаркете,  где   затоваривались   экологически   чистыми   и
фирменными, без подделок, продуктами большинство  денежных  людей  Полесска.
Вдова задумчиво рассматривала наклейку на бутылке французского вина.  Инесса
давно обзавелась прислугой, но вина обычно выбирала сама.
   - А что я творю,  Ленок?  -  недоуменно  спросила  она,  ставя  на  место
красивую фигуристую бутылку с темно-красным содержимым.
   - Ты же просто выносишь вещи из дома покойного!
   - Ты что-то перепутала. Просто я беру в  руки  дела  мужа...  Тебе  этого
никогда не понять.
   - Ах ты... Ты тварь алчная... Ты думаешь так все захапать, да...  Арнольд
вернется...
   - Охолонись, Ленок...
   - Ты...
   - Ну я... Я. Тридцать лет уже я... Что еще хочешь сказать?
   - Девочки, спокойно, - замахал руками появившийся сзади Дон Педро.
   - Какие же вы все мерзавцы!  Как  я  вас  ненавижу!  -  бросила  Лена  и,
повернувшись на каблуках, пошла к выходу.
   - Посмотри на нее, - хмыкнула Инесса.  -  Трудно,  наверное,  быть  такой
дурой.
   - Нелегко, - поддакнул Дон Педро, галантно беря Инессу под локоть.

Глава 8
РОЗЫСК СКРЫВШЕГОСЯ ПРЕСТУПНИКА

   - Вы мне объясните, как все  это  получается?  -  раздраженно  воскликнул
Ушаков, недобро разглядывая собравшихся на  утреннее  совещание  двух  своих
заместителей и пятерых начальников отделов и отделений. - Вокруг что, тайга?
Закрытая область! И мы не можем найти человека.
   Каждое утро начиналось  с  такого  совещания,  где  подбивались  итоги  и
намечались задачи  на  день,  заслушивались  отчеты  по  раскрытию  наиболее
опасных преступлений, совершенных в  области.  И  раздавалось  нерадивым  на
орехи. Начальник уголовного розыска был достаточно требователен, не  выносил
разгильдяйства и безынициативности, спуску подчиненным не давал. Сегодня  он
был явно не в духе, и в такое время ему  лучше  не  попадаться  под  горячую
руку.
   - Был бы человек, давно бы нашли. - Гринев вытер пот -  в  кабинете  было
душно и жарко, как и на  улице,  вентилятор  гонял  воздух,  но  не  слишком
помогал.
   - Что? - спросил Ушаков.
   - Он не человек, а волчара.
   - Он бешеный пес, сорвавшийся с цепи, -  сказал  Ушаков,  который  немало
видел таких сорвавшихся с цепи, которым любое море по колено.
   - У него выбило предохранители, - произнес Гринев. - Результат  налицо  -
еще один труп и два раненых. Даже приятеля своего не пожалел.
   - Выбило. - На миг у Ушакова  резко  заломило  виски,  и  он  стиснул  их
кончиками пальцев. Он понимал, что теперь Пробитый не остановится  ни  перед
чем. Убийца почувствовал в себе радость избавления от  всего  человеческого.
Зэки, которые убивали Ушакова в той заснеженной колонии-поселении в Олянино,
тоже были такими. Им нравилось идти и сеять погибель.
   - И чутье  у  Пробитого,  как  у  волка,  -  сказал  Гринев.  -  Получаем
информацию, что он к своей девке вчера должен был заглянуть. Выставляемся  у
дома. И где он?
   - Вот что. Каждый опер в области, каждый постовой должен знать физиономию
Пробитого лучше, чем свою собственную, - сказал Ушаков.  -  И  каждый  опер,
проснувшись утром, перво-наперво должен задаваться вопросом: где Пробитый  и
как его искать?
   - Может, он вообще уже в Германии, - предположил начальник  отделения  по
розыску скрывшихся преступников.
   - Да здесь он, - отмахнулся Гринев. - Как-то корешам обмолвился, что  еще
мало денег нагреб, чтобы за бугор линять.
   - Кореец должен нам его сдать, - напирал Ушаков. - Надо давить на него  и
его команду. Пробитый - их кадр. Они за него и в ответе.
   - Давить-то их полезно. Но сам Кореец точно сейчас в Германии,  -  сказал
Гринев. - И Ломоносов исчез. А в их команде никто не в курсе, где  Пробитый.
Они и сами его за полнейшего отморозка держат. И не  особенно  рады  за  его
достижения отвечать. Они от него открещиваются.
   - Хорошо он в землю зарылся, - заметил  Ушаков.  -  Ищут  пожарные,  ищет
милиция. И где?
   - У нас в области семьдесят  процентов  территории  -  леса,  -  напомнил
Гринев. - Заброшенных домов еще с войны тысячи. Можно  так  закопаться...  -
Кореец. Шамиль. Пробитый, - покачал головой Ушаков. -  Товарищи  сыщики,  мы
где живем, спрашивается? Это Чикаго, да?
   - В Чикаго сейчас порядок, -  резонно  возразил  начальник  транспортного
отдела, но начальник уголовного розыска посмотрел на него так,  что  у  того
тут же желание вылезать пропало.
   -  Мы  теряем  контроль,  -  продолжил  Ушаков.  -   Присутствующие   это
понимают?..
   Присутствующие понимали. Не  понимали  они  только  одного  -  как  можно
удержать контроль в  свободной  экономической  зоне,  где  крутятся  бешеные
деньги. Бешеные деньги - это бешеные нравы. И жизнь копейка.
   - Всю агентуру активизировать. Все наши службы. Пробитого надо  брать,  -
закончил обсуждение вопроса Ушаков. Он знал, что Пробитого  возьмет.  Только
когда?..
   Через пару дней Гринев получил весточку от своего информатора - тот видел
Пробитого в Лебежске,  прямо  у  городского  рынка.  Убийца  сильно  изменил
внешность, но все равно узнать его можно  было.  Прогуливался  спокойно,  не
дергался, будто на него не был объявлен гон.
   - Там он хоронится, - потер руки Гринев, преподнеся информацию Ушакову. -
Там.
   - Вокруг Лебежска одиннадцать поселков. И дач  немерено.  Где  именно?  -
Ушаков встал из-за стола, подошел  к  карте  области  и  провел  ладонью  по
Лебежскому району, изрезанному озерами и болотами.
   - Надо искать там, - сказал Гринев. - Сейчас всех на ноги поднимем.
   - Подожди. Давай сначала туда съездим. Присмотримся. - Ушаков  отошел  от
карты и посмотрел в окно на залитый жарким солнцем двор УВД. Лето уже катило
к  середине.  Дни  летели  за  днями  со  свистом,  как  курьерский   поезд,
разогнавшийся до предельной скорости. Еще  немного  -  и  лето  потянется  к
закату. А потом осенние дожди, холода... - Вызывай машину. Проветримся.
   - Проветримся, - кивнул Гринев, поправляя на поясе кобуру и  потягиваясь.
Несмотря  на  свой  возраст,  случая  выбраться  куда-то  самому  и  немного
повоевать он не упускал. Имел такую привычку - гонять адреналин. -  Возьмем,
Лев, мы эту сволочь. Чувствую, возьмем.
   - Не говори гоп.
   - Ох, жара сегодня! - Гринев вытер вспотевший лоб. - Не могу.  Грудь  как
давит.
   - Старый стал, - усмехнулся Ушаков. - Немощный.
   - Кто,  я?  -  неожиданно  обиделся  Гринев,  который  вообще  болезненно
воспринимал напоминания  о  возрасте,  считая,  что  еще  тысячу  лет  будет
носиться с пистолетом, жить на полную катушку и не жалеть себя. - Ты меня  с
кем-то спутал. Я еще весь день пахать могу, весь вечер пьянствовать,  а  всю
ночь с подругой забавляться... И, заметь, не с одной...
   - Старая школа. - Ушаков обмахнулся газетой. - Жара действительно.
   Лебежск располагался в  семидесяти  километрах  от  Полесска.  Город  был
исторический - сюда заглядывали и Наполеон, и русские цари да еще много  кто
- всех не упомнишь. До  войны  здесь  жило  гораздо  больше  населения,  чем
сейчас. При  немцах  даже  ходил  трамвай.  Большинство  зданий,  крепких  и
красивых,  с  лепниной,  осталось  от  старых  хозяев.   Город   был   будто
безобразными  заплатками  залатан  серыми  многоэтажками.  Ушаков   не   раз
размышлял по поводу того, что хрущобы  и  современные  новостройки  являются
воплощением модных в двадцатом веке идей, что человек - это некий  механизм,
который, когда не работает, может храниться и в невзрачной коробке, лишь  бы
в ней были горячая вода, отопление  да  квадратные  метры.  На  Ушакова  эти
коробки навевали всегда тоску.
   - Хозяйственники, мать их! - воскликнул Гринев,  у  него  лязгнули  зубы,
когда на въезде в Лебежск машина влетела в особенно глубокую яму.
   Последний  секретарь  Лебежского  райкома   вспомнил,   что   его   город
исторический, и начал активную его реставрацию, разбил везде клумбы,  привел
в порядок дороги, городской парк. При нем Лебежск  начал  приобретать  былой
гордый вид. Но это продлилось недолго. Сейчас все было запущено, как  и  вся
область, - фонари раздолбаны, дома не крашены, дороги такие, что  Ушакову  с
каждым новым ухабом все больше становилось жалко импортной машины.
   - В отдел? - спросил водитель.
   - Какой отдел? - хмыкнул Ушаков. - На  рынок.  Городской  рынок  в  любом
районном городишке - это центр местной цивилизации, где можно встретить кого