атию,  как  большинство
взрослых в Настиной жизни, а все делал по-настоящему. И не было в его глазах
оценивающей  осторожной  похотливости,  которую  замечала  Настя   в   самые
неожиданные моменты даже у тех же школьных учителей, у работников клубов,  у
милиционеров на улице, у прохожих, у продавцов,  у  бандитов,  у  трамвайных
контролеров. Она поймала себя на мысли, что  ей  хотелось  бы  иметь  такого
друга. Именно - друга, с  которым  можно  поговорить  обо  всем,  о  тех  же
наркотиках, к примеру, о парнях, о жизни.
   Мама - это все-таки мама, она, чуть что  -  закатывает  истерику,  и  вся
беседа сходит на нет.
   - Что значит "то-се"? - спросил Куз, вернув Настю на землю.
   - Ну... - она покосилась  на  маму.  Та  курила,  роняя  пепел  на  стол,
поглощенная  своими  мыслями.  -  Спрашивал,   не   замечала   ли   я   чего
подозрительного.
   - Подозрительного? А что именно  его  интересовало?  Вот  интересно.  Как
стервятники слетаются на... - Он быстро посмотрел на  Раису.  Она  никак  не
отреагировала. - Извини, - на всякий случай сказал Куз. - Да... Так чего ему
там надо было подозрительного?
   - Он на убийство намекал.
   Эти  страшные  слова  дались  Насте  без  особого  напряжения.  Она  сама
удивилась, ожидая, что снова на глаза навернутся слезы. Но их не было. Настя
как-то изменилась за последние двое суток.
   - Вот как? - Куз придвинулся к ней поближе.
   "Ха, да он же журналист! "Делатель новостей"! Это же  его  хлеб!  Вот  он
сейчас вопьется, аки клещ..." - Настя не успела додумать до конца, когда Куз
снова заговорил:
   - Только пойми меня правильно, Настя. Я не искатель сенсаций. Но  в  этом
деле надо разобраться. Если следователь прав, то,  возможно,  и  вам  грозит
опасность.
   - Нам? - перешла на крик Раиса. Оказывается, она  не  выключалась  из  их
диалога. - Нам грозит опасность? Да пошли они все! Суки, твари, ненавижу!
   Пришел черед удивляться Насте. Чего это она вдруг?
   Куз, напротив, словно ждал подобной реакции и спросил:
   - Ты, Рая, кого имеешь в виду?
   - Да всю эту сволочь, которая вокруг Аркадия последнее  время  толкалась.
Калмыков этот, главный урод. И его прихлебатели, в рот ему смотрели,  только
что жопу не лизали.
   - Ну, ты, Раиса, держи себя в руках, - Куз покосился на Настю.
   - Да ладно тебе, Куз, не будь ханжой. Настька моя и не такое  слышала.  А
эти гады - про них по-другому и сказать нельзя.
   - Погоди, не суетись, - Куз слегка хлопнул ладонью по столу. Потом  налил
себе водки, подумал мгновение и долил Раисе. Глянул на  Настю,  та  кивнула.
Куз покачал головой, но плеснул и в ее рюмку. Чуть-чуть.  -  Рассказывай,  в
чем там дело? И какое отношение имеет к этому Калмыков?
   - Калмыков... - Раиса, словно отрезвев, провела ладонью по лбу. - Марк, а
я ведь толком и не знаю, что у них там случилось.  Мне  известно,  что  этот
Юрий Федорович долбаный пытался впутать Аркашу в какую-то темную историю. За
большие деньги, естественно. Аркадий толком мне не рассказывал,  только  как
бы невзначай заметил, что можно обеспечить себя на всю жизнь.  Однако  такие
игры не по нему. А с Калмыковым этим  последнее  время  какие-то  бандиты  в
обнимку ходили, он с ними только что не целовался. Вот Аркадий  и  вышел  из
дела, чтобы не бежать с этим быдлом в одной упряжке. Это все,  что  я  знаю.
Аркашенька старался нас уберечь от неприятностей, говорил, что дома отдыхать
нужно.
   - Да-а... - протянул Куз, вертя в пальцах полную рюмку.
   - А следователь сказал, что дело закрыто. Несчастный случай.
   - Да? И на убийство намекал?
   - Ну, он говорил, что это его  собственные  предположения.  Частное,  так
сказать, дело. Предупредил, что визит неофициальный.
   - Именно это мне больше всего и не нравится, - заметил Куз и  выпил  свою
водку.

Глава 7

   - Ну, делись впечатлениями.
   Голос принадлежал высокому худощавому мужчине - вот  все,  что  Моня  мог
сказать о собеседнике. Тот стоял в гостиной у окна, в тени, а сам Моня сидел
под ярким светом  торшера  в  мягком  кресле,  низком,  вроде  бы  уютном  и
комфортном. Однако Моня сразу понял, почему ему предложили в него сесть. Еще
бы, с такого не вскочишь, не вылетишь пружиной. Пока  будешь  выбираться  да
ноги выпрямлять, двадцать раз скрутят. Гостеприимные, в общем, хозяева.
   Сзади над Моней нависал Пегий. В дверях - двое, одного из них, Рыбу, Моня
хорошо знал. Через Рыбу получал указания  от  "командира",  как  уважительно
называл  своего  босса  посредник.  Рыба,  мужичок  под  пятьдесят,  хоть  и
лысеющий, с брюшком, был все же в хорошей форме. Моня как-то  видел  Рыбу  в
спортзале, где тот назначил ему очередную  встречу.  Отметелил  он  тогда  в
спарринге двоих молодых так, что мама не горюй!
   - Так я внимательно слушаю, - повторил худощавый.
   - А что говорить-то? Все в елочку сделали. Пуганули черных, чтобы  знали,
с кем дело имеют. Вряд ли опять полезут.
   - Отчего же им не полезть?
   - А оттого, что дикари они. В смысле леваки. Ну, то есть не входят  ни  в
одну банду. Сами по себе, рыночные умельцы. Их всего-то  человек  десять,  а
деловых - пара-тройка. Остальные -  шестерки.  Решили  по-легкому  в  Питере
наварить. Ни хрена у них не выйдет. Постреляют их свои же рано  или  поздно.
За наглость.
   - Да?
   - Зуб даю.
   - На хера мне твой зуб, скажи, а? Мне нужен чистый рынок.
   - Так я и чищу, о чем базар?
   - Вовик твой там как?
   - Вовик остался лежать на поле брани. Награжден посмертно. Сеструхе его я
денег выслал, написал, что погиб  ее  Вовик,  как  герой,  защищая  честь  и
достоинство.
   - Ладно, не тренди. Сделал дело, молодец. Тут  я  хотел  с  тобой  лесную
историю вспомнить.
   - А что там такое? -  Моне  вдруг  стало  неуютно.  Он  не  совсем  точно
выполнил задание, приказано было не грабить, а  он  не  удержался-таки,  три
"тонны" баксов не шутка. Ну, если у фраера в пиджаке лежат три "тонны", чего
ж их не взять.
   - Ты все точно сделал?
   - Да, как на духу говорю, век воли не видать.
   - Слушай, как тебя там... Моня, ты ж не сидел! Что ты по фене тут  лепить
начинаешь, как фраер. Ну, не волнуйся, у тебя еще все впереди.
   - Вашими бы устами... - начал было Моня, пытаясь уйти от скользкой темы.
   - Стоп, стоп, стоп! Значит, так. Слышал я, что у Жмура прямо  из  кармана
унесли три штуки. Знаешь об этом или нет?
   Так. Значит, его, Моню, в лесу кто-то дублировал. И этот "кто-то" знал  о
деньгах. И потом проверил, есть ли они в наличии. Очень хорошо. Тут  вертись
не вертись, только хуже будет. Ну, не убьют  же  его,  в  конце  концов,  за
какие-то три штуки.
   - Кому вернуть? - спросил Моня. - Каюсь.  Они  у  него  вывалились,  я  и
подобрал. Не я, так первый путевой обходчик все равно прибрал бы их к рукам.
И только потом ментов вызвал. Что, не так?
   - Вернешь, когда попросят. Ладно. Считай, что эти три штуки - аванс.
   - За что?
   - Есть  еще  халтурка.  Держи,  -  худощавый  вынул  из  кармана  пиджака
фотографию и протянул Моне. - Надо закончить с этим делом. Обрубаем  хвосты,
как говорится. Этот хвост - последний. Надо его, Моня, рубить. Чем  быстрее,
тем лучше.
   Моня взял фотографию, взглянул. Перевернул и увидел на обороте написанные
карандашом адрес, телефон, имя и отчество.
   - Понял.
   - Еще раз повторяю. Чем быстрее, тем лучше.
   - Сколько? - спросил Моня.
   - Не понял, - удивленно поднял голову худощавый. - Тебе трех штук мало?
   - Моня, уймись, - сказал Пегий. - Вы извините, все нормально.
   - Я так и думал, - произнес худощавый. - Кстати, господа хорошие. Сколько
вы еще собираетесь дикарями работать? Шли бы ко мне в штат.
   - Спасибо за доверие, - Моня спрятал фотографию в  карман  куртки.  -  Мы
как-то привыкли сами по себе, вам вроде бы не мешаем.  Так  и  будем  делать
свой маленький бизнес.
   - Слышал я про  твой  маленький  бизнес.  Охранника  магазинного  порезал
кто-то. Пушеров своих  оберегаешь?  Похвально.  Только,  Моня,  майор  твой,
которого ты героином кормил, ну, мент тот поганый, что  тебя  прикрывал,  он
ведь загремел. Вчера. Не слышал?
   Эта новость испугала Моню куда сильней, чем известие об обнаруженных трех
тысячах долларов. Это уже не шутки. Без ментовского  прикрытия  Монины  дела
могли накрыться в ближайшее время. И самым печальным образом.
   - Не слышал.
   - Ну вот, теперь услышал. И считай, что  я  тебе  подарок  сделал.  А  то
приперся бы к нему сдуру, а там тебя тепленького и взяли бы.
   - А у него что теперь, засада дома?
   - Думаешь, ты один такой у него  был  хороший?  На  него  полгорода  урок
мелких ишачило.
   Моня проглотил "мелких урок" и покачал головой.
   - Да, - наконец сказал он, - тут есть над чем подумать.
   - Вот-вот, вы и подумайте с  господином  Пегим.  Все,  я  вас  больше  не
задерживаю.
   Худощавый отвернулся к окну и скрестил руки на груди.
   "Пижон", - подумал Моня, проходя мимо посторонившихся охранников.

***

   Димка сидел за рулем того самого черного джипа, на котором они  смывались
с места устроенного Моней побоища.
   - Куда, говоришь, ехать?
   Моня, развалившийся рядом, пожевал губами и пробормотал себе под нос:
   - Угол Звездной и Космонавтов.  Человек  должен  подъехать  и  стоять  на
перекрестке. Я звонил, попросил не опаздывать. Времени у нас с тобой мало.
   Моня был удолбан по  полной  схеме,  Димка  косился  на  его  физиономию,
превратившуюся в какую-то мрачную маску, и неодобрительно покрякивал. Что за
тип! Темный он какой-то все-таки. Если не сказать хуже...
   Нет, для Димки западло признаться себе, что он боится Мони.  То,  как  он
поступил с Вовиком, конечно, шокировало его, но не настолько, чтобы идти  на
конфликт.  В  конце  концов,  Моня  с  самого   начала   предупреждал,   что
самодеятельность будет жестоко караться, а здесь не просто  самодеятельность
была, а почти полный провал. Так что... Конечно, Димка не поступил бы так  с
товарищем, но потому Димка и не главный сейчас. А Моня...
   Знал бы прикуп, жил бы в Сочи. Кто такой Моня, тоже еще  большой  вопрос.
Не то он на кого-то пашет, не то действительно сам по себе.  А  уважают  его
многие. Во всяком случае, с братвой общается легко, за пацана его не держат.
Своим считают.
   Как он хохотал, когда они знакомились! Когда  Кач,  еще  совсем  зеленый,
начал сыпать вопросами - кто Моня по рангу - бригадир или выше бери? Как  он
ржал. "Бригадир"! Сам ты  бригадир,  кричал.  Мы  все,  говорил,  бригадиры.
Каждый  сам  себе  бригадир.  Но  вид  делал,  что  секретность  блюдет,  не
раскрывается перед пацаном. А может, и не делал вид,  может,  так  на  самом
деле и есть. Начиналось-то все с ерунды, пацаны траву покупали-продавали,  а
Димка их пас, охранял, контролировал. Потом разборки  пошли,  теперь  вот  с
кавказцами этими - чистая мокруха.
   Слово "мокруха" Качу не нравилось. Некрасиво, в натуре. От таких слов  на
Димку веяло тюремной заплесневелой сыростью, и он сразу вспоминал  кадры  из
фильма "Однажды в Америке", представляя себя  в  красивом  дорогом  костюме!
Элегантный, интеллигентный, он вскидывает руку с револьвером.  А  мокруха  -
это когда пьяные вонючие мужики друг друга топорами за бутылку водки мочат.
   Но Моня - темный, ох темный. Хотя жаловаться грех.
   - Вон, - кивнул головой Моня, - видишь?
   Кач напряженно вглядывался вперед, не понимая, кого Моня имеет в виду.
   - А, эта баба, что ли?
   - Точно.
   Димка стал тормозить, но Моня спихнул сапогом его ногу с педали тормоза.
   - Жми давай.
   - Куда, блин, жать-то?
   - Собьешь ее. И так, чтобы вглухую. Понял?  Ну,  ладно,  тормозни  чуток,
чтобы ее не спугнуть, а потом - сразу в лоб.
   - Пошел ты на хуй! - не удержался Димка. - Не  могу  я!  Ты  чего,  опух,
блин? Раньше надо было.
   - Что ты сказал? - глаза Мони  налились  чернотой.  -  Что  ты,  сучонок,
порешь? Вперед!!!
   Он заорал так, что Димка инстинктивно дал по газам, джип рванул прямо  на
тетку, которая и не думала отходить в сторону, словно спала на ходу.
   Димка понял, что  сейчас  разнесет  торчащей  впереди  рамой  лебедки  ее
симпатичное, хотя и немолодое уже лицо, и крутанул руль. Он отчетливо  видел
глаза. Глаза женщины, которые  вдруг  расширились,  словно  до  нее  наконец
дошло, что происходит. В  эту  секунду  рука  Мони  накрыла  его  ладонь  на
баранке. "Ну и сила у этого наркота", - в очередной раз успел удивиться Кач,
пока Моня рвал руль на себя.
   Джип резко вильнул и ударил растерянно стоящую женщину дугами лебедки.  С
такой скоростью езда по городу разрешена. Километров пятьдесят в  час.  Тело
летело долго, неожиданно долго. В полете оно ударилось о  фонарный  столб  и
сползло, обернувшись вокруг него свитком грязного белья.

***

   Раиса Волкова смотрела в сторону улицы Типанова. Неизвестный, позвонивший
утром, сказал, что поедет оттуда, что у него мало времени и он только успеет
передать ей письмо от Аркадия. Последнее письмо, где он все  объясняет.  Она
обернулась на шум сбоку и  увидела  за  несущимся  на  нее  лобовым  стеклом
огромной черной машины детское лицо. Совсем детское. Глаза парня были широко
открыты, изо рта рвались слова, которых Раиса не могла  слышать.  Интересно,
что он кричит? Об этом она и думала, когда ноги ее уже оторвались от земли и
небо стало крутиться перед глазами как в глазке  старинной  детской  игрушки
калейдоскопа.

***

   Калмыков не поехал на фирму. Нечего  ему  сегодня  там  делать.  Все  уже
сделано. В лучшем виде.
   А к фирме у Калмыкова вообще пропал интерес. Ему  куда  больше  нравилось
сидеть в новом офисе "Краба" - своего творения, созданного, можно сказать, с
нуля, с эскиза. Никто не верил в успех, все считали это пустой тратой денег.
И каких денег! В копеечку влетели не только ремонт старого Дома культуры, но
и взятки, которые пришлось раздавать целых полгода. Он,  конечно,  ввел  эту
статью расхода в свою личную смету, но не предполагал,  что  запланированная
сумма увеличится в процессе работы чуть ли не десятикратно.
   Всего-то делов, казалось, - открыть ночной клуб. Но Калмыкову  нужен  был
не просто клуб, а такой, чтобы подмял  под  себя  все  остальные,  пока  еще
немногочисленные в Питере, но процветающие.
   Дядя помог. Без Дяди все было бы гораздо сложнее. Правда, Дядя со  своими
тараканами в голове.
   Общаться с ним было Калмыкову всегда тяжело. Не страшно, нет,  хотя  Дяде
стоило только пальцем шевельнуть - и летели головы людей, которые  по  рангу
были несравнимо выше Юрия Федоровича, да и по  уровню  личной  охраны  тоже.
Впрочем, что такое для профессионального киллера личная охрана?  Это  только
от хулиганов  она  может  защитить  да  вес  в  глазах  масс-медиа  придает.
Поп-звездам вот нужна такая личная охрана - от девок сумасшедших защищать. А
серьезного человека, ежели решат замочить, замочат, какая бы охрана  у  него
ни была. Вспомнить только  Кеннеди  и  остальных.  Ну,  какой  телохранитель
спасет от винтовки с лазерным прицелом, которая бьет на километр и больше?
   В Питере, если возникала такая необходимость, до  лазерных  игрушек  дело
обычно не доходило. Все проще было. Выпустят в машину рожок  из  "калаша"  -
какая тут охрана.
   Нет, не боялся Калмыков Дяди. Просто от него веяло такой унылой  серостью
и  старорежимной   закваской,   что   Юрия   Федоровича,   человека   вполне
современного, порой подташнивало от общения с ним.
   Поколение    стариков,     настоящих,     по     выражению     Калмыкова,
"исконно-посконных" воров в законе,  уходило  в  небытие.  А  вместе  с  ним
уходили и древние воровские  законы.  Так  называемые  авторитеты  теперь  в
открытую разъезжали по городу на шикарных  "мерседесах",  строили  роскошные
особняки,  становились  директорами   фирм   и   предприятий,   заседали   в
Государственной Думе.
   Калмыков считал все это совершенно естественным. Богатство и власть нужно
защищать, и делать это можно по-разному.  При  советской  власти,  например,
приходилось свои богатства скрывать. Заправилы преступного мира, или  просто
богатые барыги, не имели ни машин,  ни  приличных  квартир,  носили  дешевые
советские костюмчики и плащики, стараясь ничем не выделяться из общей  массы
нищих  сограждан.  Это,  конечно,  срабатывало.  Только   смысла   в   таком
существовании Калмыков не видел.
   Деньги   нужны   для   удовольствий,   будь   то   поездка   на   Канары,
коллекционирование картин  или  икон,  собственный  самолет,  дорогие  вина,
роскошные отели, рестораны, да хоть битье посуды, этак по-купечески. Даже  в
этом есть смысл.
   Хороший  бронированный  "мерс"  может  защитить  от   киллера   не   хуже
неприметного пальтишка. Покушались же на Шеварднадзе, и  если  бы  ехал  он,
скажем, на "Волге", его в клочки разнесло бы  бомбой  террориста.  А  "мерс"
спас жизнь государственного деятеля. Деньги же сами по себе надежный  щит  в
случае  атаки  правоохранительных  органов.  От  денег  никто   никогда   не
отказывался. По большому, конечно, счету. Есть такие, что не берут, но рядом
всегда найдется коллега, что возьмет.
   Времена изменились, древние воры в  законе,  которым  когда-то  запрещено
было иметь  даже  собственное  жилье,  переставали  играть  ведущую  роль  в
российском бизнесе. Их просто отстреливали. Без всяких толковищ  и  разборок
натасканные  в  стрельбе  и  рукопашке  пацаны  дырявили  их  в  собственных
подъездах, выполняя заказы воров нового поколения.
   Дядя же продолжал существовать по старинке. Не такой, впрочем, он  был  и
старик, лет шестьдесят, не больше.
   Но законспирировался - мама не горюй! С  виду  совок,  простой  работяга,
каких миллионы и миллионы. Один из немногих воров старого  закала,  которому
удалось  настолько  глубоко  залечь  на  дно,  что  не  заглушили  его   как
назойливого конкурента, но и не  заставили  работать  на  новых  хозяев.  Он
оставался сам по себе, сохранив при  этом  громадное  влияние,  бесчисленные
связи в криминальном мире и неплохой капитал.
   Познакомившись с ним поближе, точнее, не познакомившись, а присмотревшись
к нему, Калмыков понял принцип его работы. Близкое знакомство с  Дядей  было
практически невозможно. Он никого к себе не подпускал и на откровенность  не
шел. Поэтому, наверное, и уцелел.
   Дядя жил точно по Марксу. Заставлял работать капитал.  Капитал  же  этот,
как подозревал Калмыков, был частью  общака,  которую  Дядя  просто-напросто
присвоил, убрав нескольких крупных авторитетов  и  казначея.  Действовал  он
только  через  третьих,  четвертых,  пятых-десятых  лиц,  был  не  скуп   на
"зарплату" киллерам и другим исполнителям его задумок. То, что этих киллеров
он потом тоже убирал с помощью людишек рангом пониже - гопоты всякой, мелких
рэкетиров, этого не знал даже Калмыков.
   Юрий Федорович с самой ранней  юности  был  нетерпелив  и  неразборчив  в
средствах. Поэтому на трудном пути к сияющим вершинам бизнеса несколько  раз
попадал в истории, требовавшие крупных финансовых вливаний, иначе его просто
могли убить. Один раз, когда его небольшой долг был поставлен на  "счетчик",
Калмыков вынужден был  прибегнуть  к  Дядиной  помощи.  Свели  его  с  Дядей
какие-то гопники, чуть ли не в пункте приема стеклотары. Разумеется, они  не
знали, кто такой Дядя на самом деле, но как раз в тот момент делали для него
какую-то работенку,  обеспечивали  одну  из  его  бесчисленных  коммерческих
операций, связанных со стеклотарой. Калмыков встретился с будущим  партнером
в  самом  задрипанном  шалмане,  где  подавали  пиво  в  мутных  кружках   с
обгрызенными краями и следами губной помады на них, где  окурки  бросали  на
пол и приходилось буквально кричать, чтобы перекрыть шум и гам.
   Дядя, вероятно, увидел в молодом  авантюристе  какой-то  свой  интерес  и
выдал ему сумму в твердой валюте под  божеский  процент.  Сумма,  как  потом
понял Калмыков, была для него пустяковой, но для самого Юрика в  тот  момент
являлась единственным шансом остаться в живых.
   Вернуть Дяде деньги Калмы