Страницы: -
1 -
2 -
3 -
4 -
5 -
6 -
7 -
8 -
9 -
10 -
11 -
12 -
13 -
14 -
15 -
16 -
17 -
... Ты что, не понимаешь? На экспертизу бы ее...
Документ будет, доказательство... Другой разговор начнется...
- Что же ей так и таскать в себе эту бандитскую сперму? - вскричал
старик, но тут же прижал ладонь к губам, опасливо оглянулся на ванную.
- Ладно... Разберемся, - острые, угластенькие желваки быстро-быстро
забегали под кожей участкового. - Значит, так, Иван Федорович... Слушай меня
внимательно.
- Слушаю.
- Никуда из дома не выходить. Катю не выпускать. Сидеть на месте и ждать.
- Чего ждать-то, Леша?
- Меня жди. Понял? И звонить никуда не надо.
- Не буду.
- Когда Катя выйдет из ванной, пусть сядет и напишет заявление.
Подробнее, обстоятельнее, понял?
- Леша... Ты бы видел в каком виде она пришла... Она не сама пришла, ее
Бог привел... Какие заявления, какие подробности... Выжила бы... - и вдруг
неожиданно старик разрыдался, прижав негнущиеся пальцы к глазам.
- Ну, - Леша совсем растерялся. - Иван Федорович... Нельзя же так...
Все обойдется...
- Леша, - старик глянул из-под бровей мокрыми синими глазами, - Леша...
Они не только ее... Понимаешь? Они и меня изнасиловали. Вот сижу перед
тобой, а у меня щеки горят... Я ведь изнасилованный, Леша, ты можешь это
понять?!
- Понял, Иван Федорович, - Леша поднялся. - Все понял. Все, как есть.
Ты только не сомневайся. Сиди дома и жди меня.
И, не добавив больше ни слова, участковый выбежал из квартиры.
***
Участковый знал Катю давно, выросли в одном подъезде. Он был лет на
десять старше, но это не мешало им и поныне перемигиваться, пересмеиваться
при встречах. И то, что произошло в этот вечер, потрясло Лешу ничуть не
меньше, чем старика.
Он остро ощутил уязвленность, будто и ему нанесли смертельное
оскорбление. В конце концов, он был участковым, и как бы ни относился к
своим обязанностям, криминальных проявлений на своем участке допустить не
мог.
Выбежав из квартиры Афониных, он некоторое время метался, не зная что
предпринять - забежать ли домой и надеть форму, или сразу броситься в
отделение? А может, к машине? Решение принял единственно правильное -
забежал домой, но не для того, чтобы переодеться, а за ключами от машины. И
не отвечая на недоуменные вопросы жены, бросился вниз, к жигуленку.
Отделение милиции было в двух кварталах и он входил в дежурную часть уже
через пять минут. Его все тут хорошо знали, и разговор с ребятами не
затянулся. Прошло совсем немного времени и его жигуленок, набитый
милиционерами, уже мчался в обратную сторону. Руководство операцией по
задержанию насильников взял на себя капитан Кошаев - невысокий светловолосый
крепыш, у которого от постоянной готовности действовать, кажется, навсегда
установилось какое-то стремительное выражение лица.
- Значит, так... Определимся, - капитан еще в машине начал давать
указания. - Если эти мудаки окажутся на месте, тут же, не теряя ни секунды,
разгоняем их по отдельным комнатам...
- Там столько комнат не будет, - вставил Леша.
- Будет! - твердо сказал капитан. Он, похоже, никогда не испытывал
сомнений и колебаний. - Одного в ванную, второго в туалет, третьего на
кухню, четвертого...
- Четвертого нет, - быстро сказал Леша.
- Тем лучше. Повторяю - по отдельным помещениям и тут же! Ясно? Тут же -
вопросы, допросы, признания, протоколы... При малейшем сопротивлении,
недоумении - по морде. Ясно? По морде. Не поможет - по яйцам. И еще -
наручники. До всех вопросов. До! - Кошаев поднял указательный палец. -
Человек в наручниках - это уже не совсем человек. Он сразу чувствует себя на
скамье подсудимых.
- Не всегда, - опять перебил капитана Леша.
- Я говорю не о нормальных людях, Леша. Я говорю о подонках, которые даже
бабы себе найти не могут, которые скопом на девчонку готовы навалиться...
Вот для них наручники - первое отрезвляющее средство.
- Приехали, - сказал Леша и, остановив машину, первым выскочил на
тротуар. Не оглядываясь, он бросился к подъезду, за ним устремились
остальные.
Взбежав на второй этаж, все остановились у двери, обитой коричневым
дерматином.
Капитан осмотрел свое воинство, вынул пистолет.
- Давай, - сказал он Леше.
И тот нажал кнопку звонка. Некоторое время за дверью стояла тишина, потом
кто-то осторожно приблизился к дверному глазку. Леша снова нажал на кнопку
звонка, хорошо представляя себе, как раздражающе громко звенит он там, в
квартире.
- Кто? - раздался, наконец, вопрос.
- Свои, - ответил капитан.
- Свои все дома.
- Открывай! Милиция!
- Милиция после шести вечера не имеет права...
Капитан не стал дожидаться, пока глумливый голос закончит перечислять его
права, и дважды выстрелил в замок. Но дверь не открывалась, хотя пулями
начисто вывернуло замок из слабоватой клееной двери.
В квартире раздались суматошные голоса, которые можно было истолковать,
как согласие открыть дверь, но капитан, не раздумывая, двумя выстрелами
выворотил из гнезда и второй замок. Когда дверь под напором нескольких
человек рухнула внутрь, милиционеры в глубине квартиры увидели трех парней,
которые, кажется, из последних сил старались сохранить невозмутимость.
Вадим попытался было что-то объяснить Леше о правах милиции в ночное
время, но участковый, не слушая, стукнул кулаком в его красный подбородок.
Голова Вадима дернулась, его отбросило к стене, а когда он выровнялся, на
запястьях у него уже поблескивали наручники.
- Что происходит? Что случилось? - плачущим голосом, озираясь по
сторонам, спрашивал Вадим. Он, видимо, хотел увидеть своих друзей, чтобы
как-то определиться, получить поддержку, но никого из них рядом не
оказалось.
- Отвечаю! - крикнул капитан Кошаев, с силой толкая Вадима на стул. - По
поступившим сведениям в этой квартире совершено опасное преступление -
изнасилована девушка. В данное время она дает показания, пишет заявление.
Кто, кроме тебя, участвовал в изнасиловании? - спросил капитан напористо,
так, словно преступление самого Вадима уже доказано.
Вадим начал пожимать плечами, попытался было развести руки в стороны, но
наручники помешали сделать этот недоуменный жест. Да и капитан пресек все
его попытки протянуть время.
- Отвечать! - гаркнул он в лицо Вадиму. - Кто организатор? Ты все
затеял?
- Да нет, почему именно я...
- Кто? Тот длинный?
- Никакого насилия... Все по доброму согласию... Она сама не возражала...
- Ясно. Изнасилования не отрицаешь!
- Неужели вы думаете...
- Ты! Мудак! Мне нечего думать. Теперь уже ты думай. И советую - давай
показания по доброму согласию. Алексей! Составляй протокол. Один уже
сознался.
- Я не сознавался, я только сказал...
- Ну! Слушаю тебя! Что ты сказал? Что все было по доброму согласию?
Одна невинная девушка с тремя такими битюгами по доброму согласию? Да тут
корова взвоет!
- Видите ли, капитан, - рассудительно начал Вадим, но Кошаев не пожелал
его слушать.
- Почему вешалка сорвана? Почему лампа в спальне разбита? Почему битая
посуда в комнате на полу? Откуда кровь на кровати? Это доброе согласие? Все.
Хватит трепаться. Факт установлен. Участники задержаны. Признания
получены.
Алексей, пиши протокол. Этот красномордый уже созрел. Подпишет.
- А если не подпишет? - нервно усмехнулся Вадим.
- Тогда я с его яйцами сделаю то же, что и с дверными замками! Понял? -
гаркнул капитан в лицо Вадиму с такой силой, что тот отшатнулся, ударившись
затылком о стену.
- Между прочим, я могу и не отвечать на вопросы без адвоката, -
неосторожно произнес Вадим, когда капитан уже направился к выходу из кухни.
- Что? - резко обернулся он и снова приблизился к Вадиму. - Алексей, ты
слышал? Задержанный оказывает сопротивление. Ты видел, как яростно он
сопротивляется? Видел?
- Видел, - кивнул Алексей. - Очень яростно. Он просто бросается на
работников милиции с кухонным ножом. И только счастливая случайность и
профессиональное мастерство позволило группе захвата избежать жертв.
Капитан с уважением посмотрел на Алексея, который так быстро сообразил,
что нужно ответить, даже голову склонил к плечу слушая те слова, которые ему
сейчас больше всего требовались.
- Ты слышал? - с улыбкой спросил он у Вадима. - Тебе только что зачитали
строчки из протокола, который ты подпишешь. Ведь подпишешь?
- Ни за что! - выкрикнул Вадим. Он хотел еще что-то произнести, но мощный
удар по лицу отбросил его к стене. А едва он выровнялся, капитан снова
послал его в угол.
- Ишь какой свирепый! - проговорил Кошаев врастяжку. - Ишь, какой
злобный! Да он просто псих какой-то... Это же тот самый сексуальный маньяк,
которого мы так долго ловили... Алексей! Глянь в окно!
- А что там? - не понял Алексей.
- Полнолуние! С этими психами при полной луне происходят страшные
превращения. Ты читал ориентировку про маньяка, который питается женскими
грудями? Вот он! Перед тобой! - капитан выбросил вперед руку так, что его
указательный палец уперся Вадиму в переносицу. - Они едят отрезанные груди
сырыми, так что кровь течет по подбородку! Алексей! Ты посмотри на его
подбородок! Он же весь в кровище!
- Это не я, - пробормотал Вадим. - Вы меня с кем-то путаете...
- А потом, когда луна скроется за горизонтом, они, видите ли, ничего не
помнят.
- Катя сама ушла... Ничего мы у нее не откусывали...
- Только трахали?
- Да... да.
- Алексей! Пиши!
И, не задерживаясь больше на кухне, капитан решительными шагами вошел в
комнату, где допрашивали Бориса. Этот держался крепче хныкающего Вадима,
сидел насупившись, на милиционеров поглядывал настороженно, но без боязни.
- Так, - произнес капитан, подходя. - Один уже дал показания. Признался
во всем и протокол подписал. А ты?
- А что я? - усмехнулся Борис. Его тяжелая налитая фигура, взгляд
исподлобья, мощная выстриженная шея, выпирающий живот создавали впечатление
непокорности.
- Ты признаешься?
- В чем?
- В изнасиловании, - капитан, отвечая на вопросы Бориса, начинал терять
терпение.
- Не понимаю, о чем вы говорите...
В ответ капитан, не раздумывая, со всего размаха влепил такой мощный удар
Борису в лицо, что того передернуло.
- Нарушаете, гражданин начальник, - Борис сплюнул кровавую жижицу на пол.
- Нехорошо.
- А что хорошо?
- Всегда можно договориться по-человечески.
- Так, - протянул капитан. - Что же тебе мешает договариваться с людьми
по-человечески?
- Ничто, в общем-то, не мешает...
- И ты показал, как это делается на практике, да?
- Ну, зачем так, капитан...
- Ха! - крякнул Кошаев. - Новые русские! Молодые, хваткие, решительные...
Надежда и опора страны!
- А почему бы и нет? - спросил Борис. И в ответ получил еще один удар.
- Красномордый все на этого валит, - пояснил капитан милиционеру, который
стоял рядом. - Он у них организатор, вдохновитель и главная ударная
сексуальная сила. Вон хряк какой! Брюхо нажрал... Составляй протокол. Я
вижу, он и в самом деле тянет на главаря.
- Ничего не буду говорить и ничего не подпишу, - сказал Борис.
- Совсем ничего не скажешь? - улыбнулся капитан.
- Совсем.
- И не подпишешь?
- Ничего, - Борис зло глянул на капитана.
- Очень хорошо, - неожиданно согласился Кошаев. - Можешь оставить его в
покое. Не надо ничего спрашивать. Никаких вопросов, никаких протоколов.
Сунем на сутки в камеру к уголовникам, но им надо сказать, что, дескать,
насильник, девочку изуродовал... Они его всю ночь трахать будут во все
дырки, которые только смогут обнаружить. Я смотрю, жопа у него прямо
бабья... Для уголовничков будет просто подарок. А наутро его передадут в
соседнюю камеру, выменяют за пару бутылок водки...
- Вы что это, серьезно? - побледнел Борис.
- И главное - по закону, - с улыбкой ответил капитан. - И по
справедливости. Ты должен знать, что чувствовала девочка, когда удовольствие
получал. Все, с этим ясно. Пойду посмотрю, как там долговязый вертится на
крючке у правосудия.
- Товарищ капитан, - жалобно протянул Борис, только сейчас, видимо,
осознав опасность, которая нависла над ним.
- Слушаю, - обернулся Кошаев.
- Ну, разберитесь вы... Нельзя же вот так...
- Как? Ты решил заговорить? Может быть, и протокол подпишешь?
- Ну... Если он будет соответствовать действительности... Почему и не
подписать...
- Сейчас сюда доставим девочку, проведем очную ставку, запишем ее
показания, запишем твои возражения, если таковые будут, сопоставим с
показаниями остальных членов банды...
- Да какой банды, товарищ капитан? - взмолился Борис. - Ну, собрались
ребята, ну, шампанского выпили...
- Вот и я о том же! Сейчас шампанское пьют только бандиты и их любовницы.
- Ну, не так уж я и виноват...
- А как ты виноват?
- Посидели, поговорили...
- Девчонку трахали?
- Понимаете...
- Я задал вопрос! - заорал Кошаев. - А ты, мразь поганая, сучий потрох,
обязан на него отвечать. Если отвечать не желаешь, то через полчаса будешь в
камере. Там о твоей жирной заднице давно мечтают. Человек двадцать в
камере...
На всех нарах перебываешь.
- Я же не отказываюсь...
- А я задал вопрос. Было?
- Ну... было.
- Все трое?
- Да...
- Кто первый?
- Понимаете...
- Повторяю вопрос... Кто первый?
- Ну... Ребята сказали... Иди ты...
- Кому сказали? - бесконечно терпеливым голосом произнес капитан Кошаев.
- Мне...
- И ты пошел?
- Пришлось...
- Бедный... Как же он страдал! - Кошаев посмотрел по сторонам, призывая
милиционеров в свидетели. - Я же сказал - главарь. Так и оказалось. - Ты
сколько весишь? - неожиданно спросил он у Бориса.
- Что? - не понял тот.
- Повторяю вопрос для идиотов... Твой вес? В килограммах.
- Ну... Восемьдесят семь... Может быть, девяносто...
- Ясно. Центнер. Алексей! - крикнул Кошаев в сторону кухни. А когда из
двери выглянул участковый, спросил, - Сколько весит, по-твоему, эта
девочка...
Потерпевшая?
- Да на сорок пять потянет... С сумкой.
- Представляете картину? - Кошаев снова всех обвел гневным взглядом. -
Представляете, что делал на ребенке этот вонючий центнер с яйцами?
- Она, между прочим, была уже... - начал было Борис, но Кошаев не дал ему
закончить.
- Заткнись, дерьмо! Там вся простынь в крови! Это что, твоя кровь?
Отвечай на вопрос!
- Я же не гинеколог, капитан, - попытался свести все к шутке Борис, но
капитан проявил твердость.
- Ты им станешь. Обещаю. Пишите протокол. А потом повезем всех на
экспертизу. Они же еще члены не успели отмыть, хряки вонючие.
И Кошаев прошел в спальню, где с некоторой вольностью, забросив ногу на
ногу, сидел в низком кресле Игорь и терпеливо, с явной снисходительностью,
объяснял старшине, что он ни в чем не виноват, что только стечение странных
обстоятельств вынудило его... Не говоря ни слова, Кошаев с силой поддал
красивую загорелую ногу Игоря.
- Сидеть прилично! - гаркнул он сознательно громко, сразу ломая тихую
задушевную беседу.
- Не понял, - улыбнулся Игорь, но ногу все-таки подтянул поближе к
сиденью кресла.
- Сидеть прилично! - снова заорал капитан и изо всей силы поддал вторую
ногу Игоря.
- Мне кажется, капитан, - начал Игорь с некоторым вызовом, - что ведете
вы себя несколько...
- Что?! - Кошаев приблизился к самому лицу Игоря. - Что тебе кажется,
мудак недоделанный? А ну повтори!
- Прежде чем так говорить...
- Ну? Ну? - поощряюще прошипел Кошаев. - Ну?
- Надо разобраться... Дело в том, что...
- Дело в том, что твои сраные подельники уже дали показания. И подписали
протоколы. Из них следует, что главный преступник ты, пидор позорный!
Ты заволок девчонку в квартиру! Ты затеял все это дело! Ты! - и, схватив
Игоря за нос, капитан с такой силой сжал его, что из глаз парня потекли
слезы.
- Вы ответите! - сумел выкрикнуть Игорь, но мощная пощечина, которую
влепил Кошаев, не дала ему возможности продолжить предупреждения.
- Пока отвечать будешь ты. Кто затащил девчонку в квартиру? Отвечать!
- Вы взялись, капитан, так круто, что право же я затрудняюсь...
- Затрудняешься? - ласково улыбнулся Кошаев. - Помогу. Сейчас твои мозги
обретут необходимую ясность. Только что я пообещал твоему толстожопому
приятелю отправить вас на ночь в камеру к уголовникам.
- Ну и что?
- Не возражаешь?
- Если у вас есть такие права... Пожалуйста.
- А ты знаешь, что делают уголовники с такими красавчиками, как ты? С
такими вот красавчиками, которые попадаются на изнасилованиях? Знаешь?
Сначала они их полотенцем попридушат, чтоб не очень сопротивлялись, чтоб
тело приобрело нужную мягкость, податливость, женственность... А потом
трахают. По очереди.
Вся камера человек из двадцати. Отказываться у них не принято. А когда
все насытятся вами, сволочами, то передадут в другую камеру... А там тоже
несколько десятков крутых ребят, истосковавшихся по женской ласке. Ты даже
не представляешь, каким станешь любвеобильным к концу первой недели... И это
уже на всю жизнь, красавчик. Это уже навсегда.
- Вы этого не сделаете, - в полной растерянности пробормотал Игорь. - Вы
этого не сделаете...
- Почему? - поинтересовался капитан.
- Это жестоко.
- Да? В самом деле? Тогда скажи мне, пожалуйста, ответь будь добр, сучий
ты потрох... Откуда взялись эти кровавые пятна на простыне? Как они
появились?
- Я здесь не хозяин... Это квартира Бориса...
- Так, начинаем валить друг на друга. Не переживай, - перебил Кошаев,
заметив, что Игорь опять хочет возмутиться. - Ты не первый. Твои подельники
уже успели все на тебя свалить. Говорят, если бы ты не затащил девчонку в
квартиру, то вообще ничего бы не было... Старшина, - повернулся капитан, -
созвонись с ребятами... Пусть приготовят камеру... Чтоб она была достаточно
населена, чтоб там уже ждали любовных ласк и готовились...
- Вы этого не сделаете...
- Только так! - отрезал Кошаев. - Только так. А дальше мне уже будет
совершенно неинтересно, сколько вам дадут, будет ли суд, отпустят ли вас на
свободу, может быть даже президентские награды выдадут, с некоторыми это
случается... Вы свое уже получите. Паскуда, - прошипел капитан самое
страшное ругательство, которое только подвернулось в этот момент. - По
скольку раз трахнули девчонку?
- По одному...
- Ты первый?
- Нет... Борис.
- Ты второй?
- Да.
- Старшина! Пиши протокол. И этот хряк зловонный готов дать
чистосердечные показания. А я пошел за соседями. Такие важные для суда
показания лучше закрепить понятыми. Там уже вся площадка забита народом,
есть из кого выбрать.
***
Когда капитан вышел на площадку, люди, собравшиеся из соседних квартир,
расступились, и он увидел, что по лестнице поднимается полковник милиции.
Кошаев озадаченно крутанул головой, удивился, но самообладания не
потерял.
- Что происходит? - негромко спросил полковник. Его пухловатое лицо было
румяным, гладко выбритым, надушенным. Капитан явственно уловил запах
сильного одеколона, который распространялся от полковника.
- Задержали насильников.
- Сколько их?
- Трое.
- Трезвые?
- Почти.
- Пройдемте, - сказал полковник и первым шагнул в квартиру. Когда капитан
вошел следом, он поставил на место искореженную выстрелами дверь,
отгородившись от толпы на площадке.