бутылку,
попыталась вчитаться в этикетку, но оно было какое-то импортное, завозное, и
она поставила бутылку на стол.
   - Прекрасное вино, да, Катенька? - спросил Игорь и, взяв бутылку так, что
широкая ладонь полностью перекрыла  всю  этикетку,  долил  немного  в  Катин
стакан. Ребятам он почему-то добавлять не стал. - Вам нравится? -  рука  его
легла Кате на колено, обтянутое джинсовой тканью.
   - Да, ничего, - согласилась Катя, отнеся свое  недоумение  к  незнанию  -
может быть, и в самом деле именно такое вино считается хорошим. Она спокойно
взяла ладонь Игоря и, сняв ее со своего колена, положила на стол.
   - Жаль, - сказал Игорь, скорчив горестную гримасу. Покончив с апельсином,
Борис опять исподлобья глянул на Катю, словно  примериваясь  к  ней,  словно
заранее пытаясь определить, чего от нее ждать.
   - Вы, Боря, так на меня смотрите, будто осуждаете за что-то?  -  спросила
девушка.
   - Я? - удивился он. - Осуждаю? Да я восхищаюсь!
   - Чем?
   - Мужеством.
   - Думаете, оно у меня есть?
   - Наверняка. И будет еще больше.
   - В каком смысле? - спросила Катя, чутко уловив второй смысл в словах.
   - Катя, вы можете полностью доверять  Борису!  -  почему-то  расхохотался
Вадим, и его красный подбородок сделался еще краснее, сочнее.  -  Он  у  нас
сегодня вроде первопроходца... И главный удар  берет  на  себя,  но  зато  и
лучшая добыча тоже его.
   Борис усмехнулся, взял еще один апельсин, но посмотрел не  на  Вадима,  с
которым разговаривал, а на Катю, словно речь шла о ней.
   - Трепло он, - сказал Борис, кивнув в сторону Вадима. - Не слушайте  его.
Катя. Вы меня слушайте.
   - Слушаю, - улыбнулась Катя, чуть скосив взгляд в сторону своей сумки.
   Почему-то именно сумка казалась ей чем-то вроде опоры, от нее  словно  бы
исходили волны надежности и покоя.
   - Выпьем? - спросил Борис.
   - Нет, - решительно ответила Катя. - С меня  хватит.  Мне  пора.  Большое
спасибо, было очень приятно посидеть, - она сделала  попытку  подняться,  но
Игорь все с той же улыбкой успел взять ее за руку, остановить и снова усадил
на место.
   - Катенька! Дорогая! Вот так торопитесь?
   - Тороплюсь, ребята.
   - Вино в бокалах! Гусары за столом! Тост сказан!
   - Никакого тоста не было!
   - Ну как же, Катенька! - укоризненно произнес Игорь. - Неужели вы забыли?
Не могу поверить! Конечно, за женщин!
   Катя с растерянной улыбкой посмотрела на ребят, словно прося ее извинить,
но рука, рука ее непроизвольно потянулась к стакану, подняла его.
   - И только  до  дна!  -  опять  расхохотался  Вадим,  впадая  в  какое-то
возбуждение. - Только до дна, только до дна, - повторял он до тех пор,  пока
сам не поднес стакан ко  рту.  И  он  действительно  выпил  свой  стакан  до
последней капли, со стуком поставил его на стол и победно посмотрел на всех.
Игорь тоже выпил свое вино, но без  ужимок,  незаметно  выпил.  Борис  выпил
как-то  тяжело,  будто  не  вино  пил,  а  водку.   Крякнул,   потянулся   к
растерзанному апельсину и целиком сунул его в рот.  Когда  он  начал  жевать
апельсин, давить, мять языком, струйка сока вытекла из уголка рта и  потекла
по подбородку. Но парень не замечал ее, уставясь  по  своему  обыкновению  в
стол.
   Неожиданно резко увидев эту струйку сока. Катя вдруг поняла,  что  ребята
достаточно пьяны. Если они действительно до ее прихода пили  шампанское,  то
наверняка выпили больше, чем  по  бутылке  на  брата.  Но  когда  все  трое,
расправившись со своим вином,  дружно  уставились  на  нее,  она  не  смогла
отказаться и через силу выпила полстакана. И опять  ее  поразила  неприятная
жесткость вина. Пробежав глазами по комнате,  она  убедилась,  что  права  в
своих подозрениях - у окна, небрежно полуприкрытая  шторой,  стояла  початая
бутылка водки. "Неужели намешали?"  -  подумала  она.  Чуть  захмелев.  Катя
решила не высказывать своих  подозрений.  Пришло  шаловливое  настроение,  и
единственное, на что  ее  хватило,  это  укоризненно  посмотреть  на  ребят,
дескать, мы так не договаривались.
   Опершись на плечо Игоря, она поднялась и направилась в прихожую, к  своей
сумке, сиротливо стоявшей у самой стены. За  ее  спиной  возникло  невнятное
движение, спешный неразборчивый шепот, скрежет сдвигаемых стульев. Но она не
обращала ни на что внимания, решив, что уходит.
   - Катя! - напряженным голосом произнес Вадим. - Остановитесь на минутку.
   - Да? - обернулась девушка из полумрака прихожей.
   - Вы знаете, что мы подарили этому охламону, Игорю?
   - А что? - она улыбнулась, предлагая сказать, что же подарили друзья.
   Уж если он так таинственно говорит об этом,  то,  наверно,  подарки  и  в
самом деле необычны.
   - Это кошмар какой-то! Боря... Покажи.
   Борис нескладно поднялся и, наклонив голову вперед,  прошел  к  двери  во
вторую комнату, обернулся, поманил Катю пальцем,  предлагая  убедиться,  что
подарки и в самом деле стоят того, чтобы на них взглянуть. Оставив сумку  на
полу в прихожей, Катя с опаской подошла к двери, заглянула в комнату, но  не
успела ничего заметить - Борис с силой втолкнул ее внутрь, плотно закрыл  за
собой дверь и повернул ключ в замке. Катя молча смотрела на него,  зажавшись
в дальний угол - только  теперь  она  начала  понимать,  почему  ребята  так
настойчиво ее приглашали.
   - Все ясно? - спросил Борис.
   - Ничего не ясно!
   - Раздевайся, - проговорил он каким-то будничным голосом, будто предлагал
ей отойти от окна или сесть в кресло.
   - Ты что, с ума сошел?! - Катя бросилась к двери, но Борис так  оттолкнул
ее, что девушка, пролетев через всю комнату, по инерции упала на кровать.  -
Я буду кричать, - проговорила она, прекрасно понимая слабость своей угрозы.
   - Давай... Кричи... И не такие  кричали,  -  Борис,  не  торопясь,  начал
стаскивать с себя штаны. Толстый зад не позволял ему  сделать  это  легко  и
быстро, но он спокойно расстегнул молнию, сбросил на пол шлепанцы. -  Давай,
красотка... Раздевайся. Быстрей закончим - раньше домой пойдешь.
   Едва Катя закричала, Борис неожиданным ударом по лицу оборвал ее крик.
   И тут же, навалившись на Катю мясистым телом,  так  вдавил  ее  в  мягкую
кровать, что она не могла пошевелиться. Просунув руку, он нащупал ремень  на
ее джинсах и расстегнул пряжку.  Катя  изо  всех  сил  извивалась  под  ним,
пытаясь освободиться, зацепила рукой лампу, стоявшую на тумбочке, и  зеленый
плафон мелкими стеклянными брызгами рассыпался  по  полу.  Когда  она  снова
закричала, Борис положил на ее лицо липкую  от  апельсинового  сока  ладонь.
Теперь Катя не могла не только крикнуть, но даже вздохнуть и только  глазами
умоляла отпустить ее.
   - Хорошо, - пыхтя проговорил Борис, - дыши... Но штанишки  тебе  придется
все-таки  снять...   Извини,   дорогая,   но   сегодня   мне   выпало   быть
первопроходцем...
   Остальным  будет  легче...  И  дорожка  протоптана,  да  и  ты   маленько
успокоишься...
   Пока Катя приходила в себя после удушья, Борис достаточно ловко сдернул с
нее джинсы, и это как-то сразу лишило ее воли к сопротивлению. Катя все  еще
пыталась  вырваться,  выскользнуть  из-под  громоздкого  тела  Бориса,   но,
вдавленная в кровать, быстро теряла силы...
   - Ну вот и хорошо, - бормотал Борис, - вот и молодец... Видишь, как у нас
с тобой все хорошо  получается...  А  сейчас  тебе,  милая,  будет  немножко
больно...  Ты  уж  потерпи...  Совсем  немножко  больно...  Только  не  надо
шуметь...
   Такие дела в тишине делаются...
   - Пусти, сволочь, - с ненавистью прошептала Катя, задыхаясь под  тяжестью
Бориса.
   - Видишь, сколько в тебе страсти, видишь, сколько огня, - сопел Борис.
   - Нет, не ошиблись ребята в тебе, не промахнулись... О-о-ой,  -  протяжно
застонал Борис, прижимаясь к ней еще плотнее. Катя услышала этот  его  стон,
теряя сознание, уже в полузабытьи, а когда почувствовала, что  Бориса  рядом
нет и попыталась встать, то увидела, что в комнату входит Игорь. На лице его
была уже знакомая ей радушная улыбка, полная доброжелательства, в  полумраке
сверкнули красивые белые зубы. Легко сняв короткие шорты вместе с  плавками,
Игорь отбросил их в сторону.
   Вадим был третьим.
   Придя в себя. Катя увидела прямо над  собой  его  гниловатый  подбородок,
почувствовала какую-то беспомощную суету  на  ней,  в  ней.  Она  застонала,
ненадолго  потеряла  сознание,  а  через  некоторое  время  снова   услышала
бормотание Вадима...
   - Какая среда, какая среда получилась у нас сегодня, - сипел он ей в ухо,
дергаясь часто, скользко. Придешь еще? - спрашивал он, пытаясь заглянуть  ей
в глаза. - Придешь? И мы без этих хмырей...
   Сил у Кати хватило только на то,  чтобы  плюнуть  в  его  кроваво-красный
подбородок, усыпанный срезанными прыщами.
   - Ничего, - пробормотал Вадим. - Это я стерплю... Я  много  чего  стерплю
ради тебя, дорогая... Но и ты потерпи немножко... Совсем немножко...
   Катя не помнила, как одевалась, как выходила из затемненной комнаты, как,
пошатнувшись, чуть было не опрокинулась на стол, не видела ребят,  хотя  они
были здесь же. Она пришла в себя уже в  ванной  -  Игорь  заботливо  плескал
холодной водой ей в лицо. Увидев его, узнав. Катя в ужасе отшатнулась и это,
похоже, его огорчило.
   - Не надо так, - он погладил ее по волосам. -  Не  надо...  Не  произошло
ничего слишком уж страшного... Все это уже бывало с людьми,  опять  будет...
Так уж случилось, Катенька, что в эту среду высшие силы послали  нам  именно
тебя...
   И ты ни в чем не виновата, и мы тоже не так уж и...
   - Уйди... Дерьмо...
   Держась рукой  за  стену.  Катя  сделала  шаг,  но  от  нестерпимой  боли
остановилась, закусила губу. Постояв несколько  секунд,  снова  двинулась  к
выходу. Где-то в стороне, в освещенной  комнате  смазанно  мелькнули  фигуры
Вадима и Бориса - они смотрели на нее  и  в  руках  у  них  были  стаканы  с
шампанским. Игоря она ощущала спиной - тот шел сзади, готовый поддержать ее,
если она вдруг снова потеряет сознание. В какой-то момент она чуть  было  не
упала, ухватилась за вешалку, и косо торчащий гвоздь вывалился из стены.
   В коридоре на полу Катя увидела свою сумку, с недоумением  посмотрела  на
нее, не понимая, как она  попала  сюда.  Потом,  вспомнив,  взяла  сумку  за
длинный ремень и поволокла к выходу. Игорь открыл  перед  ней  дверь,  помог
спуститься на первый этаж и, убедившись, что Катя направилась к своему дому,
вернулся.
   Все трое вышли на балкон и в свете фонаря  увидели,  что  Катя  держится,
хоть и медленно, но идет и сил у нее достаточно.
   - Дойдет, - проговорил Борис. - Она крепенькая девочка.
   - У нас там еще бутылка в холодильнике, - напомнил Вадим.
   - Да, - согласился Игорь. - Надо бы по стаканчику. С устатку.
   И они все трое вернулись  с  балкона  в  квартиру.  Полная  луна  чистого
желтого цвета висела над городом, но никто не замечал ее  нагловатого  вида,
поскольку привыкли, поскольку ничего иного в ясном небе и не охи-дали.
   Некоторые,  правда,   поглядывали   на   луну   с   опаской,   подозревая
непредсказуемость ее характера, а некоторые, пребывая в трепетном  состоянии
безжалостной влюбленности,  простодушно  полагали,  что  луна  всегда  будет
дарить им это состояние-Заблуждение, глубокое заблуждение.  Просто  луна  до
них еще не добралась, она  только  приучала  их  к  своему  невинному  виду,
сулящему так много прекрасного и возвышенного.
 
*** 
 
   Катя не помнила, как добралась до дома. И потом она не смогла  вспомнить,
кто встретился ей у подъезда, с кем здоровалась. Осталось ощущение,  что  на
нее оглядывались, кто-то предложил помочь донести сумку.  Сцепив  зубы,  она
шла, отсчитывая шаги и помня только об одном - ей нужно добраться, доползти,
доковылять до дому.
   - Боже... что с тобой?! - испугался старик, едва увидев внучку.
   Не отвечая,  Катя  отшатнулась  назад,  закрыла  дверь  спиной  и  только
услышав, как щелкнул замок, медленно сползла  на  пол.  Подняв  голову,  она
безумным взглядом уставилась на старика, не то не узнавая его, не то пытаясь
понять происшедшее.
   - Катя! - старик присел на корточки,  взял  ее  голову  в  свои  жесткие,
суховатые ладони, всмотрелся в глаза. - Что случилось? Милая... Катя!
   Она молча  качнулась  вперед,  упав  старику  на  плечо  и  только  тогда
расплакалась.  Окинув  ее  более   пристальным   взглядом,   старик   увидел
растерзанный вид внучки, обратил внимание на рубашку, так и не  заправленную
в джинсы, заметил, что и ремень застегнут небрежно, не на ту  дырку,  помада
размазана по щеке, губы искусаны в кровь.
   - Кто? - спросил он тихо.
   - Вадим...
   - Какой?!
   - Из соседнего дома... Пашутин.
   - Этот красномордый? -  старик  сверлил  Катю  своими  маленькими  синими
глазками, прячущимися за  густыми  бровями  с  такой  настойчивостью,  будто
заранее знал, что Катя всего не скажет, что ему придется вытаскивать чуть ли
не  силой  каждое  слово.  Его  седые  всклокоченные  волосы  светились  под
лампочкой, создавая вокруг головы серебряный ореол. - У тебя же спрашиваю  -
красномордый? - напористо повторил старик.
   - Он... С приятелями.
   - Как?! Не один?!
   - Трое...
   - Где?
   - В соседнем доме... Там дружок его живет...
   - Торгаш?
   - Да...
   - А пошла к ним зачем?
   - Заманили... - Катя впервые подняла голову и посмотрела старику в глаза.
- Сказали, что день рождения... Я и зашла на минутку... Сосед все-таки...  Я
же рядом была, наше окно видела...
   Старик смотрел на внучку остановившимся взглядом, не зная что сказать,  о
чем спросить и вообще как вести себя дальше. Его словно холодом  обдало,  он
чувствовал, что в груди ворочается что-то  злое,  несуразное,  угластое.  Он
начинал понимать, что  отныне,  вот  с  этой  самой  минуты,  прежняя  жизнь
кончилась и пошла иная жизнь, с другими  ценностями,  с  другими  словами  и
поступками.
   Горестная, недобрая, неожиданная. Что ждет его, что ждет Катю он не знал,
не догадывался, но  твердо  и  холодно  осознавал  -  начался  новый  отсчет
времени. Жизнь, когда  они  с  Катей  вместе  ужинали,  смотрели  телевизор,
перезванивались днем по телефону, когда  он  вечером  выходил  на  балкон  и
высматривал ее, чтобы успеть вовремя вскипятить чайник, а она, показавшись в
конце длинной дорожки, издали махала рукой, улыбалась и прибавляла шагу...
   Все это кончилось.
   И никогда уже не вернется.
   Старик встал, помог Кате подняться, проводил  ее  в  ванную,  попридержал
дверь, когда Катя попыталась закрыться.
   - Ты в порядке? - спросил он.
   - Почти...
   - Без глупостей?
   - Не беспокойся, деда... Лишних хлопот я тебе не доставлю. Я уже дома.
   - Тебя можно оставить одну? - хмуро спросил старик, глядя на Катю  из-под
нависших бровей.
   - Конечно, деда...
   - Ты в порядке? - повторил он.
   Не отвечая. Катя похлопала его рукой по  плечу,  с  неожиданной  остротой
ощутив сквозь рубашку суховатое, вздрагивающее тело старика.
   - Не закрывайся... Поняла?
   - Не буду...
   - Чтобы ломиться не пришлось.
   - Не придется... Иди, - и Катя закрыла за собой дверь.
   Старик остался стоять у двери.  Настороженно  поводя  маленькими  острыми
глазками, он напряженно прислушивался  к  каждому  звуку,  доносившемуся  из
ванной.
   Услышал, как упали на пол  джинсы,  царапнув  пряжкой  кафельный  пол,  с
мягким шелестом упала рубашка. Потом вода, струя воды? - Иди, деда,  иди,  -
донеслось из ванной. - Я не закрываюсь...
   Старик   остановился   на   пороге   комнаты,   оглянулся   в   полнейшей
беспомощности. Жизнь навалилась на него столь злобной своей стороной,  столь
неожиданно и непоправимо, что он попросту не знал,  как  поступить.  Вначале
бросился на кухню и, схватив топорик для разделки мяса, выбежал на площадку.
Но тут же остановился и, вернувшись в квартиру, прислушался к  шуму  воды  в
ванной.
   Вышел на балкон, все еще сжимая в руке топорик. Отсюда хорошо была  видна
квартира, откуда только  что  вернулась  Катя.  Окна  освещены,  за  шторами
мелькали тени, там продолжалась своя  жизнь.  Значит,  насильники  еще  там,
значит, они и  не  считали  нужным  прятаться,  скрываться.  Значит,  по  их
понятию, не произошло ничего особенного.
   Старик вернулся в комнату, сел за стол, прижал кулаки к вискам.  С  силой
постучал ими по голове, словно хотел встряхнуть собственные  мозги,  понять,
что же происходит на белом свете, где он оказался, в какой стране, как  жить
дальше...
   - О, Боже,  -  простонал  старик,  горестно  раскачиваясь  из  стороны  в
сторону. Взгляд его, скользя по комнате, наткнулся на телефон, прошел  мимо,
но тут же  вернулся.  Это  была  подсказка  и  старик,  вскочив,  подошел  к
аппарату, набрал по памяти номер.
   Трубку долго не поднимали, старик  тягостно  слушал  длинные  безответные
гудки, остро ощущая в них  какую-то  безнадежность.  Но  наконец,  в  трубке
щелкнуло и он услышал человеческий голос.
   - Да! - в голосе было и раздражение, и любопытство - кому-то  стало  даже
интересно узнать, кто так настойчиво ломится поздним вечером в чужой дом.
   - Леша? - спросил старик.
   - Ну?
   - Это я, Леша...
   - А, Иван Федорович! Рад тебя слышать! Что это не спится тебе по ночам?
   - Зайди, Леша...
   - Сейчас? - Старик услышал не только удивление, но и  огорчение,  досаду,
нежелание сниматься с места и куда-то нестись на ночь глядя. - Ну, хорошо, -
неохотно протянул Леша. - Зайду, если настаиваешь... Оденусь  вот  только...
Если настаиваешь...
   - Я не настаиваю... Умоляю, - старик произнес непривычное для него слово,
которое уже и не употребляется, потому что всем давно стало ясно  -  умолять
бесполезно кого угодно о чем бы то ни было. Не откликаются люди на мольбы  в
наше время. Мольбы ближних только  раздражают,  вызывают  досаду,  в  лучшем
случае смешат.
   - Хорошо, Иван Федорович... Иду, - и Леша положил трубку.
   Он вошел через пять минут - участковый  милиционер,  сосед  по  подъезду,
Алексей Николаевич, постоянный противник старика в домино  и  шахматах.  Был
участковый тощ, рыж, сутул и на человека смотрел пристально и требовательно,
такая уж у него была работа.
   - Иван Федорович, - начал он с порога, -  ты  меня  напугал...  Сижу,  по
телевизору Поле чудес  показывают,  какой-то  хмырь  отказался  от  миллиона
рублей и выиграл яблоко... Да и то, как  я  успел  заметить,  надкушенное...
Якубович его и надкусил...
   -  Тише,  -  старик  приложил  палец  к  губам  и,  уцепившись  за  рукав
тренировочного костюма, в котором  пришел  сосед,  потащил  его  в  комнату,
усадил в кресло, сам сел напротив.
   -  Слушаю,  Иван  Федорович,  -  растерянно  пробормотал  участковый.  Он
осторожно оглядывался по  сторонам,  пытаясь  вонять  причину  стариковского
беспокойства.
   - Значит, так, Леша... Беда. Катю только что... Это... Ну, в общем...
   Изнасиловали.
   - Что?! - вскочил участковый с кресла.
   - Сядь, Леша... Я уж побегал по квартире с топориком...  Да  побоялся  ее
одну оставить... Мало ли...
   -  Кто?  -  Леша  побледнел  и  его  веснушки,  обычно  почти  невидимые,
проступили так ясно и четко, будто стали выступающими на лице.
   - Знаешь этого торгаша, который в соседнем доме квартиру купил? На втором
этаже...
   - Чуханов?
   - Может, он и Чуханов... И это... Два его приятеля...
   - Втроем? - ужаснулся Леша.
   - Они еще там, - мертвым голосом произнес старик. Праздник у них...
   Свет в окнах... Их еще  можно  прихватить...  Они  даже  не  разбегаются,
представляешь? Вроде, ничего и не случилось. Леша... Это что, уже принято?
   - Так, - сказал Леша и взгляд его остановился на окне. - Так, -  повторил
он, барабаня пальцами по подлокотнику кресла. - Так... Где Катя?
   - В ванной.
   - А! - досадливо крякнул Леша, ударив  себя  кулаком  по  тощей  коленке,
обтянутой тренировочными штанами. - Напрасно... Это плохо.
   - Что плохо? Почему? - забеспокоился старик.
   - Она ведь следы смывает, Иван Федорович.
   - Какие следы?
   - Да эти вот самые