Страницы: -
1 -
2 -
3 -
4 -
5 -
6 -
7 -
8 -
9 -
10 -
11 -
12 -
13 -
нее...
В пределах своего квартала поехал с оглядкой. Мой дом -- обыкновенная
девятиэтажка, пятый этаж, средний подъезд.
Остановился чуть дальше за двумя другими домами и к своему пошел
пешком.
В подъезде, как всегда, гуляли сквозняки и пахло кошками. Лифтом не
воспользовался, устремился бегом по лестнице. Не останавливаясь на своем
этаже, добежал до последнего. Подъезд пуст, и опасности вроде бы ждать
неоткуда.
Я спустился снова вниз и замер перед своей дверью. Прислушался,
осмотрел замок -- над ним еле поблескивал листик скотча.
Я открыл замки и вошел. Рука лежала на рукоятке пистолета.
На кухне попахивало газом -- я знал, что краник над плитой чуток
пропускает. Но это не опасно, я постоянно держу форточку открытой. Осторожно
ступая, я толкнул ногой дверь в ванную. Пусто и сухо. В комнате тоже все
было на своих местах. Легкая пыль лежала на полировке секции и телевизора.
Я подошел к окну и через тюлевую занавеску стал осматривать привычную
панораму города.
Ничего не изменилось -- солнце, зелень и лениво ползущие по улицам
троллейбусы...
И вдруг мой взгляд совершенно непроизвольно метнулся к стоящей напротив
девятиэтажке, к квадрату темного окна на правой стороне фасада.
Спустя какое-то мгновение я отчетливо понял -- необычного блеска в этом
окне не было и в помине. Все произошло мгновенно и почти беззвучно. Только
слегка колыхнулся тюль да цокнуло стекло. Но произошло это на долю секунды
позже того, как я начал падать на пол. Уже лежа я поднял голову и увидел
небольшое лучистое отверстие в стекле и проследил взглядом предполагаемую
траекторию пули.
"Вот оно, дождался", -- подумал я и по-пластунски отполз к секретеру.
Отрикошетившая от стены пуля скрюченным червячком лежала на книжной
полке между Сент-Экзюпери и тонкой книжицей "Оружие замозащиты". Девять
граммов свинца легли на ладонь неопасным теперь грузом.
Я положил пулю в карман и, согнувшись в три погибели, направился к
выходу. Не до сорочек и галстуков...
Я лихорадочно проиграл в уме ситуацию: тот, кто стрелял, наверное,
уверен, что сейчас я испускаю дух в луже крови.
Значит, чтобы удостовериться, должен сюда прийти и убедиться в
результате "проделанной работы". Я бы тоже так сделал. Это правило всех
киллеров -- умри, но убедись, что клиент на том свете.
Я подошел к двери и открыл замок. Пока он войдет, я обожду за дверью, и
кто бы это ни был, ему не уйти. Но совершенно неожиданно понял: мое жилище
не место для кровавых разборок.
Решение пришло само собой, и, кажется, лучше не придумаешь.
Рокировка -- вот что надо. Он придет ко мне, а я отправлюсь в гости
туда, откуда хотели меня прикончить.
Затворив дверь, на лифте спустился вниз и спрятался за дверью, ведущей
в подвал. Я держал под наблюдением весь подъезд, не рискуя быть
обнаруженным.
Время словно остановилось, и я уже было подумал, что мои расчеты --
фуфло, когда вдруг в дверях появилась тень, а за ней -- молодой мужчина.
Смуглолицый, среднего роста, в джинсовом костюме и рубашке в красно-черную
клетку. Он озирался и тяжело дышал.
Когда повернулся боком, я под джинсовкой углядел желтую полукобуру. Он
пронесся мимо, словно молодой олень, только вместо копыт "адидасы".
Не медля, я вышел из укрытия и побежал в сторону интересующей меня
девятиэтажки.
Обогнув угол киоска, я устроил настоящую спринтерскую гонку. Следовало
добежать до девятого этажа и найти ту квартиру, откуда стреляли. На все про
все ушло не более двух минут, когда я оказался у двери, обитой коричневым
дерматином. Нажал на ручку -- закрыто. Я вытащил из кармана куртки складной
нож и, отжав плечом дверь, ковырнул шлеперный замок.
Квартира, куда я попал, была однокомнатной и почти полупустой. В
прихожей находилась только вешалка-полка, в комнате -- квадратный стол и два
венских стула.
То, из чего несколько минут назад хотели меня прикончить, преспокойно
лежало на широком подоконнике. Я ее, голубушку, распознал сразу: СВД --
снайперская винтовка Драгунова. Оружие отливало вороненой сталью, и рука
невольно потянулась к цевью. Но вместо карабина я взял лежащее на том же
подоконнике портмоне и высыпал на подоконник содержимое.
Паспорт был на имя Алова Исмаила, одноразовая виза, выданная в Москве,
прописан в Саратове. Водительские права, билеты на поезд "Рига -- Москва",
разный другой хлам, не представляющий интереса. Из пачки денег я отделил
несколько долларовых ассигнаций, а российские рубли засунул в портмоне.
В комнате был разбит настоящий бивак: литровая банка с водой, стакан с
висевшим на его краю крошечным кипятильником, пустые и полные банки пива,
недоеденные бутерброды, номера газеты "Собеседник" и пустая пачка из-под
сигарет "Кент".
В спортивной сумке, стоящей в углу, ничего особенного не было: две
несвежие сорочки, спортивный костюм, домашние шлепанцы, коробка с патронами
и... рубчатый комочек с колечком. Граната Ф-1.
Мне некогда было особо разглядывать все, коллега в любую минуту мог
вернуться. Когда он поймет, что стрельбы по живой мишени не получилось,
захочет как можно быстрее сняться с насиженного места.
Я взял с собой его паспорт, водительские права, деньги и гранату.
Ничего не стоило с помощью бельевой веревки, найденной, к счастью, в ванной,
устроить гостю небольшой сюрприз.
Один конец бичевки привязал к чеке, гранату прикрепил к дверной ручке,
другой же конец примотал к вешалке.
Осторожно закрывая за собой дверь, я пожелал Ислаиму благополучного
полета в царствие небесное.
Я снова его увидел, когда сам уже вышел из подъезда. Его белые
кроссовки споро перебирали по дорожке, ведущей от киоска.
Я замер в кустах жасмина, вглядываясь в лицо парня. Он бежал легко, и я
подумал, что все мы так же легко стремимся навстречу своей смерти.
После того, как он скрылся в подъезде, я начал про себя считать. И по
мере того, как щелкали незримые часы, а взрыва все не было, я невольно стал
психовать. Если этого залетного сейчас не убрать, то уберет меня он. Или
кто-то ему подобный. А этой падали не место даже в нашей дерьмовой жизни.
Но философствовать долго не пришлось -- мой сюрприз сработал: взрывной
волной выбило из окна девятого этажа стекла вместе с рамами, а вместе с ними
беспорядочно кувыркался карабин. Он ударился оптикой об асфальт, спружинил и
затих, как бы ставя точку в недолгой жизни киллера.
Я не стал ждать приезда полиции, хотя очень хотелось самому
удостовериться в том, что коллега свел свои счеты с жизнью.
Вскоре я был на Юрмальском шоссе, по которому не хочешь, да все равно
нажмешь на газ, чтобы с ветерком промчаться вдоль полей.
Я остался без свежего белья, костюма и галстука, но зато с целой
башкой.
Это, конечно, несколько утешало, но вместе с тем я не мог не понимать
простой вещи: на меня началась самая настоящая охота. Банда Рэма, видно,
отдавала себе отчет в том, что если не отделаться от меня, у них возникнут
серьезные проблемы с Велтой Краузе. Понимал я и другое: отчасти спасло
везение, отчасти опыт, отчасти то, что называется судьбой. Но сколько же все
это может продолжаться?
Сзади догонял какой-то джип, и я невольно нащупал за ремнем пистолет.
Однако он пронесся мимо, и я понял, что это был другой, не несущий мне
угрозы джип.
Глава восьмая
Вечером позвонил Сухареву, но не застал дома. "На работе", -- ответил
женский голос.
Целый день провалялся в своей комфортабельной норе и где-то около семи
часов еще раз набрал номер телефона контролера. Меня бесила его манера
говорить: пока произносил одну фразу, автомат съедал два жетона. А фраза
могла быть образчиком лаконичности:"Встретимся на том же месте в половине
девятого. У меня сегодня футбол".
Врал этот сукин сын, не было никакого футбола. И зачем эта уловка, ума
не приложу. Однако я дважды на одном и том же пятачке не засвечиваюсь:
предложил приехать на центральный вокзал, в зал ожидания на втором этаже.
Вечером там народу битком набито и при нужде затеряться не составит труда.
Когда я приехал. Сухарь уже сидел в одном из желтых пластмассовых
кресел в том самом верхнем зале ожидания.
В дверях показалась группа из молодых да ранних, и это меня
насторожило. Они прошли к задним рядам, и вскоре оттуда послышалась хамская
перебранка.
Я направился к Сухареву.
-- Давай, выкладывай, с чем пришел? -- обратился я к нему.
Он открыл сумку и достал книгу в зеленом переплете.
-- Это тебе от Заварзина... Я сам удивился, но спорить не стал, -- у
Сухаря дрогнула рука.
-- Возможно, правильно сделал, -- успокоил я контролера, скрывая
удивление.
Я мог ждать от Рэма любого выкидона, но только не литературного
свойства. Однако когда я прочитал название книги, мои сомнения сразу же
улетучились. Это был роман Чейза "Саван для свидетелей". Я понял: Заварзин
предпринимает психическую атаку.
Я постучал слегка по обложке, повертел томик и даже, хоть это и нелепо,
прислушался -- уж не тикает ли там часовой механизм.
-- Устно он что-нибудь передавал?
-- Сказал, что если ты в течение двадцати четырех часов не слиняешь из
города, из тебя сделают люлякебаб... Я видел по его глазам, что это
серьезно. Мой совет -- сматывайся...
-- Оставь совет себе. Заварзин опоздал, пока салазки загибаю им я.
-- Фортуна может тебе изменить, -- сумничал вдруг Сухарь и сказал это
на удивление быстро.
Я достал из кармана заранее приготовленные двадцать долларов и сунул в
руку контролера. Это премиальные. Парень явно нервничал и, видно, проклинал
свою посредническую миссию.
-- Это еще не все, -- я попридержал за рукав Сухаря, когда тот
поднимался с сиденья.
-- Хватит, больше в эти игры я не играю, -- почти агрессивно ответил
он.
-- Не спеши, споткнешься... Речь идет не о тебе, ты никому, кроме
своего СИЗО, не нужен... Единственная просьба -- узнай, когда в ближайшие
дни Заварзин отправляется в самоволку.
-- А это и узнавать не надо. В субботу поздно вечером его увозят, а в
понедельник, в шесть утра, возвращается назад, в СИЗО. Все?
-- Кто к нему чаще всего приходит на свиданку?
-- Зачем кому-то к нему приходить? Для этого у него есть мобильник, а
внутри хватает шестерок, которые готовы хоть зад вытирать.
-- Как, на твой взгляд, Рэм -- парень красивый?
Сухарь с удивленной миной стал размышлять.
-- Ничего не скажешь, папа не пальцем делал... И нахален до предела,
таких наглецов я за все годы службы не встречал.
-- Передай, Сухарик, Заварзину буквально следующее: Стрелок, мол, хотел
мира, и если этого не случилось, то не по его вине...
-- Этого я говорить не стану, не мое дело.
-- Хорошо, скажи короче: Стрелок даст ответ после того, как ознакомится
с этим литературным произведением.
-- На это согласен. Он напирал на то, что тебе эту книгу надо
прочитать. Вроде в ней разгадка какой-то вашей проблемы.
Вернувшись в Майори и приняв душ, я тут же начал читать "Саван для
свидетелей". Двести тридцать две страницы текста я проглотил с таким
вниманием, с каким, наверное, ревнивый муж не листает записной книжки своей
жены.
Сюжет прост до банальности. В бассейне убивают знаменитую и,
разумеется, очень красивую актрису. Расправляются также с ее прислугой и
охраной. Семь трупов -- выстрелы в упор. Но так случилось, что во время
налета на виллу этой актрисы пришла какая-то девица, которая и стала
невольным свидетелем расправы. Банда пошла по ее следу, и один из боевиков в
процессе слежки влюбился в эту девицу. Теперь уже идет охота за ними.
Полиция прячет парочку в практически недоступном месте, и все же парня
убивают, когда тот принимает ванну, хоть и охраняют его трое полицейских, а
девицу настигают аж на одиннадцатом этаже гостиницы, где она тоже была под
защитой взвода полицейских. Совершает все это бывший циркач, дохлый, как
вобла, и низкорослый, как пони. Мораль сей басни такова: если свидетели
опасны, их убирают, даже если придется пролезть через игольное ушко.
Я долго лежал на кровати, невольно размышляя о триллере, его странных и
чем-то симпатичных персонажах. Уже поздно ночью я принял решение, которое и
станет моим ответом Заварзину...
Утром поехал в Слоку и возле универмага "Лиедагс", на книжном развале,
купил того же Чейза и тоже с символическим названием "Ты сам на это
напрашиваешься". Это будет моим ответным презентом Заварзину. Я не стал ее
читать, а лишь заехал в Дубулты, в магазин, где книгу красиво упаковали и
перевязали розовой ленточкой. Хотя я знал, что это напрасный труд -- в СИЗО,
куда я хотел ее переправить, все равно обертку раскурочат...
...К следственному изолятору я не поехал, а припарковался в 200-250
метрах от него.
На КПП пошел пешком и, переговорив с дежурным, отправился на сортировку
посылок. За два доллара один молодой контролер пообещал отдать мой подарок
Заварзину. Как я и думал, обертка с ленточкой полетела в мусорный ящик и
после тщательного обследования книга отправилась по назначению.
Вечером снова позвонил Сухареву, но тот под разными предлогами избегал
встречи со мной. Его уловки так надоели, что я, обложив матом, сказал
открытым текстом, чтобы он сказал Заварзину, что уже я передал свой ответ.
После тягостного молчания Сухарев наконец проклюнулся:
-- Что ты, Стрелок, опять надумал?
-- Узнаешь из газет. И не дрожи, твое дело десятое, ты всегда в
стороне.
-- Ага, в стороне от дороги с простреленным затылком. Это, по-вашему,
быть в стороне...
В тот же вечер я наведался в бомбоубежище, где из тайника взял то, что
может дать весьма определенный ответ Заварзину. Это были "таблетки",
напоминавшие с виду хоккейные шайбы. При взрыве одна такая штучка выделяет
столько энергии, которой вполне хватило бы для освещения целого квартала в
течение часа. Такими таблетками в Никарагуа мы минировали тайные склады так
называемых повстанцев, подымая их в воздух.
Там же в бункере прихватил с собой дистанционное устройство --
несложный и достаточно компактный агрегатик. Винчестер в разобранном виде
уложил в спортивную сумку. И уже в который раз за последние дни поменял на
своем "ниссане" номерные знаки.
Прежде чем направиться на основной "объект", поехал на правый берег
Даугавы, где на набережной, напротив телевышки, стояло несколько
заварзинских бензовозов, о которых говорила Велта.
Я насчитал шесть цистерн, поставленных на шасси КамАЗов. В кабинах
никого не было, или я плохо смотрел.
Поставив машину в ближайшем переулке, я вернулся с сумкой на
набережную. Я поднимался на ступеньку и заглядывал в кабины бензовозов --
все они были на замке и казались брошенными. Однако в четвертом обнаружил
спящего водителя. Я постучал в окно и, когда мужик опустил стекло, чтобы
узнать, что же от него хотят, я велел ему убираться. Я увидел, как тот взял
в руку какой-то предмет, и ждал, какую глупость он еще выкинет. Однако, судя
по дальнейшему течению событий, дурака свалял я. Парень неуловимым движением
руки сунул мне под нос трехствольный обрез. От неожиданности я чуть со
ступеньки не сверзился.
-- Убери, дубина, свою "катюшу", -- сказал я этому бдительному сторожу
и в свою очередь выставил свой контраргумент в виде пистолета Марголина.
Но парень имел явное преимущество: легкий нажим на курок -- и от моей
башки осталось бы мокрое место. Однако он только спросил:
-- Если я тебе лично что-то должен, говори открытым текстом...
-- Ищу здесь одного придурка, который обещал из Литвы привезти горючку.
-- Мы не оттуда, -- парень не терял бдительности, но взял на полтона
ниже.
-- Вижу -- не оттуда, -- я спрыгнул со ступеньки и, подхватив
оставленную на земле сумку, отвалил от греха подальше. В конце концов эти
цистерны погоды не делали, сожги я их хоть трижды, Заварзина этим не
доканаешь.
Я вернулся к своей машине и поехал в сторону Московского моста.
Я знал, где находится красавица-бензоколонка Рэма -- последнее слово
техники, построенная совместно с датской фирмой "Астор".
Если верить газетам, Заварзин вместе с датчанином Ларсеном угробил на
этот чудо-сервис более двух с половиной миллионов долларов.
Станция стояла на оживленной магистральной развязке, где много
направлений и разнокалиберного транспорта. Поблизости аэропорт, где
постоянно крутится десятка два таксистов. Тот, кто осуществлял проект,
неплохо знал местный рынок и не без оснований рассчитывал на стабильную
прибыль.
Я сделал две ездки по виадуку, чтобы с верхотуры лучше рассмотреть
расположение заправочных колонок и служебных помещений.
Свет горел только в одном из них, где, видимо, находились диспетчеры и
кассир.
Оставив машину на стоянке в аэропорту, я пешком отправился вниз, неся в
руках чехол с "удочками" и спортивную сумку.
Время было позднее, я шел редким ельником, и вскоре открылось море
огней и красные звездочки отъезжающих и подъезжающих машин. Движение было
вялое, что вселяло надежду на успех.
Я не стал зря терять время: пройдя по периметру заправочной станции,
засек все три телекамеры. Одна висела над бензоколонками, вторая держала в
поле зрения светящиеся окна кассы и третья -- над воротами, куда обычно
въезжают автоцистерны с горючим. Через эти ворота и текло сюда российское
"черное золото", круглые сутки превращаясь в деньги.
Голубой "опель" отъехал, и вскоре к четвертой колонке присосался КамАЗ.
Он стоял долго, наполняя оба бака -- основной и запасной.
Я поднялся на взгорок и выбрал позицию у елочки-подростка, стоящей
среди десятка своих сверстниц. Наладил винчестер, из сумки извлек две обоймы
патронов с разрывными пулями. Телекамеры вполне могли упаковать в
бронекорпуса.
Первой стала камера, которая караулила въезд на территорию станции.
Несколько минут через оптику я изучал цель, прилаживаясь локтем к опорной
точке. Все было видно как на ладони. По очереди я мысленно пристрелялся к
каждой из трех мишеней. Затем я отложил в сторону винчестер и взялся за
дистанционное устройство. Я установил расстояние в пятьдесят метров. Достал
три "шайбы" и в центр каждой из них вложил крохотный элемент, реагирующий на
электроимпульс. Я положил их снова в карман и взял в руки кара бин.
Все делалось автоматически, руки занимались своим делом, уши внимали
каждому шороху. Глаза цепко держали в поле зрения станцию и редкие
въезжающие на ее территорию машины.
Неожиданно я услышал свистящий шум реактивных двигателей. Он исходил
откуда-то с неба, и я понял: на посадку заходит очередной самолет.
Я выждал минуту, и когда его огни показались над темной кромкой леса, а
шум накрыл все пространство, я начал стрелять. В каждую цель -- по две пули.
Я видел, как на металлической рубашке телекамеры появились крохотные
норки от пуль, однако не слышал звона разбитого стекла -- расстояние и рев
двигателей над головой все поглощали. И лишь из третьей камеры, висевшей над
бензоколонками, что-то вывалилось, блеснуло и откатилось в сторону.
Теперь мне нужно было вырубить прожектора. Это была целая гроздь из
галогенных ламп на высокой мачте. Они мешали, и я, щурясь о