еплена  частная  машина. Правда, Яков  Наумович  ездит  только поездами,
са­молеты не переносит, но  двухместное  купе в вагоне  СВ  вам  в  Ташкенте
обеспечат.  Настоящее  путеше­ствие,  три дня  у  вагонного  окна!  Ну  как?
Соблазнил?
     -- А что, прекрасная идея, -- оживился Аз­ларханов. И впрямь разрядка и
отдых ему сейчас не помешали  бы. Надо  многое  обдумать, но без посторонних
всевидящих глаз. -- Признаться, я напуган каким-то предчувствием беды, плохо
сплю и, если  бы не присутствие Коста рядом, наверное, издергался бы совсем.
Конечно,  если  Гольдберг  не  возражает,  я с  удовольствием  составлю  ему
компа­нию -- я уже давно не был в Москве...
     -- А  почему он должен возражать? Надеюсь, вы приятно проведете время в
дороге и в столице. Кстати,  Яков Наумович в свое время закончил философский
факультет  МГУ,  образованнейший  чело­век,  я  с удовольствием бываю у него
дома. Убежден,  у него одна из лучших  частных библиотек в Таш­кенте,  такие
раритеты имеются...  Ну  вот и отлично, что договорились.  В дорогу вам  все
подготовят,  толь­ко  одна  просьба...  -- Шубарин  заговорщически  по­низил
голос: -- Никому, даже Икраму Махмудовичу,  о поездке ни слова. Я объявляю о
командировке вечером накануне отъезда. И еще  личная просьба, чуть не забыл,
если  вас  не  затруднит.  -- Он вынул из верхнего  кармашка  пиджака чью-то
визитную  карточку.  -- Пожалуйста,  запишите:  Кравцов  Николай  Федорович,
рабочий телефон... вы учились с ним в аспирантуре в одной группе. Неплохо бы
возоб­новить  контакты, а  через  него  и  с  другими това­рищами  по курсу.
Англичане  говорят: школьный галстук объединяет  крепче  родственных связей.
Ус­тройте  ужин в  хорошем  ресторане,  денег  не жалей­те...  Пока  никаких
конкретных задач -- возобновите контакты, а там видно будет.
     После ухода шефа, осмысливая неожиданное предложение, Амирхан  Даутович
отметил  обдуман­ность действий Шубарина: слишком  он  поспешил навязать ему
телефон Кравцова  --  это-то и выдало его с головой.  Наконец-то  Азларханов
разгадал на­перед ход Шубарина -- это обрадовало прокурора ку­да больше, чем
презенты из Москвы.
     Вечером за ужином в "Лидо" Амирхан Даутович, улучив минутку,  спросил у
Шубарина, а как же быть с новосельем, которое он наметил через неделю. Артур
Александрович, показав на стол, ответил с улыбкой: вот вернетесь из  Москвы,
навезете вкусной еды,  как я  сегодня, тогда и справим новоселье.  На  том и
порешили, и Японец,  глянув на календарик в  записной  книжке,  объявил всем
дату новоселья на Красина: пришлась она на последнюю субботу октября.


        3

     Две недели с  небольшим,  что они пробыли в  Москве,  выпали дождливые,
слякотные. С Яковом Наумовичем, как и предсказывал Шубарин, он сдружился еще
в  дороге -- три  дня по нынешним  меркам все же срок немалый. В двухместном
купе фир­менного поезда "Узбекистан"  они вели долгие, не­спешные беседы обо
всем, но ни разу не касались ни дел, что оставили дома, ни дел, что ждали их
в Москве. Амирхан  Даутович не форсировал собы­тия, а Гольдберг наверняка не
хотел выглядеть  бол­тливым, подозревая, что его вагонный  попутчик  вто­рой
после  Японца  человек  в  деле,  хотя  уже  прошел  и  неясный  слух  среди
артельщиков,  что  вроде  не  Шубарин   с  Файзиевым  настоящие  хозяева,  а
Аз­ларханов стоит за всем,  и называлась астрономи­ческая сумма пая, которым
якобы  он владеет.  Голь­дберг знал Шубарина  много  лет  и в такой расклад,
конечно,  не верил,  но  как человек  осторожный, повидавший на  своем  веку
немало,  иногда  думал:  чем  черт  не  шутит,  и  оттого  сам  о  делах  не
заговаривал.  Они  подолгу молча  стояли на  закате  дня в коридоре  у окна,
вглядываясь в скупой пейзаж казахстанских  степей. Амирхан Даутович одолевал
этот путь впервые, а Гольдбергу  дорога  была известна до мелочей: он  знал,
где и  что выносят  к поездам, и  оттого деловая  поездка напоминала обычное
путешествие,   с   прогулками  на  перронах  степных  городов,   напо­ловину
состоявших из  вросших в землю мазанок,  с непривычными  для уха названиями:
Шубаркубук, Челкар, Чиили, Кзыл-Орда, Арысь...
     Яков  Наумович помнил столицу  пятидесятых го­дов, когда учился в  МГУ,
помнил  первый Всемир­ный фестиваль молодежи пятьдесят седьмого года, первый
Московский кинофестиваль,  приезд  Симоны  Синьоре  и  Ива  Монтана,  Жерара
Филипа, впрочем, тогда многое  было  впервые.  Москва,  воспоминания о  ней,
наверное, более всего сблизили этих двух немолодых людей.
     Иногда за неспешным ужином в купе Амирхану  Даутовичу хотелось спросить
Якова Наумовича, по­чему он с таким образованием, с знанием двух иностранных
языков  оказался далеко  от  Москвы в  овчинно-шубном  цехе,  но  каждый раз
понимал, что не следует этого делать.  Скорее всего он услышал бы историю не
более  веселую, чем свою. Но как  бы  ни был приятен  в  общении  Гольдберг,
Амирхан Даутович не забывал о своих целях: ему неожиданно выпал шанс выявить
в  Москве круг  должностных  лиц,  сотрудничающих  легально  и нелегально  с
Шубариным,  и  всех этих людей, или большинство  из  них, хорошо  знал  Яков
Наумович.  Если  бы,   не  вы­зывая  у  него  подозрений,  удалось  получить
инфор­мацию об этих людях! Оттого, когда им в гостинице "Советская" дали два
отдельных  номера,  Азларханов  предложил Гольдбергу взять  двойной  "люкс",
моти­вируя тем, что в последнее время  из-за сердца боится оставаться  один.
Предложение Гольдберг понял  как приказ,  и они поселились вместе;  впрочем,
Яков На­умович ничего против  не имел, и трехкомнатный номер, в  который  он
попал  впервые,  понравился ему куда  больше, чем однокомнатный  "люкс", что
занимал он всякий раз, бывая в Москве.
     Имелся у Ликурга и кое-какой  план, который он выработал  в дороге, под
мерный стук колес. Во время ужина в прекрасном ресторане гостиницы, на месте
бывшего "Яра", где некогда сиживал еще дед Шубарина, Амирхан Даутович сказал
небрежно:
     -- Яков Наумович, я очень давно не был в  Москве и не  хотел бы тратить
время  на знакомства со всеми, с  кого  вы  должны снять  мерку. Пожалуйста,
подго­товьте список, на  ваш взгляд,  самых влиятельных людей, кому я должен
нанести визит, сопровождая вас, а остальным временем я распоряжусь по своему
усмотрению, тем более Артур Александрович дал мне и конкретное задание.
     -- Как пожелаете, Амирхан Даутович, -- ответил  Гольдберг. -- Хозяин --
барин, я вам не указ. Думаю, таких людей будет не больше десяти,  остальные,
так сказать, среднее звено, но и без них шагу не сделаешь.
     После ужина  они  поднялись в номер.  Прокурор,  словно  забыв  о своей
просьбе, пошел принять перед сном душ, а Яков Наумович включил телевизор. Но
когда прокурор, выйдя из ванной, хотел соста­вить Гольдбергу  компанию перед
телевизором, ока­залось, тот сидел в рабочем кабинете за письменным столом и
листал  толстую  замусоленную  тетрадь  в  коленкоровом  переплете.   Увидев
Амирхана Даутовича, оживленно воскликнул:
     --  Один момент! Куда-то затерялся  в моих  за­писях  один  важный чин,
пятьдесят восьмого раз­мера. Отыщу -- и список будет готов.
     -- Судя по вашей тетради, клиенты наши уже не одной дубленкой разжились
у вас, -- поддел скор­няка Амирхан Даутович.
     --  Да,  всяко  бывает,  есть  и  постоянные клиенты, --  ответил  Яков
Наумович,  не  поднимая  головы от сто­ла.  --  Вот, к  сожалению, двое  уже
умерли,  хорошие  были  люди, большие  начальники!  Иных  перевели на  новую
службу, повысили -- номенклатура, сами пони­маете, и они уже не представляют
для нас интереса, а большинству -- вы правы -- шьем не в первый раз. А, вот,
нашел наконец! -- вырвалось у него  обрадованно.  -- В прошлый  раз ушло  на
него двенадцать  овчин, неужели  поправился еще? -- И  Яков Наумович передал
торопливо набросанный список.
     Азларханов пробежал взглядом листок в клетку,  надеясь,  что, оставшись
один, внимательнее вчитается в него.
     -- Наверное, за неделю управимся?
     -- Раньше не удавалось, -- охотно ответил Голь­дберг. -- Это не простое
дело... Снять мерку мне и десяти минут хватает, да вот  чтоб в  иной кабинет
зайти,  не один  день  ездить приходится -- то сове­щание, то заседание,  то
неожиданно в  Совмин  вы­звали,  то в ЦК... А  другого  мы должны в ресторан
пригласить  на ужин, мерку здесь в номере  снимать  будем. К  третьему домой
поедем  -- подарки  и гос­тинцы  повезем.  Так что не  забивайте себе голову
сроками: давайте сегодня отдохнем,  а завтра  я  с утра составлю  расписание
визитов.
     Поездку  можно  было  считать удачной,  даже  слиш­ком.  Яков  Наумович
начинал  день  со звонков  из  номера,  и толстая тетрадь,  где у  него были
записаны адреса и  телефоны  клиентов,  почти все  дни лежала  на письменном
столе и убиралась с глаз  лишь в те вечера, когда приходили к ним  гости,  с
которых  мерку  снимали  после обильного  ужина  в  ресторане.  Разных людей
повидал Амирхан Даутович  на таких мальчишниках,  как называл Яков  Наумович
подо­бные мероприятия. У некоторых из гостей на руке он видел точно такие же
часы, какие привез ему  Шубарин, и невольно  хотелось спросить: не Артура ли
Александровича подарок? Но мог и ошибиться: наверное, тут, в Москве, не один
Шубарин  раздавал  щедрые  подарки,  потому  что  сидели  эти люди на  самом
дефиците из дефицита, заправляя  матери­альными ресурсами страны,  от одного
росчерка их  пера  зависела  судьба целых регионов и отраслей.  И  тут вроде
Шубарин не пахал, не сеял, а пожинал плоды опять же не им ухоженного поля.
     Много  ели,  много  пили  и много  говорили  важные гости, привыкшие  к
ресторану  в гостинице "Совет­ская", который меж  собой  они упорно величали
"Яром", -- они чувствовали себя тут не менее уве­ренно, чем Икрам Махмудович
в "Лидо". После каждого  такого застолья,  оставаясь один,  Амирхан Даутович
вносил кое-какие сведения в  записную книжку, куда уже перекочевали адреса и
телефоны    из   замусоленной   тетради   Якова    Наумовича,   обла­давшего
каллиграфическим почерком.
     Удалось  побывать  ему  и  в нескольких  кабинетах  высокого,  даже  по
московским  понятиям,  началь­ства, где Яков Наумович  снимал мерки. Если бы
Амирхан  Даутович набрался  терпения,  то мог  бы  нанести визит  всем,  чьи
фамилии  значились  в  спи­ске, составленном  в  день прибытия в  Москву, но
личное знакомство на будущее  с людьми без бу­дущего, а в этом Азларханов не
сомневался, не интересовало его.  И потому, когда прием  не мог состояться в
оговоренное  время, он,  не дожидаясь, оставлял терпеливого Якова  Наумовича
мучиться  в приемной, а сам  уходил гулять по дождливой Мо­скве. Главное, он
знал, где сидит очередной хапуга, взлетевший так высоко.
     Удачей посчитал  Амирхан  Даутович и  то, что  Кравцов,  на контакте  с
которым  настаивал  Шубарин  (наверняка главная  причина его командировки  в
Мо­скву), находился в отпуске. Хотя, узнав уже тут, на месте, что его давний
товарищ  по аспирантуре стал прокурором одного из районов Москвы, он отметил
для  себя, что при случае просто обязан спросить,  какие  у Кравцова в  этот
период находились в про­изводстве  уголовные  дела, потому что они наверняка
переплетались с интересами если не самого Японца, так его московских коллег,
и,  если копнуть  глубже,  обнаружатся новые источники сырья,  оборудования,
новый круг высоких покровителей.
     В сутолоке дел, неотвязных  раздумий о дейст­виях, которые ему  следует
предпринять, прокурор совсем  забыл  о новоселье, назначенном  на послед­нюю
субботу  октября.  Выручил  его  Яков  Наумович...  Однажды  вечером,  когда
оставалось снять мерку с двух-трех самых неуловимых клиентов, Яков Нау­мович
заявился  в  номер,  как  обычно, нагруженный коробками, ящиками, свертками.
Дело  в  том, что  каждый, с  кого  снимали  мерку в гостинице,  не уходил с
пустыми  руками  --  такова  давняя  традиция,  объяснил  Гольдберг. Каждому
выдавали  набор  конь­яка  или дорогого  виски,  банку  икры  килограмма  на
полтора, хорошей колбасы  и  другие  деликатесы,  и  все это  Яков  Наумович
периодически привозил откуда-то в номер. Укладывая  продукты в  холодильник,
Яков Наумович спросил:
     -- А когда же, Амирхан Даутович, мы продукты для вашего новоселья брать
будем?
     Но  Азларханов  не  растерялся  -- такая  забывчивость могла  оказаться
чревата последствиями:
     -- Извините, Яков Наумович, я думал, что вы распорядитесь на этот счет,
как только закончите свои дела. Я готов хоть завтра поехать с вами, заодно и
подскажете, что следует взять -- я слабо разбираюсь в деликатесах.
     -- А разбираться и не  надо,  Артур Александрович  дал мне список,  что
нужно взять, а  если  появится что-то  стоящее, не  учтенное  шефом, так  на
складе и без нашего напоминания упакуют -- они знают вкус Шубарина.
     Возвращаясь опять же  поездом  "Узбекистан", Амирхан Даутович  мысленно
поблагодарил  Гольдберга  за  его  нелюбовь  к  самолетам --  дорога  давала
возможность осмыслить свое положение и принять окончательное решение. Тянуть
дольше  не   имело  смысла.  Теперь,  включая  московские  связи,   он  знал
достаточно, чтобы  попытаться отбуксировать айсберг куда  следует. Ему нужно
было  два-три  спокойных дня,  чтобы привести бумаги в  порядок,  изъять  из
старых  годовых   отчетов  управления   несколько  стран­ных  ведомостей  на
зарплату,  где  фигурировали  лю­бопытные фамилии, и --  отбыть в Ташкент, а
может, даже в Москву -- это тоже следовало просчитать.
     То,  что  в Москву  его отпустили без сопровож­дения  Коста, говорило о
доверии Шубарина, хотя Амирхан Даутович допускал мысль,  что могли наблюдать
за ним и в столице; "хвоста", правда, он не замечал ни в ресторане, ни гуляя
по улицам, впрочем,  он и повода для  тревоги  не  давал.  Что ему  хотелось
узнать о московских связях, он уз­навал, не выходя из  номера в "Советской",
благодаря Гольдбергу. Определился  теперь для него  и срок исчезновения: это
должно было случиться до но­воселья,  может,  в  канун его, а может, даже  в
субботу, в назначенный для гостей день.
     Разрабатывая свой  последний план, Амирхан  Даутович  понимал,  как  не
хватает ему помощника, даже просто человека, которому бы он доверял, мо­жет,
тот отвез  бы  его  в Ташкент или  сразу в  аэро­порт, заранее позаботился о
билете, чтобы прибыть прямо к самолету.  Но  сколько ни  перебирал в па­мяти
знакомых,  довериться никому  не  мог --  слиш­ком многим он рисковал. Да  и
опекали его уж очень старательно.
     И опять выручила дорога...  Под  мерный стук колес он  вспомнил:  Коста
как-то  обмолвился,  что  Джураев  уже  стал  подполковником  и  возглавляет
угрозыск  одного  из районных  отделений Ташкента.  Упомянул  Коста Джураева
потому, что тот, оказы­вается, лично взял в  прошлом году его сокамерника по
последней отсидке, взял на какой-то тайной "ха­те". "Заколдованный ваш друг,
-- мрачно пошутил тогда Коста,  -- ни пуля его не  берет, ни нож. Сколько на
него покушений было, другой давно бы уже оставил такую рискованную работу, а
этот только злее и хитрее становится".
     Может, следовало при первой возможности свя­заться с  Эркином и вызвать
его с машиной в "Лас-Вегас", в какое-нибудь укромное место.  У Джураева вряд
ли сумеют отбить его, даже  если  и попытаются. Он и поймет сразу, с  первых
слов,  и наверняка подстрахуется как следует, зная, что бывший прокурор  зря
паниковать и сгущать краски не  станет  -- не одно совместное дело у  них за
плечами. "Что  ж, это  тоже вариант, и пусть  останется на всякий  слу­чай в
резерве, -- решил Амирхан Даутович. -- Если не удастся исчезнуть тихо, чтобы
выиграть время".
     Прибыли  они  в Ташкент  утром, встречал их  на перроне Ашот. Когда они
вышли  на привокзальную площадь  и  подошли  к стоянке  для  частных  машин,
увидели белоснежный "мерседес" -- возле толпился любопытный народ.
     -- Как же Икрам Махмудович  доверил тебе, ли­хачу, такую  красавицу? --
спросил Яков Наумович, когда они отъехали.
     -- А он  и не  доверял, --  мрачно ответил Ашот. -- Файзиев сам приехал
вас встречать -- Артур Алек­сандрович велел,  а я его  сопровождаю на всякий
случай. Зашел он в Госплан с какой-то бумажкой, думал, на минуту, а вышло на
час, я и  поехал за вами на вокзал, время поджимало; заберем его -- и домой.
А машина -- класс, картежники дают за нее  Икраму уже сто двадцать тысяч, да
разве  деньги  ему  нужны,  он  и  так  не  знает,  куда  их  девать.  Артур
Александрович обещал и мне достать, как только я деньжат поднакоплю.
     У Госплана  уже  дожидался их Плейбой -- он  и  сменил Ашота  за рулем.
Только вырвались за  город,  стрелка  спидометра  пошла  гулять за  циф­рами
120-140. Яков Наумович съязвил не без тревоги:
     --  Я думал, у  нас один Ашот  лихач, оказывается,  и вы грешны,  Икрам
Махмудович?
     Файзиев, улыбаясь, ответил:
     -- На  такой машине грех плестись вслед "Жи­гулям", к тому же я спешу к
столу. Артур Алек­сандрович, если не запамятовали в Москве, не лю­бит, когда
опаздывают.
     Ашот, подлаживаясь под голос Файзиева, добавил:
     -- Обед -- дело святое...
     И все  засмеялись, зная, что  Икрам  Махмудович  пропустит  что угодно,
только не застолье.
     К  "Лидо" подъехали  вовремя:  Шубарин с  Джиоевым  стояли  у подъезда,
словно предчувствовали, что машина Плейбоя вот-вот вынырнет из-за угла.
     Пока  возвращавшиеся  из столицы обменивались с Артуром Александровичем
приветствиями,  рас­спросами о  здоровье,  самочувствии,  о впечатлениях  от
Москвы, Коста с Ашотом  быстро подняли  че­моданы, сумки,  коробки наверх  и
отогнали машину во двор ресторана.
     Сели  за стол как обычно  -- с  последними звуками городских  курантов,
отбивших два часа пополудни.
     Шубарин  расспрашивал  о  поездке больше  Гольдберга,  наверное,  желая
разговор с Амирханом Даутовичем провести наедине.
     Выпили бутылку шампанского, чего обычно сре­ди дня Шубарин никогда себе
не позволял. Он сам попросил эту бутылку у Адика, неожиданно сказав:
     -- Я рад видеть всех вместе за столом,  знаете, такие суматошные недели
выпали, вы  даже  не по­верите -- ни разу за  это время и не погуляли.  Хотя
поводов хватало...  На прошлой неделе получали по итогам третьего квартала и
за девять месяцев  года два переходящих  Красных знамени -- одно област­ное,
другое республиканское. Ну а ваш приезд мы, конечно, не должны  оставить без
внимания --  не  еди­ными делами жив человек. Давайте  вечером собе­ремся  в
банкетном зале и отметим два события сразу: и награждение нашего управления,
и возвра­щение наших товарищей  из Москвы. Икрам Махмудович, успеют на кухне
часам к восьми органи­зовать все как следует?
     Файзиев, что-то лениво дожевывая, сказал:
     -- Куда они денутся? Это я беру на себя.
     --  Ну  вот и хорошо,  договорились, значит.  -- И Артур Александрович,
обернувшись к Гольдбергу, спросил: -- Надеюсь,  и наши москвичи  чего-нибудь
вкусненького к столу не забудут?
     --  Конечно,  конечно, --  поспешил заверить Яков Наумович. -- Мы много
чего  привезли, хватит и на  новоселье  Амирхана Даутовича, и на сегодняшний
вечер, я ведь тоже помню о традиции: после Мо­сквы -- застолье.


        4

     После обеда Артур Александрович уехал с Гольдбергом в цех -- у них были
срочные дела,  а  Амирхан  Даутович  остался  в  гостинице.  Уходя,  Шубарин
ска­зал,  что о поездке они поговорят  как-нибудь на днях, в более спокойной
обстановке. Азларханов под­нялся  к себе, номер оказался тщательно убранным,
проветренным, на столе стояли свежие цветы и фрук­ты. Расхаживая по комнате,
он машинально  дернул  дверцу  холодильника,  и  сразу понял,  что Адик  был
предупрежден о его приезде. Да, Шубарину во вни­мании к ближнему трудно было
отказать.  Он  еще  долго стоял у  большого окна,  выходящего  на  пло­щадь,
хотелось  пойти сейчас же  в  управление  и приняться  за  дела, как решил в
дороге,  но