ере нам этого очень хочется.
     Амирхан Даутович не понимал, куда  клонит  гость, но то,  что  он сразу
попытался расположить к себе, настораживало. Ему уже ясно стало, что никакие
это не бывшие его коллеги и не работники партийного или советского аппарата,
за кого он принял  их тогда  в "Лидо". Но вот кто они, он  и предположить не
мог.
     Артур Александрович, видимо, желая быстрее пе­рейти к делу, выложил еще
один козырь:
     -- Мы даже  знаем, кто убил  вашу  жену, и мо­жем  сообщить, что  Анвар
Бекходжаев  с  прошлого  года  работает  прокурором  в  районе,  где некогда
совершил преступление.  Ну а  чтобы вы не сомне­вались, что  мы  знаем о вас
все, Икрам зачитает то, что нам удалось собрать о вас. Пожалуйста, Икрам.
     Чернявый,  подвижный Икрам Махмудович, все время зыркавший  глазами  по
сторонам,  явно  от­репетированным  жестом  открыл  кожаную  папку и  достал
бумаги.
     -- Итак... Азларханов Амирхан Даутович, родил­ся в 1933 году, в Сибири.
Воспитывался в детском доме, так как родители, юристы, были репрессированы в
1937  году.  Служил  четыре  года в военно-морском  флоте  на  Тихом океане.
Закончил в родном городе университет с отличием и аспирантуру в Москве.  Был
женат.  Жена -- Лариса Павловна  Турганова, искусствовед, собравшая  частную
коллекцию восточной керамики, которая неоднократно выстав­лялась за рубежом.
В 1978 году...
     Ликург остановил жестом чернявого -- читать то­му еще предстояло много,
и бывший прокурор не сомневался, что знают о нем все или почти все.
     -- Зачем вам это? --  спросил он устало. -- Вряд ли я нынче представляю
для кого-то интерес, даже шантажировать меня нет смысла...
     Артур Александрович нетерпеливо перебил хозя­ина:
     -- Мы не шантажисты. И, пожалуй,  вы правы,  что  едва  ли  для кого-то
представляете нынче ин­терес. Время такое: интерес,  внимание только  к тем,
кто на коне, то есть в кресле. Однако хотелось бы, чтобы вы не принимали нас
и  за филантропов -- у нас совсем другие цели, но они не могут  принести вам
худого, наоборот,  изменят  вашу  жизнь  в  лучшую сторону.  А  то, что  нам
пришлось   столь  тщательно   изучить   вашу  биографию,   этого   требовали
обстоя­тельства -- вы потом  это  поймете и, надеюсь, не будете в претензии.
Слишком многое  мы собираемся вам вверить, оттого и не хотели  бы подвергать
себя неоправданному риску.
     -- Нельзя ли яснее? -- перебил незваного гостя Амирхан Даутович.
     -- Нет,  яснее пока нельзя. Только в общих чер­тах, яснее и  подробнее,
когда получим ваше прин­ципиальное согласие на сотрудничество.
     -- Что же вам от меня нужно?
     -- Не  гоните лошадей, прокурор, дело  серьезное. Я представляю местную
промышленность. Нам по­зарез нужен юрисконсульт, если уж вы так наста­иваете
на краткости.
     --  Юрисконсульт?  --  удивился  Ликург.  --  Да  наше­го брата  сейчас
развелось хоть пруд пруди -- разве это проблема?
     --  Не скажите. Проблема, да  еще какая. -- Артур  Александрович тяжело
вздохнул, удивляясь  непо­нятливости  бывшего прокурора, и пояснил:  --  Нам
ведь не всякий  юрист требуется. Нужен юрист с большим опытом, юридическим и
жизненным. Больше того, человек, изощренный в законах, зна­ющий и понимающий
их противоречия.  Ведь не­даром  же ваши  коллеги называли  вас Законником и
Ликургом. И притом человек не робкий, при­выкший к коридорам власти, знающий
дорогу  в  Москву,  --  и  туда простираются  наши интересы.  Ну­жен человек
немолодой,  внушающий доверие и ува­жение,  образованный и  эрудированный. В
общем,  нужен  человек с умом и характером. Отсюда  и  столь подробное  ваше
досье,  прокурор... Признаемся, доля риска,  и немалая, свяжись мы  с  вами,
имеется.  Но  в случае удачи,  если  мы найдем пути  к  со­трудничеству,  --
выигрыш для  нас несомненен:  ваш юридический опыт, ваши  связи сослужили бы
нам неоценимую пользу.
     -- И что же все-таки толкнуло вас на риск? -- спросил Амирхан Даутович,
еще не понимая, чего от него хотят ночные гости.
     Видимо,  Артур Александрович ожидал  такой воп­рос,  поэтому ответил не
задумываясь:
     -- Логика, уважаемый прокурор, логика... и об­стоятельства вашей жизни.
-- Гость выразительно по­вел взглядом.
     -- Не понимаю вашей логики, нельзя ли кон­кретнее.
     -- Что ж, можно и подробнее, если уж так  на­стаиваете. Я даже рад: вы,
кажется,  не утратили прокурорской  хватки. Но  мы ведь не зря зачитали ваши
анкетные данные. А логика  такая, хотя и придется кое в чем повториться. Нам
кажется, го­сударство  никогда не ценило  и  теперь уже вряд ли когда оценит
вашу верность идее или долгу -- за­трудняюсь, как это точнее назвать. Как не
оценили  в свое время  ваших  родителей, скажем так. Они сгинули  без следа,
сами  вы  росли сиротой. Вашу жену убили, вас лишили дома,  работы, честного
имени, здоровья...  Убийца  и  его покровители не только  на  свободе, но  и
процветают на тепленьких  постах. Так  что у вас, на наш взгляд, должны  уже
сложиться свои взгляды  на  отношения личности с государством. В то же время
то, что вы не взяли сто тысяч у Бекходжаевых, вызывает наше уважение.
     Амирхан  Даутович, выслушав это откровенно ци­ничное признание, опешил,
мелькнула  даже  мысль  показать  гостям  на  дверь. Но какое-то  внутреннее
чувство   удержало  его  от  такого  поступка.  Кто   знает,   может,  жизнь
предоставила  ему  редкий,  последний  шанс  послужить  правосудию,  и  хоть
запоздало, но искупить, пусть частично, свою вину перед обще­ством? Вину эту
Амирхан  Даутович,  как  прокурор, с себя  не снимал.  А выгнать  непрошеных
гостей он всегда успеет, не в этом геройство.
     Ему  кстати  или  некстати  припомнился один  тол­ковый  хозяйственник,
поднявший  разваленное пред­приятие,  не вылазившее  из  прорыва лет десять.
Привлекался он за то, что без документации, без государственных строительных
организаций  постро­ил  ремонтную  базу  и   утепленные  гаражи  для  своего
автохозяйства.  Нарушение  с точки зрения закона было налицо, хотя корыстных
целей  он не  пресле­довал.  Так  этот  хозяйственник  сказал  ему однажды с
горечью:
     --  У  нас  никогда  не  судили  за  несделанное,  судят  постоянно  за
сделанное.
     Так и в данном случае: легче всего и, видимо, безопаснее было бы, пылая
праведным  гневом, ука­зать  пришельцам  на дверь,  и  это был  бы искренний
поступок; но разумнее выходило сдержаться, ждать,  слушать,  вникнуть в суть
--  ведь  он даже не знал еще сути дела,  в котором  ему отводилась  роль, и
немалая,  судя  по  откровению ночного гостя. А что  касается  логики Артура
Александровича,   которую   тот   считал  неотразимой,   единственно   верно
рассчи­танной, бьющей в десятку, в сердце, так был ли смысл ее оспаривать --
все  равно  каждый  из них останется  при своем мнении,  в таком возрасте им
обоим поздно менять  свои убеждения.  Разве  понял бы  ночной гость, что для
Амирхана Даутовича Бекходжаевы, Иргашевы никак не олицетворяли ни Со­ветскую
власть, ни партию, ни государство, как не олицетворяли эти понятия и те, что
сгубили его родителей.  Беда  его родителей была  одним  из ос­колков  общей
беды, и сейчас, на новом витке истории, случившееся с ним также нельзя  было
счи­тать только личной  бедой,  это тоже было одно из  лиц  общей беды --  и
только так понимал события  вокруг Амирхан Даутович. Сейчас было ясно -- его
втягивали  в какое-то крупномасштабное предприя­тие, и дело это скорее всего
напоминало айсберг:  верхняя,  надводная,  часть имела  легальный статус,  а
основная, подводная, была темна,  как океанские глубины,  и она-то требовала
определенного юриди­ческого прикрытия.
     Не  исключено, что  этот Артур  Александрович  является  представителем
новой  волны  советских  миллионеров,  ворочавших  "теневой"  экономикой,  о
существовании  которой  проницательные  люди  не  только догадывались,  но и
ощущали  ее  присутствие  повсюду.  И  идти  добровольно  в  объятия  такого
син­диката, где царят свои жестокие  законы, было не­безопасно.  Уж  об этом
Амирхан  Даутович  знал.  Но  была  и другая мысль:  "С  юности  я  поклялся
по­святить жизнь борьбе за справедливость и оказался вдруг не нужен закону и
правопорядку. Так, может, ценой такого риска я послужу в последний раз тому,
чему и собирался отдать жизнь?"
     Эта  неожиданная  мысль  как-то  сразу  сняла  на­чинавшее  подниматься
раздражение.  Внутренне  он был  готов рискнуть, поэтому  стал  внимательнее
слу­шать Артура  Александровича, боясь пропустить  хоть  слово. Да,  похоже,
жизнь звала еще  раз послужить правосудию, и  отступать, по его понятиям, не
сле­довало.
     Он даже задал Артуру Александровичу вопрос, в котором как бы крылось не
то его согласие, не то сомнение:
     -- Вот вы сказали -- поездки в Москву... кори­доры власти. Вы считаете,
что  такие  нагрузки мне  по силам?  Вы, я  думаю,  знаете,  я  перенес  два
ин­фаркта и тяжелейшую пневмонию, которая и до сих пор дает себя  знать.  Не
переоцениваете ли вы мои способности?
     Артур Александрович  вдруг  так  искренне и  весело рассмеялся,  словно
сбросил с себя какую-то тяжесть.
     -- Дорогой Амирхан Даутович,  как вы нас до сих пор еще не выставили за
дверь, если считаете, что  пришли  два  нахала и  пытаются  все  свои заботы
спихнуть на вас?  Не волнуйтесь, мы прекрасно ос­ведомлены о вашем  здоровье
и, уверяю вас, будем всячески оберегать его.  Что касается вашей работы, она
будет носить  вполне  официальный  характер,  и вам никогда  и  нигде ничего
отстаивать  ценой здо­ровья не  придется.  Все, что внешне будет напоми­нать
защиту  интересов  разных  сторон, бурные пре­ния,  вас не должно волновать.
Куда бы вы ни при­шли, все или почти все будет предрешено заранее, и это уже
не ваши заботы. Ваша работа заключается совсем в другом. Не знаю, понравится
ли сравнение, но  вы будете, скажем так, послом по особо важным поручениям и
юридическим советником.  Но сегодня,  я  думаю,  о  подробностях  работы  мы
говорить  не  будем,  важно  ваше  принципиальное согласие.  А что  касается
поездок в Москву  или другие города, они,  конечно, будут. Но опять же, вряд
ли у  вас возникнут там какие-то  проблемы... не придется  даже  нести  свой
чемодан  -- вас всюду будут сопровождать наши люди. Но,  я думаю, на сегодня
деловых разговоров хватит, и нам следовало бы обмыть наш союз, не правда ли?
     Амирхан Даутович впервые за вечер растерялся.
     -- У меня только чай, да и то азербайджанский, второго сорта.
     Но тут в разговор вступил Икрам Махмудович  -- наверное, остальное было
по его части:
     --  Не волнуйтесь, прокурор,  мы предусмотрели  и  это.  Знали  о вашем
спартанском быте и ваших возможностях... -- Он распахнул окно,  выходящее во
двор, и подал какой-то знак.
     Прошло несколько минут, и раздался осторож­ный звонок. Икрам Махмудович
поспешил к двери сам.
     В квартире появился  официант, тот самый,  из "Лидо",  где единственный
раз ужинал  Амирхан Да­утович.  В  руках  он  держал  две  тяжелые  корзины,
накрытые  не  то скатертью,  не  то  салфетками. Ловкий Икрам  Махмудович, у
которого,  как узнал впослед­ствии прокурор,  было прозвище Плейбой,  тут же
перехватил  у  него  одну из  корзин.  Официант  сдер­жанно  поздоровался  с
хозяином  и прошел в комнату вслед за Икрамом  Махмудовичем -- видимо, такое
выездное обслуживание  было ему не  в диковинку. Вдвоем они ловко  выдвинули
стол   на   середину   ком­наты,  и   официант,  достав   из  корзины   туго
накрах­маленную скатерть,  быстро уставил  ее тарелками,  бокалами и прочим,
привезенным из ресторана. За­тем,  попросив у  Амирхана Даутовича разрешения
воспользоваться  газовой  плитой,  подхватил  корзины  и скрылся  на  кухне.
Прокурор  чуть  ли  не  больше,  чем  своим  неожиданным  гостям,  подивился
расто­ропности молчаливого официанта и ночной скатер­ти-самобранке.
     Через  несколько  минут  из кухни поплыли  ап­петитные  запахи. Пока на
сковороде  что-то  сквор­чало, официант  бесшумно  ставил  на стол  закуски,
зелень, "Боржоми",  который прокурор в последний  раз пил лет  пять  назад в
обкомовском буфете.
     Артур  Александрович,  не  обращавший  внимания на  суету  официанта  и
Плейбоя  у стола, долго  стоял  у фотографии  Ларисы  Павловны, висевшей  на
стене.
     -- Красивая была женщина. Талантливая. У меня есть два альбома.
     Наблюдая за ночным гостем, прокурор  почувст­вовал: Артур Александрович
ждал  от  него  вопросов; Азларханов  не  стал торопить  события,  и тут его
выручил официант, внесший  на  большом лягане жа­реных перепелок с  грибами;
внимание  всех  пере­ключилось  на  роскошное блюдо,  украшенное  зеленью  и
помидорами. Официант, поставив ляган посере­дине, поправил кое-что на столе,
словно художник, добавляющий штрихи на готовой картине, затем воп­росительно
глянул на  Артура  Александровича. Тот,  видимо, мысленно  еще  продолжавший
разговор с Амирханом Даутовичем, машинально ответил:
     -- Спасибо, Адик, можешь идти, Ашот отвезет тебя домой.
     Официант  попрощался, пожелав приятного за­столья,  и  тут же удалился.
Такого вышколенного официанта прокурор видел впервые.
     --  Ну что  ж, прошу за стол, -- пригласил Артур Александрович, едва за
расторопным  Адиком   за­хлопнулась  дверь.  Чувствовалось,   что   в  любых
си­туациях он привык быть хозяином положения.
     Икрам  Махмудович разлил предусмотрительно открытый официантом  коньяк,
несмотря на возра­жения прокурора, налил и ему.
     --  За взаимопонимание  и  успех,  -- таков  был  пер­вый  тост  Артура
Александровича,  и Амирхан Дау­тович пригубил  коньяк вместе со всеми; гости
больше  не  настаивали  на  том,  чтобы  он  выпил.  Правда,  он  с  большим
удовольствием выпил бокал темного чешского пива "Дипломат", похвалил.
     Икрам Махмудович среагировал сразу:
     --  Нет  проблем,  Амирхан Даутович,  завезу  как-нибудь  пару  коробок
финского баночного -- в жаркий день нет напитка лучше.
     Сидели  долго,  но  ни  о  работе,  ни о каких-то  проблемах  больше не
говорили;  хотя  Икрам  Мах­мудович  дважды  пытался  получить  у  прокурора
кон­сультацию по  каким-то  конкретным делам, Артур Александрович  мягко, но
настойчиво  уводил  разго­вор в сторону. Чувствовалось, что он образован, во
всяком случае начитан.
     Бывал Артур Александрович,  оказывается, и  за границей, в том числе  в
Японии,  и  они  обменялись с Амирханом  Даутовичем  своими впечатлениями  о
тамошней жизни и порядках.
     Расстались далеко  за полночь,  уговорились встре­титься на другой день
за обедом в "Лидо".
     После ухода  гостей  Ликург еще долго  размышлял о  необычном визите, о
своей  жизни, в которой с  завтрашнего  дня, похоже, начинается новый  этап.
Вновь и вновь он возвращался памятью к сказан­ному Артуром Александровичем и
к редким репли­кам Икрама Махмудовича.
     Что крылось, например, за фразой: "Мы отдаем себе отчет в том, что идем
на большой риск, по­свящая вас в свои дела"?
     Одно было  ясно: дело, в  которое он вступит завтра,  или, точнее,  уже
вступил с этой полуночи,  -- крупномасштабное, солидное, оттого они и шли на
риск.  И  Амирхан Даутович  понимал,  что еще ка­кое-то  время, пока  он  не
выдержит изощренной проверки или чем-то особенным не привяжут его к делу, за
ним  будет  глаз да глаз -- уж он-то, как  юрисконсульт, будет знать гораздо
больше, чем даже Икрам  Махмудович. Ясно, что Артур Александрович не из тех,
что любят  посвящать  лишних людей в свои дела, а вот  с юристом, хочешь  не
хочешь, придется  консультироваться. Но какую бы опасность,  риск Азларханов
ни  предвидел,  ни  предчувствовал, ему  хватило  мужества не отказаться  --
обстоятель­ства сложились так, что он еще раз проверялся жизнью и как  юрист
и как  гражданин.  Думал он  и  о том, что  новые  его  знакомые  как  будто
переоценивают его  физические возможности -- а может, и наоборот: знают, что
врачи  обещали  ему месяцы -- не  годы?  Может,  деловые люди и это взяли  в
рас­чет  -- знакомство обещает  быть  недолгим,  и именно  недолгий срок  их
устраивает,  гарантирует,  так  ска­зать, дополнительно безопасность?  Точно
сказать он сейчас не мог.
     Артур Александрович  ничего  не  сказал ему о  требованиях  на  будущей
работе,  но  прокурор  знал:  они  вряд  ли будут  отличаться  от  тех,  что
предъ­являются на теперешнем заводе, да и повсюду, где ему пришлось работать
юрисконсультом.
     Парадокс  заключался  в  том,  что  и  дельцы  под­польных  трестов,  и
директора  официальных пред­приятий требовали  одного -- соблюдать  интересы
своей фирмы, даже  если они  идут  вразрез с го­сударственными  и народными,
хотя, если быть  объективным, подпольная экономика так или ина­че  учитывает
интересы  потребителя  и  никогда не работает  ради  пресловутого  плана  на
склад-свалку.
     Дойдя в  своих рассуждениях до  такой горькой истины,  Амирхан Даутович
успокоился и отправился спать -- назавтра ему тоже предстоял нелегкий день.


        2

     В  назначенное время Амирхан  Даутович  появился  в ресторане "Лидо". У
входа его встретил вчерашний официант и  проводил его к тому самому столику,
за  которым  он  уже  однажды  ужинал  здесь. Артур  Александрович  появился
неожиданно, откуда-то из-за  спины -- наверное, он вошел в другую дверь, что
вела прямо из ресторанного зала в гостиницу. Вы­глядел собранным, подтянутым
-- видимо,  он был  из тех, кто никогда не  дает себе  расслабиться. Зал уже
почти заполнился, и Амирхан Даутович видел, как многие тянутся взглядом к их
столу, желая поздороваться или  хоть попасть на глаза Артуру Александровичу,
но тот  словно  ничего  не  замечал  вокруг  --  все  свое  внимание  уделял
собеседнику за столом.
     --  Ну как, товарищ прокурор,  не  переменили вчерашнее  решение?  А то
вольному воля,  я  пред­почитаю в делах добровольные начала, -- начал  Артур
Александрович, разливая  "Боржоми" в бока­лы -- он  по своей  привычке сразу
захватывал ини­циативу.
     --  Нет,  не  передумал. Старость не  за  горами,  и,  как вы правильно
заметили, я оказался к ней не готов. Однако  я задам вам встречный вопрос --
будет ли  у  меня возможность  скопить на маленький  уютный  домик  в Крыму,
скажем, в Ялте? Это то самое место, что рекомендуют мне врачи.
     -- Не только на маленький, но и на самый что  ни есть роскошный, какими
владеют в Крыму не­которые отставные генералы. Я тоже люблю Крым, Ялту и рад
помочь  вам, чтобы было куда пойти в гости по старой дружбе, а может быть, я
и сам  куплю что-нибудь по соседству -- наверное, наступит день, когда и мне
наскучат дела. Все  зависит от вас, Амирхан Даутович, повторюсь еще раз: ваш
опыт, знания, прежние  связи нам  необходимы  по­зарез. Но  давайте спокойно
пообедаем, а разговор наш о делах перенесем наверх, ко мне в номер.
     Когда  они  выходили из-за  стола, прокурор ос­торожно подсказал Артуру
Александровичу:
     -- Обратите, пожалуйста, внимание на того мо­лодого человека  в красной
рубашке, что сидит не­далеко через проход. Мне кажется, он слишком тщательно
выбирал место, чтобы лучше просмат­ривался наш столик, и все время не сводит
с вас глаз.
     Артур  Александрович,  не  повернув головы в  ту  сторону, куда  кивком
указал Амирхан Даутович, улыбаясь, ответил:
     -- Я не ошибся в  вас, прокурор!  Есть  еще порох в пороховницах  -- не
утратили  хватки.  Вы правы, он не сводит с меня глаз и место выбрал с умом,
но он так и должен поступать, потому что это мой телохранитель.
     Видя, что своим сообщением явно огорошил сдержанного,  владеющего собой
прокурора, Артур Александрович рассмеялся:
     --  Да,  да,  телохранитель,  не  удивляйтесь.  У  вас тоже будет свой,
впрочем,  он уже есть -- подыскали нам подходящего человека, прибудет недели
через две-три. Ну а с Ашотом, я надеюсь, вы подружи­тесь -- надежный парень,
не подведет.
     Поднялись на третий этаж -- номер Артура Алек­сандровича расположен был
в  к