что Она для меня все равно, что
перезрелая сморщенная маслина - а я, кстати, ужасно не люблю маслины, - я
ей это прямо так и скажу. А что касается тебя, то когда мне захочется
придумать сравнение и для тебя, я отложу на целый день все свои дела и
займусь подбором соответствующих слов в различных словарях.

Тут он наговорил мне такое, что не найдешь ни в одном словаре, и схватился
за горлышко бутылки виски. Но я выкинул номер, которому меня научили на
Кубе. Я немного отступил в сторону, сделал вид, что собираюсь дать ему по
морде, и когда он поднял бутылку, чтобы защититься от моего удара, ребром
кисти ударил его по пояснице, как раз в том месте, где проходят нервы. С
лицом, перекошенным от боли, он свалился, как кегля, и уставился на меня
глазами, которые сверкали, как глаза всех чертей ада.

Два других парня встали и подошли к нам поближе. Казалось, вот-вот вспыхнет
всеобщее веселье, но тут дверь отворилась, и на пороге стоял с улыбкой на
лице сам Сен Райма. Он говорил мило и нежно, на иностранный манер, и один
вид его действовал на всех успокаивающе.

- Леди и джентльмены, - сказал Он. - Не думаете ли вы, что сейчас не время
для ссоры?

Он продолжал улыбаться и поглаживал рукой свою шелковистую седую бороду.

Все сразу успокоились. А мне начинает нравиться этот парень, Сен Райма.
Пожалуй, он действительно обладает какой-то сверхъестественной силой,
ясновидением что ли это называют, и, может быть, он способен видеть и то,
что происходит, и то, что может произойти.

Но тут я обратил внимание на следующее обстоятельство:

мы двигались и двигались довольно быстро. Вероятно, пока мы тут ссорились с
Руди, яхта снялась с якоря.

Сен Райма продолжал:

- Я немного изменил условия проведения сеанса, - сказал он. - В коридоре
есть большой салон. Все уже там, я имею в виду тех, кто находился вблизи
молодого человека в момент убийства. Салон погружен в темноту, горят только
тусклые фонарики, освещающие места, на которых вы будете сидеть.

Стулья поставлены в круг, и я хочу, чтобы каждый из вас сел на стул и
положил руки на колени. Затем я сяду посредине круга. Мы так немного
посидим, и через несколько минут я скажу, кто убил Чарля Чайза.

С минуту все молчали. Молчание нарушил Руди.

- О'кей, профессор, - сказал он. Все великолепно, за исключением одной
маленькой детали. Я не знаю, кто убийца, вы нам об этом скажете, но сам-то
убийца знает, что он убийца, и многие из нас догадываются, о ком идет речь.
- Он посмотрел на меня и улыбнулся. Карлотта тоже посмотрела на меня.

- Мы считаем, что вот этот парень убил Вилли-Простофилю, - сказал Руди, и
он сейчас пришел сюда с револьвером. Надо отобрать у него оружие.

Я встал, но прежде чем я успел что-нибудь сказать, откуда-то появился тот
свирепый парень в форме морского офицера, он стоял сзади Сен Райма и теперь
направлялся ко мне.

- Это правильно, - сказал он. - Если у вас есть оружие, сдайте его
немедленно.

Мне ничего не оставалось делать, как подчиниться. Я протянул револьвер, и,
поверьте, никогда в жизни мне не было так горько расставаться со своим
любимым "люгером".

После того, как я сдал оружие, мы все пошли за Сен Райма по коридору, в
конце которого находился довольно большой салон. Наверху, на палубе, был
слышен шум шагов многих людей. А яхта все набирала скорость, и никто не
обращал на это никакого внимания.

В салоне нас ожидали три парня в белых куртках, которые указывали нам наши
места. В самом дальнем углу салона перед занавесом, который должен был
имитировать занавес Джо Мадригала, сидел огромный парень. Я подумал, что
это, вероятно, сам Харбери Чайз.

Через минуту все уселись и положили руки на колени, как нам велел Сен
Райма. Сам он сел посредине круга и смотрел прямо перед собой,

- Будьте любезны, выключите свет, - сказал он. Кто-то выключил единственную
лампочку, горевшую в углу салона. Было очень темно и абсолютно тихо, только
слышалось наше дыхание, и все.

Так мы сидели минуты две-три. Потом Сен Райма начал говорить.

- Я вижу то место, - сказал он. - Я вижу клуб Джо Мадригала. Я вижу мисс де
ля Рю и слышу ее пение. Я вижу, как из двери, ведущей в коридор с уборными,
выходит человек. Стройный, худой. Это очень жестокий человек. В петлице у
него белая гвоздика.

В правой руке револьвер. Он прошел с левой стороны эстрады за занавесом и
что-то сказал человеку, сидящему на возвышении и ведающему освещением
эстрады и зала. Потом посмотрел на револьвер и спрятал его в карман
пиджака. Вот он выходит из двери, делает пять или шесть шагов. Теперь он
находится примерно в шести шагах от молодого человека, который сидит за
столом и слушает певицу. Человек с белой гвоздикой стреляет из кармана.

Он замолчал. Все сидели, не двигаясь.

- Пожалуйста, включите свет, - сказал Сен Райма. Кто-то включил свет. Сен
Райма сидит на стуле и пристально смотрит вперед. Он все еще вроде как бы в
трансе. Потом встрепенулся и вроде опять вернулся на землю. В салоне
включен полный свет. В дверях стоят три или четыре парня в белых куртках,
вероятно, стюарды, а сзади них толпились еще какие-то ребята, вероятно,
члены команды. Все внимательно смотрят.

Сен Райма указал пальцем на Руди Сальтьерру.

- Вот этот человек, - сказал он. - Этот человек убил Чарля Чайза.

Я посмотрел на присутствующих. Никто не двигался с места, и вообще никто
никак не реагировал на слова Сен Райма. Сальтьерра встал. Он опустил руку в
карман и вынул оттуда револьвер.

- Слушай, пророк, - сказал он. - Да, ты оказался гений. И ты чертовски
прав. Да, это я убил Вилли-Простофилю, потому что не люблю вокруг себя
парней, которые знают слишком много. Я думаю, что настало время мне
вмешаться в этот сеанс.

- Одну минуточку, Руди, - сказал я и повернулся к остальным. - Я не знаю,
есть ли здесь приличные честные люди, - сказал я им, но если есть, я
призываю их в свидетели того, что Сальтьерра только что признался в
убийстве Вилли-Простофили, или другими словами Чарля Чайза и...

Но Руди оборвал меня. Он резко повернулся ко мне, держа в руке револьвер.

- Заткнись, болван, - сказал он. - Никто тебя не слушает. Погоди, сейчас я
займусь и тобой, - и он снова повернулся к Сен Райма. - Да, ты очень
хороший ясновидящий пророк, - сказал он, - и даже слишком хороший. Но скажи
мне вот что: перед тем, как ты пришел сюда, тебе уже было что-нибудь
известно по этому делу?

Сен Райма улыбнулся. Он нисколько не испугался.

- Я знал, - сказал он, - я знал, потому что все видел сам лично. Вчера
вечером я был в это время в клубе "Селект" и все видел.

Он стоял, улыбаясь. Руди тоже улыбнулся, он был похож на волка,
встретившего в лесу кролика.

- Да, пожалуй, ты слишком много знаешь, - сказал он и поднял револьвер, -
Может быть, ты и это тоже видел? - насмехался он над стариком.

Сен Райма улыбнулся. Он был безмятежен, как ручеек в жаркий летний полдень.

- Я видел и это, убийца...

Он больше ничего не успел сказать, так как Руди шагнул вперед и нажал на
курок. Он всадил в Сен Райму по крайней мере полдюжины пуль, и видно, что
это доставляло ему огромное удовольствие. Он оскалил в улыбке зубы, как
гиена, и даже, когда старик уже упал на пол, выстрелил в него еще два раза.
Да-а-а, жуткий парень.

Потом он отбросил револьвер и повернулся ко мне. Я посмотрел на
присутствующих, все они окружили меня и улыбались. Улыбнулись и парни в
белых куртках, стоящие в дверях, которых я принял за стюардов.

- Итак, ребята, - сказал Руди, - разрешите мне представить вам одну из
блистательных звезд департамента юстиции Соединенных Штатов, - он махнул
рукой в мою сторону, - мистер Лемми Кошен, талантливый самородок среди
федеральных фараонов, очаровательный "джимен", в полном комплекте, с бляхой
и всем, чем полагается.

Он громко рассмеялся. Остальные присоединились к нему. Я почувствовал себя
так, как будто попал в пещеру с гремучими змеями.

- Ну, - сказал он, - что же мы теперь сделаем с тобой - ослом?

ПЕРЕД ЛЕММИ РАСКРЫВАЮТ КАРТЫ

Смешно сказать, но когда наступает такой момент, что меня вот-вот убьют,
мне в голову лезут всякие глупости. Уж такой я.

Например, я сейчас думаю о том, что у Карлотты очень красивые ножки. Она
стоит у открытого иллюминатора и курит. Хладнокровная, невозмутимая стерва.

Я снова вернулся на землю и взглянул на Руди. Он стоит и смотрит на меня,
как все черти ада. Злобно ухмыляется и страшно доволен создавшейся
ситуацией. Да, Руди - прирожденный убийца. Он убивает не потому, что боится
кого-то, или потому, что должен кого-то убить, он убивает просто так, из
любви к искусству. И получает от этого огромное удовольствие. Кажется, час
мой пробил, потому что совершенно ясно:

Руди сейчас примется за меня, и мое единственное желание - хоть на минуту
опередить его. Вы знаете, ребята, на моих глазах часто убивали людей, но я
не могу спокойно перенести то, как сейчас был убит старик Сен Райма, просто
так, ни за что. Бедняга.

Я засунул руку в карман и кивнул головой в сторону трупа.

- О'кей, Руди, - сказал я, улыбаясь, - но я хочу указать тебе на одну вещь,
которую ты забыл. - Я вынул из кармана правую руку и указал ею на труп.
Расчет был правильный. Руди посмотрел туда, на что я показываю. А я
воспользовался моментом и прыгнул на этого грязногогрязного, так его и так.

Здорово получилось. Пальцами левой руки я сжал его горло, а правой наотмашь
изо всей силы ударил между глаз. Мне удалось стукнуть его два раза, прежде
чем остальные опомнились и поспешили ему на помощь. Я буквально
наслаждался, слушая, как Руди стонал, заглатывая собственные зубы.

И тогда они на меня насели. Надо сказать, меня в жизни не раз били, но то,
что со мной сделали эти черти, вы и представить себе не можете. Если и был
когда-нибудь на свете до полусмерти избитый парень, так это я. Они
буквально расталкивали друг друга, чтобы только хоть разок влепить мне
удар, и когда они со мной покончили, казалось, что на земле мне теперь
понадобится только одна вещь: могильный камень с надписью: "Он сделал все,
что мог".

Левый глаз у меня полностью затек, кто-то прикрыл его бутылкой, и если мои
ребра не поломались от пинков, то только потому, что их, вероятно, вогнули
внутрь. Правая рука парализована от удара стулом по соответствующему нерву,
как кусок каучука, пропущенного сквозь мясорубку.

Но тут заговорил Руди, и все отступили от меня. Лежа на боку, где они меня
оставили, я здоровым глазом хорошо видел Руди. У него тоже не было особых
оснований ликовать. Я ударил его всего два раза, но оба удара были
великолепны. Половина его очаровательных зубов вылетела, один глаз
закрылся, и вокруг него расплывался огромный синяк, а на горле до сих пор
не исчезли следы моей левой руки.

Я хотел встать, но не смог. Он подошел ко мне и пнул ногой в лицо, и если
вас когда-нибудь пинали в лицо, вы поймете, как это больно.

И он начал говорить, правда, слова можно было разобрать только с большим
трудом, потому что губы у него распухли, и я искренне наслаждался этим
зрелищем.

- Итак, Кошен, - сказал он, - ты решил драться. Да? Ну, хорошо. Слушай ты,
сопляк, я хотел убить тебя быстро и без мучений, но теперь я решил прежде
позабавиться над тобой. Я придумаю для тебя что-нибудь особенное. И тебе не
раз придется взмолиться, чтобы я поскорее тебя прикончил. Вот так-то.
Заберите его, ребята.

Они поставили меня на ноги и поддерживали в таком положении. Я чувствовал
себя ужасно: в глазах - туман, стены куда-то уплывают и возвращаются, но я
отлично видел, как Карлотта подошла к Сальтьерре, поговорила с ним о
чем-то, а потом встала передо мной, руки в боки, смотрит своими змеиными
глазами.

- Ай-ай-ай, - сказала она, улыбаясь, - посмотрите на Великого Лемми Кошена.
Как это он позволил, чтобы его высекли, как нашалившего мальчишку? - Она
повернулась к Сальтьерре. - Брось его куда-нибудь, Руди, - сказала ежа, -
пока мы не придумаем для него что-нибудь. А сейчас, - продолжала она, -
получи вот это на память от меня. Это за твои гениальные выдумки, которые
ты тогда наговорил обо мне у Руди.

Она влепила мне пощечину. Я улыбнулся. Тогда она влепила еще одну и ушла.

- О'кей, мальчики, - сказал Руди, - вытирая носовым платком лицо. - Бросьте
этого болвана в кутузку. Оденьте ему кандалы и привяжите покрепче. Да не
церемоньтесь с ним. Мы потом придумаем, как над ним позабавиться. А пока
кто-нибудь принесите мне виски и холодной воды.

Два или три парня выволокли меня из салона, протащили по коридору, затем
свернули направо в маленький коридорчик. Потом один из них кудато ушел и
вернулся с парой железных наручников. Они заломили мне руки за спину, одели
наручники и втолкнули в какую-то дверь. Там шла небольшая лесенка вниз в
темноту. Один парень отступил немного и поддал меня хорошим пинком. Я
скатился по лесенке вниз головой, и когда более или менее благополучно
приземлился на дно этой дыры, уже ничего больше не соображал. Да-а, жизнь
вообще не что иное, как один сплошной пинок.

Сколько времени я пролежал в этой дыре, не знаю, но когда пришел в себя,
чувствовал себя прескверно. Каждый раз, когда я хотел повернуться, мне
казалось, что кто-то разрывает меня на куски. В голове стоял звон, один
глаз полностью закрыт, и вообще паскудно.

А яхта несется, как черт. Машины буквально надрываются. Куда бы мы ни шли,
но видать, Руди сильно торопится.

Я немного вытянулся, и хотя, можете мне поверить, трудно говорить об
удобствах, когда руки за спиной скованы наручниками, все-таки, когда мне
удалось случайно повернуться и лечь вниз лицом, мне вроде как стало
удобнее.

Хотя это и не имеет никакого значения, но все-таки я никак не могу понять,
в чем дело. Что Руди делает на этом судне, как ему удалось захватить его, я
просто не в силах был понять. Но еще раз повторяю: это теперь для меня не
имеет никакого значения, так как совершенно ясно, что участь моя решена, и
Сальтьерра непременно добьет меня и выбросит за борт.

Я пролежал в этой дыре очень долго. Потом дверь открылась, вошли два парня,
подхватили меня и поволокли наверх в каюту. За столом сидит Руди, перед ним
на столе бутылка ржаного. К разбитому глазу привязан кусок сырого мяса, а
лицо, как небо при заходе солнца - все красное и синее.

- Мальчики, - сказал он. - Можете снять с него браслетики. Он теперь уже
ничего никому не сделает.

И он прав, доложу я вам. Если бы кто-нибудь предложил мне тысячу долларов
за то, чтобы я убил муху, я, вероятно, не смог бы сделать даже этого, до
того я обессилел.

С меня сняли наручники, и я слегка потянулся, потом шлепнулся на стул.
Сальтьерра подвинул мне бутылку.

- Выпей, - сказал он, - может быть, будет легче, будешь чувствовать себя
лучше. Я хочу, чтобы мозг твой нормально заработал, и ты бы полностью
осознал, какой же ты безнадежный болван.

Я взял бутылку, хотя, можете мне поверить, мне было больно шевелиться для
этой даже цели, и отхлебнул приличный глоток. Виски хорошее, и голова у
меня немного прояснилась, но я постарался, чтобы Руди этого не заметил. Я
продолжал сидеть одурманенный. Я взглянул на Руди. На нем был красивый
летний костюм и шелковая рубашка. Очевидно, сейчас уже следующий день. Я не
мог сказать, прав ли я, потому что иллюминаторы были задернуты и горел
электрический свет. Он слегка откинулся к стене, раскачивался на задних
ножках стула и смотрел на меня, страшно довольный собой. Я убедился, что
одним из недостатков Руди является огромное самолюбие.

У каждого преступника есть пункт, на котором он может поскользнуться, и
поэтому я решил попытать счастья на этом недостатке Руди. ' - Слушай,
Сальтьерра, - сказал я ему.

- Ты победил. Умный парень оказался. Как это удалось перехитрить меня?

Он улыбнулся. Потом с самодовольным видом заложил большой палец правой руки
за пройму жилета. Кажется, моя лесть сработала.

-Ты прав, коп, - сказал он. - Неплохо это у меня получилось! Знаешь, я
убедился, что вы, копы, не такие уж умные ребята.

-Да, кажется, я тоже прихожу к такому же заключению, - сказал я. - Но вот
откуда ты узнал о Мелландере, этого я никак не могу понять.

Он засмеялся и налил себе еще стаканчик.

- Ты вообще ничего не знаешь и не понимаешь, - он насмешливо посмотрел на
меня. - Мне жаль тебя. Кошен. Ты крепкий парень, во всяком случае был
когда-то им. Это ведь ты тот самый коп, который ликвидировал банду Сигеллы?
А? Я когда-то знавал Фреди Сигеллу. Хитрый парень, но все же ему далеко до
меня. И вот где ты и поскользнулся, коп!

- И не говори, приятель, - подтвердил я. - Слушай, теперь уж" все равно это
не имеет никакого значения, но скажи, куда мы едем? - я посмотрел на него.
- Что это за путешествие? - продолжал я. - Это что, просто летняя прогулка,
или экспедиция для исследования Северного полюса?

Он слегка наклонился к столу и снова подвинул мне бутылку.

- Выпей-ка еще, сопляк, и поудобнее усаживайся на стуле, сейчас ты будешь
смеяться.

Я взял бутылку и сделал вид, что отхлебнул, а на самом деле не пил (может
быть, мне удастся накачать его). Я поставил бутылку на стол. Он закурил.

- Мы едем в Англию, фараончик, - сказал он. - Как тебе это нравится? Ты
ведь разыгрывал из себя умного Шерлока Холмса. Да? Ты и Мирас Дункан все
знали, по крайней мере, вы так думали, что все знаете. Вы думали, мы такие
ослы, что стянем ваше золото в Америке. Нет, приятель. Ты что-то в"
последнее время вообще плохо стал соображать, мозги у тебя запылились, надо
бы их немного проветрить.

Он совсем перегнулся ко мне через стол. И до того он был доволен собой, что
его прямо так и распирало, и он не знал, что и сказать.

- Слушай, Кошен, - сказал он. - Мы украдем это золото в Англии. Больше
того, ты нам поможешь это сделать.

Он выпил еще, и на сей раз несколько большую порцию, и я вижу, что виски
начинают оказывать свое действие. По-моему, Руди выпил еще и до того, как я
пришел к нему, так что к настоящему моменту он уже достаточно нагрузился, и
если я его сейчас немножечко поддразню, он начнет трепаться еще больше, и
глядишь, проболтается.

- Это неплохая идея, Сальтьерра, - сказал я. - Но, конечно, только в том
случае, если тебе удастся ее выполнить. Но знаешь, не так-то легко стянуть
золотые слитки. Если ты надеешься, что в Англии тебе будет легче это
сделать, смею тебя уверить, ты надеешься напрасно. В Англии уже все
предупреждены, а ведь у них тоже есть копы. Не так ли? И что же ты
собираешься сделать? Взорвать Английский банк? Ты меня смешишь.

Он улыбнулся.

- Мы не собираемся даже подходить к банку. Это не будет ограбление банка.
Если бы у тебя в башке была хоть капля здравого смысла, если бы ты был
порядочным человеком, а не паршивым копом, ты бы понял, что легче всего
украсть золото именно в Англии, если, конечно, правильно организовать дело.
Почему? - Он снова еще ближе наклонился ко мне. - Ты знаешь, как они
доставляют золото в Лондон? С корабля перегружают в вагон и в сопровождении
двух клерков отправляют прямо в банк. Прямо даже не верится, что на свете
могут быть такие ослы.

Я кивнул.

- Значит, ты собираешься организовать налет на вагон? Да? - спросил я. -
Ну, что ж, отлично! Только знаешь, Руди, куда ты потом денешься со
слитками? Тебе нельзя будет оставаться с ними в Англии.

- А, заткнись, ты, болван, - сказал он. - Меня прямо тошнит от твоей
глупости. Будь спокоен, все будет проделано в ажуре. Я улыбнулся и этой
улыбкой дал ему понять, что считаю все болтовней. Он допил то, что у него
осталось в стакане, и налил еще.

- Это уже наше личное дело, как мы собираемся заполучить его, - сказал он.
- Я только хочу сказать тебе одну вещь: вы, ребята, с самого начала все
время помогали нам в этом деле. Прежде всего у нас очень удачно получилось,
когда я огрел бутылкой по башке этого парня, который потом разболтался у
вас в госпитале. Правда, мы и не предполагали, что он это сделает. Но, бог
мой, до чего же это хорошо получилось! Вы все подумали, что мы собираемся
украсть золото на территории Соединенных Штатов,