делим на двоих...
   - На троих, - услышал я голос за спиной. Оглянулся - в  дверях  стоял
Вадим. - Делить придется на троих. Причем  свою  долю  я  хочу  получить
сейчас. Авансом.
   - Ты неплохо выглядишь для жертвы взрыва, - заметил я.
   - Как догадался?
   - По трем причинам, - я поднял вверх три пальца. - На заднем  сиденьи
был навален мусор. Ты сказал - ремонт в офисе  и  на  квартире,  ты  это
вывозишь на свалку. Я побывал в обоих местах и увидел, что ремонтом  там
и не пахло. Зачем тебе было врать? Только потому, что под  мусором  было
спрятано такое, о чем я мог догадаться. Второе  -  ты  постоянно  курил,
хотя сам некурящий. Чтобы я не почувствовал трупного запаха.  И  третье:
ты - профессионал. Не сядешь в машину, не проверив ее предварительно  на
взрывное устройство. Да, и еще одно, - я разогнул четвертый палец,  -  у
тебя имелось в запасе мертвое тело, чтобы подменить  им  себя  во  время
взрыва.
   - Выходит, я тебя недооценил. - он кивнул. - Ну, как мы будем  делить
американца?
   - А это что еще за Макар? - Шамиль посмотрел на него.
   - Можешь позвонить в гостиницу, Стэндап оттуда съехал, - сказал Вадим
Митрофанычу, не обращая на слова Шамиля никакого внимания. - Куда съехал
- знаю я один. Пока вы будете выяснять, я успею  до  него  добраться.  И
рассказать, что все обвинения сняты, - он усмехнулся. - Потому  что  все
шантажисты мертвы.
   Остались, так, обыкновенные рэкетиры, которые ничего про него  толком
не знают, и, соответственно, ничего доказать не смогут.  Ну  а  если  мы
сейчас договоримся - он так и уедет в  Штаты  уверенный,  что  сидит  на
крючке. Вы сможете тянуть из него бабки всю оставшуюся жизнь.
   - А если он потребует, чтобы вы  предъявили  доказательства,  которые
теперь будто бы у вас? - поинтересовался я.
   - Не потребует. Олег ему уже все предъявил. Он убедился.
   - Но Олег мертв.
   - А кто об этом узнает? И ты - откуда знаешь? Что, видел труп?
   - Труп, я думаю, будет найден после отъезда американца.
   - Вот именно, - Вадим кивнул. - А Стэндап газет наших  не  читает,  и
новой встречи с Федоренко искать не станет - ему это ни  к  чему.  Разве
что я скажу...
   - Ты никому ничего не скажешь, - Шамиль встал. - Дело теперь ясное, я
его беру. А если мне кто-то мешает...
   - Не советую, - Вадим быстро опустил руку в карман, -  Стрелять  меня
учили в чекистской школе.
   - Подождите, разве нельзя  договориться?  -  Митрофаныч  вылез  из-за
стола и теперь тоже стоял посреди комнаты. - Если друг друга постреляем,
какая от этого польза?
   - Что же ты предлагаешь? - спросил Шамиль.
   - Давай, как в прежние времена? Поставим все на кон? Чтобы без  обид?
Чей фарт, тот банк сорвет и получит американца.
   - А кто метать будет - ты?
   - Казино. Играть будем без кляуз, банкомета  сам  выберешь  -  любую,
которая сегодня в зале работает. Очередность - по жребию.
   - На живые деньги?
   - А то как же. Все справедливо - каждый  сам  решает,  сколько  имеет
проиграть. А значит, насколько ему нужен этот американец.
   - Что ж, идет. Мы трое...
   - Нет, четверо, - сказал я. - У меня ведь теперь тоже есть  пистолет,
а обучались стрелять мы с ним, - я показал на Вадима, - у одного и  того
же инструктора.
   - А бабки у тебя есть? - спросил Митрофаныч. - Играть ведь  будем  по
крупной.
   - Мне Шамиль даст.
   - Я? А ведь и вправду дам, - задумчиво произнес Шамиль.
   - Так ведь не дело, Шамиль, - Митрофаныч всплеснул руками.
   - Играть можно только на свои.
   - А он и будет играть на свои. Он мне квартиру свою в заклад оставит,
верно?
   Я кивнул и проглотил комок в горле. Квартиру было жалко.
   - Но ведь ты с ним заодно, ты с ним пришел. У тебя получается  в  два
раза больше шансов...
   - Он играет, - отрезал Шамиль. - Или не играем вообще.
   - Согласен, - поддержал его Вадим. - Танцуют все. Только играть будем
во что-нибудь общепринятое, в чем разбираемся и мы, - выдвинул  он  свое
условие.
   - Договорились, - кивнул Шамиль.
   Он подошел к бару, по-хозяйски открыл его и налил  в  четыре  стакана
виски.
   - На трезвую голову играют только шулера, - пояснил нам.
   - Вы тут  пейте,  -  Митрофаныч  двинулся  к  двери,  -  а  мне  надо
распорядиться, чтобы подготовили отдельный кабинет для игры.
   - А во что хоть играть надо? - очень своевременно спросил я, когда он
вышел.
   - В очко умеешь?
   - Играл когда-то. В школе, - я невесело усмехнулся.
   - А что, - Шамиль посмотрел на меня. - игрулям иногда везет. Даю тебе
полтинник на  игру.  Ставка  -  тысяча  баксов.  Выиграешь  -  полтинник
вернешь.
   Просадишь - голова твоя в закладе у меня будет. Вместе с квартирой, -
напомнил он.
   Мы допили виски и выкурили по сигарете. За это время Шамиль просветил
меня насчет правил игры, действующих здесь, и которыми мы  пренебрегали,
играя в сику в школьном туалете.
   Потом Митрофаныч отвел нас в отдельный кабинет.
   Малиновая скатерть на круглом столе. Свет хрустальной люстры, яркий и
чистый, кажется мне сейчас зловещим. Я сиделслева  от  девушки,  которая
сдавала карты. Не знаю,  по  какому  принципу  Шамиль  выбрал  ее  среди
остальных. Может, по пышности белокурых волос, а также некоторых  частей
тела?
   Перед каждым из нас горкой лежат  жетоны  -  гладкие  и  холодные  на
ощупь. Их приятно держать  в  руках.  Цена  каждого  кругляша  -  тысяча
зеленых. Шамиль отсчитал мне пятьдесят  штук  и  не  потребовал  никакой
расписки. Он понимал, что я никуда от него не денусь, когда придет время
отдавать долг.
   - В банке - одна тысяча, - говорит девушка.
   Мой номер - первый. Мне отвечать.
   - Принято.
   Банкомет достает из коробочки карты - две мне, две - себе.
   Накрыв их ладонью  пододвигаю  к  себе  и  приподнимаю...  Десятка  и
шестерка.
   Слабо для хорошей игры, но попросить еще я не решаюсь:
   - Достаточно.
   Она небрежно переворачивает свои карты - две девятки. Я молча  бросаю
карты на стол. Все. Проиграл.
   - В банке четыре тысячи, - объявляет банкомет и одновременно сгребает
карты со стола и заталкивает их в специальную прорезь в столе.
   - Первый игрок в случае  проигрыша  имеет  право  продолжить  игру  и
принять банк, - как бы невзначай напоминает мне Шамиль.
   Я молчу. Надо переступить через какой-то барьер. На эти деньги я смог
бы прожить около года.
   - В банке - четыре тысячи, - повторяет девушка и  недоуменно  смотрит
на меня.
   Разве  настоящий  игрок  будет  отказываться  от  возможности   снова
рискнуть, раз правила позволяют?
   - Принято.
   Мне показалось, мой голос прозвучал как-то отдельно от меня.
   Передо мной снова две карты. Беру их со  стола,  рассматриваю,  не  в
состоянии от волнения сразу сообразить, что у меня на  руках.  Десять  и
восемь.
   - Достаточно.
   Блондинка открыла свои карты, сдала к тузу еще десятку и кивнула:
   - Ваша игра, - я бросил карты. Проигрыш игроков идет в банк, и  после
каждой игры казино удваивает эту сумму.  Если  проигрывает  заведение  -
ставка  опять  начинается  с  тысячи.  Когда  банк  вырастает  до  таких
размеров, что никто из игроков не  рискует  его  принимать,  все  деньги
забирает банкомет и игра начинается снова.
   В  игру  вступил  Вадим,  отсчитав  шестнадцать  жетонов.  Перед  ним
остались лежать всего два пластмассовых кружочка. Через минуту все  было
кончено - он рискнул, и сделал перебор.
   - В банке шестьдесят четыре тысячи,  -  сказала  банкомет,  удивленно
поглядывая на нас. Видимо, на ее памяти ставки никогда так не вырастали.
- Я могу на столько поднимать? - она вопросительно посмотрела на  своего
хозяина.
   - Поднимай, за этим столом ставки не ограничены. Я  играю,  -  сказал
Митрофаныч радушно. - Достаточно.
   Девушка открыла карты. Девятнадцать очков. У него на одно меньше. Вот
так  из-за  бубнового  ромбика  на  картонке  шестьдесят  четыре  тысячи
долларов найдут теперь другого хозяина.
   Хотя, наверное, после уплаты налогов хозяином их все равно  останется
владелец казино. Так что Митрофаныч играл не на равных, тут ему  удалось
провести Шамиля.
   -  Не  везет,  -  сообщил  брюнет  и  достал  сигарету  из   кожаного
портсигара.
   -  В  банке  двести  пятьдесят  шесть  тысяч,  -  произнесла  девушка
торжественно.
   При таких ставках игра не пойдет, подумал я.  Все  откажутся,  и  все
пойдет по новой.
   - Я - пас, - кивнул Шамиль. - Поищем фарт еще один круг.
   - Кто-нибудь  примет  ставку?  -  спросила  девушка,  профессионально
улыбаясь.
   Она уже собиралась сгрести жетоны со стола.
   По очереди надо было отвечать мне. Я совсем было открыл рот,  увидел,
как Вадим, не дожидаясь, когда к нему  обратятся,  качает  головой...  И
тут...
   - Принято, - вдруг сказал я.
   Лицо блондинки словно окаменело. Этакая улыбающаяся маска.
   Вечно  я  чего-нибудь  ляпну.  И  все  оттого,  что  я  заметил,  как
непроизвольно шевельнул рукой Митрофаныч, словно собирался сделать  знак
- сдавайте карты. Мне показалось, он собирается принять ставку.  Страшно
подумать, чем все это для меня кончится, если у него просто нервный тик.
   - Такие деньги надо показать, - Шамиль яростно вскинул  брови.  -  Мы
ведь не под ответ играем.
   - Право катранщика, - вдруг сказал Митрофаныч. -  Шамиль,  ты  же  не
станешь нарушать обычай.
   - Право катранщика? - переспросил я.
   - Катранщику  разрешается  во  время  игры  делать  ставку  вместе  с
игроком, у которого выигрышные карты, - хмуро пояснил Шамиль. - Но мы же
не в стос или терц бьемся. Договорились играть с ними на  равных,  -  он
показал сначала на меня, потом на Вадима. - С фраерами твои права ничего
не стоят.
   - Мои права никто не отменял. И когда фраеров катали,  и  когда  люди
между собой играли.
   Для меня их спор выглядел полной ахинеей. Я только что решил рискнуть
- в случае проигрыша я не смогу  оплатить  долг  деньгами.  А  карточные
долги необходимо оплачивать - деньгами или головой. Потому что здесь  ты
платишь за собственный риск, за собственную удачу или глупость, а не  за
краковскую колбасу или зимние полуботинки.  Иными  словами,  платишь  за
право называться мужчиной.
   - Хорошо, - кивнул, наконец, Шамиль. - Вы  держите  банк  вместе.  Но
играть должен тот из вас, чей номер раньше.
   А я сидел за первым номером.
   - Я согласен, - Митрофаныч улыбнулся, и тут  я  заметил,  что  нижняя
губа у него дрожит.
   Непроизвольно я разгладил руками скатерть в том  месте,  куда  должны
были лечь карты.
   Наступила тишина, и жужжание мухи под потолком воспринималось как рев
реактивного самолета. Муха зимой - успел подумать я - не к добру, прежде
чем сдали карты.
   ...Осторожно поднял сначала одну. Словно я мог ее случайно сломать.
   Семерка. Потом вторую. Восьмерка. Слабовато. Но, в то же время,  если
попросить еще  одну  карту,  можно  набрать  больше  двадцати  одного  и
тогда...
   От  возбуждения  у  меня  вспотели  ладони.  Надо  достать  платок  и
вытереть. Нет, не до этого.
   За столом все молча и выжидательно смотрели на меня. У Митрофаныча на
лбу вздулись вены, и казалось, они вот-вот лопнут.
   - Еще, - наконец сказал я и постучал согнутым пальцем по столу.
   Банкомет аккуратно положила передо мной еще одну  карту.  Что  там  -
поражение? Удача?
   Я накрыл ее ладонью, и карта  к  ней  прилипла.  Осторожно  поднял  и
посмотрел.
   Перед глазами все плыло. Несколько раз пересчитываю трефовые листочки
кислицы.
   У меня на руках двадцать одно. Очко.
   - Мы договаривались играть в боевую, - произнес  Шамиль  голосом,  не
предвещавшим ничего хорошего.
   - А мы и играли по-честному, - Митрофаныч развел руками. - Ты же  сам
все видел. Я ведь на шестьдесят четыре штуки не смог банк взять.
   А вот ему -  повезло.  Заметь  -  он  вообще  везунчик.  Другому  еще
несколько дней назад деревянный костюм бы сшили. А смотри - сидит вместе
с нами, решает теперь, поди, как потратить свои  денежки,  -  Митрофаныч
тоненько засмеялся.
   - Ты меня даром взял, и я  такого  не  забуду,  -  оборвал  его  смех
Шамиль.
   Сам же я  никак  не  мог  прийти  в  себя.  Словно  где-то  в  животе
зарождались теплые волны  и  разбегались  во  все  стороны  по  телу  до
кончиков пальцев. Это, наверное, бродил адреналин.
   - Ну что ты, какие у меня  могли  быть  шансы,  -  плаксивым  голосом
возразил Митрофаныч, - я не тасовал, не метал. Ты сам выбирал девушку...
   Тут только все заметили, что банкометша  лежит  на  полу  в  глубоком
обмороке.
 
*** 
 
   - Шампанского! - сказал Митрофаныч. - За счет заведения. Хоть  мы,  -
он подмигнул мне, - и нагрели казино.
   - Только на половину этой суммы. - поправил я. -  Как  раз  ту  самую
половину, которая мне причитается.
   - Пока мы выпьем, в кассе обменяют жетоны, - предложил он.
   Все как-то одновременно шумно встали и потянулись  к  дверям.  Шамиль
оказался рядом со  мной  возле  стойки  бара,  когда  Митрофаныч  громко
заказывал дюжину "Дон Периньон".
   - А ты неплохо держался, - заметил Шамиль. - Знаешь, чем рисковал?
   - У меня все ладони вспотели.
   - А по лицу заметно не было.
   - А вот у катранщика - заметно. Он собирался принять эту ставку  сам.
И тогда я решил перебить.
   - Я так и подумал, - Шамиль кивнул. - Но после того,  как  игра  была
сделана.
   Рано он радуется.
   Подошел Митрофаныч.
   - Фарт - явление переменчивое, - сообщил он. - Вот твои деньги. Все -
крупными  купюрами.  Все  равно  увесистый   сверток,   верно?   Станешь
пересчитывать?
   - Обязательно, - развернул  пакет  и  проверил  несколько  банковских
упаковок по десять тысяч.
   - У нас "кукол" не подсовывают, - заметил Митрофаныч. - Ну а теперь -
поедем к этому американцу. Вадим сказал адрес. А ты, говорят, английский
знаешь?
   Поможешь мне с ним разговаривать.  Теперь  мы  в  доле,  верно?  Вон,
Шамиль Русланович у нас гарантом...
   Мы спустились на первый этаж. Из  ресторана  была  слышна  музыка.  Я
подошел к полуоткрытой  двери.  Шел  тот  же  самый  номер  с  танцующей
девушкой, который мы видели с Василием, когда пришли сюда впервые.
   В гардеробе ко мне подошел Шамиль:
   - Ты как, - спросил он, - собираешься эти деньги под мышкой  таскать?
На, возьми, - он протянул объемистую сумку из натуральной кожи, -  После
вернешь.
   - За сумку - спасибо. Но я бы хотел прямо сейчас вернуть то,  что  вы
мне одолжили на игру.
   - Не спеши, - сказал он с усмешкой. - Когда от чистого сердца в  долг
дают, так сразу не возвращают. Должны еще проценты нарасти.
   - Большие?
   - Посмотрим. Ты ведь когда брал - не спрашивал, верно? - он подмигнул
и повернулся спиной к гардеробщице, которая стояла с пальто наизготовку.
9. НОВЫЙ ГОД ДЛЯ ДВОИХ
 
   Рассказывает она Мы приехали в пансионат еще засветло.  Раньше  здесь
был какой-то привилегированный дом отдыха и даже каменное панно с  ликом
вождя осталось на месте.
   Поужинали в ресторане.  Рядом  с  нами  за  столиком  сидел  какой-то
колоритный субъект в клетчатом пиджаке. Лицо его  показалось  мне  очень
знакомым, только я так и не смогла вспомнить,  где  уже  видела.  Может,
потому что думала совсем о другом?
   Я не могла себя понять. Отдать ключи от квартиры человеку, с  которым
встречалась всего один-два раза, да еще при таких  обстоятельствах!  Как
он смог меня уговорить, заставил поверить,  что  мне  грозит  опасность?
После того, как я обнаружила у себя на диване мертвеца, у меня стало  не
все в порядке с головой.
   А может с головой у меня не в  порядке  с  тех  пор,  как  я  впервые
увидела этого человека? Сначала -  во  время  драки,  а  потом  -  когда
подвозила на своей машине? По дороге он курил, и  я  заметила,  что  ему
было больно держать сигарету разбитыми губами. И сразу обратила внимание
на его глаза. Странные, когда он смотрел на меня. И ожесточенные,  когда
я наблюдала за ним украдкой.
   И еще он очень боялся Марты.  Марта  рычала,  на  то  она  и  грозная
овчарка, но я чувствовала, что ей он понравился с первого взгляда.
   А мне? Неужели угораздило влюбиться?
   Все девочки мечтают влюбиться в самого замечательного и единственного
мужчину, а  потом  понимают,  что  пора  выходить  замуж.  И  продолжают
мечтать.
   Мальчики мечтают по-другому. Не знаю, как, но их фантазии практичнее,
что ли? Или просто они знают, чего хотят?
   Почему двенадцать лет назад я решила выйти замуж?  Нравился  он  мне?
Просто он оказался настойчивее других. Я даже не помню,  как  мы  с  ним
первый раз  целовались.  Нравились  мне  тогда  совсем  другие,  и  если
целовалась я с ним, то чтобы кому-то насолить.
   Через два дня после свадьбы раздался звонок, я сняла трубку  телефона
и, узнав голос, сказала:
   - Не звони мне больше. Я вошла замуж.
   Положила трубку на место и прошептала:
   - Только ради этого?
   Было такое чувство, что меня обсчитали в магазине.
   Впрочем, когда родила Александра, все остальное стало неважно. Это  -
мой сын. Только мой.
   А еще через семь лет в доме появилась Марта. Моя собака. Только  моя.
Это был мой мир. Я забралась в него, как улитка в ракушку.
   И  вдруг  -  этот  незнакомец.  Словно  возник  из  пепла   сожженных
дневников,  которые  я  вела  в  юности.  Не  знаю,  что  в  нем  такого
особенного. Только я именно такого рядом с собой представляла.  И  сразу
подумала: может, это судьба? А когда сломалась машина, я  понимала,  что
не должна оставаться у этих его знакомых. Потому что от ракушки, которую
я считала такой прочной все годы, не осталось и следа...
   ...Мужик в клетчатом пиджаке за соседнем столиком  явно  занервничал.
Думая о своем, я смотрела на него слишком долго.
   Не  пойму,  почему  этот  тип  так  ассоциируется  у  меня   с   моим
незнакомцем? Они ведь - полная противоположность.
   Клетчатый пиджак вылез из-за стола и  подошел  к  нам.  Представился.
Спросил, не мог ли видеть меня раньше. Я часто бывала в этом  пансионате
с Олегом. Поэтому ответила, что он, наверное, здесь меня и видел.
   После ужина Стэндап попросил меня показать ему территорию пансионата.
Я с радостью согласилась. Мне  очень  нравилось  здесь  гулять  -  среди
сугробов, фонарей и вековых елей. Американцу все оказалось интересно, он
даже затащил меня на задний двор и все  расспрашивал:  что  находится  в
этом здании или в том сарае.
   Экскурсия затянулась, когда он вдруг предложил оставить  его  одного,
так как достаточно здесь освоился.
   Я согласилась - территория охранялась, а я уже здорово продрогла.
   В номере оказалось холодно. Не снимая  шубы,  забралась  с  ногами  в
кресло.
   Хотела подождать, пока вернется  Стэндап  -  дверь  его  номера  была
напротив, и я бы услышала, как он гремит ключами. И не  заметила,  когда
уснула.
   Все было словно в старом  кино  Рижской  киностудии.  Железнодорожная
станция в Дубултах, желтые листья на плитах  тротуара  и  колючие  корки
конских каштанов, серое небо под цвет балтийской волне, и запах сосен  и
сжигаемых в печках старых домов торфяных брикетов.
   Не знаю, кто придумал, что во сне не бывает цвета и запаха? По  всему
выходило, что этот незнакомец меня провожал. Скоро должна  была  подойти
электричка, и мы поднялись по ступенькам на  платформу.  Я  чувствовала,
что от него исходит какая-то опасность, как от раненого хищного зверя. И
еще у меня в этом сне были воспоминания...
   Гостиничный номер, смятая постель и синичка,  которая  долбит  клювом
деревянные перила балкона. А до этого было затемнение - опять же  как  в
старом кино. И я чувствовала себя замечательно. Мне давно  не  было  так
хорошо.
   А теперь вокзал. Я уезжала, а он оставался. Вдали, параллельно изгибу
реки показалась электричка. Он попытался меня обнять, но я отстранилась.
   - Запомни, ничего не было, - сказала я. Он странно посмотрел на  меня
и я словно утонула в этих зеленых глазах. Мне захотелось  взять  его  за
руку. - И в Москве ко мне даже не подходи...
   С грохотом подошла электричка.
   - Это были всего лишь каникулы, - пробормотала я, влезая  на  высокие