ло вовсю, и
папа сказал прямо с утра:

- Давай ешь побыстрее, и махнђм с тобой в зоопарк. Давно что-то не были,
одичали совсем.

От этих слов мне и вовсе весело стало жить, и я быстро собрался. Ах, люблю
я ходить в зоопарк, люблю смотреть на маленькую ламочку и представлять, что
еђ можно взять на руки и гладить! И у неђ по-сумас-шедшему стучит сердце, и
она взбрыкивает стройными, ловкими ножками. И кажется, что сейчас больно
ударит. Но ничего, дело как-то обходится.

Или тигрђнок. Тоже хорошо бы взять на руки! А он смотрит на тебя
ужаснувшимися глазами. Душа взятки ушла. Боится дурачок, наверное, думает:
вот, мол, мой смертный час пришђл.

А ещђ хорошо в зоопарке стоять перед загоном зубробизона и думать про него,
что это ожившая гора, на которой высечено лицо задумчивого старика, а ты
стоишь перед этой горой и весишь всего-то двадцать пять кило и рост только
девяносто восемь сантиметров. И пока мы шли, я всю дорогу думал разные
разности про зоологический сад и шђл смирно, не скакал, потому что в руках
у меня был транзисторный радиоприђмник, в нђм журчала музыка. Я переводил
его с одной станции на другую, и настроение у меня было самое
распрекрасное. А когда мы пришли, папа сказал: "К слону", - потому что слон
был у папы самый любимый во всђм зоопарке. Папа всегда ходил к нему к
первому, как к царю. Поздоровается со слоном, а уж потом отправляется куда
глаза глядят. И на этот раз мы поступили так же. Слон стоял как войдђшь с
правой стороны, в отдельном уголке, на небольшом пригорке; уже издалека
было видно его громадное тело, похожее на африканскую хижину, стоящую на
четырђх подпорках.

Огромная толпа народа стояла у его загородки и любовалась слоном. Было
видно его симпатичное, как бы улыбающееся лицо, он шамкал треугольной
губой, покачивал шишковатой головой, шевелил ушами. Я сейчас же быстро
протолкался сквозь толпу к нашему Шанго (его звали Шанго, он был сыном
индийского слона Махмуда - так было написано на специальной дощечке возле
его загородки).

Папа протиснулся вперђд и крикнул:

- Доброе утро, Шанго Махмудович!

И слон оглянулся и обрадованно закивал головой. Мол, здравствуйте,
здравствуйте, где это вы пропадали?

И окружающие посмотрели на папу с улыбкой и с завистью, И мне тоже, честно
говоря, стало здорово завидно, что вот слон ответил папе. И мне тут же
захотелось, чтобы Шанго и меня одарил своим вниманием, и я громко закричал:

- Шанго Махмудович, привет! Смотрите, какая у меня вещь!

И я поднял высоко над собой папин транзисторный радиоприђмник. А из
приђмника текла музыка, он играл разные советские песни. И Шанго Махмудович
повернулся и стал слушать эту музыку. И вдруг он высоко задрал свой хобот,
протянул его ко мне и неожиданно и ловко выдернул у меня из рук эту
несчастную машинку,

Я прямо остолбенел, да и папа тоже. И вся толпа остолбенела. Наверное,
думали, что будет дальше: отдаст? Трахнет оземь? Растопчет ногами? А Шанго
Махмудович, видимо, просто хотел музыку послушать. Он не стал ни бить
приђмник, ни отдавать. Он держал приемник - и всђ! Он слушал музыку. Но
тут, как назло, музыка замолкла, наверное, у них там был перерыв, не знаю.
Но Шанго Махмудович продолжал прислушиваться. Вид у него был такой, что вот
он ждђт, когда же приђмник заиграет. Но. ждать, видно, нужно было долго,
потому что приђмник молчал. И тут, вероятно, Шанго Махмудович подумал так:
что за бесполезную штуку я держу целую вечность в хоботе? Какого чђрта она
не играет? Ну интересно, какая она окажется на вкус?

И, недолго думая, этот бедовый слон сунул мой шикарный приђмник прямо себе
под хобот, в свой обросший войлоком рот, да не прожевал, а просто положил,
как в сундук, и будьте здоровы, слопал!

Толпа дружно ахнула и оцепенела. А слон оглядел эту потрясђнную толпу с
довольно-таки нахальной улыбкой и вдруг сказал придушенным голосом:

- Начинаем производственную зарядку! И!...

И из него зазвучала какая-то бурная музыка. Тут все сразу покатились с
хохоту, просто животики надрывали, стонали от смеха; из-за этого дикого
шума уже не слышно было никаких звуков. Слон стоял совершенно спокойно.
Только в глазах его горело плутоватое выражение.

А когда все стали потихоньку затихать, из слоновьего рта снова раздался
чуть приглушђнный, но отчђтливый голос:

- Быстрые подскоки на месте, раз-два, три-четыре...

А в толпе, между прочим, было очень много мальчишек и девчонок, и когда они
услышали про подскоки, так прямо завизжали от радости. И, не откладывая в
долгий ящик, с ходу включились в это дело: раз-два-три-четыре... Они
здорово скакали. И визжали, и орали, и выкидывали разные коленца. Ещђ бы!
Кому же не охота поскакать под слоновью команду. Тут всякий заскачет. Лично
я заскакал в ту же секунду. Хотя я прекрасно понимал, что кому-кому, а мне
тут меньше всех надо скакать и радоваться. Мне, скорее всего, надо было
плакать. Но вместо этого я, знаете, подскакивал, как мячик:
раз-два-три-четыре! И получается, что у меня же стянули радиоприђмник и я
же от этого удовольствие получаю. А между тем занятия всђ продолжались. И
слон перешђл к следующему упражнению.

- Руки сжать в кулаки, махательные и толкательные движения. Раз-два-три!

Ну конечно, тут началось светопреставление. Просто чемпионат Европы по
боксу. Некоторые мальчишки и девчонки совершенно серьђзно вошли в аппетит и
давай так друг друга волтузить, что только перья полетели. А одна
проходящая мимо бабушка спросила у какого-то старичка:

- Что здесь происходит? Что за драка?

И он ответил ей шутливо:

- Обыкновенное дело. Слон физзарядку проводит с населением.

Она только рот раскрыла.

Но тут Шанго Махмудович вдруг замолчал, и я понял, что мой приђмник
всђ-таки сломался в его животе. Конечно, попал в какую-нибудь слепую кишку
и - прощай навек. В эту же секунду слон посмотрел на меня и, грустно
покачивая головой, но с большим намђком, пропел:

- Помнишь ли ты, как улыбалось нам счастье?

Я прямо чуть не заплакал от горя. Помню ли я! Ещђ бы! Ещђ секунду, и я
бросился бы на него с кулаками. Но тут возле него появился человек в синем
халате. В руках у него были веники, штук пятьдесят или больше, и он сказал
слону:

- Ну-ка, ну-ка, покажи-ка, что у тебя играет? Но только тихонько, тихонько,
а я вот тебе веничков принђс, на-ка покушай.

И он разбросал веники перед слоном.

Шанго Махмудович очень осторожно положил у ног человека мой радиоприђмник.

Я крикнул:

- Ура!

Остальные кричали:

- Бис!

А слон отвернулся и стал жевать веники. Служитель молча подал мне
радиоприђмник - он был тђплый и заслюнявленный.

Мы с папой поставили его дома на полку и теперь включаем каждый вечер. Как
звучит! Просто чудо! Приходите слушать!

НА САДОВОЙ БОЛЬШОЕ ДВИЖЕНИЕ

У Ваньки Дыхова был велосипед. Довольно старый, но всђ-таки ничего. Раньше
это был велосипед Ванькиного папы, но, когда велосипед сломался, Ванькин
папа сказал:

- Вот, Ванька, чем целый день гонка гонять, на тебе эту машину,
отремонтируй еђ, и будет у тебя свой велосипед. Он, в общем, ещђ хоть куда.
Я его когда-то на барахолке купил, он почти новый был.

У Ваньки Дыхова был велосипед. Довольно старый, просто трудно передать. Он
его утащил в самый конђц двора и совсем перестал гонка гонять - наоборот,
он целый день возился со своим велосипедом, стучал, колотил, отвинчивал и
привинчивал. Он весь чумазый стал, наш Ванька, от машинного масла, и пальцы
у него были все в ссадинах, потому что он, когда работал, часто
промахивался и попадал сам себе молотком по пальцам. Но всђ-таки дело у
него ладилось, потому что у них в пятом классе проходят слесарное дело, а
Ванька всегда был отличником по труду. И я Ваньке тоже помогал чинить
машину, и он каждый день говорил мне:

- Вот погоди, Дениска, когда мы еђ починим, я тебя на ней катать буду. Ты
сзади, на багажнике, будешь сидеть, и мы с тобой всю Москву изъездим!

И за то, что он со мной так дружит, хотя я всего только во втором, я ещђ
больше ему помогал, а главное, старался, чтобы багажник получился красивый.
Я его четыре раза чђрным лаком покрасил, потому что он был всђ равно что
мой собственный. И он у меня так сверкал, этот багажник, как новенькая
машина "Волга". И я всђ радовался, как я буду сидеть на нђм, и держаться за
Ванькин ремень, и мы будем носиться по всему миру.

И вот однажды Ванька поднял свой велосипед с земли, подкачал шины, протђр
его весь тряпочкой, сам умылся из бочки и застегнул брюки внизу бельевыми
защђлками. И я понял, что приближается наш с ним праздник. Ванька сел на
машину и поехал. Он сначала объехал не торопясь вокруг двора, и машина шла
под ним мягко-мягко, и было слышно, как приятно трутся о землю шины. Потом,
Ванька прибавил скорости, и спицы засверкали, и Ванька пошђл выковыривать
номера, и стал петлять и крутить восьмђрки, и разгонялся изо всех сил, и
сразу резко тормозил, и машина останавливалась под ним как вкопанная. И он
по-всякому еђ испытывал, как лђтчик-испытатель, а я стоял и смотрел, как
механик, который стоит внизу и смотрит на штуки своего пилота. И мне было
приятно, что Ванька так здорово ездит, хотя я могу, пожалуй, ещђ лучше, во
всяком случае не хуже. Но велосипед был не мой, велосипед был Ванькин, и
нечего тут долго разговаривать, пускай он делает на нђм всђ, что угодно.
Приятно было видеть, что машина вся блестит от краски, и невозможно было
догадаться, что она старая. Она была лучше любой новой. Особенно багажник.
Любо-дорого было смотреть на него, прямо сердце радовалось.

И Ванька скакал так на этой машине, наверно, с полчаса, и я уже стал
побаиваться, что он совсем забыл про меня. Но нет, напрасно я так подумал
про Ваньку. Он подъехал ко мне, ногой уткнулся в забор и говорит:

- Давай влазь.

Я пока карабкался, спросил:

- А куда поедем? Ванька сказал:

- А не всђ равно? По белу свету!

И у меня сразу появилось такое настроение, как будто на нашем белом свете
живут одни только весђлые люди и все они только и делают, что ждут, когда
же мы с Ванькой к ним приедем в гости. И, когда мы к ним приедем - Ванька
за рулђм, а я на багажнике, - сразу начнђтся большущий праздник, и флаги
будут развеваться, и шарики летать, и песни, и эскимо на палочке, и духовые
оркестры будут греметь, и клоуны ходить на голове.

Такое вот у меня было удивительное настроение, и я примостился на свой
багажник и схватился за Вань-кин ремень. Ванька крутнул педали, и...
прощай, папа! Прощай, мама! Прощай, весь наш старый двор, и вы, голуби,
тоже до свиданья! Мы уезжаем кататься по белу свету!

Ванька вырулил со двора, потом за угол, и мы поехали разными переулками,
где я раньше ходил только пешком. И всђ теперь было совершенно по-другому,
незнакомое какое-то, и Ванька всђ время позванивал в звонок, чтобы не
задавить кого-нибудь: ззь! ззь! ззь!

И пешеходы выпрыгивали из-под нашей машины, как куры, и мы мчались с
неслыханной быстротой, и мне было очень весело, и на душе было свободно, и
очень хотелось горланить что-нибудь отчаянное. И я горланил букву "а". Вот
так: ааааааааааааа! И очень смешно получилось, когда Ванька въехал в один
старенький переулок, в котором дорога была вся в булыжниках, как при царе
Горохе. Машину стало трясти, и моя оралка на букву "а" стала прерываться,
как будто стоило ей вылететь изо рта, как кто-то сразу обрезал еђ острыми
ножичками и кидал на ветер. Получалось: а! а! а! а! а! Но потом опять
подвернулся асфальт, и все снова пошло как по маслу: аааааааааааа!

И мы ещђ долго ездили по переулкам и наконец очень устали. Ванька
остановился, и я спрыгнул со своего багажника. Ванька сказал:

- Ну как?

- Блеск! - сказали.

- Тебе удобно было?

- Как на диване, - сказал я, - ещђ удобней. Что за машина! Прямо
экстра-класс!

Он засмеялся и пригладил свой растрђпанные волосы. Лицо у него было
пыльное, грязное, и только глаза сверкали - синие, как тазики в кухне на
стене, И зубы блестели вовсю.

И вот тут-то к нам с Ванькой и подошђл этот парень. Он был высокий, и у
него был золотой зуб. На нђм была полосатая рубашка с длинными рукавами, и
на руках у него были разные рисунки, портреты и пейзажи. И за ним плелась
такая лохматенькая собачушка, сделанная из разных шерстей. Были кусочки
шерсти чђрненькие, были беленькие, попадались рыженькие, и был один
зелђный... хвост у неђ завивался крендельком, одна нога поджата. Этот
парень сказал:

- Вы откуда, ребята?

Мы ответили:

- С Трђхпрудного.

Он сказал:

- Вона! Молодцы! Откуда доехали! Это твоя машина?

Ванька сказал:

- Моя. Была отцовская, теперь моя. Я еђ сам отремонтировал. А вот он, -
Ванька показал на меня, - он мне помогал.

Этот парень сказал:

- Да... Смотри ты. Такие неказистые ребята, а прямо химики-механики.

Я сказал:

- А это ваша собака?

Этот парень кивнул:

- Ага. Моя. Это очень ценная собака. Породистая. Испанский такс.

Ванька сказал:

- Ну что вы! Какая же это такса? Таксы узкие и длинные.

- Не знаешь, так молчи! - сказал этот парень. - Московский там или
рязанский такс - длинный, потому что он всђ время под шкафом сидит и растђт
в длину, а это собака другая, ценная. Она верный друг. Кличка- - Жулик.

Он помолчал. Потом вздохнул три раза и сказал:

- Да что толку? Хоть и верный пђс, а всђ-таки собака. Не может мне помочь в
моей беде...

И у него на глазах появились слезы. У меня прямо сердце упало. Что с ним?

Ванька сказал испуганно:

- А какая у вас беда?

Этот парень сразу покачнулся и прислонился к стене.

- Бабушка помирает, - сказал он и стал часто-часто хватать воздух губами и
всхлипывать. - Помирает бабуся... У ней двойной апиденцйт... - Он посмотрел
на нас искоса и добавил: - Двойной апиденцйт, и корь тоже...

Тут он заревел и стал вытирать слезы рукавом. У меня заколотилось сердце. А
парень прислонился к стенке поудобнее и стал выть довольно громко. А его
собака, глядя на него, тоже завыла. И они оба так стояли н выли, жутко было
слышать. От этого воя Ванька даже побледнел под своей пылью. Он положил
руку на плечо этому парню и сказал дрожащим голосом:

- Не войте, пожалуйста! Зачем вы так воете?

- Да как же мне не выть, - сказал этот парень и замотал головой, - как же
мне не выть, когда у меня нет сил дойти до аптеки! Три дня не ел!...
Ай-уй-уй-юй!...

И он ещђ хуже завыл. И ценная собака такс тоже. И никого вокруг не было. И
я прямо не знал, что делать.

Но Ванька не растерялся нисколько.

- А рецепт у вас есть? - закричал он. - Если есть, давайте его поскорее
сюда, я сейчас же слетаю на машине в аптеку и привезу лекарство. Я быстро
слетаю!

Я чуть не подскочил от радости. Вот так Ванька, молодец! С таким человеком
не пропадђшь, он всегда знает,что надо делать.

Сейчас мы с ним привезђм этому парню лекарство и спасђм его бабушку от
смерти.

Я крикнул:

- Давайте же рецепт! Нельзя терять ни минуты!

Но этот парень задђргался ещђ хуже, замахал на нас руками, перестал выть и
заорал:

- Нельзя! Куда там! Вы что, в уме? Да как же это я пущу двух таких пацанят
в Садовую? А? Да ещђ на велосипеде! Вы что? Да вы знаете, какое там
движение? А? Вас там через полсекунды в клочки разорвђт... Куда руки, куда
ноги, головы отдельно!... Ведь грузовики-пятитонки! Краны подъђмные
мчатся!... Вам хорошо, вас задавит, а мне за вас отвечать придђтся! Не пущу
я вас, хоть убейте! Пускай лучше бабушка умрђт, бедная моя Февронья
Поликарповна!...

И он снова завыл своим толстым басом. Ценная собака такс вообще выла без
остановки. Я не мог этого вынести, - что этот парень такой благородный и
что он согласен рисковать бабушкиной жизнью, только бы с нами ничего не
случилось. У меня от всего этого губы стали кривиться в разные стороны, и я
понял, что ещђ немножко, и от этих дел я завою не хуже ценной собаки. Да и
у Ваньки тоже глаза стали какие-то подмоченные, и он хлюпнул носом:

- Что же нам делать?

- А очень просто, - сказал этот парень деловитым голосом. - Один только
выход и есть. Давайте ваш велосипед, я на нђм съезжу. И сейчас вернусь. Век
свободы не видать!... - И он провђл ладонью поперђк горла.

Это, наверно, была его страшная клятва. Он протянул руку к машине. Но
Ванька держал еђ довольно крепко. Этот парень подђргал еђ, потом бросил и
снова зарыдал:

- Ой-ой-ой! Погибает моя бабушка, погибает ни за понюх табаку, погибает ни
за рубь за двадцать... Ой-уюю...

И он стал рвать со своей головы волосы. Прямо вцепился и рвђт двумя руками.
Я уже не смог выдержать такого ужаса. Я заплакал и сказал Ваньке:

- Дай ему велосипед, ведь умрђт бабушка! Если бы у тебя так?

А Ванька держится за велосипед и рыдает в ответ:

- Лучше уж я сам съезжу...

Тут этот парень посмотрел на Ваньку безумными глазами и захрипел как
сумасшедший:

- Не веришь, да? Не веришь? Жалко на минутку дать свой драндулет? А
старушка пусть помирает? Да? Бедная старушка, в беленьком платочке, пусть
помирает от кори? Пускай, да? А пионер с красным галстуком жалеет
драндулет? Эх вы! Душегубы! Собственники!...

Он оторвал от рубашки пуговку и стал топтать еђ ногами. А мы не шевелились.
Мы совершенно изревелись с Ванькой. Тогда этот парень вдруг ни с того ни с
сего подхватил с земли свою ценную собаку такс и стал совать еђ то мне, то
Ваньке в руки:

- Нате! Друга вам отдаю в залог! Верного друга отдаю! Теперь веришь? Веришь
или нет?! Ценная собака идђт в залог, ценная собака такс!

И он всђ-таки всунул эту собачонку Ваньке в руки, И тут меня осенило.

Я сказал:

- Ванька, он же собаку оставляет нам как заложника. Ему теперь никуда не
деться, она же его друг, и к тому же ценная. Дай машину, не бойся.

И тут Ванька дал этому парню руль и сказал:

- Вам на пятнадцать минут хватит?

- Много, - сказал парень, - куда там! Пять минут на всђ про всђ! Ждите меня
тут. Не сходите с места!

И он ловко вскочил на машину, с места ходко взял и прямо свернул на
Садовую. И, когда сворачивал за угол, ценная собака такс вдруг спрыгнула с
Ваньки и как молния помчалась за ним.

Ванька крикнул мне:

- Держи!

Но я сказал:

- Куда там, нипочђм не догнать. Она за хозяином побежала, ей без него
скучно! Вот что значит верный друг! Мне бы такую...

А Ванька сказал так робко и с вопросом;

- Но ведь она же заложница?

- Ничего,- - сказал я, - они скоро оба вернутся.

И мы подождали пять минут.

- Что-то его нет, - сказал Ванька.

- Очередь, наверно, - сказал я.

Потом прошло ещђ часа два. Этого парня не было, И ценной собаки тоже. Когда
стало темнеть, Ванька взял меня за руку.

- Всђ ясно, - сказал он. - Пошли домой...

- Что ясно... Ванька? - сказал я.

- Дурак я, дурак, - сказал Ванька. - Не вернђтся он никогда, этот тип, и
велосипед не вернђтся. И ценная собака такс тоже!

И ббльше Ванька не сказал ни слова. Он, наверно,' не хотел, чтобы я думал
про страшное. Но я всђ равно, про это думал.

Ведь на Садовой такое движение...

РАБОЧИЕ ДРОБЯТ КАМЕНЬ

С самого начала этого лета мы все трое, Мишка, Костик и я, очень
пристрастились к водной станции "Динамо" и стали ходить туда почти что
каждый день. Мы раньше не умели плавать, а потом постепенно научились кто
где: кто - в деревне, кто - в пионерских лагерях, а я, например, два месяца
посещал наш плавательный бассейн "Москва". И когда мы все научились
плавать, мы очень быстро поняли, что нигде не получишь такого удовольствия
от купания, как на водной станции. Даю слово.

Ох, хорошо лежать ясным утречком на водной станции на сыроватых и тђплых еђ
деревянных дорожках, вдыхать всеми ноздрями свежий и тревожный запах реки и
слышать, как на высоких мачтах и тонких рейках трещат под ветром
разноцветные шђлковые флажки и вода хлюпает и полощется где-то прямо под
тобой в дощатых щелях; хорошо так лежать, и молчать, и загорать, раскинув
руки, и смотреть из-под локтя, как недалеко от станции, чуть-чуть повыше по
течению, рабочие-каменщики чинят набережную и бьют но розовому камню
молотками, и звук долетает до тебя немножко позже удара, такой тонкий и
нежный, как будто кто-т