гу, вы не
думайте. Это я сегодня плохо завтракал. А то я так могу спеть, что тут у
всех уши позаложит. Я знаю ещђ одну песню. Когда я еђ дома пою, все соседи
прибегают, спрашивают, что случилось.

- Это какая же? - спросил Борис Сергеевич.

- Жалостливая, - сказал я и завђл:

Я вас любил...
Любовь ещђ, быть может...

Но Борис Сергеевич поспешно сказал:

- Ну хорошо, хорошо, всђ это мы обсудим в следующий раз.

И тут раздался звонок.

Мама встретила меня в раздевалке. Когда мы собирались уходить, к нам
подошђл Борис Сергеевич.

- Ну, - сказал он, улыбаясь, - возможно, ваш мальчик будет Лобачевским,
может быть, Менделеевым. Он может стать Суриковым или Кольцовым, я не
удивлюсь, если он станет известен стране, как известен товарищ Николай
Мамай или какой-нибудь боксђр, но в одном могу заверить вас абсолютно
твердо: славы Ивана Козловского он не добьђтся. Никогда!

Мама ужасно покраснела и сказала:

- Ну, это мы ещђ увидим!

А когда мы шли домой, я всђ думал:

"Неужели Козловский пођт громче меня?"

РЫЦАРИ

Когда репетиция хора мальчиков окончилась, учитель пения Борис Сергеевич
сказал:

- Ну-ка, расскажите, кто из вас что подарил маме на Восьмое марта? Ну-ка
ты, Денис, докладывай,

- Я маме на Восьмое марта подарил подушечку для иголок. Красивую. На
лягушку похожа. Три дня шил, все пальцы исколол. Я две такие сшил.

А Мишка добавил:

- Мы все по две сшили. Одну - маме, а другую - Раисе Ивановне.

- Это почему же все? - спросил Борис Сергеевич. - Вы что, так сговорились,
чтобы всем шить одно и то же?

- Да нет, - сказал Валерка, - это у нас в кружке "Умелые руки" - мы
подушечки проходим. Сперва проходили чђртиков, а теперь подушечки.

- Каких ещђ чђртиков? - удивился Борис Сергеевич.

Я сказал:

- Пластилиновых! Наши руководители Володя и Толя из восьмого класса полгода
с нами чђртиков проходили. Как придут, так сейчас: "Лепите чђртиков!" Ну,
мы лепим, а они в шахматы играют.

- С ума сойти, - сказал Борис Сергеевич. - Подушечки! Придђтся разобраться!
Стойте! - И он вдруг весело рассмеялся. - А сколько у вас мальчишек в
первом "В"?

- Пятнадцать, - сказал Мишка, - а девочек - двадцать пять.

Тут Борис Сергеевич прямо покатился со смеху. А я сказал:

- У нас в стране вообще женского населения больше, чем мужского.

Но Борис Сергеевич отмахнулся от меня.

- Я не про то. Просто интересно посмотреть, как Раиса Ивановна получает
пятнадцать подушечек в подарок! Ну ладно, слушайте: кто из вас собирается
поздравить своих мам с Первым мая?

Тут пришла наша очередь смеяться. Я сказал?

- Вы, Борис Сергеевич, наверное, шутите, не хватало ещђ и на май
поздравлять.

- А вот и неправильно, именно что необходимо поздравить с маем своих мам. А
то это некрасиво: только раз в году поздравлять. А если каждый праздник
поздравлять - это будет по-рыцарски. Ну кто знает, что такое рыцарь?

Я сказал:

- Он на лошади и в железном костюме.

Борис Сергеевич кивнул.

- Да, так было давно. И вы, когда подрастђте, прочтђте много книжек про
рыцарей, но и сейчас, если про кого говорят, что он рыцарь, то это значит,
имеется в виду благородный, самоотверженный и великодушный человек. И я
думаю, что каждый пионер должен обязательно быть рыцарем. Поднимите руки,
кто здесь рыцарь?

Мы все подняли руки.

- Я так и знал, - сказал Борис Сергеевич, - идите, рыцари!

Мы пошли по домам. А по дороге Мишка сказал:

- Ладно уж, я маме конфет куплю, у меня деньги есть.

И вот я пришђл домой, а дома никого нету. А меня даже досада взяла. Вот в
кои-то веки захотел быть рыцарем, так денег нет! А тут, как назло, прибежал
Мишка, в руках нарядная коробочка с надписью: "Первое мая". Мишка говорит:

- Готово, теперь я рыцарь за двадцать две копейки. А ты что сидишь?

- Мишка, ты рыцарь? - сказал я.

- Рыцарь, - говорит Мишка.

- Тогда дай взаймы.

Мишка огорчился:

- Я всђ истратил до копейки.

- Что же делать?

- Поискать, - говорит Мишка. - Ведь двадцать копеек - маленькая монетка,
может, куда завалилась хоть одна, давай поищем.

И мы всю комнату облазили - и за диваном, и под шкафом, и я все туфли
мамины перетряхнул, и даже в пудре, у неђ пальцем поковырял. Нету нигде.

Вдруг Мишка раскрыл буфет:

- Стой, а это что такое?

- Где? - говорю я. - Ax, это бутылки. Ты что, не видишь? Здесь два вина: в
одной бутылке - чђрное, а в другой - жђлтое. Это для гостей, к нам завтра
гости придут.

Мишка говорит:

- Эх, пришли бы ваши гости вчера, и были бы у тебя деньги.

- Это как?

- А бутылки, - говорит Мишка, - да за пустые бутылки всегда деньги дают. На
углу. Называется "Приђм стеклотары"!

Я говорю:

- Что же ты раньше молчал? Сейчас мы это дело уладим! Давай банку из-под
компота, вон на окне стоит.

Миша протянул мне банку, а я открыл бутылку и вылил черновато-красное вино
в банку.

- Правильно, - сказал Мишка, - Что ему сделается?...

- Ну конечно, - сказал я. - А куда вторую?

- Да сюда же, - говорит Мишка, - не всђ равно? И это вино, и то вино.

- Ну да, - сказал я. - Если бы одно было вино, а другое керосин, тогда
нельзя, а так, пожалуйста, ещђ лучше. Держи банку.

И мы вылили туда и вторую бутылку,

Я сказал:

- Ставь еђ на окно! Так. Прикрой блюдечком, а теперь бежим!

И мы припустились. За эти две бутылки нам дали двадцать четыре копейки. И я
купил маме конфет. Мне ещђ две копейки сдачи дали. Я пришђл домой весђлый,
потому что я стал рыцарем, и, как только мама с папой пришли, я сказал:

- Мам, я теперь рыцарь. Нас Борис Сергеевич научил!

Мама сказала:

- Ну-ка расскажи!

Я рассказал, что завтра я маме сделаю сюрприз, Мама сказала:.

- А где же ты денег достал?

А я сказал:

- Я, мам, пустую посуду сдал, Вот две копейки сдачи.

Тут папа сказал:

- Молодец! Давай-ка мне две копейки на автомат!

Мы сели обедать. Потом папа откинулся на спинку стула и улыбнулся:

- Компотику бы.

- Извини, я сегодня не успела, - сказала мама.

Но папа подмигнул мне:

- А это что? Я давно уже заметил.

И он подошђл к окну, снял блюдечко и хлебнул прямо из банки. Ну тут что
было! Бедный папа кашлял так, как будто он выпил стакан гвоздей. Он
закричал не своим голосом:

- Что это такое? Что это за отрава?!

Я сказал:

- Папа, не пугайся! Это не отрава. Это два твоих вина!

Тут папа немножко пошатнулся и побледнел.

- Какие два вина? - закричал он громче прежнего.

- Чђрное и жђлтое, - сказал я, - что стояли в буфете. Ты, главное, не
пугайся.

Папа побежал к буфету и распахнул дверцу. Потом он заморгал глазами и стал
растирать себе грудь. Он смотрел на меня с таким удивлением, как будто я
был не обыкновенный мальчик, а какой-нибудь синенький или в крапинку. Я
сказал:

- Ты что, папа, удивляешься? Я слил твой два вина в банку, а то где бы я
взял пустую посуду? Сам подумай!

Мама вскрикнула:

- Ой!

И упала на диван. Она стала смеяться, да так сильно, что я думал, ей станет
плохо. Я ничего не мог понять, а папа закричал:

- Хохочете? Что ж, хохочите! А между прочим этот ваш рыцарь сведђт меня с
ума, но лучше я его раньше выдеру, чтобы он забыл раз и навсегда свои
рыцарские манеры.

И папа стал делать вид, что он ищет ремень.

- Где он? - кричал папа. - Подайте мне сюда этого Айвенго! Куда он
провалился?

А я был за книжным шкафом. Я уже давно был там на всякий случай.

А то папа что-то сильно волновался. Он кричал:

- Слыханное ли дело выливать в банку коллекционный чђрный "Мускат" урожая
1954 года и разбавлять его жигулђвским пивом?

А мама изнемогала от смеха. Она еле-еле проговорила:

- Ведь это он..., из лучших побуждений..., Ведь он же... Рыцарь... Я
умру... от смеха.

И она продолжала смеяться.

А папа ещђ немного пометался по комнате и потом ни с того ни с сего подошђл
к маме. Он сказал:

- Как я люблю твой смех.

И наклонился и поцеловал маму.

И я тогда спокойно вылез из-за шкафа.

СТАРЫЙ МОРЕХОД

Марья Петровна часто ходит к нам чай пить. Она вся такая полная, платье на
неђ натянуто тесно, как наволочка на подушку. У неђ в ушах разные серђжки
болтаются. И душится она чђм-то сухим и сладким, Я когда этот запах слышу,
так у меня сразу горло сжимает. Марья Петровна всегда как только меня
увидит, так сразу начинает приставать: кем я хочу быть. Я ей уже пять раз
объяснял, а она всђ продолжает задавать один и тот же вопрос. Чудная. Она
когда первый раз к нам пришла, на дворе была весна, деревья все
распустились и в окно пахло зеленью, и, хотя был уже вечер, всђ равно было
светло, И вот мама стала меня посылать спать, и, когда я не захотел
ложиться, эта Марья Петровна вдруг говорит:

- Будь умницей, ложись спать, а в следующее воскресенье я тебя на дачу
возьму, на Клязьму. Мы на электричке поедем. Там речка есть и собака, и мы
на лодке покатаемся все втрођм...

И я сразу лђг, и укрылся с головой, и стал думать о следующем воскресенье,
как я поеду на дачу, и пробегусь босиком по траве, и увижу речку, и. может
быть, мне дадут погрести, и уключины будут звенеть, и вода будет булькать,
и с вђсел в воду будут стекать капли, прозрачные, как стекло. И я подружусь
там с собачонкой, Жучкой или Тузиком, и буду смотреть в его жђлтые глаза, и
потрогаю его язык, такой красивый и приятный, когда он его высунет от жары.

И я так лежал, и думал, и слышал смех Марьи Петровны, и незаметно заснул, и
потом целую неделю, когда ложился спать, думал всђ то же самое. И когда
наступила суббота, я вычистил ботинки и зубы, и взял свой перочинный ножик,
и наточил его о плиту, потому что мало ли какую я палку себе вырежу, может
быть, даже ореховую,

А утром я встал раньше всех, и оделся, и стал ждать Марью Петровну. Папа,
когда позавтракал и прочитал газеты, сказал:

- Пошли, Дениска, на Чистые погуляем!

Но я ему сказал;

- Что ты, папа! А Марья Петровна! Она сейчас приедет за мной, и мы
отправимся на Клязьму. Там собака и лодка. Я еђ должен подождать,

Папа помолчал, потом посмотрел на маму, потом пожал плечами и стал пить
второй стакан чаю, А я быстро дозавтракал и вышел во двор. Я гулял у ворот,
чтобы сразу увидеть Марью Петровну, когда она придђт. Но еђ что-то долго не
было. Тогда ко мне подошђл Мишка, он сказал:

- Слазим на чердак! Посмотрим, родились голубята или нет...

- Понимаешь, не могу... Я на денђк в деревню уезжаю. Там собака есть и
лодка. Сейчас за мной одна тђтенька приедет, и мы поедем с ней на
электричке.

Тогда Мишка сказал:

- Вот это да! А может, вы и меня захватите?

Я очень обрадовался, что Мишка тоже согласен ехать с нами, всђ-таки мне с
ним куда интереснее будет, чем только с одной Марьей Петровной.

Я сказал:

- Какой может быть разговор! Конечно, мы тебя возьмђм, с удовольствием!
Марья Петровна добрая, чего ей стоит!

И мы стали вдвођм ждать с Мишкой. Мы вышли в переулок и долго стояли и
ждали, и когда появлялась какая-нибудь женщина, Мишка обязательно спрашивал:

- Эта?

И через минуту снова:

- Вон та?

Но это всђ были незнакомые женщины, и нам стило скучно, и мы устали так
долго ждать, Мишка рассердился и сказал:

- Мне надоело!

И ушђл.

А я ждал. Я хотел еђ дождаться, Я ждал до самого обеда. Во время обеда папа
опять сказал, как будто между прочим:

- Так идђшь на Чистые? Давай решай, а то мы с мамой пойдђм в кино!

Я сказал:

- Я подожду. Ведь я обещал ей подождать. Не может она не прийти.

Но она не пришла. А я не был в тот день на Чистых прудах и не посмотрел, на
голубей, и папа, когда пришђл из кино, велел мне уходить от ворот. Он обнял
меня за плечи и сказал, когда мы шли домой:

- Это всђ ещђ будет в твоей жизни, и трава, и речка, и лодка, и собака...
Всђ будет, держи нос повыше!

Но я, когда лђг спать, я всђ равно стал думать про деревню, лодку и
собачонку, только как будто я там не с Марьей Петровной гуляю, а с Мишкой и
с папой или с Мишкой и мамой. И время потекло, оно проходило, и я почти
совсем забыл про Марью Петровну, как вдруг однажды, пожалуйте! Дверь
растворяется, и она входит собственной персоной. И серђжки в ушах
звяк-звяк, и с мамой чмок-чмок, и на всю квартиру пахнет чем-то сухим и
сладким, и все садятся за стол и начинают пить чай. Но я не вышел к Марье
Петровне, я сидел за шкафом, потому что я сердился на Марью Петровну. А она
сидела как ни в чђм не бывало, вот что было удивительно! И когда она
напилась своего любимого чаю, она вдруг ни с того ни с сего заглянула за
шкаф и схватила меня за подбородок.

- Ты что такой угрюмый?

- Ничего, - сказал я.

- Давай вылезай, - сказала Марья Петровна,

- Мне и здесь хорошо! - сказал я.

Тогда она захохотала, и всђ на ней брякало от смеха, а когда отсмеялась,
сказала:

- А чего я тебе подарю...

Я сказал:

- Ничего не надо!

Она сказала:

- Саблю не надо?

Я сказал:

- Какую?

А она:

- Будђновскую. Настоящую. Кривую.

Вот это да! Я сказал:

- А у вас есть?

- Есть, - сказала она.

- А она вам не нужна? - спросил я.

- А зачем? Я женщина, военному делу не училась, зачем мне сабля? Лучше я
тебе еђ подарю.

И было видно по ней, что ей нисколько не жаль сабли. Я даже поверил, что
она и на самом деле добрая. Я сказал:

- А когда?

- Да завтра, - сказала она. - Вот завтра придђшь после школы, а сабля -
здесь. Вот здесь, я еђ тебе прямо на кровать положу.

- Ну ладно, - сказал я и вылез из-за шкафа, и сел за стол, и тоже пил с ней
чай, и проводил еђ до дверей, когда она уходила.

И на другой день в школе я еле досидел до конца уроков и побежал домой
сломя голову. Я бежал и размахивал рукой - в ней у меня была невидимая
сабля, и я рубил и колол фашистов, и защищал чђрных ребят в Алжире, и
перерубил всех врагов Кубы. Я из них прямо капусты нарубил. Я бежал, а дома
меня ждала сабля, настоящая будђновская сабля, и я знал, что, в случае
чего, я сразу запишусь в добровольцы, и, раз у меня есть собственная сабля,
меня обязательно примут. И, когда я вбежал в комнату, я сразу бросился к
своей раскладушке. Сабли не было. Я посмотрел под подушку, пошарил под
одеялом и заглянул под кровать. Сабли не было. Не было сабли. Марья
Петровна не сдержала слова. И сабли не было нигде. И не могло быть.

Я подошђл к окну. Мама сказала:

- Может быть, она ещђ придђт?

Но я сказал:

- Нет, мама, она не придђт. Я так и знал.

Мама сказала:

- Зачем же ты под раскладушку лазил?...

Я объяснил ей:

- Я подумал: а вдруг она была? Понимаешь? Вдруг. На этот раз.

Мама сказала:

- Понимаю. Иди поешь. .

И она подошла ко мне. А я поел и снова встал у окна. Мне не хотелось идти
во двор.

А когда пришђл папа, мама ему всђ рассказала, и он подозвал меня к себе. Он
снял со своей полки какую-то книгу и сказал:

- Давай-ка, брат, почитаем книжку про собаку. Называется "Майкл - брат
Джерри". Джек Лондон написал.

И я быстро устроился возле папы, и он стал читать, Он хорошо читает, просто
здорово! Да и книжка была ценная. Я в первый раз слушал такую интересную
книжку. Приключения собаки. Как еђ украл один боцман. И они поехали на
корабле искать клады. А корабль принадлежал трем богачам. Дорогу им
указывал Старый Мореход, он был больной и одинокий старик, он говорил, что
знает, где лежат несметные сокровища, и обещал этим трђм богачам, что они
получат каждый целую кучу алмазов и брильянтов, и эти богачи за эти
обещания кормили Старого Морехода. А потом вдруг выяснилось, что корабль не
может доехать до места, где клады, из-за нехватки воды. Это тоже подстроил
Старый Мореход. И пришлось богачам ехать обратно не солоно хлебавши. Старый
Мореход этим обманом добывал себе пропитание, потому что он был израненный
бедный старик, И когда мы окончили эту книжку и снова стали еђ всю
вспоминать с самого начала, папа вдруг засмеялся и сказал:

- А этот-то хорош, Старый Мореход! Да он просто обманщик, вроде твоей Марьи
Петровны.

Но я сказал:

- Что ты, папа! Совсем не похоже. Ведь Старый Мореход обманывал, чтобы
спасти свою жизнь. Ведь он же одинокий был, больной. А Марья Петровна?
Разве она больная?

- Здоровая, - сказал папа.

- Ну да, - сказал я. - Ведь если бы Старый Мореход не врал, он бы умер,
бедняга, где-нибудь в порту, прямо на голых камнях, между ящиками и тюками,
под ледяным ветром н проливным дождђм. Ведь у него не было крова над
головой! А у Марьи Петровны чудесная комната - восемнадцать метров со всеми
удобствами. И сколько у неђ серђжек, побрякушек и цепочек!

- Потому что она мещанка, - сказал папа.

И я хотя и не знал, что такое мещанка, но я понял по папиному голосу, что
это что-то скверное, и я ему сказал:

- А Старый Мореход был благородный; он спас своего больного друга, боцмана,
- это раз. И ты ещђ подумай, папа, ведь он обманывал только проклятых
богачей, а Марья Петровна - меня. Объясни, зачем она меня-то обманывает?
Разве я богач?

- Да забудь ты, - сказала мама, - не стоит так переживать!

А папа посмотрел на неђ и покачал головой и замолчал. И мы лежали вдвођм на
диване и молчали, и мне было тепло рядом с ним, и я захотел спать, но перед
самым сном я всђ-таки подумал:

"Нет, эту ужасную Марью Петровну нельзя даже и сравнивать с таким
человеком, как мой милый, добрый Старый Мореход!"

АНГЛИЧАНИН ПАВЛЯ

- Завтра первое сентября, - сказала мама. - И вот наступила осень, и ты
пойдђшь уже во второй класс. Ox, как летит время!...

- И по этому случаю, - подхватил папа, - мы сейчас "зарежем арбуз"!

И он взял ножик и взрезал арбуз. Когда он резал, был слышен такой полный,
приятный, зелђный треск, что у меня прямо спина похолодела от предчувствия,
как я буду есть этот арбуз. И я уже раскрыл рот, чтобы вцепиться в розовый
арбузный ломоть, но тут дверь распахнулась, и в комнату вошђл Павля. Мы все
страшно обрадовались, потому что он давно уже не был у нас и мы по нђм
соскучились.

- Ого, кто пришђл! - сказал папа. - Сам Павля. Сам Павля-Бородавля!

- Садись с нами, Павлик, арбуз есть, - сказала мама. - Дениска, подвинься.

Я сказал:

- Привет! - и дал ему место рядом с собой.

Он сказал:

- Привет! - и сел.

И мы начали есть и долго ели и молчали. Нам неохота было разговаривать. А о
чђм тут разговаривать, когда во рту такая вкуснотища!

И когда Павле давали третий кусок, он сказал:

- Ах, люблю я арбуз. Даже очень. Мне бабушка никогда не дађт его вволю
поесть.

- А почему? - спросила мама.

- Она говорит, что после арбуза у меня получается не сон, а сплошная
беготня.

- Правда, - сказал папа. - Вот поэтому-то мы и едим арбуз с утра пораньше.
К вечеру его действие кончается, и можно спокойно спать. Ешь, давай, не
бойся.

- Я не боюсь, - сказал Павля.

И мы все опять занялись делом и опять долго молчали. И когда мама стала
убирать корки, папа сказал:

- А ты чего, Павля, так давно не был у нас?

- Да, - сказал я. - Где ты пропадал? Что ты делал?

И тут Павля напыжился, покраснел, поглядел по сторонам и вдруг небрежно так
обронил, словно нехотя:

- Что делал, что делал?... Английский изучал, вот что делал.

Я прямо опешил. Я сразу понял, что я всђ лето зря прочепушил. С ежами
возился, в лапту играл, пустяками занимался. А вот Павля, он времени не
терял, нет, шалишь, он работал над собой, он повышал свой уровень
образования. Он изучал английский язык и теперь небось сможет
переписываться с английскими пионерами и читать английские книжки! Я сразу
почувствовал, что умираю от зависти, а тут еще мама добавила:

- Вот, Дениска, учись. Это тебе не лапта!

- Молодец, - сказал папа. - Уважаю!

Павля прямо засиял.

- К нам в гости приехал студент. Сева. Так вот он со мной каждый день
занимается. Вот уже целых два месяца. Прямо замучил совсем.

- А что, трудный английский язык? - спросил я.

- С ума сойти, - вздохнул Павля.

- Ещђ бы не трудный, - вмешался папа. - Там у них сам чђрт ногу сломит. Уж
очень сложное правописание. Пишется Ливерпуль, а произносится Манчестер.

- Ну да! - сказал я. - Верно, Павля?

- Прямо беда, - сказал Павля. - Я совсем измучился от этих занятий, похудел
на двести