Страницы: -
1 -
2 -
3 -
4 -
5 -
6 -
7 -
8 -
9 -
10 -
11 -
12 -
13 -
14 -
приводит
к рождению детей, вырываемых из утробы и кричащих умоляя о пощаде, так,
будто бросают их на съедение крокодилам жизни - в реку жизней - вот что
такое рождение, о леди и джентльмены изысканной Шотландии - "Новорожденные
младенцы, вопящие в этом городе, есть жалкие примеры происходящего
повсюду", написал я однажды - "Тень, отбрасываемая маленькими девочками на
мостовую, короче Тени смерти над этим городом", писал я еще - Обе Рут были
рождены кричащими девочками, но вот лет в 14 они внезапно испытали это
побуждение заставлять других кричать и кричать в змеящемся сладострастии -
Это чудовищно - Основой учения Будды было: "Остановить круг
перерождений!", но учение это было похищено, скрыто, опорочено,
перевернуто с ног на голову и переделано в дзен, изобретение Мары10
искусителя, Мары безумного, Мары дьявола - Сегодня пишется куча
интеллектуальных книг поясняющих "дзен", который по сути своей есть не что
иное как орудие личной борьбы дьявола против сути учения Будды, сказавшего
своим 1250 ученикам когда распутница Амра со своими девочками приблизилась
к ним с дарами с полей бенгальских: "Хоть и красива она, хоть и одарена
познаниями, лучше было б вам попасть в пасть тигра, чем в сети ее". Так
ведь? Имея в виду, что ко всем родящимся Кларкам Гейблам и Гэри Куперам,
во всей так называемой славе их (или к Хемингуэям) придут болезни,
дряхлость, печаль, стенания, старость, смерть, распад - имея в виду что на
каждый маленький прелестный комочек младенческого тельца над которым
гугукает женщина приходится здоровенный кусок гнилого мяса медленно
источаемый червями могил этого мира.
31
Но природа создала женщин столь невыносимо желанными для мужчин, что
немыслимое колесо рождения и смерти,
которое-действительно-трудно-себе-вообразить, все вращается и вращается,
будто некий дьявол упорно и в поте лица своего вращает его, чтобы не
прекращался ужас человеческого страдания и попыток оставить свой след в
пустоте небесной - Будто бы все, даже реклама пепси-колы с самолетами,
должно оставлять свой отпечаток там, до самого светопреставления - Но по
воле дьявольской мужчины желают женщин, а женщины стремятся завести от
мужчины детишек - Предмет нашей гордости в те времена когда каждый был
хозяином своего маленького поместья, как же тошнотворно это ныне, когда
автоматические двери супермаркетов открываются сами чтобы впускать
беременных женщин, чтобы они могли покупать пищу и вскармливать смерть
далее - Можете взять эти слова на заметку, вы, там, в ЮПИ11. -
Но человек от рождения жертва этой трепещущей паутины, индусы называли ее
"Лила" (цветок), и никак ему из нее не вырваться, разве что уйти в
монастырь, где тем не менее часто поджидают его омерзительные извращенцы -
Так почему бы тогда не расслабиться наслаждаясь любовью пшеничного брюшка?
Но я знал что всему придет свой конец.
Ирвин был совершенно прав, советуя походить по издателям чтобы
договориться о публикации и оплате - Они предложили мне 1000$ выплатами по
100$ ежемесячно, и редакторы (а об этом вот я не знал) поднапрягли свои
воробьиные мозги над моей вовсе не нуждающейся в этом прозой, и
подготовили книгу к публикации с миллионом faux pas12 человеческого
скудоумия (ой?) - Так что я вполне был готов жениться на Рут Хипер и
обзавестись домиком в Коннектикуте.
Ссадины на ее коже, как сообщила мне ее дражайшая подруга Эрикссон,
возникли в результате моего приезда и наших любовных утех.
32
Вместе с Рут Эрикссон мы болтали днями напролет, и она рассказала мне
историю своей любви к Жюльену - (ну и ну) - Жюльену, моему наверное
лучшему другу, с которым мы жили вместе на мансарде на 23-й улице, когда
он первый раз повстречал Рут Эрикссон - В те времена он был безумно в нее
влюблен, но она не отвечала ему взаимностью (насколько я знаю, это было не
совсем так) - Но теперь когда он женат на очаровательнейшей из женщин
мира, Ванессе фон Зальцбург, мой хитроумный приятель и наперсник, О
теперь-то она хотела его! Он даже звонил ей по межгороду на Средний Запад,
но без особого успеха тогда - Вот уж действительно, в волосах у нее
Миссури, Стикс, или скорее уж тогда Митилена13!
Старина Жюльен, вот он приходит с работы из бюро, благополучный молодой
администратор в галстуке и с усиками, хотя когда-то в старые времена мы
валялись с ним в дождевых лужах, поливая себе волосы чернилами и оглашая
улицу воплями мексиканских боррачо14 (или миссурийскими, долгими) -
Приходя домой с работы, он плюхается в изумительное кожаное кресло, первый
барский дар своей лаэрдовой15 жены, вторым стала детская колыбелька, и
сидит там у потрескивающего огня, покручивает себе ус - "Нет в жизни
занятий важнее чем растить детишек да крутить себе ус", говорит Жюльен,
который сказал мне что он новый Будда, желающий перерождений! - Новый
Будда, посвятивший себя страданию!
Я часто навещал его в бюро и наблюдал за ним за работой, за тем как он
ведет себя там ("Эй ты разъебай топай сюда!"), за скороговоркой его речи
("Да ты че, любое малюсенькое самоубийство в Западной Вирджинии стоит
десяти тонн угля и всех этих Джонов Л. Льюисов!") - Он отвечал за то чтобы
самые (с его точки зрения) важные и слезливые материалы шли по каналам его
агентства - Он был любимчиком самого главного придурка, президента
телеграфного агентства Громилы Джо Такого-то - Его квартира, в которой я
иногда зависал днем, за исключением дней когда мы балясничали попивая кофе
с Эрикссон, была наверное прекраснейшей из манхэттенских квартир, и в
жюльеновом стиле к тому же, с маленьким балкончиком выходящим на неоновые
огни, деревья и автомобили площади Шеридан, с холодильником на кухне,
забитым кубиками льда и кока-колой, чтобы разбавлять наше старое бухло
виски Приятельское - и я коротал там часы разговаривая с его женой Нессой
и детишками, которые просили нас говорить потише как только по телевизору
начинали показывать Мики-Мауса, а потом входил Жюльен, в своем костюме,
расстегнутом воротнике, галстуке, говоря "Черт - приходишь вот домой после
тяжкого трудового дня и находишь тут этого маккартиста16 Дулуоза", и
иногда вместе с ним приходил один из помощников редактора типа Джо
Скрибнера или Тима Фосетта - Тим Фосетт был глуховат, ходил со слуховым
аппаратом, был сострадательным католиком, и до сих пор любил страдальца
Жюльена - Плюх, Жюльен падает в кожаное кресло возле растопленного Нессой
камина, и покручивает себе ус - У Ирвина с Хаббардом есть такая догадка
что Жюльен отрастил себе эти усы чтобы казаться старше и уродливей чем на
самом деле - "А есть что-нибудь поесть?" говорит он, и Несса приносит
половину жареного цыпленка, от которого от пощипывает рассеянно, пьет
кофе, и спрашивает не хочу ли я смотаться вниз за еще одной пинтой
Приятельского -
"Скинемся пополам"
"Вечно вы, кануки17, норовите скинуться скинуться да словчить", и мы
спускаемся вниз вместе с черной спаниелихой Почки на поводке, и не доходя
до магазинчика заваливаемся в бар чтобы пропустить по стаканчику ржаного
виски с колой и посмотреть телевизор вместе с другими менее беззаботными
нью-йоркцами.
"Придурок ты, Дулуоз, чистых кануцких кровей придурок"
"Это ты о чем?"
Ни с того ни с сего он хватает меня за пазуху, да так что отскакивают две
пуговицы.
"Да что ты прицепился к моей рубашке?"
"Че, мамочки нет поблизости чтобы пришить, а?" и он дергает опять, терзая
бедную мою рубаху, и смотрит на меня печально, и печальный взгляд Жюльена
говорит мне: -
"Ах ну что за дерьмо чувак, вся эта наша с тобой 24-часовая беготня от
звонка до звонка, все эти попытки вырубить себе кусок пожирней - когда мы
отправимся на небеса, нам и в голову не придет подумать о том ради чего
была вся эта суматоха, и на что мы были похожи". Однажды, встретив
девушку, я сказал ему: "Какая прекрасная девушка, грустно" и он сказал
"Ах, все мы прекрасны и грустны"
"Почему?"
"Тебе этого не понять, потому что ты чистых кануцких кровей придурок"
"Зачем ты твердишь все время эту ерунду?"
"Потому что ты из семейки толстозадых"
Он единственный в мире кому позволяется оскорблять мою семью,
правда-правда, ведь оскорбляет он семью рода человеческого.
"А как насчет твоей семьи?"
Он даже не удостаивает меня ответом. - "Да будь ты даже самим королем,
тебя б давно уж повесили". Когда мы возвращаемся в квартиру он начинает
возбуждать собаку (у нее течка): "Ах какая черная сочная задница..."
Метет декабрьская пурга. Приходит Рут Эрикссон, в гости, они сидят с
Нессой и болтают часами, а мы с Жюльеном смываемся и через его спальню
спускаемся по запорошенной снегом пожарной лестнице чтобы догнаться в
ближайшем баре виски с содовой. Я вижу как он проворно спрыгивает с нее
передо мной, и так же не раздумывая прыгаю. Но он-то делал это уже не раз.
Между свисающим концом пожарной лестницы и мостовой десятифутовая
пропасть, и в полете я понимаю это, но недостаточно быстро, и падаю прямо
головой об асфальт. Хряп! Жюльен поднимает меня с окровавленной головой.
"И все это ради того чтобы смыться от баб? Дулуоз, а тебе идет когда ты
весь такой окровавленный"
"Это вытекает твоя чертова кануцкая кровь", добавляет он в баре, но это не
потому что он жестокий, а просто так. "Вот и в Новой Англии у них тоже,
чуть что - сразу лужа кровищи", но видя гримасу боли на моем лице, он
проникается сочувствием.
"Ах бедняга Джек" (прижавшись ко мне лбом, как Ирвин, по той же самой и
все ж по другой причине) "надо было тебе оставаться там где ты был до
приезда сюда - " Он зовет бармена и спрашивает нет ли у него примочки для
моей раны. "Старина Джек", бывают времена когда в моем присутствии он
становится совершенно смирным, и хочет знать что я на самом деле думаю,
или что на самом деле думает он. "А вот сейчас то что ты скажешь важно для
меня". Встретив его впервые в 1944 году, я подумал что он просто паскудный
юный гаденыш, и в единственный раз когда я курил при нем марихуану я
как-то сразу врубился что он против меня, это потом мы с ним всегда только
напивались... и все таки. Жюльен, прищурив свои зеленые глаза, стройный,
жилистый, мужественный, трясет и колошматит меня. "Поехали, покажешь мне
свою девушку". Мы берем такси и едем через снега к Рут Хипер, и как только
мы заходим к ней, она видит что я пьян и вцепляется мне в волосы, она
тащит меня и дергает несколько раз, выдергивает несколько волосков из
места жизненно необходимого мне для причесывания и начинает дубасить
кулаками по моей физиономии. Жюльен сидит, смотрит и говорит, что из нее
получился б неплохой отбивающий в бейсболе. Так что мы уходим.
"Не нравишься ты своему бейсболисту, чувак", радостно говорит Жюльен в
такси. Мы возвращаемся к его жене и Эрикссон, которые до сих пор все еще
чешут языками. Боже ж мой, из женщин должны получаться лучшие из лучших
писателей.
33
Теперь подходит время ночной телепрограммы, так что мы с Нессой замешиваем
на кухне еще по виски с колой, выносим их позвякивая к камину, и
расставляем стулья вокруг телеэкрана чтобы посмотреть на Кларка Гейбла и
Джин Харлоу в фильме про каучуковые плантации 1930-х, клетка с попугаем,
Джин Харлоу чистит ее и говорит попугаю: "Чего это ты нажрался, цемента,
что ли?" и мы закатываемся в хохоте.
"Ну парень, таких фильмов теперь снимать не умеют", говорит Жюльен,
потягивая свою выпивку и пощипывая себя за ус.
Начинается Самый Последний фильм про Скотленд Ярд. Мы сидим с Жюльеном
тихонько и смотрим на истории из нашей с ним прошлой жизни, а Несса
смеется. Ей-то приходилось в ее прежней жизни иметь дело лишь с детскими
колясками и дагерротипами. И мы смотрим как лондонский оборотень Ллойдс
разносит на куски дверь с кривой ухмылкой на губах: -
"Этот сукин сын и двух центов собственной мамочке пожалел бы!"
"Отправил бы ее ночевать в ночлежку!"
"Вздернуть его в Турецких Банях!" орет Жюльен.
"Или в Иннисфри!"
"Подкинь-ка еще дровишек, ма," говорит Жюльен, "тишками" он называет
детишек, а "ма" мамочку, и она делает это с величайшим удовольствием. Наше
обсуждение прерывается посетителями из бюро: Тимом Фосеттом, кричащим
из-за своей глухоты: -
"Бож-же мой! Эта телеграмма ЮПИ, о какой то мамаше, которая была шлюхой и
натерпелась хрен знает чего из-за своего маленького ублюдка!"
"Так ведь помер он, маленький ублюдок-то"
"Помер? Он снес себе полголовы в номере отеля в Харрисбурге!"
Потом мы все напиваемся и кончается все тем что я засыпаю в жюльеновой
спальне, а они с Нессой ложатся на разложенной тахте, я открываю окно в
свежий метельный воздух и засыпаю под старым писанным маслом портретом
жюльенова дедушки Гарета Лова, похороненного подле Джексона Каменной
Стены18 на лексингтонском кладбище в Вирджинии. Утром я просыпаюсь, а пол
и часть кровати занесены двухфутовым слоем снега. Жюльен сидит в гостиной
бледный и похмельный. Он не может даже поправиться пивом, ему надо идти на
работу. Он съедает яйцо всмятку и ничего более. Он надевает свой галстук
и, содрогаясь от омерзения, отправляется в бюро. Я спускаюсь вниз, покупаю
еще пива, и провожу целый день с Нессой и детишками, разговариваю и таскаю
детей на закорках - С приходом темноты появляется опять Жюльен, уже
пропустивший пару стаканчиков, и начинается пьянство опять. Несса приносит
спаржу, отбивные и вино. Сегодня вечером в гости приходят все (Ирвин,
Саймон, Лаз, Эрикссон и несколько писателей из Виллидж, в том числе
несколько итальянцев) чтобы посмотреть с нами телевизор. Мы глядим как
Перри Комо и Гай Ломбардо обнимаются в программе Зрелище. "Дерьмо" говорит
Жюльен, сидя в кожаном кресле с выпивкой в руке, и даже не покручивает
свой ус, "Лучше б эти итальяшки убирались себе домой, хавали там свои
равиоли и захлебнулись собственной блевотиной"
Смеюсь этому один я (кроме Нессы, про себя), потому что Жюльен
единственный в Нью-Йорке кто всегда выскажет что у него на уме, что бы там
у него ни было, не важно, за это-то я его и люблю: - Лаэрд, господа (и да
простят нас итальяшки).
34
Я видел фото Жюльена когда ему было 14, в материнском доме, и был поражен
тем что кто-то может быть так прекрасен - Блондин, с настоящим ореолом
света вокруг волос, резкими чертами лица, и этими восточными его глазами -
Я подумал "Вот черт, а понравился бы мне Жюльен в 14 лет, вот такой вот?"
но как только я сказал его сестре что мне нравится эта карточка, как она
спрятала ее, так что в следующий раз (через год) когда мы случайно забрели
к ней в гости на ее квартиру на Парк Авеню и: "А где эта обалденная фотка
Жюльена?", ее не было, она то ли спрятала, то ли уничтожила ее - Бедолага
Жюльен, за его светлой головой я видел взгляд американских автостоянок,
суровый взгляд - Взгляд типа "А ты кто такой, засранец?" - На самом-то
деле он просто потерянный и грустный парнишка, которого я понимал потому
что знал многих потерянных грустных пареньков в Ой ой французской Канаде,
точно также, я уверен, и Ирвин знавал многих в Ой ой еврейском Нью-Йорке -
Парнишка, слишком прекрасный для этой жизни, но в конце концов спасенный,
женой, старой доброй Нессой, которая однажды сказала мне: "Я заметила,
когда ты ложился на тахту, что у тебя штаны лоснятся!"
Однажды я сказал Жюльену, "А Нессу я буду называть "Ножки", потому что у
нее ноги красивые", и он ответил: -
"Если я только замечу что ты хоть взгляд на нее бросил, я тебя пришибу", и
он не шутил.
Его сыновей звали Питер, Гарет и еще один был на подходе, который будет
назван Эзра.
35
Жюльен был зол на меня, за то что я трахнул одну из его старых подружек,
другую, не Рут Эрикссон - Но когда у нас была вечеринка дома у Рут, кто-то
закидал тухлыми яйцами наши окна, и мы с Саймоном спустились вниз
разобраться. Всего неделю до того на Ирвина с Саймоном напала банда
малолетней гопоты, приставив к их горлам горлышки битых бутылок, и всего
лишь за то что Саймон посмотрел на них перед входом в магазин торгующий
разными (вот уж и впрямь, разными) товарами - Теперь я увидел этих пацанов
и спросил "Кто тут кидался тухлыми яйцами?"
"А собака где?" сказал парень, подошедший вместе с здоровенным, ростом в
шесть футов, подростком.
"Она вас не тронет. Это ты яйцами кидаешься?"
"Че, какими яйцами?"
Мне показалось, стоя и разговаривая с ними, что они хотят вытащить ножи и
пырнуть меня, и испугался. Но они повернулись и пошли прочь, и я заметил
имя "Сила" на спине куртки этого парня, я сказал: "Окей, Джонни Сила, не
кидайся больше яйцами". Он повернулся и посмотрел на меня. "Хорошее имя",
сказал я. "Джонни Сила". Этим все более или менее закончилось.
Но потом Ирвин с Саймоном договорились об интервью с Сальвадором Дали. Но
вначале я должен рассказать о своем пальто, нет, вначале о лазарусовском
брате Тони.
У Саймона с Лазарусом было два брата в сумасшедшем доме, как я уже
говорил, один из них безнадежный кататоник, не обращавший ни на кого
внимания и возможно думавший, глядя на санитаров: "Надеюсь, что эти ребята
не захотят чтобы я дотрагивался до них, потому что я полон чудовищных
электрических змей", но второй брат, бывший всего лишь (продвинутым)
шизофреником, хотел еще кое чего от этого мира, и поэтому (честное слово)
с помощью Саймона бежал из госпиталя на Лонг Айленде, в результате
какого-то тщательно разработанного плана, типа как у французских
братьев-воров Рифифи по телевизору - Так что теперь Тони был на воле и
работал (делая самую разную всячину, как я раньше), подносил кегли в
кегельбане, хоть и в самом Бауэри19, куда мы пошли повидаться с ним и где
я увидел его, согнувшегося в три погибели в кегельбановой яме, спешащего
побыстрей подобрать рассыпанные кегли - Потом, позднее, следующей ночью,
когда я слонялся по квартире Филипа Воэна, читая Малларме, Пруста и
Корбьера по-французски, Ирвин позвонил в звонок и я вышел к дверям
встретить их троих, Ирвина, Саймона и маленького прыщеватого блондина Тони
посередине - "Тони, познакомься с Джеком". Как только Тони увидел мое
лицо, или глаза, или тело, или что-то такое еще, уж не знаю, он резко
повернулся и ушел от нас, и больше я его не видел.
Я думаю, что напомнил ему старшего брата-кататоника, по крайней мере Лаз
сказал мне так.
Позже я пошел навестить моего старого друга Дени Бле.
Дени Бле это совершенно невероятный тип, с которым я жил вместе на
Западном Побережье во времена моих путешествий по трассе, который воровал
все что плохо лежало, но иногда при этом для того лишь чтобы отдать
краденое вдовам (bon coeur, доброе сердце) и который жил теперь, довольно
паршиво должен сказать я, на 13-ой улице, около побережья, в квартирке с
холодильником (в котором всегда все ж таки имелся запас его коронного
блюда - куриного консоме) - Который, надевая шеф-поварскую шапку, жарил
здоровенных индеек на День Благодарения на вечеринках тусовщиков и
битников из Виллидж, а они в конце вечера незаметно выскальзывали наружу с
барабанными палочками в карманах пальто - И все это потому что ему охота
было подцепить классную деваху из Гринвич Виллидж - Бедняга Дени. Дени, у
которого был телефон, и набитый холодильник, и куча бродяг которые
постоянно кидали его, иногда, когда он уезжал на выходные, бродяги
оставляли горящий свет, текущую воду и открытые двери в квартиру -
Которого постоянно кто-нибудь предавал, даже я, как он утверждал. "Слушай
Дулуоз", говорит этот толстый весом в 220 фунтов черноволосый француз
(который всегда воровал, и теперь крадет только то что ему причитается),
"ты постоянно доставал меня, даже если пытался изо всех сил делать по
другому - я теперь понимаю это и мне жалко тебя". Он вытащил какие-то
государственные ценные бумаги с его фотографией, и тыкал мне в них
пальцем, в место где было написано красными чернилами: Я всегда смогу
позволить себе консоме и индейку. Он жил всего в квартале от дома Рут.
"Теперь, видя тебя в такой заднице, таким грустным, несчастным,
потерянным, неспособным купить себе выпивку, или просто сказать мне:
"Дени, ты уже столько раз помогал мне, но не мог бы ты одолжить мне
столько-то?" потому что ты никогда, никогда не одалживал у меня денег