Страницы: -
1 -
2 -
3 -
4 -
5 -
6 -
7 -
8 -
9 -
10 -
11 -
12 -
13 -
14 -
15 -
16 -
17 -
18 -
19 -
А Рекс наш жрал столько, что это превосходит человеческое поня-
тие. Четыре взрослые собаки не управились бы с тем, что наш волк проглаты-
вал единолично!
В этом раннем возрасте он не совершил ничего такого, что свидетель-
ствовало бы о его волчьем характере. Задушил курицу? Великое дело! Случа-
лось такое и с самыми породистыми псами.
Только волчонок приступил к охоте несколько иным способом: Щенята,
как вы, конечно, сами знаете, гоняются за курицей с визгом и лаем. Больше
тут шума и баловства, чем дела. Если курица и погибнет, то скорее всего по
собственной оплошности.
Рекс, наоборот, вовсе не гонялся за курицей. Он напал на нее испод-
тишка. Подкрался, задушил и слопал. Прямо с перьями. И это как раз нас нас-
торожило.
Мы решили, что отныне курам лучше не выходить из курятника. Нам каза-
лось, что этим мы оградим их от серого разбойника.
Ни капельки, однако, это не помогло. Обнаружилось, что Рекс, особенно
когда ему кажется, что никто его не видит, способен целыми часами смотреть
в курятник сквозь решетку. Он сидел, как привязанный, не сводя с кур зорких
глаз, сидел день за днем.
Однажды зимой волк внезапно вскочил на крышу дровяного сарая. Пере-
махнул через ограду. И, прежде чем я успел выбежать во двор, -- передушил у
меня всех кур! Всех до единой!
Как вы можете догадаться, я схватил что попало под руку и кинулся на
место происшествия. Рекс забился в угол, глядя на меня зелеными от страха
глазами. И защелкал зубами, как в лихорадке.
В наказание я целый день продержал его в пустом курятнике. И за весь
день он ни разу не пошевелился, не вышел из угла, только водил за мной оша-
лелыми от страха глазами. И щелкал зубами.
В этот вечер он впервые в жизни завыл. Вой начинался протяжным "ооо,
ууу..." и заканчивался коротким, как вздох, "ах!"
Я не знаю волчьего языка, а потому не могу с полной уверенностью ут-
верждать, что этот вой означал. Но все-таки мне кажется, что волк звал на
помощь. На волчьем языке этот зов скорее всего означал: "Крися! Крися!"
Ведь и позже Рекс всегда заводил это свое "Ооо! Ууу! Ах!", когда его
маленькой хозяйки не было поблизости. Крися поняла зов волка иначе.
Она убеждала меня, что Рекс дает торжественное обещание исправиться.
И она была по-своему права. Рекс вышел из курятника совсем другим. Во вся-
ком случае, наши куры с той поры были в полной безопасности. Они могли раз-
гуливать перед самым волчьим носом без малейшего опасения!
Совсем по-другому, однако, поняли это первое вечернее волчье слово
городские собаки. Все они -- маленькие, большие, лохматые, гладкие, -- сло-
вом, все, у кого были четыре ноги, хвост и собачье сердце в груди, немед-
ленно выбежали на двор или на улицу. И все наше местечко огласилось в эту
ночь яростным лаем, тявканьем, воем. С этой минуты я уже не мог сомневать-
ся, что Рекс действительно самый настоящий серый волк.
Рекс рос, хорошел, наливался силой. Был он, впрочем, постарому лас-
ков, мил, послушен. И, пожалуй, даже трусоват. От чужих собак держался на
почтительном расстоянии. По улице трусил своей волчьей рысцой, всегда дер-
жась у самых стен домов, словно не хотел никому попасться на дороге. Людей
не боялся, но тоже держался от них поодаль. Зато обожал детей. Он позволял
им вытворять с собой все, что им было угодно. Наша соседка, маленькая Тру-
да, представьте себе, даже ездила на волке верхом и запрягала его в куколь-
ную тележку. Одним словом, чудесный был волчонок!
Умел он быть также верным другом. И это как раз его и погубило.
Неподалеку от нас жил доберман. Тоже Рекс, тезка нашего волка. Пес
этот был злой и глупый. Целыми днями он брехал неведомо на что. С собаками
не умел ужиться -- постоянно устраивал нелепые драки. И, будучи трусом, на-
падал только на таких собачонок, которых мог повалить одним ударом лапы.
Однажды Рекс-доберман ни с того ни с сего налетел на нашего фокса Ча-
пу -- крошку в сравнении с рослым доберманом. Это заметил волк. И, прежде
чем я успел вмешаться, доберман уже лежал на земле с перегрызенным гор-
лом...
Скандал вышел ужасный. Доберман оказался очень денным псом. Он, как
уверяли хозяева, целыми пудами собирал медали на собачьих выставках. Сло-
вом, мне пришлось очень, очень дорого заплатить за насильственную смерть
этого собачьего аристократа.
И если бы Рекс на этом успокоился! Как бы не так! В моего волка вне-
запно вселился воинственный дух. После победы над доберманом он завел обык-
новение бросаться на всякого большого, сильного пса и душить его в мгнове-
ние ока. Я же каждый раз должен был платить такие собачьи пени, что скоро
мне осталось бы одно--пойти по миру...
Пришлось посадить Рекса на цепь -- другого выхода не было. Волк выл
дни и ночи как безумный. И вместе с ним дни и ночи выло все местечко от
околицы до околицы. Ужас что такое!
Мы решили, что волка надо отдать. Но куда? В зоологический сад? Крися
и слышать не хотела о том, чтобы обречь ее любимца на пожизненное заточе-
ние.
Но тут я вдруг вспомнил, что возле Белостока живет один мой дальний
родственник. Он одинок. Держит у себя целый зверинец и давно уже зовет нас
в гости. Я и написал, что собираюсь вскоре его навестить и хотел бы захва-
тить с собой нашего Рекса.
Крися, хотя терпеть не могла писать письма, на этот раз, однако, ис-
писала целый лист похвалами нашему волку. Не могу ручаться, но мне кажется,
что в кляксах, испещривших эту страницу, были повинны не перо и бумага, а
слезы, горькие слезы. Потому что Крися горючими слезами оплакивала расста-
вание с волком. Вы ведь ее понимаете, правда? Наконец пришел ответ. Мой
родственник соглашался принять нашего Рекса.
Поехали мы. Всю дорогу волк ведет себя так чудесно, что вызывает все-
общий восторг. Он позволяет себя ласкать, со всеми вежлив. Все его хвалят.
И от этих похвал Крися потягивает носиком.Пусть тот, кто без печали расста-
вался с другом, бросит в нее за это камень! Виноват, я хотел сказать -- но-
совой платок...
Прибываем на место. Сначала волк держится несмело, бочком. Местные
собаки рычат на него.
Однако понемногу отношения улучшаются. Через неделю уже все складыва-
ется как нельзя лучше. Рекс нашел себе двух новых друзей: маленькую таксу
Боба, с которым он не расстается, и соседского сынишку Юзика, с которым они
едят из одной тарелки. Мы счастливы, что нашему Рексу на новом месте будет
хорошо. Собираемся в обратный путь. Крися как раз уехала куда-то с прощаль-
ным визитом, я сижу дома. Рекс, как всегда, когда Крися его покидает, лежит
у калитки. Он вытянул передние лапы, положил на них голову и не спускает
глаз с дороги, по которой, как он знает, должна вернуться его хозяйка.
Но, очевидно, ожидание показалось ему слишком долгим. Рекс забеспоко-
ился. То и дело кидался куда-то бежать, потом снова ложился на место. Ждал,
сторожил. И, наконец, отправился неведомо куда. Несомненно, на поиски Кри-
си. Ушел -- и не вернулся.
Надо ли говорить, что и теперь, услышав вой собак в местечке, мы с
Крисей переглядываемся. Кажется нам, что вот-вот услышим протяжное, жалоб-
ное: "Ооо, ууу... Ах!" И вспоминаем мы тогда нашего волка. Нам никогда не
забыть его -- ведь он жил с нами и любил нас.
ЮЛА
Было начало декабря. Мороз. Погода -- мечта! Свежего снегу -- сколько
душе угодно! Вот мы с Крисей и отправились на прогулку в лес. Как чудесно в
заснеженном лесу, вам рассказывать не нужно сами знаете!
Мы в прекрасном настроении, бегаем, обсыпаем друг друга снегом. Ве-
селью нет конца. Игры, возня. Одним словом, прелесть что такое! Собаки, ес-
тественно, с нами. Тупи, наш барбос, прекрасно чувствует себя в снегу.
Только Чапа, фокс, ужасный мерзляк, был недоволен. Он дрожал, поднимал то
одну, то другую лапку -- снег жег ему пяточки. Пес явно злился. Ворчал даже
на Тупи и совершенно не желал играть. Несомненно, в душе он клял себя за
то, что согласился пойти на эту прогулку, где ничего интересного не уви-
дишь, только промерзнешь до мозга костей.
Вдруг Чапа остановился. Насторожил уши. Потянул носом. И искоса, как
всегда, начал внимательно разглядывать заснеженный куст. Сделал несколько
шагов. Вновь принюхался. Наконец двинулся к кусту и исчез среди веток. Снег
так и летел у него изпод ног -- фокс, очевидно, что-то искал. И вскоре он
вынес в зубах нечто, выглядевшее, как кусок морщинистой сосновой коры.
Кора? Не может быть! Подхожу ближе. Чапа катает "нечто" лапой по сне-
гу. Шкурка! Ясно вижу -- шкурка. Поднимаю этот кусочек меха с земли. Отря-
хиваю.
Белочка! Замерзшая! И кажется -- безнадежно. Не шевельнется. Но нет
же, я вижу, что она не окончательно закоченела. Может быть, в ней еще теп-
лится жизнь! Зову Крисю, запихиваю белочку под тулуп и бегом домой.
Положили мы белку за печку. Пусть оттает. Лежит эта несчастная белоч-
ка за печкой, лежит... Крися глаз с нее не сводит. И вдруг дергает меня за
рукав. Вроде что-то блеснуло. Глаз! Неужели глаз нашел покойницы? Присмат-
риваемся... Так и есть! Блестят две бисеринки. Ура! Белка ожила!
Крися протянула к ней руку.
-- Не трогай, -- предупреждаю ее. -- Если тебя белка тяпнет, не одну
неделю будешь ходить с перевязанной рукой. Укус белки очень плохо заживает.
Думаете, помогли мои предостережения? Как бы не так! Белка уже лежит
у Криси на коленях. Она так ослабела, что не может даже двигаться. Мы попо-
или ее теплым молоком. Заснула. Потом второй раз получила молоко и снова
заснула как камень. На этот раз уже не на коленях у Криси, а в корзинке за
печкой. Там она с тех пор постоянно и проживала. На другой день она почув-
ствовала себя лучше. Съела несколько орехов. Вымыла себе хвостик. Но пры-
гать еще не могла. Спала. Спала почти без передышки.
А на следующее утро приснился мне странный сон. Снилось мне, что тет-
ка Катерина водит половой щеткой по моему носу, по щекам и -- для разнооб-
разия! -- скребет теркой мой подбородок.
Просыпаюсь я. Открываю глаза -- и как можно скорее закрываю. Не могу
понять, где тут сон, где явь. В самом деле, нечто косматое ездит по моему
лицу, и, чувствую, кто-то меня скребет то по носу, то по уху. Заслоняюсь
рукой, сажусь на постели. А со спинки кровати глядят на меня два черных
глаза! За ними торчит, словно султан, хвост. И слышится презабавное чмо-
канье:
"Хорошо, что проснулся, -- я как раз хотела пожелать тебе доброго ут-
ра!"
-- И тебе доброго утра и успехов! -- отвечаю и протягиваю к белке ру-
ку.
Что тут началось -- вы не можете себе представить! Беготня, прыжки,
скачки! Да еще какие! С одной спинки кровати прямо на другую, прямо через
мою голову! Ну и белка!
Вот она прячется в складках одеяла, и оттуда выглядывают только ее
уши с кисточками и один внимательный глаз. Но достаточно пошевелиться, и
она уже на шкафу. Промчалась по карнизу. Перескочила на зеркало. Оттуда
единым духом -- на ночной столик и вот уже сидит у меня на голове. Крикнет
мне чтото и -- глядь! -- качается на люстре посредине комнаты. Я смотрю ту-
да, а она снова носится по одеялу, разыскивая убежище в его складках.
Надеюсь, что никто из вас не удивится, что в тот же день мы назвали
белочку Юлой. Пусть кто-нибудь придумает для нее более подходящее имя. По-
жалуйста!
Юла решила, что со мной играть хватит. И исчезла. Почти в ту же мину-
ту я услышал радостный визг Криси. Нетрудно было догадаться, что белка ре-
шила сказать и ей "доброе утро".
Вхожу я в комнату моей девочки. Осматриваюсь -- Юлы нет.
-- Где белка? -- спрашиваю Крисю.
А она показывает мне рыжее пятно в своих светлых локонах. Юла спрята-
лась у нее в волосах и оттуда шаловливо на меня поглядывает.
Крися взяла ее в руки. У меня мурашки пошли по спине. Но все обош-
лось. Белочка не вырывается и не похоже, чтобы она сердилась. Крися посади-
ла ее перед собой на одеяло. Юла держит ее лапками за палец. Укусит или не
укусит? Не укусила. Милая Юла!
И белка снова затеяла беготню. Я, очевидно, был для Юлы одинокой сос-
ной в лесу. Белка носилась по мне взад и вперед. По голове -- так по голо-
ве, по носу -- так по носу, по щекам -- так по щекам!
И с этого утра началась жизнь Юлы с нами. Была это сплошная гонка,
игра в прятки, беготня и прыготня.
Тот, кто не жил с милой, славной белочкой под одной крышей, даже и
представить себе не может, что за живое, подвижное существо была наша Юла.
Она не знала преград. Каким-то чудом умудрялась она носиться даже
там, где, казалось, было не за что зацепиться ее крошечным лапкам. Словом,
если бы мне сказали, что наша белка умеет ходить по потолку головой вниз,
как муха, то, мне кажется, я бы поверил.
Эти милые игры и забавы с гонкой по всему дому нам с Крисей очень
нравились. Тетка Катерина была, однако, не в таком восторге. Особенно ког-
да, скажем, свежевыстиранная занавеска в доказательство своей непригодности
к роли трапеции повисала на одной ниточке. Или когда из кухонного шкафа
внезапно высыпались все пустые коробки, которые тетка неутомимо, с любовью
собирала. Не обошлось без разговоров и по поводу узоров и рисунков, испол-
ненных лапками и хвостиком. Особенно когда Юла прямо из мешка с углем пры-
гала на кровать и начинала скакать по подушкам...
Но вс„ это были мелочи. Портить отношения из-за них не стоило. Тем
более, что Юла любила тетку Катерину. Не раз белка вскакивала ей на плечо и
начинала вокруг ее шеи веселый танец, сопровождавшийся умильным чмоканьем.
Эти милые выходки окончательно обезоруживали тетку.
Хуже было с мебелью. Бедная моя обстановка издавна терпела совершенно
незаслуженные страдания. Столы и стулья были, разумеется, не виноваты, что
злая судьба обрекла их на пребывание в доме, в котором зверушкам предостав-
лялось много, очень много свободы. Почему, например, ножки всех столов,
кресел, стульев в моей квартире были повсюду -- в пределах досягаемости ще-
нячьих зубов--украшены огромными оспинами? Или-- за что было вырывать все
жилы у плетеных стульев в передней? Но, с другой стороны, ведь котам тоже
надо было где-то точить когти!..
Жалко нам было, не скрою, нашу изувеченную мебель, но делать нечего
-- ради семейного мира мы смотрели на это сквозь пальцы. Желая жить с
кем-нибудь в согласии и дружбе, порой делаешь вид, что не замечаешь его
слабостей. Да стоит ли, в конце концов, слишком волноваться из-за того, что
у щенка чешутся зубы, а у кошки быстро растут когти?
Но Юла внесла в эту область нечто новое. Она с неменьшим удовольстви-
ем, чем ножки столов, грызла футляр стенных часов, ящик граммофона или сти-
ральную доску. А разные мелкие вещицы, вроде ручек, карандашей и так далее,
стали простонапросто исчезать... Это нас немного встревожило.
Какой-то ученый знаток беличьих обычаев посоветовал нам давать Юле
столько орехов, сколько она захочет. На этих орехах она будет, уверял он
нас, стирать свои, постоянно отрастающие зубки.
Сказано -- сделано! С этого времени на столе в гостиной всегда стояла
полная корзиночка орехов. Помогло? Замечательно! Орехи из корзинки исчезали
с поразительной быстротой, прямо улетучивались, но зато и находили мы их
всюду: под одеялом, в граммофоне, в кринке с молоком и даже в масленке. На-
перекор науке Юла, вместо того чтобы грызть орехи, устраивала себе запасы.
Склады создавались там, где ей казалось это удобным. Словом, орехи послужи-
ли белке прекрасным развлечением. Она чувствовала себя превосходно и... с
еще большим увлечением грызла все, что попадало под ее острые зубки.
Из-за этих острых зубов были и другие неприятности. Я уже говорил
вам, что белки кусаются. И не переносят, когда кто-нибудь чужой трогает их,
ласкает, гладит. Но попробуй втолкуй людям, что эта милая, славная, симпа-
тичная зверушка не выносит ласк! Ведь каждый видит: она спешит к вам, стоит
лишь ее поманить. Своими малюсенькими лапками перебирает ваши пальцы. Смот-
рит, что у вас в руке. И это милее существо может кусаться? Больно и даже
опасно?
"Не может этого быть", -- думали наши гости. Не один из них потом по-
жалел, что не поверил нам на слово...
Пришлось смастерить для Юлы клетку, а в ней игрушку -- такое колесо,
или барабан, сделанный из легких дощечек. Сквозь отверстие Юла попадала в
середину колеса. Там она могла бегать и вертеться сколько ее душе угодно.
Юла моментально поняла, в чем состоит игра. И сама просила, чтобы ее впус-
тили в клетку. Не можете себе представить, с какой быстротой вертелось ко-
лесо! Хвостик нашей Юлы мелькал перед глазами, как огонек.
Как только в передней раздавался звонок, белку сажали в клетку. А вы-
пускали лишь тогда, когда визит кончался. И все-таки не обошлось без проис-
шествия. Посетил нас однажды некий весьма самоуверенный юноша. Один из тех
милых людей, которые всегда считают себя умнее тех, кто дает им добрый со-
вет. Знаете таких, наверно? И вот этот умник сунул палец в клетку. Юла его
тяпнула. Палец распух и долго не заживал. А у нашей милой, славной Юлы ока-
зался сломан хвостик. Как, почему? Сдается мне, что не без помощи этого са-
мого молодого человека. Скорее всего, он схватил белку за ее прелестный
хвост. Хотя он это яростно отрицал. Но, как бы то ни было, хвостик у белки
был сломан!
Прошла зима. Весной, так примерно в конце марта, Юла странно притих-
ла. Бегать перестала, на зов, правда, шла, но тут же убегала на карниз. И
там что-то рьяно мастерила. Я заглянул туда раз, заглянул другой и уже не
сомневался в том, что она строит гнездо.
Мы с Крисей провели длинное совещание. И однажды в погожий денек от-
правились с Юлой в лес. Она сразу прыгнула на сосну. Мы сказали ей несколь-
ко теплых слов на прощание и вернулись домой.
Отворяем дверь. И вдруг слышим знакомое чмоканье. И вот уже хвостик
Юлы мелькает вокруг шеи Криси. Вернулась!
На другой день она ушла. И уже не возвратилась. Но мы еще раз встре-
тили Юлу. В конце лета. В лесу. Она долго присматривалась к нам с сосновой
ветки и вдруг прыгнула Крисе на плечо. Сказала ей что-то ласковое и исчез-
ла.
Пусть же ей счастливо живется в лесу, нашей милой вертушке!
БЕРЕК
Вышло так, что на лето собралась у меня целая куча ребят. Надо мной в
городе даже посмеивались. Спрашивали: правда ли, что я открыл у себя дет-
ский дом?
Я, конечно, не обращал внимания на эти разговоры. Ежедневно, в одно и
то же время, моя команда маршировала по рынку, направляясь в кондитерскую
пани Франчковской за пирожными. А замыкал шествие детворы я. Ребята шли па-
рами, и было этих пар -- шесть. Неудивительно, что люди останавливались на
улицах. Смотрели они на мой детский сад и ломали себе голову над тем, где я
набрал столько ребятни.
А объяснялось все очень просто. У меня было несколько малолетних род-
ственников. И еще энное число не вполне взрослых знакомых. Вот я и решил:
соберу-ка я их всех вместе! Наверно, в компании они будут себя лучше чув-
ствовать. Сказано -- сделано!
Среди моих гостей была одна дама. Несколько щербатая. Одни зубы --
так называемые молочные -- у нее уже выпали, а другие -- взрослые -- еще не
успели вырасти.
В обиходе эта слегка ущербленная дама называлась Янкой. Но если бы вы
у нее спросили, как ее зовут, она бы с достоинством ответила вам: Янина
Вгения. И никакими силами нельзя было ей втолковать, что "Вгении" ни в ка-
ких святцах не найдешь и что второе ее имя по-человечески произносится Ев-
гения, с явственным "Е" в начале.
Эта самая Вгения была столичной штучкой. Кроме варшавских парков и
бульваров, не видел