загоготал, потом уперся
кулаками в бока и грозно сказал из роли:
   - "Вот я тебя сведу в полицию, старая ведьма, так ты  будешь  знать,  как
обманывать честных людей".
   Артемка был так счастлив, что теперь ему даже Петька нравился.
   Феклу окружили, подхватили под руки и потащили на сцену показать Коле.
   - Ой, - вскрикивал кто-то смеясь. - Ой, не могу!

   Смеялись все, даже Алеша. Коля, сдвинув брови,  кричал:  "Да  перестаньте
вы!", но не выдержал и сам рассмеялся.
   И Артемке нисколько не было обидно.
   В самый разгар веселья на подмостки вскочил Сеня и испуганно крикнул:
   - Брадотряс.
   - Ну? - как один повернулись к нему гимназисты.
   - Ей-богу! На передней скамье сидит. Все бросились к занавесу,  проделали
в нем маленькую дырочку и столпились около нее.
   - Да, он! - сказал Коля. - Вот  черт  носатый!  Артемке  тоже  захотелось
посмотреть  на  надзирателя,  которому   гимназисты   насыпали   в   карманы
нюхательного табака, и он тоже заглянул  в  дырочку.  Все  скамьи  были  уже
полны. На передней сидел  длинноносый  мужчина  в  темно-синем,  с  золотыми
пуговицами сюртуке и, казалось, смотрел на Артемку.  Со  двора  неслись  гул
голосов, смех, нетерпеливые хлопки.
   - Начали! - хлопнул в ладоши Коля. -  По  местам!  Алеша  лег  на  диван,
остальные выбежали за кулисы. Сеня поднял вверх руку и затряс колокольчиком.
Потом стал у двери и приказал Артемке:
   - Стой здесь, не отходи.
   - Знаю, - сказал Артемка, - не маленький.
   Кто-то задергал веревками от занавеса. Нестройный гул  из  публики  сразу
усилился. Потом стало так тихо, что даже за кулисами услышали шепот суфлера.
   Спектакль начался.

   Сеня то смотрел в щелочку, напряженно вслушиваясь в слова Подколесина, то
распахивал дверь и, точно в воду, бросался  на  сцену.  Ленивого  равнодушия
Степана он так и не усвоил.
   "Сейчас и мне выходить!" - подумал Артемка  и  вспомнил,  как  год  назад
стоял в цирке перед малиновой портьерой и  глядел  в  жутком  оцепенении  на
тысячеликое чудовище - публику. Не будь тогда рядом Ляси и Пепса, он  ни  за
что не выбежал бы на арену.
   При мысли о своих друзьях у Артемки защемило в сердце, И стало жалко, что
никто - ни Пепс, ни Ляся - не увидит его первого выступления в театре. А как
бы Пепс радовался!
   -  Волнуетесь?  -  услышал   Артемка   шепот.   Рядом   стояла   девушка,
нарумяненная, с густо подведенными глазами.
   - Нет, - обрадовался Артемка, узнав Леночку. -  А  вы  в  щелочку  будете
смотреть?
   - Конечно, - улыбнулась Леночка. Потом еще  тише  сказала:  -  Только  вы
никогда больше не играйте женских ролей.
   Не успел Артемка спросить почему, как Сеня распахнул  дверь  и  испуганно
сказал:
   - Приготовься!
   Артемка состроил старушечье лицо.
   - Выход!..
   И первое, что увидел Артемка, оказавшись на сцене, была суфлерская будка,
а в ней  гимназист  с  усиками.  Приложив  рупором  руку,  гимназист  что-то
отчаянно шипел в сторону Алеши.
   От двери до дивана было несколько  шагов,  но  сцена  Артемке  показалась
такой огромной, что у него  отяжелели  ноги  и  стали  как  чугунные.  Алеша
смотрел на Артемку и  что-то  говорил.  Артемка  ясно  видел,  как  у  Алеши
раскрывается рот, но слова доносились слитые, гулкие, будто Алеша говорил  в
кувшин.
   И тут с Артемкой случилось такое, о чем он долго еще вспоминал с  ужасом.
С трудом оторвав от пола ногу, он наступил ею на подол своего платья. Сделал
еще шаг - раздался треск рвущейся материи. "Пропал!" - подумал Артемка  и  в
отчаянии двинул ногой. У  пояса  что-то  дернулось,  треснуло,  и,  взмахнув
руками, Артемка грохнулся на пол.
   - Держись! - крикнул кто-то из публики. Несколько голосов охнуло.  И  все
это покрылось дружным смехом.
   Алеша, забыв, что ему полагается быть медлительным, сорвался с  дивана  и
вприпрыжку бросился к Фекле.
   - Ах, Фекла Ивановна, - говорил он, поднимая Артемку, - как  же  это  ты,
мать моя, на ровном  месте  спотыкаешься!  Ну,  иди,  иди  сюда!  Садись  да
рассказывай. Как бишь ее: Меланья?
   Артемка обалдело молчал.
   Отвернувшись от публики, Алеша скорчил ему  такое  угрожающее  лицо,  что
Артемка немедленно шлепнулся на стул и машинально ответил:
   - "Агафья Тихоновна".
   Гимназист с усиками отчаянно зашипел, подсказывая.
   Алеша лег на диван и уже спокойно спросил:
   -  "И,  верно,  какая-нибудь  сорокалетняя  дева?"  Артемка   укоризненно
посмотрел на смеющуюся публику, как бы  говоря:  "Эко  вас!",  потом  сделал
умиленное лицо и врастяжку ответил:
   - "То  есть,  как  женитесь,  так  каждый  день  станете  похваливать  да
благодарить". И от себя добавил:
   - Рахат-лукум! Инжир! Чтоб мне с места не сойти!
   И спектакль продолжался.
   Фекла говорила обыкновенные слова, будто ничем особенно  не  смешные,  по
публика уже заразилась смехом. К тому же в игре  этой  никому  не  известной
"гимназистки" было столько живой  непосредственности,  что  ей  даже  весело
похлопали, когда Артемка, закончив сцену, пошел, покачиваясь, к выходу.
   За кулисами Артемка всплеснул руками и громко выругался:
   - Вот проклятые сапоги! Так на юбку и наступают!
   Сеня сердито на него зашипел, а Леночка и Нюра подхватили  дебютанта  под
руки и потащили на женскую половину зашивать ему платье.
   Вечер, к которому Артемка  столько  готовился,  пролетел  с  удивительной
быстротой.
   Всякий раз, уходя со сцены, Артемка слышал трескучие хлопки  и  испуганно
оборачивался: тогда хлопки сменялись взрывами смеха.
   Дебютант явно пришелся публике по душе. Все только  и  говорили  об  игре
новой "артистки", обозначенной в рукописных программах инициалами  "А.  3.".
Что это означало "Артемка Загоруйко", не знал никто.
   Но вот и последний выход.
   Артемка подошел  к  рампе,  посмотрел  в  публику  смеющимися  глазами  и
торжествующе сказал:
   - "Уж коли жених да шмыгнул в окно - уж тут просто мое почтение!"
   Да так, с разведенными руками и смеющимися глазами,  и  стоял,  пока  под
треск аплодисментов не закрыли занавес.
   Вызывали Алешу и Колю. Но больше всего кричали:
   "А. Зэ!" "А. Зэ!"
   Артемка видел, что кричат это ему, но что такое "А. Зэ."  -  не  знал  и,
опасаясь подвоха, не кланялся.

   У ЛЕНОЧКИ
   Отношение к Артемке изменилось. Теперь уже никто не считал его чудаком  и
никто не  смеялся  над  ним.  Во  французской  мелодраме  "Тайна  коричневой
комнаты" ему дали роль Жульена,  чистильщика  сапог.  Роль  была  маленькая,
почти без слов: сидит мальчишка  на  бульваре,  хватает  прохожих  за  ноги,
орудует щетками. Но Артемка сделал ее такой яркой,  Жульен  получился  такой
забавный, что публика весь акт не отрывала от него глаз.
   Артемка повеселел и от жизни ждал только приятных вещей.
   Как-то он задержался и пришел на  Сенную,  когда  уже  темнело.  Калитка,
против обыкновения, оказалась запертой. "Что такое?  -  подумал  Артемка.  -
Неужели разошлись?" Он прислушался: нет, голоса доносятся. Артемка постучал.
К калитке подошел сам Коля. Увидев Артемку, он переминулся с ноги на ногу  и
не сразу сказал:
   - Знаешь что: приходи, брат, позже - нам тут одно дело надо обсудить.
   Артемка смутился. Он уже повернулся, чтобы уйти, но Коля остановил:
   - Кстати, проводи домой Леночку. Будь кавалером. - И крикнул: -  Леночка,
идите, вас Артемка проводит!
   Вышла Леночка, поздоровалась, и они пошли.
   Была полная луна Выбеленные стены домиков так и сияли Артемка боялся, что
если кто-нибудь увидит с  ним  гимназистку,  то  потом  будет  смеяться  над
девушкой, и держался в черной тени акаций. Но Леночка об  этом,  видимо,  не
думала и оживленно рассказывала о смешной дружбе, которую  завел  ее  старый
дворовый пес с курицей.
   Около небольшого домика, тоже выбеленного и тоже сиявшего под луной,  она
остановилась и взялась за ручку калитки:
   - Хотите посмотреть? Они даже спят  вместе.  Вслед  за  Леночкой  Артемка
вошел в маленький двор. Запахло сырой, недавно политой землей  и  петуньями.
Кудлатый пес, лежавший возле будки, лениво поднялся, помахал хвостом и пошел
к Леночке, но на полпути вдруг сел и яростно заскреб шею когтями.
   В будке действительно сидела курица. Артемка хотел ее потрогать,  но  пес
перестал чесаться и предостерегающе зарычал.
   - Нельзя, - сказала Леночка. - Полкан ревнует. - И предложила:  -  Хотите
молока?
   Молоко было холодное, только из погреба, и такое вкусное, какого  Артемка
не пил никогда.
   - Садитесь и рассказывайте, что вы Делали в цирке, - приказала Леночка.
   Это было неожиданно  и  так  приятно,  будто  девушка  подслушала  давнее
желание Артемки рассказать ей, именно ей, о Пепсе и его чудесном обещании.
   Они сели на скамью под дуплистой грушей, и Артемка с готовностью начал:
   - Ох, он и большой же!
   - Цирк?
   - Да нет, Пепс!.. А цирк тоже большой. Прихожу я в сторожку, а Пепс лежит
в желтых ботинках и плачет...

   Артемка рассказывал, а Леночка слушала и молча смотрела в его бледное  от
лунного света лицо.  Один  раз,  чтобы  ярче  представить  негра,  она  даже
прикрыла глаза. Артемка подумал, не скучно ли ей, и разочарованно умолк.  Но
Леночка сдвинула тонкие брови и нетерпеливо приказала: "Ну же!" И все время,
пока он говорил, больше не спускала с него своих внимательных ласковых глаз.
Потом вздохнула и с завистью сказала:
   - Счастливый! А вот со мной ничего интересного не случалось.
   Она задумалась.
   Где-то в листве заворошилась проснувшаяся птичка.
   Стуча лапой о будку, зачесался Полкан. И опять все стихло.
   - Какая ночь! - вздохнула Леночка. Она сцепила пальцы  рук  и,  глядя  на
небо, вполголоса прочла:
   Не знаю отчего, но на груди природы - Лежит ли  предо  мной  полей  немая
даль, Колышет ли залив серебряные воды Иль простирает лес задумчивые  своды,
- В душе моей встает неясная печаль.
   - Вам нравится? - повернулась она к Артемке.
   - Да, - сказал он равнодушно. И, вспомнив, оживился: - Вот то,  что  Коля
читал, то здорово! Помните, про мужиков, которых вельможа  прогнал?  Вот  бы
переписать! Перепишу и тоже читать буду.
   - Вам обязательно надо разыскать своего Пепса. Обязательно! Он вас  любит
и для вас сделает все. Ведь вы очень способный. Коля  говорит:  "Если  бы  у
меня были такие способности, я бы на сцену пошел". Алеша вам даже завидует.
   - Ну, завидует! - не поверил Артемка.
   - Да, завидует! - подтвердила Леночка. - Только  вам  учиться  надо,  вам
очень много надо учиться. Хотите, я с вами буду заниматься? Ну, не  по  всем
предметам, а только  по  русскому?  А  то  вы  очень  неправильно  говорите:
"Что-небудь". Разве так можно? "Что-нибудь", а не "что-н„будь".
   - Ну, что-нибудь, - согласился Артемка, - Я  ж  только  приходскую  школу
кончил.
   - Вот видите! - с упреком сказала Леночка, как будто Артемка был  в  этом
виноват. - Вам обязательно надо учиться. Вот  если  бы  Коля  и  Алеша  тоже
помогли!
   Артемка спросил:
   - А почему они калитку заперли? Они и вас выгнали, да?
   Леночка рассмеялась:
   - И меня! - Потом серьезно сказала: - Нет, просто мне надоело слушать  их
споры.
   - Какие споры? - допытывался Артемка.
   - Какие споры? - Леночка подумала, взглянула на  раскрытое  окно  дома  и
таинственно спросила: - А вы никому не скажете?
   - Я? - возмутился Артемка и положил на грудь ладонь, как  делал  в  таких
случаях отец: - Могила!
   - Да они вам все равно скажут, только Коля не хочет, чтобы вы слышали  их
споры. - Леночка опять взглянула на окно. - Коля и Алеша  пьесу  написали...
такую, знаете?.. Только не все соглашаются ставить. Боятся...
   - "Великую семью"? - вскочил Артемка со скамьи.
   - Вы знаете? - удивилась Леночка. -  Откуда?  Артемка  тоже  взглянул  на
окно:
   - А вы никому не скажете?
   - Могила! - передразнила девушка. Артемка приблизил лицо и зашептал:
   - У меня тоже есть такая книжка Мне дал ее один человек. Мы с ним  сыщика
обдурили. Это ж такой человек!.. Он меня в театр водил и про гимназистов мне
рассказал. Без него я к вам не попал бы никогда. Я знаю:
   "Великая семья" - это против царя и буржуев, правда?
   В окно показалось чье-то лицо, и слабый женский голос осторожно спросил:
   - Леночка, тебе не сыро? Ты бы шла уже.
   - Иду, мама! - отозвалась девушка и встала. - Вот вы какой!.. - протянула
она с уважением. - А я и не знала.
   У калитки Леночка спросила:
   - Так придете учиться?
   - Приду, - сказал Артемка. - Завтра же и приду.

   СЕНЯ СТРУСИЛ
   Но на другой день учиться не пришлось. Утром,  когда  Артемка  ставил  на
сапог латку, в будку вскочил Сеня. Вид у него был еще более испуганный,  чем
обычно.
   - Ты здесь? А я в соседнюю будку влетел... На! Он вытащил из-под  рубашки
тетрадь и бросил на Артемкин стол.
   - Что это? - обрадовался Артемка. - Роль?
   - Ну да! Я в твою пользу отказался, понял? Коля дал мне, а я решил: пусть
лучше Артемка играет, а я уже много раз играл. Иди сейчас же  на  репетицию.
Там ждут. А я уезжаю, понял? К дяде на дачу. Ну, Скорей!
   И Сеня бросился вон из будки.
   Артемка схватил тетрадь. На первой странице стояло:
   "Великая семья". Роль Яшки".
   - Роль Яшки! - крикнул в восторге Артемка.
   Он швырнул сапог в угол и, даже не заперев будку, помчался на Сенную.
   "Роль Яшки! - ликовал он на бегу. - Это ж тот  самый  мальчишка,  который
расклеивал по ночам листовки, таскал их на завод,  дурил  головы  городовым!
Эх, роль! Вот это роль!"
   Когда Артемка вскочил в калитку, на сцене уже шла репетиция.
   Одним духом он промчался через двор, прыгнул на подмостки  и  остановился
перед Колей.
   - Ты что? - спросил тот.
   - Я думал, опоздал, - с трудом перевел дыхание Артемка. - Мне еще не пора
выходить?
   - Куда выходить?
   Коля с недоумением смотрел на Артемку, Артемка - на Колю.
   - Я думал, опоздал, - опять сказал Артемка.
   Леночка и Алеша, репетировавшие какую-то сцену,  умолкли  и  с  ролями  в
руках подошли ближе.
   - Ничего не пойму! - вздернул Коля плечом. - С луны ты свалился, что ли?
   Вдруг он заметил в руках Артемки роль. Взял ее и еще больше удивился:
   - Откуда это у тебя? А Сеня где? Удивился и Артемка:
   - Что такое вы говорите? Он же на дачу уехал.
   - На дачу? А роль тебе передал?
   - Ну да! И сказал, чтоб я скорей сюда бежал.
   - Слышали? - саркастически усмехнулся Коля. - На дачу уехал наш  храбрец!
А роль Артемке передал. Спасибо, хоть заместителя нашел.
   - И скатертью дорога! - засмеялся Алеша. -  Трус  несчастный!  А  Яшку  и
правда пусть Артемка играет. Это ж Яшка будет!
   Коля поморщился:
   - Не хотелось мне его впутывать. В случае чего,  за  него  и  заступиться
некому будет. Ну, раз так случилось,
   пусть играет... Только, Артемка, уговор: никому ни гугу. Это, брат, такая
пьеса...
   - Не сомневайся, - перешел вдруг Артемка на "ты", - не подведу.

   "ФАРАОН ИДЕТ!"
   Пьесу поставили не в воскресенье, как обычно, а в  пятницу  и  пригласили
только избранных. Приглашавшие предупреждали: никому ни слова.
   Как  всегда,  перед  сценой   гости   спорили   из-за   мест,   смеялись,
перекликались,  нетерпеливо  хлопали.  Петя  вышел  из-за  занавеса,   чтобы
попросить публику не шуметь и не привлекать шумом кого не следует. Увидев на
скамьях всех обычных посетителей, он только и мог сказать:
   "Ба, знакомые вс„ лица!" - и ушел, махнув рукой.
   Но когда открылся занавес и со сцены зазвучали далеко не обычные слова, у
многих гостей вытянулись физиономии и не один папаша подумал: "Как бы тут не
влипнуть!" Уходили, забрав детей, во время  действия.  В  антракте  Артемка,
помогавший  переставлять  декорацию,  заглянул  в  дырочку  занавеса   и   в
восхищении подпрыгнул:
   - Д„ру дают! Вот пьеса!
   - Дашь тут д„ру, - мрачно отозвался Петя, - когда такие речи.
   - Боишься? - откровенно спросил Артемка. Петя рассердился:
   - Дурак! Я, что ли, эти речи говорю! Я заводчика играю!
   Все-таки, когда начался второй акт, публики было еще много.
   В первом действии  Артемка  не  участвовал.  Теперь,  ожидая  выхода,  он
немного волновался.
   Почти все участники были на сцене. Там, на ступеньках террасы,  одетый  в
пиджак, со шляпой-котелком на  голове,  стоял  Петя  и  раздраженно  говорил
делегатам бастовавших рабочих:
   - Опомнитесь! Принимайтесь за работу! Или вам не жалко своих детей?
   Леночка играла роль дочери фабриканта. Она стояла за  кулисами,  недалеко
от Артемки, и тоже  ждала  выхода.  В  белом  атласном  платье,  со  взбитой
прической,  с  жемчужной  ниткой  на  шее,  она   была   так   хороша,   что
гимназист-верзила, игравший полицейского пристава, опустился  перед  ней  на
одно колено и приложил руку к сердцу. Но Артемке она в этом  богатом  наряде
показалась чужой, и он с неприязнью косился на ее пышный веер.
   Леночка подошла ближе и что-то хотела сказать, но в это  время  на  сцене
заговорил Коля. Он играл молодого рабочего, организатора забастовки, играл с
подъемом,  с  большой  искренностью,  и  от  его  голоса,  мужественного   и
страстного, у Артемки по спине пробежал мороз.
   - Хорошо! - шепнула Леночка. Артемка от удовольствия даже зажмурился.  Но
тут же пренебрежительно сказал:
   - А Петька трус!
   - Трус! - согласилась Леночка. - Коля молодец. И Алеша  тоже.  Ведь  если
директор узнает, что они написали эту пьесу, их исключат из гимназии.
   - Как это "исключат"? - не понял Артемка.
   - Ну, выгонят. Не прозевайте, вам скоро выходить. Артемка прислушался.
   - Сейчас, - сказал он, подавляя волнение, и озадаченно спросил: -  Неужто
выгонят?
   Со  сцены  донеслась  знакомая  реплика.  Артемка  вздрогнул,   порывисто
вздохнул и,  сделав  два  шага,  оказался  перед  публикой.  Волнение  сразу
исчезло. Осторожно, на носках, Артемка  подкрался  к  толстому  заводчику  и
приколол ему на спину листовку. В публике засмеялись. Артемка пригнулся и на
четвереньках подполз к заводским воротам. Здесь он должен  сидеть  молча,  а
при появлении пристава криком предупредить рабочих:
   "Фараон идет!" Артемка принялся ждать. Сейчас говорит Петя-заводчик.  Как
только он кончит, рабочие  закричат:  "Не  желаем!  Не  желаем!",  а  Алеша,
играющий рабочего-китайца, поднимет вверх желтую руку и скажет: "Мы все есть
великий семья!" После этих слов и появится пристав.
   Вот Петя договаривает последние слова. Вот уже кричат рабочие. Вот  Алеша
поднимает руку. Вот в воротах появляется фигура в белом кителе...
   - "Фараон идет!"  -  что  есть  духу  кричит  Артемка  и  окаменевает  от
изумления: на сцену в  белом  кителе  вошел  не  верзила-гимназист  в  гриме
полицейского пристава, а  носатый  чиновник,  которого  гимназисты  называли
Брадотрясом.
   В публике что-то грохнуло. Был ли это смех или крик, Артемка не знал,  но
звук вырвался сразу и сразу оборвался. Потом наступила такая тишина, что все
явственно услышали, как кто-то приглушенно шепнул: "Доигрались!"
   Артемка перевел глаза на гимназистов. Они стояли неподвижно, застыв в тех
позах, в каких их застало появление надзирателя гимназии.
   - А у него борода трясется, - сказал мальчуган, сидевший, как обычно,  на
акации.
   - Я прекращаю это безобразие!.. Прекращаю!.. - прохрипел чиновник.
   Петя вдруг бросился со сцены за кулисы. И сейчас же, судорожно  дергаясь,
опустился занавес.
   - Закрыл! - сказал Петя, опять вбегая на сцену.  -  Вот  и  все,  Филарет
Самсонович. И никаких недоразумений: нельзя - и нельзя, Филарет Самсонович.
   У надзирателя опять затряслась борода:
   - Так вот вы чем занимаетесь! Инсценируете запрещенные  книжонки!  Тайком
нелегальщину показываете! Извольте сию же минуту сказать: кто состряпал эту,
с позволения сказать, пьесу? Ну-с?
   Артемка подумал: "Неужто признаются? Выгонят же!" И спокойно сказал:
   - Да я написал.
   - Вы?.. - вскрикнул Брадотряс и сейчас же недоуменно забормотал: -  Но...
позвольте... вы... вы, собственно, кто такой? Я вас не знаю. Вы гимназист?
   - Чего? - удивился Артемка такому нелепому вопросу. - Сапожник я.
   -