Таблица 5.7.3
Заметим, что на некоторых промежуточных шагах - именно: на шагах 2-6 имеют место записи, в которых, - если интерпретировать их, как обычные предложения русского языка, - идет речь о смысле языковых выражений: "Узбекское слово "бугун" имеет тот же смысл, что и русское слово "сегодня"" и т.д. В конечном же результате работы алгоритма нет речи ни о каких семантических понятиях - смысле, значении, осмысленности, интенциональности и т.п. Конечным результатом является возникновении у слушащего ментльного состояния понимания, что говорящий хотел сообщить ему, что сегодня холодно; - а вовсе не, скажем, ментального состояния понимания того, что последовательность звуков 'б-у-г-у-н  к-у-н  с-о-в-у-к' означает, что сегодня холодно; - или что эта звуковая поеследовательность имеет тот же смысл, что и русское предложение "Сегодня холодно"; или что эта последовательность звуков обладает Интенциональностью с пропозициональным содержанием 'что сегодня холодно'; - или что она, эта последовательность, направлена на положение дел, что сегодня холодно; - или что она по своей природе связана с этим положением дел - и т.д. Ничего этого нет в содержании того ментального состояния слушающего, которое является конечным результатом работы алгоритма, реализующего автомат общения на узбекском языке - или узбекскую макрофункцию (да и макрофункцию любого другого естественного языка): содержание этого ментального состояния слушающего касается вовсе не смысла произнесенных звуков, а некоторого ментального состояния говорящего - его желания сообщить нечто; говорящий распознал это желание слушающего, в этом и состоит конечный результат общения. Посредниками были звуки. Об их посреднической роли и идет речь в промежуточных ("средниих") результатах работы алгоритма. Но они сыграли свою роль - и отброшены (как приставная лестница, когда человек с ее помощью уже взобрался на крышу).
И так обстоит дело с любым конкретным процессом распознания слушающим того, что хотел сообщить ему говорящий. Конечная цель слушающего - правильно определить, в чем состояло коммуникативное желание (намерение) говорящего, а вовсе не в том, чтобы определить, какой смысл имеют произнесенные звуки в данном языке. Эта вторая цель промежуточна, она является "всего лишь" средством для достижения конечной цели общения.
Следствия из приложения тезиса SSIR к работе алгоритма,
реализующего макрофункцию естественного языка
Следствие 1. Если тезис SSIR верен, то из него - когда он приложен к случаю языкового общения - следует, что такие утверждения, как "Узбекское слово "бугун" имеет тот же смысл, что и русское слово "сегодня"" и подобные ему утверждения о смысле, осмысленности, значении, Интенциональности и т.д. слов, других языковых выражений (включая законченные предложения), а также о смысле, осмысленности, Интенциональности всяческих физических медиаторов общения (звуковых последовательностей, следов чернил соответствующей формы и т.д., и т.п.), - все эти утверждения, которые, как мы видели на примере, задействованы только на промежуточных стадиях работы алгоритма - но не в его конечном результате, нельзя без каких-то дополнительных оснований рассматривать и интерпретировать как правильно построенные и допускающие самостоятельную стандартную интерпретацию предложения русского (в нашем случае) языка и оценивать их как истинные или ложные.
Здесь нужно понять следующую тонкость: В тезисе SSIR не говорится, - и из него не следует, - что если некая запись получается на промежуточном шаге рассматриваемого алгоритма. то выражаемое этой записью утверждение с необходимостью является ложным.
В тезисе SSIR говорится иное: Тот факт, что запись Х, получающаяся на одном из промежуточных шагов алгоритма, корректно вычисляющего некую макрофункцию, неотличима по своей форме от правильно построенного предложения S (языка, на котором выражен конечный результат работы алгоритма), - этот факт, взятый сам по себе, не является основанием для того, чтобы полагать. что предложение S выражает истинное утверждение, или даже для того, чтобы полагать, что предложение S, хотя и грамматически правильное, является вообще осмысленным, т.е. выражает некое утверждение U.
Применительно к языковому общению это означает следующее: Если единственным основанием веры в истинность (или даже осмысленность) утверждений об осмысленности (и Интенциональности) языковых выражений и соответствующих физических медиаторов является тот факт, что по ходу работы имеющегося внутри каждого из нас алгоритма вычисления макрофункции нашего естественного (например, русского) языка на некоторых промежуточных шагах появляются "записи", неотличимые по форме от русских (в нашем случае) предложений, выражающих эти утверждения, то у нас нет вообще никаких оснований считать, что эти самые утверждения, о которых идет речь, - т.е. утверждения об осмысленности (и Интенциональности) языковых выражений и физических медиаторов общения, - истинны.
Стало быть, - если наши рассуждения верны, - дело теперь сводится к тому, чтобы ответить на вопрос: Есть ли у нас какие-то иные (дополнительные, особые, самостоятельные) основания для того, чтобы верить в истинность (или даже в осмысленность) утверждений об осмысленности (и, сталоы быть, Интенциональности) языковых выражений и физических медиаторов?
Мы аргументировали (в §3.1), что таких оснований не существует. Если эта аргументация верна, то следует отказаться от всяких разговоров о том, что физические медиаторы могут обладать смыслом и/или Интенциональностью. ( не станем начинать здесь большого и отдельного разговора об осмысленности и/или Интенциональности языковых выражений, ибо такой разговор потребовал бы предварительного решения очень нелегкой проблемы об онтологическом статусе языковых выражений.)
Следствие 2. Объяснение того, откуда у философов появляется искушение утверждать, что звуки речи и другие физические медиаторы Интенциональны
Приложение тезиса SSIR к работе алгоритма, реализующего макрофункцию естественного языка, дает нам правдоподобное объяснение того, откуда у философов (например, у Серля и Бромбергера) появляется соблазн утверждать, что звуки речи и другие физические медиаторы Интенциональны.
Язык в этом случае устраивает одну из самых мощных и хитрых ловушек. Ловушка состоит в том, что очень легко не заметить тонкого, но важного различия между двумя следующими видами оценочных суждений:
5.7.1
Запись Х, встречающаяся на таком-то шагу работы алгоритма языкового общения, адекватна в качестве (составной части) промежуточного результата работы алгоритма, ибо представляет собой правильное промежуточное звено на пути к получению правильного конечного результата - возникновения у слушающего ментального состояния верного понимания, что именно хотел сообщить говорящий слушающему.
и
5.7.2
Запись Х, встречающаяся на таком-то шагу работы алгоритма языкового общения, истинна, - говоря более подробно, Х может быть с полным правом истолкована как запись грамматически правильного предложения соответствующего языка, которое выражает истинное утверждение.   
Но в том-то все и дело, - если верен тезис SSIR, - что запись, адекватная в качестве промежуточного результата работы алгоритма, может вовсе не быть такой записью, которую можно (позволено, разрешено, дано право, имеются основания) толковать в качестве осмысленного и тем более истинного предложения того языка, на котором сформулирован конечный результат.
Относительно одной из рассматривавшихся выше конкретных записей рассуждение философа, попадающего в эту ловушку. может быть примерно таково:
1.
Утверждение "Узбекское предложение "Бугун куг совук" имеет тот же смысл, что и русское предложение "Сегодня холодно"" не может быть ошибочным,
 ибо то, что это утверждение не ошибочно, подтверждается узбекско-русскими словарями и справочниками по грамматике узбекского и русского языков.
2.
Если некое утверждение не является ошибочным, то оно верно, или - другими словами - истинно.
3. 
Стало быть, истинно, что узбекское предложение "Бугун кун совук" имеет тот же смысл, что и русское предложение "Сегодня холодно".
4.
Из (3) следует, что русское предложение "Сегодня холодно" (а равно и узбекское предложение "Бугун кун совук") имеет смысл, т.е. осмысленно.
5.
Стало быть, когда говорящий, обращаясь к слушающему и имея намерение сообщить ему нечто, произносит предложение "Сегодня холодно", он произносит нечто такое, что обладает смыслом.
 
6.
Но то, что произносит в этом случае говорящий, может быть описано как последовательность звуков 'с-е-г-о-д-н-я  х-о-л-о-д-н-о'.
7.
Стало быть, - это следует из (5) и (6), вместе взятых, - произнесенная в данном случае последовательность звуков обладает смыслом.
8.
Из того, что некая сущность обладает смыслом (в нашем смысле слова "смысл"), следует, что эта сущность направлена на некий отличный от нее самой объект, т.е. Интенциональна.
9. 
Стало быть, произнесенная в рассматриваемом случае говорящим последовательность звуков Интенциональна.
В этом рассуждении решающую роль играет посылка (1). И именно в этой посылке - а также в посылке (2) - делается решающая ошибка. "Не ошибочно" - не значит "истинно". То, что есть верного в посылке (1), сводится к следующему: Если выбирать из двух оценок рассматриваемого в (1) утверждения - позитивной и негативной, то следует выбрать не негативную, а позитивную оценку. То же, что есть в (1) не верного, можно выразить так: Есть разные измерения оценок с негативным и позитивным полюсами, и в (1)-(2) выбрано ошибочное, неуместное в данном случае измерение 'истинность/ложность' - вместо единственно адекватного в данном случае оценочного измерения 'адекватность в качестве промежуточного результата / неадекватность в этом качестве'. Утверждение, о котором идет речь в посылке (1), действительно не является ошибочным в качестве одного из промежуточных результатов работы алгоритма, реализующего соответствующую макрофункцию. Но из этого неправомерно делать тот вывод, который сделан на 2-ом шаге приведенного выше рассуждения: этоутверждение неправомерно оценивать с точки зрения его истинности или ложности, - если только не имеется каких-то дополнительных, самостоятельных оснований для такой оценки.
Мы не собираемся утверждать, что философы, которые поддерживают тезис об Интенциональности физических медиаторов, (например, Серль или Бромбергер) пришли к вере в этот тезис с помощью в точности такого рассуждения, которое приведено нами выше. Например, его шаги 5-7 слишком наивны для тех обоснований тезиса об Интенциональности, которые развивает в своей теории Серль. Нам представляется, однако, что в подоплеке любой теории, поддерживающей тезис об Интенциональности, лежит та же самая ошибка - та же понятийная путаница, -которую демонстрируют первые два шага приведенного нами рассуждения: смешивание двух различных измерений оценок.
Следствие 3. О композициольности алгоритма, реализующего макрофункцию автомата языкового общения
В разделе Экстраполяция композициональности на простые предложения этого параграфа мы привели аргументы в пользу утверждения о том, что попытка экстраполировать свойство композициональности макрофункции естественного языка со сложных предложений на простые наталкивается на серьезную трудность, состоящую в том, что составные части простого предложения - слова и словосочетания - вообще не являются стандартными входами этой макрофункции, и стало быть, невозможно (некорректно) говорить о том. что значение макрофункции на входе, соответствующем простому предложению, может быть построено из ее значений, соответствующих составным частям данного простого предложения, ибо эти последние попросту не принадлежит области определения макрофункции.
Как же в таком случае относиться к одному из самых фундаментальных  тезисов современной философии - тезису CL о композициональности языка?
СL
В любом (естественном) языке смысл сложного выражения функционально зависит от смысла входящих в него простых выражений.
Этот тезис не терет своей значимости, если соответствующим образом интерпретировать его. По сути дела, он ухватывает одну решающую особенность работы алгоритма, реализующего макрофункцию автомата языкового общения. Эта особенность состоит вот в чем: Как мы видели выше (см. Таблицу 5.7.3 и ее обсуждение), вычисляя выход, этот алгоритм начинает с того, что расчленяет произнесенную последовательность звуков на части, соответствующие словам и словосочетаниям, и затем занимается вычислением роли каждого отдельного слова в построении искомого выхода (шаги 2-6 в Таблице 5.7.3). Таким образом, тезис о композициональности языка ухватывает некий действительно имеющий место феномен: алгоритм, реализующий макрофункцию естественного языка не есть алгоритм разговорника; он, по ходу вычисления значения макрофункции на данном входе посвящает отдельные шаги своей работы обработке отдельных составных частей выхода - слов и словасочетаний; от промежуточных результатов, полученных на этих шагах, зависит конечный результат работы алгоритма - возникновения у слушающего ментального состояния понимания (распознавания) того, что хотел сообщить ему слушающий. 
 Об "автоматной" интерпретации тезиса 
об  Интенциональности физических медиаторов языкового общения
"Автоматные" представления о феномене языкового общения, развитые нами в этом и предыдущем параграфах, позволяют сделать еще один интересный вывод.
Произносимые говорящим звуки действительно "указывают на некую сущность, отличную от них самих", или - выражаясь несколько более простым языком - они действительно связаны с некоей сущностью, отличной от них самих, и таким образом, по определению Интенциональности, они действительно-таки Интенциональны.
Именно: они связаны с соответствующим ментальным состоянием слушающего - состоянием понимания того, что хотел сообщить  ему говорящий. эта связь есть связь входов автомата языкового общения с его выходами, или - что то же самое - связь элементов области определения макрофункции языка с соответствующими элементами из области значений данной макрофункции.
Но это, конечно, не та Интенциональность звуков, которую имеют в виду Серль и Бромбергер. Покажем на конкретном примере два основных пункта расхождений:
Предположем вновь, что говорящий, обращаясь к слушающему, произносит последовательность звуков: 'н-а-д-в-и-г-а-е-т-с-я  г-р-о-з-а'.
Первый пункт расхождений состоит в следующем. Серль и Бромбергер считают, произнесенная последовательность звуков связана с некоей отличной от нее самой сущностью - именно, с положением дел, что надвигается гроза.
Согласно же "автоматной" интерпретации, произнесенная в данном случае последовательность звуков действительно связана с некоей отличной от нее самой сущностью - но не с положением дел, что надвигается гроза, а с возникающим у слушающего ментальным состоянием понимания, что говорящий хотел сообщить ему, что надвигается гроза.
Во-вторых, Серль и Бромбергер считают, что эта связь произносимых звуков с той сущностью, с которой они связаны, имеет место в силу особого намерения подразумевания (meaning intention), с которым произносит звуки говорящий.
В соответствии с "автоматной" интерпретацией, связь, о которой идет речь, имеет место не в силу того или иного намерения говорящего, а в силу макросвойств автомата языкового общения: макрофункция, реализуемого этим автоматом такова, что она связывает данные входы - произнесения звуков - с данными выходами - соответствующими ментальными состояниями слушающего.
Этот пункт заслуживает комментария. Когда Серль и Бромбергер говорят об особом намерении говорящего как о факторе, сообщающем Интенциональность звукам, они не так далеки от истины, как может показаться на первый взгляд. Решающая тонкость в этом вопросе заключается в том, что, строго говоря, в спецификацию входа автомата языкового общения входят и такие особенности поведения говорящего, которые свидетельствовали бы о его намерении коммуницировать с  собеседником. Представьте себе, что говорящий произносит те же самые звуки 'н-а-д-в-и-г-а-е-т-с-я г-р-о-з-а' с таким видом (жестикуляцией, позой, мимикой и т.п.), которые не характерны для наличия намерения общаться - скажем, он отвернулся от слушающего и произносит эти звуки как бы тренируясь в произношении русских слов и т.п. Произнесенные в такой манере те же самые звуки при прочих равных условиях не дадут на выходе того же самого ментального состояния - понимания слуающим, что говорящий хотел сообщить ему, что надвигается гроза.
Таким образом, намерение коммуницировать релевантно для получения на выходе автомата языкового общения желаемого ментального состояния. Но дело все же обстоит таким образом - и это решающий момент, - что в отличие от того, что утверждают Серль и Бромбергер, важно не то, каковы действительные намерения говорящего, а то, каковы внешние характеристики его поведения, сопутствующие произнесению звуков. Представим себе. к примеру, что в действительности говорящий вовсе не имеет намерения общаться со слушающим (сообщать ему, что надвигается гроза), а его действительное намерение состоит в том, чтобы поставить психологический эксперимент - проверить, как отреагирует слушающий на произнесение им, говорящим, таких-то звуков в такой-то манере. Для этого говорящий произносит звуки 'н-а-д-в-и-г-а-е-т-с-я  г-р-о-з-а' с такими мимикой, жестикуляцией, интонацией и т.д., которые, как он знает, характерны для случая, когда говорящий действительно произносит эти звуки с намерением сообщить слушающему, что надвигается гроза.
Как сработает в этой ситуации автомат языкового общения, встроенный в сознание слушающего? Если имитация, подстроенная говорящим, достаточно искусна, то автомат сработает так, как ему и положено - в сознании говорящего возникнет полагание (ошибочное на этот раз), что говорящий хотел сообщить ему, что надвигается гроза. Эта возможность подать на вход автомата "фальшивую монету" с похожими на настоящие параметрами абсолютно фундаментальна для феномена общения между людьми: в частности, только благодаря ей возможно такое, увы, распространенное явление, как ложь и обман.
Человек, который намеревается обмануть другого. сказав ему, что надвигается гроза, вовсе не имеет намерения сообщить ему, что надвигается гроза; - вместо этого он имеет намерение произвести такие манипуляции с автоматом языкового общения слушающего, которые привели бы к возникновению у слушающего ментального состояния полагания, что говорящий хотел сообщить ему, слушающему, что надвигается гроза, - хотя на самом деле он не намеревался сообщить ему, что надвигается гроза.
Для этого он, так сказать, опускает в щель автомата фальшивую монету, которую автомат не способен отличить от настоящей.
---
Мы видим, таким образом, что "автоматное" представление об автомате языкового общения дает нам возможность построить еще одно объяснение - объяснение того, в каком отношении близки к истине авторы тезиса об Интенциональности физических медиаторов и где именно они отходят от нее.
О границах класса входов и класса выходов
автомата языкового общения
В заключение этого параграфа рассмотрим вкратце вопрос о том, насколько точно мы можем провести границы классов входов и выходов автомата языкового общения.
В предыдущем параграфе мы, в частности, сказали, что область значения макрофункции естественного языка есть класс всех ментальных состояний слушающего.
Нельзя ли каким- либо естественным образом сузить этот класс - определить область значений нашей макрофункции более ограничительным образом? По-видимому, можно: К области значений языковой макрофункции относятся не все и всяческие ( абстрактно возможно) ментальные состояния слушающего, а лишь те его ментальные состояния, которые могут быть описаны как состояния  полагания, что говорящий хочет сообщить, что X (где  Х - некоторое положение дел). Таким образом, описав произвольный выход языкового автомата как состояние пологания, мы выбросили из области все ментальные состояния, иных разновидностей (желания, намерения, сенсорные восприятия и т.д.), а кроме того, выбросили и те полагания, которые не являются полаганиями, что говорящий хотел сообщить Х.
Казалось