итуации, как и в Sit1, оба участника общения рациональны в смысле PRA и каждый знает о рациональности другого;
  (ii) В уже ответил положительно на вопрос "Является ли поведение А попыткой общения со мной?"

[5] Более формальная логическая запись определения SI такова:
SIExpl 
Интенциональна (х) = def.  ($y)(y?х и         х направлена на y) 

[6]  Опять же более формальная логическая запись определения QDI такова:
QDIExpl 
Квази-доксастически интенциональна (х) = def.  ($y)($w)(у?х и w есть участник соответствующей квази-доксастической конвенции и ("z)(Если z есть участник соответствующей квази-доксастической конвенции ,то  z притворно полагает, что [х  направлено на у]))

[7] Вообще говоря, не только для Интенциональности можно построить иное, но связанное с ним свойство квази-доксастической Интенциональности; - но и для любого свойства F можно построить его квази-доксастический аналог Fqd.
    Кроме того, для каждого свойства F можно построить - понятным образом - его доксастический аналог Fd. Так, для Интенциональности можно построить ее доксастический аналог - свойство доксастической Интенциональности. Определение доксастической Интенциональности, DI, отличается от определения квази-доксастической Интенциональности, QDI, лишь тем, что в нем вместо "притворно [в игровом порядке] полагают" стоит "искренне полагают".
    К слову говоря, дистинкция между "просто" свойством F и его доксастическим аналогом Fq была замечена в иудео-христианской культуре еще на заре нашей эры. Ср. замечание Апостола Павла о ритуально нечистой пище в его Послании к римлянам: "Я знаю и уверен в Господе Иисусе, что нет ничего в себе самом нечистого; только почитающему что-либо нечистым, тому нечисто." [14 Рим. 14; курсив мой - А.Б.]
    Мы могли бы перефразировать наш вывод о безынтенциональности физических сущностей примерно теми же словами: "В мире физических сущностей нет ничего в себе самом Интенционального; только [искренне или притворно] почитающему что-либо Интенциональным, тому Интенционально".

[8] Но даже в отношении этого общего места, как ни удивительно, нет консенсуса: если я правильно понимаю Серля, из его обсуждений языкового общения - в его книге Intentionality - следует, что звуки речи Интенциональны в том же смысле, в каком Интенциональны ментальные состояния человека, и стало быть, связь звуков речи с действительностью пряма, а не опосредована чем-либо. 

[9] Sylvain Bromberger,  "Types and Tokens in Linguistics" -   Center for the Study of Language and Information. Stanford University. Report No. CSLI-88-125. April 1988.

[10] Мы отвлекаемся от того возможного обстоятельства, что данный образчик воды мог попросту не существовать в данный момент времени. Это обстоятельство можно учесть, если сформулировать определение w-проецируемых вопросов более сложным образом, но мы здесь не будем усложнять изложения.

[11] Здесь нужно сделать оговорку: Такой набор надет исчерпывающую характеризацию "существенных" атрибутов архетипа (что бы ни означало в данном случае слово "существенный"), но, конечно, он не учитывает "случайных" реляционных свойств архетипа, - к примеру, он не учитывает свойство, состоящее в том, что данный архетип был впервые в истории науки описан ученым Х.   

[12] Иногда это смешение приводит к незамечаемым, ибо примелькавшимся, парадоксам.
    "Это, - говорит человек, указывая пальцем на два различных листа исписанной бумаги, - один и тот же текст." 
    Очевидно, что под "текстом" он имеет в виду текст-тип, а не текст-экземпляр, ибо он ведь указывает на два разных текста-экземпляра. Однако под "это" он, столь же очевидно, имеет в виду тексты-экземпляры, а не текст-тип, ибо он указывает на "это", а на текст-тип, как и на любой тип, нельзя указать пальцем. 
    Таким образом, из буквального смысла его слов и указательного жеста следует, что текст-экземпляр и есть текст-тип. В этом состоит обыденное, а также и теоретико-лингвистическое, смешение упоминаний о типах с упоминанием об экземплярах.

[13] Ибо, когда, к примеру, полевой лингвист, вслушиваясь в разговоры туземцев, делает вывод, что такое-то туземное слово имеет семь, а не шесть или пять, слогов, то, конечно же, он добывает эмпирическую информацию об абстрактной сущности.  

[14] Ср. следующий фрагмент из Бромбергеровой статьи "Типы и экземпляры" в лингвистике:
"Могут возразить, что такой взгляд на соотношение между экземплярами и их типами [имеется в виду Бромбергеров тезис, что тип обладает всеми теми своцствами (и только ими), которыми обладает каждый из экземпляров - А.Б.] неправдоподобен и не может быть согласован с лингвистической практикой. Произнесенные экземпляры суть звуки, поддающиеся описанию в акустических терминах, или артикуляторные движения, поддающиеся описанию в физиологических терминах. И они воздействуют на наши органы чувств именно в качестве звуков или артикуляторных движений. Но звуки и артикуляторные движения не обладают никакой грамматической или фонологической подоплекой [Бромбергер не упоминает здесь семантики в ряду с грамматикой и фонологией, потому что - как мы комментировали выше - считает, что истинным или ложным может быть языковой экземпляр, а не языковой тип. Учитывая обсуждавшееся выше наличие в языке предложений-типов, обладающих истинностными значениями, мы смело можем добавить в этом контексте к грамматике и фонологии также семантику, именно: обладание истинностными значениями.  -  А.Б.]. Поэтому, - говорят возражатели, - никакой экземпляр не может удовлетворять пресуппозициям таких вопросов, как (38) ["Какова подстилающая его фонологическая структура?" - А.Б.]. Сами экземпляры не обладают никакими подстилающими структурами. [...]
    Утверждение, что произнесенные экземпляры суть звуки, поддающиеся описанию в акустических терминах, или артикуляторные движения, поддающиеся описанию в физиологических терминах, и что именно в этом качестве они воздействуют на наши органы чувств, - это утверждение бесспорно. Однако этот факт не лишает экземпляры возможности быть объектом вопросов о фонологических или синтаксических атрибутах и, стало быть, не лишает их возможности принадлежать к квази-натуральным родам относительно наборов таких вопросов. В конце концов, речевые произнесения в большой мере отличаются от других звуков и артикуляторных движений. В отличие от этих других звуков, они продуцируются агентами с фонологическими, синтаксическими, семантическими и прагматическими намерениями. Они воплощают и манифестируют такие намерения. И они обладают атрибутами, в которых закодированы эти намерения. В числе таких атрибутов - их подстилающая фонологическая структура, число и структура их поверхностных фонологических сегментов, категория их составляющих, их тематическая структура, их структура составляющих, их логическая форма. Этими атрибутами произнесения наделили их создатели, то есть те, кто произнес их. Компетентные (то есть знающие язык) слушатели способны распознавать эти свойства как интенционально наличные, - более того, они должны распознать их как интенционально наличные, чтобы понять то, что произнесено. Правда, на такое распознавание способны лишь те говорящие и слушающие, кто прошел путь соответствующего ментального развития. Но это так потому, что те ментальные состояния, которые являются результатом этого развития, составляют необходимое условие определенных причинных взаимодействий между намеренно произведенными речевыми событиями и событиями ответного внимания. Это обстоятельство не делает эти атрибуты экземпляров сколько-нибудь менее реальными. Правда также, что нередко лингвисты приписывают и характеризуют такие атрибуты только с помощью теорий. Но то же самое имеет место и в большинстве случаев, когда приписываются и характеризуются атрибуты, сколько-нибудь интересные в научном отношении, - даже температура и ускорение. И из этого не вытекает, что эти атрибуты не принадлежат соответствующим токенам."
    По существу, в этом фрагменте предельно сжато и выпукло сформулирована суть доктрины интенционализма (хотя я не могу ручаться, что под каждым словом Бромбергера из этого отрывка подписался бы Серль или, тем более, Грайс). 

[15] Если не считать различных комбинаций средств, заявленных в Возможностях NN4,5 и 6.

[16] Для простоты мы здесь рассматриваем только повествовательные предложения.

[17] С другой стороны, и здесь не обходится без исключений - или без случаев, очень похожих на исключение. Я имею в виду случай с языковым сообществом, локализованным в границах государства Израиль. В этом случае действительно имело место событие общественного договора о языке общения, который - не будь этого события - остался бы мертвым. Само обсуждение этого общественного договора проходило скорее всего не на иврите, и опять-таки скорее всего большинство норм вводимого договором языка (т.е. иврита) были оговорены более или менее эксплицитно; так что этот случай по меньшей мере приближается к тому, что мы понимаем под актуальной тотальной языковой конвенцией.

[18] Отвлечемся для простоты от хорошо известных различий между буквами русского алфавита и звуками русского языка; например, от того очевидного факта, что букве 'я' в слове 'круглая' соответствуют в произношении е один, а два звука: [j + а] и т.п.

[19] David K.Lewis Convention Harvard University Press, Cambridge, Massachusetts, 1969. 213 p. 

[20] Трактат о человеческой природе, III, ii, 2.

[21] Конечно, Юм не использовал термин "виртуальная". Этот термин,кстати говоря, отсутствует и у Льюиса.






Гл.5/ Притворное[игровое] полагание: следствия для анализаязыкового общения
 
  
 Мы не замечаем мнимого характера наших норм, ибо многие из них стали частью нас самих и превратились в инстинкты.[1]
  
Андре Моруа
     
    Предположим, что основной вывод предыдущей главы верен: 
MR
   Если мы отвергаем допущение, что физические сущности могут обладать Интенциональностью, то приходится согласиться, что бездефектно рациональное успешное общение с помощью физических медиаторов возможно лишь в случае задействования общающимися притворных полаганий, являющихся предметом актуальной либо виртуальной знаковой конвенции.
    Каким образом истинность тезиса MR должна сказаться на анализе феномена языкового общения?
    По-видимому, перед тем, кто верит в истинность MR, прежде всего встает следующий вопрос:
QMR
  Если тезис MR верен, то почему же никто (или почти никто) из людей, участвующих в языковом общении, никогда (или почти никогда) не осознает, что деятельность, в которой он участвует, опирается на притворные полагания ее участников - в том числе, стало быть, на его собственные? 
    В этой заключительной главе мы собираемся подробно исследовать возможные ответы на этот вопрос.
    Суть всех рассматриваемых ниже ответов сводится к тому, что в подавляющем большинстве случаев обыденного языкового общения общающиеся не осознают, что их успешное общение опирается на их притворные полагания потому, что оно на самом деле и не опирается на их притворные полагания. Чтобы понять, как это совместимо с истинностью вывода MR, мы должны начать с рассмотрения логического строения MR.
    Сформулируем явным образом следующие три утверждения:
NI
  Физические сущности, опосредующие общение, не обладают Интенциональностью
 
PR
  В реальных процессах языкового (и прочего опосредованного физическими медиаторами) общения общающиеся люди выказывают бездефектную рациональность (в смысле §2.1 и §2.2) 

MB
  В реальных процессах языкового (и прочего опосредованного физическими медиаторами) общения общающиеся люди опираются на притворные полагания о том, что физические сущности, опосредующие их общение обладают Интенциональностью с соответствующим содержанием.
    В таком случае наш основной вывод MR равносилен следующей короткой формулировке:
MRls
  Если NI и PR, то MB
    Формулировка MRls хороша тем, что в ней явным образом выражена логическая структура тезиса MR.
---
    И вот мы констатируем, что фактически дело обстоит так, что MB не имеет места: В подавляющем большинстве случаев обыденного языкового общения общающиеся люди на самом деле не опираются на свои притворные полагания о том, что физические сущности, опосредующие их общение обладают Интенциональностью с соответствующим содержанием, - ибо и не имеют никаких таких притворных полаганий.
    Если мы хотим и далее отстаивать истинность тезиса MR, то мы должны показать, что ложен его антецедент - т.е. должны показать ложность тезиса NI, или ложность тезиса PR, или ложность их обоих.[2]
    Заподозрить в ложности тезис NI у нас, по-видимому, нет оснований (ср. нашу аргументацию в его пользу в §3.1).
    Остается допустить, что ложен тезис PR: т.е. допустить, что в реальных процессах обыденного общения рациональность общающихся дефектна.
    В нижеследующих параграфах мы собираемся аргументировать, что это на самом деле так - рациональность общающихся в большинстве случаев действительно дефектна, притом она может быть дефектной в разнообразных отношениях; и эти разнообразные способы дефектности - каждый по отдельности и все вместе - способны отчасти объяснить, почему в реальных процессах успешного языкового общения люди чаще всего не пользуются (и имеют возможность не пользоваться!) никакими притворными полаганиями.

 
 
 
 
 
§5.1. Языковое  общение 
как  психологический  автоматизм 
    Прежде всего очевидно, что языковая (речевая) деятельность нормального взрослого человека в нормальной ситуации общения в большой степени автоматична - в том смысле, что говорящий не отдает себе сколько-нибудь подробного отчета о том, почему он выбирает именно это, а не какое-либо иное действие для достижения стоящей перед ним цели.
    Например, если русскоязычный человек с нормальным психическим развитием в нормальных условиях хочет сообщить другому русскоязычному человеку, что надвигается гроза, то он с соответствующими мимикой и интонацией произнесет, обращаясь к собеседнику, скажем, цепочку звуков [н-а-д-в-и-г-а-е-т-с-я г-р-о-з-а] - и при этом между его желанием сообщить и произнесением им этой цепочки не будет находиться событие проведения им некоего развернутого рационального исследования, имеющего целью дать ответ на вопрос: "Какое действие подобает мне совершить, чтобы был достигнут результат, состоящий в том, что мой собеседник понял, что я хочу сообщить ему, что надвигается гроза?": действие произнесения совершается в качестве непосредственного (не опосредованного психологическим процессом рационального выбора средств) ответа на возникшее желание сообщить; а стало быть, в подобном случае не приходится говорить о рациональности этого действия - в том смысле рациональности, который был оговорен нами в §2.1 и §2.2.
    Автоматичность в психологическом смысле слова выступает еще нагляднее, если рассмотреть, что происходит при языковом общении на стороне слушающего. Если мой собеседник в нормальной ситуации общения, обращаясь ко мне, произнес с соответствующей мимикой и интонацией цепочку звуков [н-а-д-в-и-г-а-е-т-с-я г-р-о-з-а], то я пойму, что он хотел мне сообщить, что надвигается гроза, поистине автоматически - прежде чем я успею принять решение о каких бы то ни было умственных или физических действиях или успею осознанно обдумать то, что я услышал; если я владею русским языком и все остальные мои умственные и психические способности в порядке, то я в этой ситуации просто не в состоянии предотвратить "автоматически" возникающее во мне понимание того, что мой собеседник, произнося данную цепочку звуков, хотел сообщить мне то-то и то-то.[3] Дело происходит таким образом, как если бы в таких ситуациях помимо моей воли срабатывал некий встроенный в меня автомат интерпретации речевых актов собеседника. Ясно, что о рациональности в нашем специальном смысле слова здесь говорить невозможно.
---
 
    Подчеркнем, что из отсутствия рациональности в нашем специальном и точно оговоренном смысле слова вовсе не обязано следовать отсутствие рациональности в иных, менее специальных и не оговаривавшихся нами смыслах слова "рациональность".  
    Например, вполне возможно, что человек, который в соответствующей ситуации общения, захотев сообщить собеседнику, что надвигается гроза, "автоматически" (т.е. не раздумывая над выбором средств) произнес цепочку звуков [н-а-д-в-и-г-а-е-т-с-я г-р-о-з-а], был рационален в другом, - не том, что мы оговаривали выше, - смысле слова "рациональность", именно: он не только посредством своего "автоматического" действия успешно осуществил свое желание, и не только он "автоматически" совершил то самое действие, которое скорее всего совершил бы человек, проведший предварительно рациональное исследование по вопросу о выборе адекватного действия, но - что важнее - в случае нужды он смог бы "де-автоматизировать" свое "автоматическое" действие: например, если бы мы спросили его, почему он для реализации своего желания сделал именно то, что он сделал, он смог бы задним числом адекватно реконструировать соответствующее рациональное исследование о выборе подходящего средства и тем самым рационально обосновать свое действие - хотя бы и задним числом.
---
    Итак, если человек действует "автоматически", то в поле его сознания отсутствуют какие бы то ни было обоснования того, почему он действует так, а не иначе. Поэтому психологический автоматизм мог бы при определенных условиях служить объяснением того, почему участники реальных обыденных процессов языкового общения не задействуют при делиберации о своих речевых актах посылок, связанных с притворными полаганиями: "Потому, - гласило бы это объяснение, - что по причине психологического автоматизма они не задействуют вообще никаких посылок. Они вообще не делиберируют, а просто действуют. Их речевые действия "автоматически вытекают" из их соответствующих желаний."
    Но ясно, что такое объяснение было бы приемлемо лишь в том случае, если бы мы могли показать, что участники обыденного языкового общения, столкнувшись с необходимостью "де-автоматизации" своих уже совершенных речевых актов, - например, если их попросили задним числом объяснить, почему они действовали так, а не иначе, - опирались бы на посылки о притворных полаганиях в своих рационализациях post festum. В противном случае приведенное выше объяснение бьет мимо цели, ибо оказывается, что оно способно объяснить слишком многое: например, тот факт, что общающиеся не задействуют при делиберации о своих речевых актах посылок, содержание которых касается, скажем, устройства Солнечной системы.
    И вот если бы участники языкового общения хотя бы в своих рационализациях post festum опирались на посылки о притворных полаганиях - своих собственных и своих партнеров по общению, то мы могли бы сказать, что они действительно задействуют - или хотя бы когда-то в прошлом задействовали - в языковом общении притворные полагания об Интенциональности медиаторов и что только тысячекратные и ежедневные повторения речевых действий "стерли" - вроде того, как стираются от частого употребления когда-то свежие метафоры - первоначально осознававшуюся игру в осмысленность звуков и закорючек на бумаге.
    Но скорее всего рядовой участник обыденного языкового общения, - "человек с улицы", - если попросить его дать объяснение, почему он, желая сообщить нечто, делает то, что он делает, отнюдь не будет ссылаться на какие-то притворные (игровые) полагания. Если это так, то объяснение от психологического автоматизма в большинстве случаев не срабатывает - во всяком случае, не срабатывает, будучи взято само по себе, в отдельности.

 
 
 
 
 
§5.2.  о степенЯх   рациональности
    Для того, чтобы двигаться дальше, нам нужно ввести представление о степенях рациональности - так, чтобы мы имели возможность говорить, что одно действие или исследование рационально в первой степени, а другое - рационально во второй или третьей степени и т.д.
---
    Напомним, как мы в §2.1 характеризовали рациональность действия:
RA5
   Действие (соответственно: сложное намерение) человека бездефектно рационально, - если оно опирается на предварительно проведенное человеком бездефектное ра