Х.
  (4) - Итак, 
    (i) с одной стороны, он, поднимая руку, намеревался сделать так, чтобы я мог узнать это содержание Х;
   (ii) с другой же стороны, он намеренно (ср. шаг 2) сделал такое телесное движение, о котором я - как он знает - полагаю, что оно значит, что противник отступает. 
  (5) - Сравнивая эти два факта (i)и (ii), а также принимая во внимание, что говорящий рационален в том же смысле, что и я, - т.е. в смысле PRA - я вправе с достаточно высокой степенью вероятности сделать вывод, что искомое содержание Х его полагания есть 'противник отступает'.             
---     
    Как видим, в этом исследовании В опирается, в частности, на следущие свои полагания:
    [I] А и В условились, что в данной ситуации поднятие руки стоящим на холме А означает, что противник отступает. [шаг (1)]
   [II] Поднятие руки стоящим на холме А означает, что противник отступает. [шаги (2) и (4) (ii)]
Но полагание [II] ложно, ибо если бы поднятие руки действительно означало, что противник отступает, то оно, стало быть, имело бы некие условия удовлетворения [в данном конкретном случае: условия истинности], именно: оно было бы истинно в том и только в том случае, если противник отступает. Но это значило бы, что физическая сущность (поднятие руки) обладает Интенциональностью, - чего, как мы выяснили выше, мы не можем допустить под страхом Парадокса истинного стакана. И в самом деле: чем истинность телесного движения - например, поднятия руки - лучше истинности стакана?
    Но если полагание [II] ложно, то, значит, В в своем исследовании опирался на ложное полагание и его исследование дефектно с точки зрения рациональности.
    Итак, как видно из этого нашего обсуждения, даже ссылка на языковую конвенцию - по меньшей мере, на ее ad hoc разновидность - не спасает участников общения от нерациональности их исследований.
    Возможно, станет яснее, почему это так происходит, если мы вдумаемся в семантику слова "условиться", в терминах которого мы определили наше понятие языковой конвенции ad hoc.
    Это слово имеет в русском языке по меньшей мере два употребления, которые заслуживают различения:
 Употребление 1. Условиться совместно сделать что-то, например: условиться о встрече. 
    Такое условливание есть соглашение о совместных действиях, и его - чтобы иметь особый термин - можно назвать акциональной конвенцией.    
    Если я условился с вами о встрече и намерен придерживаться того, о чем мы условились, то я должен делать то, о чем условлено, - т.е. должен встретиться с вами.
 Употребление 2. Условиться о значении, например: условиться, что поднятие руки значит, что противник отступает.
    Такое условливание можно - опять-таки ради наличия особого термина - назвать знаковой конвенцией.
    Если я условился с вами о том, что поднятие руки значит, что противник отступает, и намерен придерживаться того, о чем мы условились, то должен ли я (всерьез) полагать то, о чем условлено, - т.е. должен ли я (всерьез) полагать, что поднятие руки значит, что противник отступает?
    На самом деле это - решающий вопрос. Если знаковая конвенция аналогична в этом отношении акциональной конвенции, - то есть если как акциональная конвенция требует от того, кто ее придерживается, действовать (на самом деле) так, как условлено, так и знаковая конвенция требует от того, кто ее придерживается, полагать (на самом деле, всерьез) то, что условлено, - если это так, то, стало быть, знаковая конвенция требует от придерживающегося ее придерживаться заведомо ошибочного полагания, именно: полагания Интенциональности звуков и других физических сущностей  -  и тогда рациональность языкового общения (в нашем понимании) оказывается заведомо дефектной, как мы это и наблюдали выше в этом параграфе при рассмотрении многочисленных вариантов языкового общения.
    Но верно ли в самом деле наше предположение о том, что знаковая конвенция аналогична в данном отношении акциональной конвенции?
 Третье употребление слова "условиться":
Игра в куклы:
Квази-доксастическая конвенция
    Чтобы быть в состоянии ответить на этот вопрос, рассмотрим еще одно, третье, употребление слова "условиться" в русском языке.
    Представим себе, что маленькие девочки играют в куклы. Перед началом игры они договариваются (= уславливаются): "Пусть эта кукла будет мама, эта - папа, а эта - дочка"
    Иными словами, они уславливаются, что эти куклы - люди, члены одной семьи.
    После этого девочки начинают играть. В ходе игры они придерживаются того, о чем условились.
    Но что это значит? Значит ли это, что девочки, придерживаясь своей договоренности, всерьез считают, что эти куклы - люди?
    Конечно, нет. Они считают так не всерьез, а понарошку, в порядке игры. Они притворяются, или делают вид, что считают так.
---
    Назовем -  ради наличия термина - эту разновидность условливания квази-доксастической конвенцией, ибо участники такого условливания договариваются о своих полаганиях (belief, doxa), но - не об искренних полаганиях, не о полаганиях всерьез, а о притворных, игровых полаганиях.
    Если я условился с вами, что эти три куклы - мама, папа и дочка, и намерен придерживаться того, о чем мы условились, то я должен понарошку полагать, т.е. притворяться, что полагаю, или делать вид, что полагаю, то о чем условлено, - т.е. я должен притворяться, что полагаю, что эти три куклы - мама, папа и дочка.
    Если я отступлю от этого притворного полагания, то я тем самым перестану придерживаться нашего условливания, - нашей квази-доксастической конвенции, - и игра станет невозможной.
---
    Итак, квази-доксастической конвенции присущи две особенности:
   (i) участники квази-доксастической конвенции договариваются о совместных, согласованных притворных полаганиях;
  (ii) наличие у них согласованных притворных полаганий, - т.е. факт заключения и поддерживания соответствующей квази-доксастической конвенции, - предоставляет участникам этой конвенции возможность играть в некую соответствующую игру.
---
     И вот, возвращаясь к  знаковой конвенции, я собираюсь утверждать, что если мы согласимся с допущением, что в вопросе о "всамделишности" обязательств для того, кто придерживается ее, знаковая конвенция аналогична не акциональной, а квази-доксастической конвенции[2], то это допущение позволит нам разрешить все парадоксы, с которыми мы столкнулись как при рассмотрении Серлевой версии интенционализма, так и при попытках модифицировать эту версию.
     Прежде всего: Что это значит, что в вопросе о "всамделишности" обязательств для того, кто придерживается ее, знаковая конвенция аналогична не акциональной, а квази-доксастической конвенции?
     Это значит попросту, что мы принимаем следующий анализ второго, связанного со значением, употребления русского слова "уславливаться" - а вместе с ним и анализ знаковой конвенции:
 Употребление 2. Условиться о значении, например: условиться, что поднятие руки значит, что противник отступает.
    (Условливание такого рода мы договорилсь называть знаковой конвенцией.)
    Это употребление следует анализировать так:
условиться, что поднятие руки значит, что противник отступает = [равносильно] условиться, что каждый из нас, участников этого условливания, будет впредь понарошку полагать [или: притворяться, что полагает; или: делать вид, что полагает], что поднятие руки значит, что противник отступает.
    Если я условился с вами о том, что поднятие руки значит, что противник отступает, и намерен придерживаться того, о чем мы условились, то я должен впредь понарошку полагать [или: притворяться, что полагаю; или: делать вид, что полагаю] то, о чем условлено, - т.е. я должен  понарошку полагать [или: притворяться, что полагаю; или: делать вид, что полагаю], что поднятие руки значит, что противник отступает.
---
    Теперь я могу перейти к формулированию и обсуждению своего основного предложения - предложения анализировать феномен общения, опосредуемого физическими сущностями, на основе понятия притворного [игрового] полагания.
    Но прежде чем перейти к этой теме - два небольших отступления:
Отступление 1:
О странности [некорректности] понятия 
 доксастической конвенции 
    Заметим, что если бы мы захотели по образцу понятия квази-доксастической конвенции построить понятие ["просто", а не "квази-"] доксастической конвенции, то хотя мы и не встретили бы prima facie никаких формальных препятствий к его построению, но это понятие выглядело бы чрезвычайно странно.
    Построим его:
    Доксастическая конвенция есть условливание двух или нескольких людей о согласованных полаганиях [а не притворных полаганиях!]. Заключая доксастическую конвенцию, ее участники условливаются, что будут впредь полагать (считать), что имеет место то-то и то-то. Если заключив с вами доксастическую конвенцию, я намерен придерживаться ее, я должен впредь полагать, что имеет место то-то и то-то, именно: то, о чем мы с вами условились.
---
    Не правда ли, эта формулировка производит странное впечатление? Как я могу условиться, что буду впредь полагать то-то и то-то? Ведь это значит, что я должен принять решение полагать нечто. Но человек лишен способности принять решение полагать нечто, - и скорее всего это утверждение о неспособности носит аналитический характер, т.е. оно истинно в силу особенностей самого понятия 'полагать (считать, верить), что имеет место то-то и то-то'. Это понятие таково, что аналитически ложны [и, стало быть, для обыденного уха семантически аномальны] утверждения вида "Я решил больше не полагать, что Земля шарообразна", "Я принял решение верить, что этот человек говорит правду" или "Я принял решение по пятницам считать, что дела моей фирмы идут хорошо, а во все остальные дни - что она близка к краху". Человека, который всерьез утверждал бы нечто подобное, мы сочли бы не просто ошибающимся насчет фактов, но не понимающим, что значит 'полагать (считать, верить), что имеет место то-то и то-то'.
    Из только что сказанного не следует, что человек вообще никаким образом не способен управлять набором своих полаганий [верований, мнений], но вытекает только то, что он не способен управлять этим набором с помощью принятия волевых решений.
    Итак, понятие доксастической конвенции, как оно только что определено нами, не просто странно, но скорее всего некорректно - в том смысле, что оно исходит из допущения, противоречащего содержанию понятия 'полагать (считать, верить), что имеет место то-то и то-то'.
    Если это так, то странность [некорректность] понятия доксастической конвенции представляет собой еще один, независимый, аргумент в пользу интерпретации знаковой конвенции в духе именно квази-доксастической [а не "просто" доксастической] конвенции. 
Отступление 2:
Чуть подробнее о понятии 
притворного [игрового] полагания
    Я думаю, что понятие притворного [игрового] полагания вполне заслуживает самостоятельного монографического исследования - и потому, что оно философски интересно само по себе, и потому, что феномен притворного [игрового] полагания пронизывает все пласты человеческой культуры, часто оставаясь незамеченным именно оттого, что он всї время находится прямо перед глазами исследователя. Здесь однако у меня нет места для его систематического рассмотрения. Для целей этого моего исследования нам, по-видимому, достаточно взять в расчет следующее:
    Понятие притворного [игрового] полагания обладает двумя примечательными чертами:
    С одной стороны, оно интуитивно ясно всякому, ибо все мы знакомы с играми вроде игры в куклы.
    С другой же стороны, если бы я попытался дать более или менее развернутое определение этого понятия в терминах какого-то более базового [фундаментального; интуитивно ясного] понятия, то оказалось бы, что сделать это  нелегко.
    Важно понять, например, что нелепо было бы пытаться определить притворное [игровое] полагание как "полагание, которое является притворным" - т.е. дать его определение в терминах рода ("полагание") и видового отличия ("притворное"). Это нелепо потому, что притворное полагание как раз-таки не является полаганием: Если я притворяюсь, что полагаю, что Петя умен, то я не полагаю, что Петя умен. Мое притворное полагание, что А, несовместимо с моим полаганием, что А. Притворное полагание, стало быть, не сводится (по меньшей мере, не сводится очевидным образом) к просто полаганию.
---    
    Не думаю, что термин "притворное полагание" идеально удачен, - в нем не вполне хорошо то, что он опирается на понятие притворства и, стало быть, несет в себе неуместные ассоциации негативной моральной оценки. Но более удачного русского термина мне не удалось найти. Точнее было бы говорить "полагание невсерьез", но в качестве термина это не годится, ибо от наречия "невсерьез" не придумаешь подходящего прилагательного. Оборот "игровое полагание", быть может, и хорош, но понятие игры настолько затрїпано в философской литературе, что несет в себе еще бульшую толпу нежелательных и подчас несовместимых друг с другом понятийных ассоциаций. Я остановился на уточнении слова "притворное" словом "игровое".
    Замечу кстати, что в английском языке имеется превосходный готовый термин для обсуждаемого нами понятия: "make-belief". В нем, помимо прочих достоинств, очень к месту подчеркивается, что притворное [игровое] полагание - в отличие от просто полагания - можно начать иметь на основе волевого решения: to make oneself believe that so-ans-so. [Больше того: никаким другим путем притворное [игровое] полагание и нельзя приобрести.]
    Чтобы противопоставить притворное [игровое] полагание просто полаганию, я далее буду иногда употреблять оборот "искреннее полагание" в качестве синонима термина "полагание".
---
    Продолжим обсуждение возможностей характеризации понятия притворного [игрового] полагания.  
    Мы можем неформально пояснить его, дав такие  парафразы оборота "притворно полагать", как "полагать понарошку", "притворяться, что полагаешь", "делать вид, что полагаешь" и т.п., но этим наши возможности не исчерпываются.
    Так, более или менее ясно, каков ближайший род этого понятия: притворное полагание есть пропозициональная установка, наравне с (просто) полаганием, знанием и т.д.
    Мы, далее, можем сравнить притворное полагание, как разновидность пропозициональных установок, с просто полаганием, как другой разновидностью пропозициональных установок, сформулировав их взаимосвязи и соотношения в виде аксиоматических утверждений. Для целей нашего исследования достаточно будет ограничиться четырьмя следующими наблюдениями:
   I. Для искреннего полагания характерна следующая черта:
   Для человека, как правило, неприемлемо иметь (в одно и то же время) два искренних полагания, одно из которых противоречит другому. Если я искренне полагаю, что Земля шарообразна, то для меня неприемлемо одновременно искренне полагать, что Земля имеет форму плоского диска, - неприемлемо как минимум в том смысле, что если я буду одновременно и искренне поддерживать оба эти полагания, то я поставлю себя тем самым в ситуацию острого интеллектуального и психологического конфликта с самим собой (в ситуацию острого интеллектуального диссонанса, если использовать терминологию одной популярной психологической теории).
    Что касается притворных полаганий, то, как и в случае с искренними полаганиями, было бы неприемлемо, если бы девочки, играющие в куклы, условились бы понарошку считать одновременно: и что эта кукла - мама, и что она же, эта кукла, - не мама, а, скажем, дочка. Одновременное поддерживание двух несовместимых друг с другом притворных [игровых] полаганий привело бы к конфликту, сравнимому с интеллектуальным и психологическим конфликтом в случае несовместимых искренних полаганий. Решающее различие между этими конфликтами вот в чем: конфликт искренних полаганий не дает человеку нормально жить; конфликт притворных [игровых] полаганий не дает игрокам нормально играть.
    Из этого различия вытекает еще одно, очень интересное:
    Неприемлемость несовместимых искренних полаганий "абсолютна"; неприемлемость несовместимых притворных [игровых] полаганий релятивизована к той или иной затее [предприятию, активности, игре, делу] субъектов притворного полагания.
    Это значит вот что:  Представим себе такую не вполне обычную, но в принципе - да и на практике - вполне возможную ситуацию: Те же самые девочки, которые играют с тремя данными куклами в одну игру, в которой кукла А играет роль папы, кукла Б - роль мамы, а кукла В - роль дочки, - те же девочки одновременно играют с теми же тремя куклами в другую игру, в которой кукла А играет по-прежнему роль папы, но куклы Б и В поменялись ролями: кукла В играет роль мамы, а кукла Б - роль дочки.
    В таком случае каждая из девочек одновременно имеет следующие два притворных [игровых] полагания: (1) 'Кукла Б - мама'; и (2) 'Кукла Б - не мама, а дочка'. Ясно, что (1) и (2) несовместимы друг с другом. Не менее ясно, что в описанной ситуации это одновременное поддерживание каждой из играющих девочек двух несовместимых полаганий приемлемо: не приводит ни к каким конфликтам и не мешает ни одной из двух игр.
    Почему? Да потому, что девочкам и не приходится пытаться совмещать [приводить в соприкосновение] эти несовместимые притворные полагания - они из разных игр.
    Ничего подобного не бывает и не может быть в случае искренних полаганий: несовместимость искренних полаганий в этом смысле абсолютна, ни к чему не релятивизована; их нельзя развести по разным жизням, подобно тому как девочки развели несовместимые игровые полагания по разным играм, ибо где взять две разные жизни?
   Итак, еще раз:
 
    Поддерживание человеком двух противоречащих друг другу притворных [игровых] полаганий неприемлемо лишь в том случае, если оба притворных полагания соотносятся с одной и той же затеей [предприятием, активностью, игрой, делом] данного человека.
  II. Если субъект А притворно полагает, что Р, то он  полагает искренно, что не-Р.
    Если я притворно полагаю, что эта кукла - живой человек, то я не могу одновременно искренно полагать, что она - живой человек. Притворство, понятное дело, исключает искренность.
 III. Если А притворно полагает, что Р, то он искренне полагает (более того: знает), что он притворно полагает, что Р.
    Смысл этой аксиомы в том, что человек не может не знать о своих притворных полаганиях.
  IV. Об одном следствии из истинности притворного полагания
    Если (i) А притворно полагает, что Р, и (ii) Р истинно, то А поддерживает по меньшей мере одно ошибочное искреннее полагание, именно: он ошибочно и искренно полагает, что не-Р.
    Это непосредственно следует из формулировки II.    
    Смысл этого утверждения в том, что притворное полагание не обязано быть ложным. Я могу притворно полагать, что эта кукла в человеческий рост - живой человек, и тем не менее может оказаться истинным, что эта кукла в человеческий рост - живой человек, который, в свою очередь, искусно притворился куклой. Но в этом случае я, стало быть, ошибаюсь, искренне полагая, что эта кукла не является живым человеком.      
***
    Перейдем теперь к обещанному выше анализу языкового общения в терминах понятия притворного [языкового] полагания.
Задействование
притворного [игрового] полагания
 в языковом общении
    Я предлагаю считать, что приведенный выше анализ знаковой конвенции ad hoc можно обобщить на всю сферу языкового общения [а не только на случаи "одноразового" условливания о знаках, как в Серлевом эпизоде], т.е. его можно приложить и к тотальной конвенции того или иного естественного языка, - скажем, русского.
    Что это значит? Это значит, что в вопросе о дистинкции 'искренность/притворность задействуемых полаганий' тотальную конвенцию, скажем, русского языка можно считать аналогичной доксастической конвенции.
    Что это значит в свою очередь? Это значит, что мы предлагаем анализировать понятие 'придерживаться конвенции русского языка'[3] следующим образом:
'придерживаться конвенции русского языка' = [равносильно] 'притворно полагать [или: понарошку полагать; или: делать вид, что полагаешь], что если следы чернил на бумаге или звуки