ись  у него  на
щеках, будто их припечатали сургучом.
     - Хорошо, - сказал адмирал. - Я попробую это сделать.
     Они прибыли на станцию Кемь. Веселова и Александрова вскоре доставили к
поезду и ввели в вагон.  Но  через  несколько минут на платформе послышалась
брань.
     Солдаты, одетые в английскую форму, угрожая оружием, ворвались в купе и
потребовали, чтобы им выдали арестованных.
     Больше всех шумел полупьяный офицер  с  адъютантскими шнурами, по  всей
вероятности, принадлежавший к английской контрразведке.
     Один  из солдат двинулся  на Павлина  Виноградова с  пистолетом в руке.
Спокойно  оттолкнув  его локтем,  Павлин раздвинул дверь  соседнего купе,  в
котором сидели Николлс и Грей.
     - Сейчас же уберите ваших бандитов! - резко сказал Павлин. - Если  хоть
один из  них осмелится зайти в мое  купе, я буду стрелять. Слышите, господин
адмирал?
     Зенькович  молча наблюдал  эту  сцену. Правая  его рука была опущена  в
карман  шинели и сжимала револьвер.  Он твердо решил  любой  ценой  добиться
освобождения арестованных.
     Но  Николлс с  раздражением  махнул  рукой, и  офицер  выпроводил своих
солдат из вагона.
     -  Ну и бандиты!..  -  говорил Павлин, вернувшись  в купе,  где  сидели
взволнованные Веселов и  Александров. - И этот Николлс, по существу, - такой
же бандит... Они, конечно, надеялись, что мы испугаемся.
     Поезд тронулся.
     Ночью, когда "Горислава" выходила  в Белое  море, начался шторм. Второй
котел  яхты  еще   в   начале  пути  вышел  из  строя.  Но  прочное   судно,
приспособленное даже к хождению во льдах, спорило с ветром.
     В кают-компании расположились кемские большевики Веселов и Александров.
Сегодня Павлин спас их от  смерти. Англичане уже приговорили  их к расстрелу
за сопротивление так  называемой законной власти.  Если  бы не Павлин, казнь
состоялась бы этой ночью...
     Павлин  сидел в капитанской рубке возле  штурманского  стола, покрытого
картами.  Под стеклом компаса  светилась  маленькая лампочка. Огни  фонарей,
горевших на  горизонте,  как  бы  описывали зигзаги  в белесой мгле июльской
ночи. Рядом с Павлином стояли Зенькович и капитан яхты, не спускавший глаз с
компасной стрелки.
     Возбуждение, владевшее Павлином весь этот день, до сих пор не улеглось.
Он почти не чувствовал качки, шнырявшей яхту из стороны в сторону.
     - Да, был денек, -  сказал  он Зеньковичу. - Честное слово, я с большим
удовольствием ухлопал бы  этого  подлеца  Николлса!..  Какой мерзавец, какая
опустошенная, черная душа!..
     Архангельск насторожился. Обо всем случившемся было немедленно сообщено
в Москву, Совету Народных Комиссаров.
     В  Архангельском  исполкоме  днем  и  ночью шли  совещания  с  военными
специалистами. Предполагалось  создать  береговую линию обороны, так как  со
стороны моря  Архангельск  был  беззащитен: Северная  флотилия  состояла  из
нескольких мелких судов и  трех неповоротливых старых ледоколов. Усиливалась
эвакуация  военных  грузов.  Грузы  направлялись  в  Вологду, которая  стала
штабным центром Северной армии. Армия пока что состояла из мелких гарнизонов
и  разрозненных  отрядов,  разбросанных  по  огромному,  тысячекилометровому
пространству нового фронта.
     Еще продолжались белые ночи, еще проносились июльские грозы...
     Павлин Виноградов  редко бывал дома,  почти не спал. Он либо работал  в
Совете,  либо выступал на  митингах, либо выезжал на "Гориславе" в море, где
появились  иностранные  патрульные  суда.  С  одним из таких  судов он  даже
вступил   в  бой   и   задержал   высадившийся   уже   на  берег   небольшой
разведывательный отряд английской морской пехоты.
     Однажды вечером, вернувшись с очередного митинга в Соломбале, он застал
у себя в кабинете моряков Северной флотилии.
     Двое сидели в креслах.  Третий примостился сбоку  на  диване.  Молодой,
опрятно  одетый  морячок,  черноволосый,  с  очень  смуглым красивым  лицом,
беспокойно  ерзал  в  кресле  и  теребил  в  руках  бескозырку  с  ленточкой
"Аскольд".
     Крейсер "Аскольд"  стоял на  Мурманском рейде. Предательство  Юрьева  и
измена офицеров привели к тому, что этот корабль  оказался в руках англичан.
Часть матросов еще месяц назад сумела скрыться из Мурманска и, добравшись до
Архангельска, перешла  на корабли  Северной флотилии. К  числу  этих моряков
принадлежал и молодой матрос Иван Черкизов.
     Другой  моряк, тонкий, худощавый, сидел, опустив голову. Его офицерский
китель с серебряными пуговицами  сильно выгорел.  На плечах, где раньше были
погоны, виднелись две широкие полоски.
     Когда Павлин вошел, худощавый моряк встал и представился:
     - Бронников.
     Павлин понял, что это старший.
     - Слушаю вас, товарищи! Прошу садиться! По какому делу?
     -  От  имени  всех  военморов!  Насчет  угля  и  хлеба!   -  с  задором
отрапортовал молодой матрос.
     - Погоди, Ванек... - остановил его Бронников.
     - Хотите помочь? Ускорить отправку эшелонов?
     - Нет, совсем не то... - Бронников опять встал и как будто приготовился
к докладу. - Совсем наоборот!  Хлеб отгружается. А что будет есть население?
Отгружается уголь, а на чем пойдет наш Северный флот? Как поведем суда?
     - Чего же вы хотите? - спросил Павлин.
     - Чтобы  ни хлеба, ни  угля не отправлять! -  запальчиво ответил вместо
Бронникова Иван Черкизов.
     Павлин внимательно посмотрел на него и обратился к Бронникову:
     - Вы бывший офицер?
     - Да. Я бывший прапорщик флота. Но прежде всего я большевик.
     - Видите, в чем дело, товарищи... - тихо проговорил Павлин, закуривая и
кладя на  стол открытый портсигар. - Я вас отлично понимаю. Но... но ведь то
же самое  помят меньшевики  и  эсеры.  Вопят  все,  кто  хотел  бы  задушить
советскую власть...
     Молодой матрос попробовал было вскочить, но Бронников остановил его.
     Павлин поглядел на "аскольдовца".
     -  Ты, друг мой милый, сам не ведаешь, что творишь. Я верю в то, что ты
парень честный. Но честностью твоей пользуются сволочи.
     Бронников  переглянулся с матросами. Я говорил,  что объективно выходит
так.
     - Именно  так!.. - подтвердил Павлин. -  Такие заявления на  руку нашим
врагам. Уголь нужен питерским заводам. Эти заводы готовят сейчас вооружение.
Для фронта!.. Ясно? В море вы не пойдете ни  сегодня, ни завтра. Какое море?
Надо суметь удержать берег  в своих руках. Уголь будем  отправлять! Теперь о
хлебе...  Питер, рабочий Питер сидит  без хлеба. Там голод.  Самый настоящий
голод.  А  мы разве голодаем? Вы голодаете? Зачем же этот крик?  Кому он  на
руку?
     Моряки притихли.
     - Кроме того...  - продолжал Павлин. - Вы - краса и гордость революции.
Так  вас  называет  Ильич. Разве вы не  чувствуете,  каково нынче  положение
города? Мы должны  все держать на колесах... или на плаву, на воде. А как же
иначе?
     Бронников снова встал.
     -  Я  вас  прошу,  товарищ  Виноградов!.. Приезжайте сегодня  к  нам  в
экипаж... Побеседовать. Это необходимо.
     Встал и Ванек Черкизов.
     - Хоть  на  полчаса, товарищ Виноградов!.. Я, как организатор молодежи,
прошу  вас.  У  нас  много  хороших, настоящих  ребят.  Крепко, революционно
настроенных. Ну, и путаники есть. Помогите разобраться.
     Павлин невольно улыбнулся:
     - А ты, Черкизов, давно среди молодежи работаешь?
     - Давно, - ответил тот. - Шестой месяц.
     - Коммунист?
     - Я еще молодой коммунист, - сказал Черкизов зардевшись.
     В разговор вмешался третий моряк, молча сидевший
     на диване.
     -  Эсеры  и  меньшевики  крутят.  Проще  говоря,  дурачат  массу.  Надо
разобраться, товарищ Павлин.  Нам  одним с  ними  не справиться.  Непременно
приезжайте!  Они  и  нам  башку  крутят.   Как  приедете,  вызовите  боцмана
Жемчужного. Это я! Я вас и проведу, куда надо.
     Обещав  приехать в  экипаж,  Павлин  проводил моряков  до двери  своего
кабинета. Бронников простился с ним
     последним.
     - Решительней, смелей  держитесь! -  пожимая ему руку, сказал Павлин. -
Вы большевик и командир! Не забывайте об этом.
     Отпустив моряков, Павлин Виноградов поехал в штаб Беломорского военного
округа.
     - Опять из Шенкурска неприятные известия, - сказал  Зенькович, встречая
Павлина внизу, на лестнице штаба. Он тоже только что прибыл в штаб.
     - Значит, Попов ничего не сделал?
     -  Черт его душу  знает! -  с раздражением отозвался  военком. - Не  то
растерялся, не то...
     - ...мерзавец!  - договорил Павлин. - Лево-эсер...  Этим  все  сказано!
Напрасно его послали!
     Несколько дней  назад при проведении  мобилизации в  Шенкурске вспыхнул
белогвардейский мятеж.  Члены  уездного исполкома  заперлись в казарме  и  в
течение четырех  дней  отстреливались от белогвардейцев.  В Шенкурск  срочно
выехал представитель губисполкома Попов. Вскоре он телеграфировал, что  "все
в порядке".
     - Однако, по  моим сведениям, там далеко не все в порядке,  - волнуясь,
вопреки  своему  обыкновению,  рассказывал  Зенькович.  -  Попов  вступил  в
переговоры   с    врагом.   Белогвардейцы    будто    бы   обещали    личную
неприкосновенность тем, кто сдастся. Попов уговорил  исполкомовцев  сдаться,
они вышли... И, конечно, тут же были арестованы и отведены в тюрьму.
     - Это же  провокация!  -  возмутился Павлин. -  Такого  "представителя"
следует попросту расстрелять. Я возьму людей и сегодня же ночью сам  выеду в
Шенкурск. Я уверен, Андрей, - горячо продолжал  Павлин, - что там орудуют не
только эсеры... Нет!  За их спиной прячется вся эта дипломатическая сволочь,
которую мы терпим в  Архангельске.  Это же  матерые  шпионы!  В  особенности
американский посол Френсис. Ты обрати внимание  на  его елейную  улыбку. Это
улыбка мерзавца. За ней кроется патентованный убийца.  Ему ничего  не  стоит
вонзить тебе нож в спину. Ему ненавистна советская  класть! Да  и британский
посланник Линдлей  не лучше... Такой же подлец... Это их работа... Нет, надо
их гнать. Недаром они прибыли сюда из Вологды...
     - Если бы они объявили войну, тогда разговор Пыл бы проще.
     -  Как же!  Держи карман!  Нет, Андрей. Они действуют  из-за  угла, как
грабители. Завтра же  надо связаться по прямому проводу с Москвой,  получить
санкции н гнать их отсюда. Довольно! К черту!
     Павлин и Зенькович поднялись по  лестнице на второй этаж и вошли в один
из кабинетов штаба.
     В просторной комнате собралось много народу. Здесь были  военные власти
города: начальник гарнизона Потапов,  тяжеловесный круглый военный в длинном
френче; командующий флотилией адмирал Викорст,  сутуловатый  пожилой моряк с
утомленным,  бледным  лицом   и  спокойными  движениями  уверенного  в  себе
человека; военные специалисты; сотрудники штаба. Был здесь и начальник штаба
Беломорского   военного  округа,  подвижной,  нетерпеливый  Самойло,  бывший
генерал, - оглушительный бас его гремел на всю комнату.
     Но  еще   больше  было  штатских.  На  совещание  собрались  почти  все
руководители  партийных  и советских  организаций города. Они  сидели вокруг
длинного  стола, покрытого  зеленой скатертью, разместились на подоконниках,
заняли стулья, расставленные вдоль стен.
     На ходу  здороваясь  с  собравшимися, некоторым  крепко  пожимая  руку,
другим  издали кивая головой,  Павлин  увидел  и своих  друзей:  маленького,
коренастого  Потылихина  в  коротком  морском  пиджаке;  высокого,  плотного
Чеснокова  с повязкой на глазу; живого, вечно озабоченного, шумного Базыкина
в  светлом,  летнем  костюме  и в  синей косоворотке  с  раскрытым  воротом,
открывающим  полную  белую шею.  Тут  же он  увидел и скромнейшего человека,
доктора  Маринкина,  главного   хирурга   морского   госпиталя,  заведующего
культурными  делами  города.  Пощипывая  пушистые  усы,  Маринкин  что-то  с
ожесточением доказывал  своему соседу - молодому военному, судя по выправке,
бывшему офицеру, - который слушал его в пол-уха, оглядываясь по сторонам.
     - Здравствуй, дружок, - сказал Павлин, дотронувшись до плеча Маринкина.
     Доктор  радостно оглянулся. Павлин, садясь  на  председательское место,
ответил ему улыбкой. Зенькович сел рядом с Павлином.
     Павлин  открыл  заседание. Сначала были выслушаны доклады губвоенкома и
генерала Самойло. Затем начал докладывать Потапов.
     Павлин слушал внимательно, иногда  вскидывая  на Потапова глаза и точно
следя  за его резкими  и размашистыми  жестами.  Когда этот  бывший  царский
полковник,  присланный  в   Архангельск   главкомом   из   Москвы,  усиленно
жестикулируя, стал говорить о том, что интервенты, обязательно просчитаются,
Павлин вдруг перебил его быстрым вопросом:
     - Почему вы так уверены в этом?
     Потапов покраснел.
     -  Нас  не  возьмешь голыми руками. Молодая  Красная  Армия  - надежная
защита. Войска, охраняющие  Летний  берег  и  побережье Солозского  селения,
отлично несут свою боевую службу. Да вот, к примеру,  совсем недавно в узкой
лощине у села Солозского мы  поймали двух  английских шпионов с картами. Все
силы, товарищ Виноградов, расположены  так, что Архангельск стоит сейчас как
бы за колючей изгородью штыков. Я сделал все, что было возможно.
     - Все это фразы, товарищ  Потапов,  - поморщившись,  снова  перебил его
Павлин.  - Вот  в  докладе  товарища Самойло были конкретные  предложения...
Также и  в докладе Зеньковича, а вы говорите общие слова. Дайте нам цифры...
количество бойцов, дислокацию частей, боевой запас...
     Потапов смутился.
     -  Я  полагал, что этому мы  посвятим специальный  доклад на президиуме
губисполкома.
     -  Специальный   доклад?   -  переспросил  Павлин.  -  Здесь  находятся
руководители    городских   партийных   организаций,   представители   масс,
представители  советской нласти.  Они  предъявляют к  военным  специалистам,
находящимся на нашем совещании, ряд категорических  требований. Сейчас, а не
потом! Что вами предпринято для укрепления обороны Архангельска?
     - Слушаю-с, - сказал Потапов. Он взял портфель, вынул из него бумаги и,
поминутно  заглядывая  в  них, стал докладывать о  состоянии  архангельского
гарнизона.
     ...Выслушав его сообщение, Павлин встал и обвел глазами собравшихся.
     - Товарищи... - тихо  начал он,  но тотчас  повысил голос  и  заговорил
громко  и горячо, с негодованием посматривая  на  Потапова.  - Сейчас, после
кемских событий, о  которых вы все знаете, странно было бы успокаивать себя.
Самоуспокоение -  не в  духе большевиков.  Я буду говорить  резко  и  прямо:
положение тревожное... Вспомните нашу поездку к товарищу Ленину!.. Вспомните
разговор  с  товарищем  Сталиным по  прямому  приводу, когда  товарищ Сталин
поднял вопрос о разгрузке Архангельского порта.
     Вспомните,  что  товарищи  Ленин  и  Сталин  неустанно следят за  всеми
событиями  на  Севере;  они  призывают  нас  укреплять  оборону,  чтобы дать
надлежащий  отпор  чужеземным  войскам.  Вспомните, сколько  было  указаний,
распоряжений, приказов чю всем вопросам обороны за последние месяцы... Еще с
марта,  товарищи! А ведь сейчас  у нас июль.  И что же? Выполнили мы все эти
указания  так, как следовало?  Нет!..  А  если  и  выполнили, так не  с  той
быстротой, не с той энергией, какие от нас требовались.
     Я скажу больше, - с горячностью продолжал Павлин. -  Даже после захвата
англичанами  Кеми  некоторые  наши товарищи  еще недостаточно  учитывали  ту
опасность, которая грозно  надвигается на  советский  Север. Были среди  нас
такие беспечные люди? Были.
     Вчера наша делегация,  ездившая  в  Кемь, представила отчет исполкому о
кемских событиях. Что творится в Кеми? Здесь, в Архангельске,  сидят господа
послы, представители Америки  и  Англии,  господа френсисы,  юнги, нулансы и
линдлеи... Эти господа выехали из  Питера, там им было неудобно... Переехали
в Вологду. И Вологда также им не понравилась. Они, видите  ли,  недоумевают,
они  улыбаются   нам  своими  дипломатическими   улыбками.  Они   говорят  о
нейтралитете, о добрососедских отношениях! А что на самом деле? Там, в Кеми,
их  солдаты ведут себя  как завоеватели. Там льется кровь!  Там попраны  все
человеческие   и   гражданские   права.  Там  расстрелы,  тюрьмы,  произвол,
насилие... Там гибнут советские люди!
     Положение очень тревожное, - повторил Павлин. Капельки пота выступили у
него  на лбу, губы твердо  сжались. Он взмахнул  рукой: - Сегодня  мы должны
сказать:  "Коммунисты,  рабочие, крестьяне, под ружье..." Все находившиеся в
кабинете  насторожились. Павлин подошел  к карте, которая была разложена  на
столе.
     - Ведь и Архангельск, и Северная Двина, и Мудьюгские  укрепления каждую
минуту  могут стать боевыми участками,  фронтом...  Я согласен  с  тем,  что
говорил Зенькович. Мобилизация  пяти возрастов, провести которую обязало нас
июльское  приказание  товарища Ленина, осуществлена  на  местах без  должной
разъяснительной  и  организационной работы. Пример: шенкурский мятеж... Чьих
рук это  дело? Белогвардейцев, эсеров, английских и американских  шпионов. С
ними надо покончить.  Надо действовать  не разговорами, а железной метлой!..
Надо расстреливать предателей!
     - Совершенно верно, - сказал Потапов, не подымая головы. - Надо усилить
политконтроль и работу трибунала.
     Павлин  мельком посмотрел  на стриженый  затылок Потапова, оглядел лица
товарищей, слушавших с неослабным вниманием.
     -  Промедление сейчас,  действительно, подобно  смерти, - резко  сказал
Павлин, и  голос его отчетливо прозвучал в напряженной тишине. - По существу
у  нас нет даже времени  на разговоры.  Все последние распоряжения  товарища
Ленина,  касающиеся  береговой охраны  и  береговой  обороны  - минирование,
устройство преград на фарватерах, - должны быть выполнены в самый кратчайший
срок.
     Он сел.
     -  По  этому вопросу прошу  доложить  адмирала Викорста, -  хриплым  от
только что пережитого волнения голосом сказал Павлин.
     Викорст  провел рукой по едва прикрывавшим лысину прилизанным  волосам,
подошел к столу и остановился у карты. Взяв карандаш  и проведя им  линию от
Архангельска  до  острова Мудьюг,  адмирал неторопливо доложил  о количестве
боеспособных кораблей,  о  подготовленности экипажа, о количестве и качестве
морской артиллерии.
     - Но самое  главное, -  напыщенно провозгласил  адмирал, - дух русского
флота.  Военное  положение в тысячу раз  повышает нашу  ответственность. Нам
трудно... Я скажу честно, очень трудно. Но если  противник рискнет подойти к
Архангельску, мы встретим его жестоким огнем. Здесь  не  Мурманск и не Кемь,
товарищ Виноградов... - многозначительно подчеркнул адмирал.
     Павлин из-под ладони смотрел на него и думал: Черт возьми, кто  ты? Как
заглянуть тебе в душу? Можно ли тебе верить?"
     Но  голос адмирала звучал твердо и как  будто  искренне, лицо сохраняло
холодное,  энергичное  выражение;  серые,  уже  старческие   глаза  уверенно
смотрели на Павлина. Всем своим видом этот человек как  бы говорил, что там,
где действует он, опытный моряк, старый и честный служака, нет места никаким
сомнениям и не может быть никакого просчета.
     -  Вот линия береговых укреплений,  - докладывал Викорст, показывая  на
карту. - Она в полной готовности. Беломорская флотилия также готова к бою...
Можете справиться у комиссара флотилии... Суда в отличном состоянии.
     Он снова показал карандашом на охраняемый район:
     - Вот линия  обороны!.. Смотрите, как широко она раскинулась: на севере
- от  острова  Мудьюг,  на  востоке  -  от  озера Ижемского,  на  юге  -  до
Исакогорки, на  западе  -  до Кудьмозера и селения Солозского... Пожалуйста,
убедитесь!
     Потапов встал со  своего места  и заявил, что он своей головой отвечает
за исправное состояние всех указанных Викорстом боевых участков.
     - На суше... А с  моря?  - спросил Павлин. Адмирал прямо взглянул ему в
глаза:
     - Я повторяю, товарищ Виноградов, что с моря Архангельск неуязвим.  Как
вам известно, город отстоит от устья в шестидес