к дешевый, без рубина,
     Она взяла на память у Рамина.


        "ВИС И РАМИН ВСТРЕЧАЮТСЯ В САДУ"

     Старый шах Мубад отправляется в Кухистан. Рамин, прикинувшись больным,
     остается в Мерве. Кормилица пользуется случаем и приводит Рамина к Вис
     в уединенный сад. Вис в отчаянии, она считает себя опозоренной. Рамин
     клянется ей в верности. Они проводят время в любовных наслаждениях.


        "ВИС И РАМИН ОТПРАВЛЯЮТСЯ К МУБАДУ В КУХИСТАН"

     Когда к Мубаду вести прилетели
     О том, что встал уже Рамин с постели,

     К нему гонца отправил шах: "В печали
     Мы без тебя томились и скучали.

     С тоскою начинали мы игру,
     Грустили на охоте, на пиру...

     Давай начнем охотиться вдвоем,
     В забавах с сердца ржавчину сотрем!

     На землю Мах уже пришла весна,
     Ее поля сияют, как луна.

     Гора Арванд, без шапки соболиной,
     Вся в изумруде, встала над долиной.

     Окраскою похожи на тюльпаны,
     Среди тюльпанов прячутся джейраны.

     Так разлилась вода весною ранней,
     Что леопард ловить не может ланей.

     Прочтя письмо, ко мне ты поспеши,
     Весне возрадуешься от души!

     Возьми с собою Вис в ее края:
     По ней скучает мать сильней, чем я."

     Велел Рамин, чтоб начала греметь
     Походных труб торжественная медь.

     Он весело простился со столицей,
     Пустился в путь, любуясь чаровницей.

     Как только он вступил на землю Мах,
     К нему навстречу с войском вышел шах.

     А Вис приехала к Шахру, объята
     Смущеньем и стыдом при виде брата.

     Их встреча радостной была, но вскоре
     Ее веселье превратилось в горе,

     Затем, что не было Рамина рядом,
     Что не ласкал ее любимый взглядом.

     В пути иль возле шаха-властелина
     Лишь изредка смотрела на Рамина,

     Но что ей тайных взглядов красноречье, --
     Она с возлюбленным искала встречи!

     Она такой любовью загорелась,
     Что без Рамина жить ей не хотелось.

     Сильней, чем в брата в первый раз, она
     Была теперь в Рамина влюблена.


        "МУБАД УЗНАЕТ О ТОМ, ЧТО ВИС ИЗМЕНЯЕТ ЕМУ С РАМИНОМ"

     Так месяц пировал Рамин с царем, --
     Играли и охотились вдвоем.

     Однажды, для охоты и забавы,
     В Мугань решил поехать царь державы.

     Спал шаханшах, и Вис была с Мубадом,
     Томился шах по ней, лежащей рядом,

     Ни разу с нею сблизиться не мог,
     Затем, что на дверях висел замок.

     Кормилица прокралась к ним тайком,
     Шепнула: "Вис, ты спишь со стариком,

     А твой Рамин, для битвы, для охот,
     В страну армян готовится в поход.

     Уже полки, его покорны воле,
     Походные шатры выносят в поле.

     Уже небесный потрясают кров
     Литавров гром и меди трубный рев.

     И если хочешь увидать скорее
     Лицо, что шелка нежного нежнее, --

     Давай из спальни выберись потише,
     Ты на желанного посмотришь с крыши,

     Пройдет он мимо, как твоя судьба,
     С ним стрелы, сокола и ястреба.

     Он унесет с собою на охоту
     Твою любовь и боль, мою заботу."

     Но шах не спал. Забыв про сон целебный,
     Внимал он этой речи непотребной.

     Разгневанный, вскочил и сел на ложе,
     На разъяренного слона похожий,

     И на кормилицу обрушил брань:
     "Ты подлая, ты низкая, ты дрянь,

     Гнушается тобою, сводней, всякий,
     Ты хуже, гаже, мерзостней собаки!

     Схватите эту суку-потаскуху,
     Зловонную, блудливую старуху!

     Я накажу преступницу по праву,
     Я учиню кормилице расправу,

     Пусть небо на Хузан посмотрит с гневом
     И только град пошлет его посевам!

     Хузан -- страна греха, распутства, блуда,
     Все, что злокозненно, идет оттуда!

     Хузан из бедных делает развратных,
     Хузан в зловредных превращает знатных,

     Лишь подлость и разврат живут в Хузане,
     Хузанцы рождены для злодеяний.

     Кому нужна кормилица от них?
     Все молоко пусть выльется у них!

     Шахру взяла кормилицу -- и сразу
     В свое жилище принесла заразу.

     Кормилица -- хузанка? Право слово,
     Взяла бы лучше в сторожа слепого!

     Коль ворона в поводыри возьмем,
     На кладбище придем прямым путем!"

     Затем сказал: "О ты, что так красива,
     О ты, чье имя -- Вис -- есть имя дива!

     Нет у тебя ни чести, ни стыда,
     А разума не видно и следа.

     Ты в срамоте предстала нашим взорам,
     Меня и нас покрыла ты позором.

     Ты грязной отплатила мне изменой,
     В глазах людей ты сделалась презренной.

     Тебя друзья, родные не простят,
     И мать, и даже твой любимый брат!

     Заставила ты близких осрамиться,
     Свой дом ты запятнала, как блудница.

     Сошлась ты с дивом, злобным и проклятым,
     Коль мамку избрала своим вожатым.

     Ведь начинает танцевать с пеленок
     Под музыку учителя ребенок!"

     Затем к Виру отправил он посла,
     Поведал про нечистые дела.

     Так повелел он: "Образумь сестру,
     Ты утюгом пройдись по ней, Виру,

     А заодно ты накажи как надо
     Кормилицу, исполненную смрада.

     Не то, боюсь, я в гневе изувечу,
     Сверх всякой меры подлых искалечу.

     Вис ослеплю, распутство вырвав с корнем,
     А мамку мы на виселице вздернем.

     Рамина прогоню я на чужбину,
     Забуду, что я братом был Рамину,

     От этих трех свою страну очищу,
     Не подпущу их к своему жилищу!"

     Но Вис -- гляди! -- сверкая лунным блеском,
     Ответила владыке словом резким:

     Хоть устрашилась бесконечным страхом, --
     В ней срама не осталось перед шахом.

     На пышном ложе выпрямилась вдруг,
     Являя шаху свет хрустальных рук,

     И молвила: "Зачем, о шах могучий,
     Меня пугаешь карой неминучей?

     Во всем ты прав. Я счастлива, поняв,
     Что ты со мною прям, а не лукав.

     А ныне -- хочешь -- ослепи меня,
     Иль звери пусть сожрут в степи меня,

     Иль пусть в тюрьме твою познаю кару,
     Иль пусть пойду, босая, по базару, --

     Люблю Рамина, плача и греша:
     Я и моя душа -- его душа!

     Для глаз моих -- он светоч негасимый,
     Мой друг, мой царь, мой разум, мой любимый!

     Душа с любовью к милому слилась,
     Вовек нерасторжима эта связь.

     Не кончится моя любовь к Рамину,
     Пока сама сей мир я не покину.

     Дороже мне, чем Мерв и Махабад,
     Его высокий стан и нежный взгляд.

     Мне солнце и луна -- его ланиты,
     В его глазах мои надежды слиты.

     Он мне милее, чем Виру, мой брат,
     Он матери дороже мне стократ!

     Призналась я во всем, тебе открылась,
     Теперь яви мне кару или милость.

     Ударь меня, повесь или убей --
     Не отступлюсь я от любви моей!

     Ты и Виру -- мои владельцы оба,
     Я знаю, смертоносна ваша злоба,

     Сожжет меня Виру иль цепью свяжет, --
     Все будет правильно, что он прикажет.

     А ты меня на всей земле прославишь,
     Когда меня кинжалом обезглавишь:

     Мол, душу отдала за друга смело...
     Да я бы сотни душ не пожалела!

     Но до тех пор, пока, вселяя страх,
     Свою добычу лев когтит в лесах,

     Кто в логово ворвется, в эту пасть,
     Чтоб у него детенышей украсть?

     Кто посягнет на жизнь мою, пока
     Живет Рамин, чья участь высока?

     Есть океан безмерный у меня, --
     К чему ж страшиться грозного огня?

     Ты с милым разлучить меня бы смог,
     Когда бы ты людей творил, как бог.

     Ты предо мной бессилен. Знай заране:
     Я не боюсь ни смерти, ни страданий!"

     Разгневан был и потрясен Виру,
     Когда свою он выслушал сестру.

     Он потащил ее скорее в дом,
     Сказал: "Наш род покрыла ты стыдом!

     Смотри, с царем царей ты дерзко споришь,
     Себя позоришь и меня позоришь,

     При мне и при царе, не зная срама,
     В любви к Рамину признаешься прямо!

     Но чем тебе понравился, однако,
     Рамин -- пустой повеса и гуляка?

     Чем он гордится? Сладкозвучной лютней
     Да песенкой, которой нет распутней!

     Игрой он тешит пьяниц всей столицы
     Да сказывает сказки, небылицы.

     Он вечно пьян, криклив, его занятье --
     Закладывать виноторговцам платье.

     Его друзья -- ростовщики-евреи:
     Они для забулдыги всех милее!

     Мне странно, что влюбилась ты в такого,
     Что ты страдаешь ради пустослова.

     Теперь ты вспомни стыд, побойся бога,
     Не то судьба тебя накажет строго.

     Есть у тебя -- ты вспомни -- брат и мать.
     Ты хочешь их позором запятнать?

     Ты горе принесла родным и близким,
     Не оскорбляй их поведеньем низким.

     Не поддавайся дивов наважденью,
     Из-за Рамина не стремись к паденью.

     Рамин -- твой сахар, сладкий мед манящий,
     Но все же вечный рай гораздо слаще.

     Я все сказал. Тебя предостерег.
     Подумай. Над тобой -- супруг и бог."

     Так говорил Виру своей сестре,
     Что плакала на утренней заре.

     "О брат, -- сказала Вис, -- ты прав, ты прав,
     Одно лишь древо истины избрав,

     Но я повержена в такое пламя,
     Что не помочь мне добрыми словами.

     Смертелен так любви моей недуг,
     Что не спасет меня ни брат, ни друг.

     Что было -- было. Вот судьбы приказ.
     Что пользы мне от слов твоих сейчас?

     Пусть буду заперта я на замок,
     Но вор уже похитил все, что мог!

     Рамин меня сковал своею страстью,
     Мне из оков не вырваться, к несчастью!

     И если ты мне скажешь: "Выбирай,
     Что дать тебе, -- Рамина или рай", --

     Рамина изберу, клянусь я ныне,
     Рай для меня -- в возлюбленном Рамине!"

     Решил Виру, что надо перестать
     Пред нею бисер без толку метать.

     Сестру покинул, чувствуя тревогу,
     Дела обоих поручая богу.

     Лишь солнце покатилось в нужный срок,
     Как будто мяч рукой толкнул игрок,

     Шах самых знатных кликнул поутру,
     Чтоб на ристалище начать игру.

     На левой стороне был царь царей,
     Он двадцать возглавлял богатырей,

     И у Виру на правой стороне
     Отважных -- двадцать, каждый -- на коне.

     На стороне царя -- Рафед, Рамин,
     На стороне Виру -- Аргуш, Шарвин.

     Средь игроков немало ты найдешь
     Сановников, воителей, вельмож.

     Взметнулся мяч, -- игра кипела бурно,
     Его подбрасывали до Сатурна!

     В тот день за превосходную игру
     Хвалили все Рамина и Виру.

     Они средь игроков искусных, славных
     В игре с мячом себе не знали равных.

     С дворцовой крыши, засверкав зарей,
     Вис любовалась ловкою игрой, --

     Рамина, брата видела успех:
     Они понравились ей больше всех.

     И на душе ей стало тяжело,
     Лик побледнел, нахмурилось чело.

     Как в лихорадке задрожала Вис, --
     Так на ветру трепещет кипарис.

     Как бисер, на глазах блеснули слезы,
     Ланит прелестных увлажнились розы.

     Сказала ей кормилица умильно:
     "Ужели ты пред сатаной бессильна?

     Зачем с душой своей ведешь борьбу?
     Зачем ты жалуешься на судьбу?

     Иль ты не дочь Шахру, дитя Карана?
     Твой муж -- Мубад, Виру -- твоя охрана!

     Иль ты -- не наша Вис, мечта великих?
     Иль ты не солнце средь месяцеликих?

     Иль ты не стала госпожой Ирана?
     Хозяйкой, славой и душой Турана?

     Вступаешь, как владелица, в Иран,
     Твоим подножьем стелется Туран!

     Тебя ревнует солнце, а луна
     К тебе, красивой, зависти полна.

     Твоей самодержавной красотой
     Пленен Рамин, красавец молодой.

     Пройдет любая боль твоя, кручина,
     Как только ты посмотришь на Рамина!

     Ему земля желает покориться,
     А ты -- луна, ты для небес царица.

     Зачем же плачешь, бога упрекая,
     Что дал тебе, живой, -- блаженство рая?

     Не смей роптать на бога. Учит опыт,
     Что до беды доводит этот ропот.

     Чего ж еще желаешь ты от бога?
     И так ты получила слишком много:

     Богатство, прелесть, молодость и власть,
     И юноши пленительного страсть!

     Чего ж еще ты хочешь, с сердцем споря?
     Желать сверх меры -- значит жаждать горя!

     Опомнись. Жребий свой благослови
     И наслаждайся радостью любви.

     Бесчувствием не огорчай Мубада,
     Равно и брата обижать не надо.

     Обиды -- капли влаги -- хлынут скопом,
     И дождь обид окажется потопом!"

     Сказала Вис, душиста, как весна,
     Светла, как солнце, как платан, стройна:

     "К чему твоя пустая болтовня?
     Кто ж добывает воду из огня?

     Давно известно знатокам войны:
     Легко на бой смотреть со стороны!

     Давно известно слово золотое:
     "Нам горе не дано понять чужое."

     Я -- пешая, ты -- скачешь на коне.
     Так можешь ли понять, как трудно мне?

     Смертельно я больна, а ты здорова, --
     Здоровый может ли понять больного?

     Мой муж -- владыка всех земных держав,
     Но у него дурной и злобный нрав.

     Такие свойства нам противны в муже,
     Но горе, если он и стар к тому же!

     А если будет мать со мной грозна,
     Тот гнев -- чужая для меня казна.

     А если брат -- как месяц в вышине,
     То от него какая польза мне?

     А если мой Рамин красив и строен,
     То он любви, обманщик, недостоин:

     Сама ты знаешь, он сладкоязык,
     Но верным быть любимой не привык.

     Послушаешь его, -- уста, как мед,
     Распробуешь его, -- он горький плод!

     Сто обо мне грустят, сто влюблено,
     А друга одного мне не дано!

     Есть у меня любовник, брат, супруг,
     Но я в огне -- и никого вокруг!

     Мужья у прочих женщин не такие,
     И у других -- любовники другие.

     Что мне такой любовник иль супруг?
     От них в душе лишь горе и недуг.

     К чему мне таз от вражеских щедрот?
     В него мою же кровь мой враг сольет.

     Не будь судьба так жестока со мной,
     Виру была б я верною женой.

     Не зналась бы с Рамином и Мубадом,
     С друзьями, что стоят с врагами рядом!

     Один со мной -- как язва в сердце хрупком,
     Другой со мной -- как молот с тонким кубком.

     У одного язык и сердце -- розны,
     А у другого то и это -- грозны."


        "МУБАД ВОЗВРАЩАЕТСЯ ИЗ КУХИСТАНА В ХОРАСАН"

     Прекрасен Хорасан -- цветущий край.
     В нем, счастьем наслаждаясь, пребывай!

     Кто знает пехлеви, тот переводит
     "Хор" и "асан" словами: "Солнце всходит".

     Ведь "Хорасан" есть "Солнечный восход":
     В Иран и Парс оттуда свет идет.

     Названье значит: "Солнцевосхожденье",
     В том крае -- солнца нашего рожденье.

     Его названью, славе сопричастны,
     В нем реки, нивы и сады прекрасны!

     А город Мерв особенно хорош:
     Он, как весна душистая, пригож.

     Здесь воздух свеж, природа так нарядна,
     Здесь человеку дышится отрадно.

     Река чудесна, как источник рая.
     О, здесь обитель райская вторая!

     Как только шах державный утром рано
     Вернулся в город Мерв из Кухистана,

     На крышу он взошел с прекрасной Вис,
     С ней восседал, как Сулейман с Балкис.

     Он озирал цветущие поля, --
     Казалось: точно Вис, цвела земля!

     Он ласково сказал жене: "Взгляни ты
     На мир, что рдеет, как твои ланиты.

     Взгляни на Мерв, на родники его,
     На дом, на нивы, цветники его!

     Подобно злату в золотой оправе,
     Как сад среди садов расцвел он в славе.

     Найдется ль на земле чудесней сад?
     Скажи, что лучше: Мерв иль Махабад?

     Что до меня, -- так Мерв пышней, красивей,
     Здесь даже звезды светятся счастливей.

     Моя земля пленительна, как рай,
     Во славу божью создан этот край.

     Мах перед Мервом никнет на ветру,
     Как никнет предо мною твой Виру,

     Подобными богат я городами,
     Такими, как Виру, богат рабами!"

     Но Вис от страсти так изнемогла,
     Что стала и бесстрашна и нагла:

     "Сочту ли Мерв хорошим иль плохим,
     О шах, вовек да будет он твоим.

     А я к нему неволей привязалась,
     Я, как онагр, в капкане оказалась.

     Не будь Рамина у тебя в стране,
     Ты б не услышал больше обо мне.

     Что Мерв, что Мах -- все для меня едино,
     Хочу лишь видеть изредка Рамина!

     В моем саду без друга -- как в пустыне,
     Как сад, цветет пустыня при Рамине!

     Тепло мне только от его тепла,
     Лишь потому еще не умерла!

     Я лишь его, жестокого, люблю,
     Из-за него я и тебя терплю!

     Я, как садовник, развожу, сквозь слезы,
     Шипы желанной розы -- ради розы."

     Глаза у шаха кровью налились,
     Когда ответ услышал дерзкой Вис.

     От гнева запылал властитель стран,
     А щеки были желты, как шафран.

     От ярости душа его горела
     И, словно ива, трепетало тело.

     Разгневался Мубад, воспламенев,
     Но разум шаха был сильней, чем гнев.

     Гнев, как пожар, уже грозил бедой,
     Но разум залил тот пожар водой.

     Поскольку был всевышний с нею вместе,
     Красавица спаслась от царской мести.

     Стрела и меч разят, как бог прикажет,
     Тот, кто храним творцом, в крови не ляжет,

     Не будет он разбит в бою со злом,
     Слоном растоптан и разодран львом.

     Когда судьба беде связала руки,
     Красавица спаслась от смертной муки.

     Она сокрылась, точно клад, в тайник,
     И лишь один Рамин туда проник!

     Хоть гневался Мубад, бранился шумно,
     Он даже в гневе действовал разумно.

     Никак ее не наказал владыка,
     Раскрыл уста для брани и для крика:

     "Отродье суки, мерзкая блудница,
     Ты -- вавилонских дивов ученица!

     Пусть надорвет Шахру свою утробу
     И пусть Виру судьбы узнает злобу!

     Такую мать весь мир возненавидит, --
     Из чрева у нее лишь ведьма выйдет!

     От змей змеиное родится племя,
     Гнилая ветвь дает гнилое семя!

     Шахру ублюдков тридцать родила, --
     От мужа и двоих не прижила!

     Таких, как Ираншах, Руин, Абназ,
     Как Изадьяр и Вис -- отрада глаз,

     От низкого отца она взрастила
     И молоком развратниц их вскормила!

     Пусть ты -- Джемшида семя и потомство,
     Но рождена и ты для вероломства.

     Теперь на три дороги посмотри ты.
     Перед тобою все они открыты:

     Одна -- в Гурган, другая -- в Демавенд,
     А третья -- в Хамадан и в Нахавенд.

     Какой захочешь, убирайся прочь,
     Да будет горе над тобой, как ночь,

     И ветер впереди, и сзади -- пропасть,
     А в сердце -- нищенки позор и робость.

     Да не найдешь пристанища нигде --
     На суше, на мосту и на воде!"


        "ВИС ПОКИДАЕТ МЕРВ И ОТПРАВЛЯЕТСЯ В КУХИСТАН"

     Пришла в восторг душа периподобной,
     Обрадовалась этой речи злобной.

     Вис расцвела, как дерево граната.
     Пошла сказала мамке: "К дому брата,

     Ступай к Виру и вестью всех обрадуй,
     Пускай Шахру тебе воздаст наградой.

     Скажи: "Любя, чаруя, обольщая,
     К тебе вернулась дочь твоя родная.

     Взошла заря, желанна и светла,
     С той стороны, откуда не ждала,

     Возникло там твоих надежд начало,
     Где ничего судьба не обещала.

     Теперь ты не грусти: пришли нежданно
     Два солнца для тебя из Хорасана!"

     Ты будешь матерью награждена:
     Из лап дракона вырвалась луна,

     Весна ликует, сбросив гнет мороза,
     И от шипов освободилась роза.

     С себя стряхнуло счастье долгий сон,
     И новый жемчуг из воды рожден.

     Господь меня с Мубадом разлучил,
     А это значит -- с адом разлучил!"

     Затем сказала: "Вечно, шах, живи
     Вдали от злобы и вблизи любви.

     Молюсь, чтоб ты повсюду радость встретил,
     Чтоб для людей ты был, как солнце, светел.

     На любящей жене, о шах, женись,
     Ей сто служанок дай таких, как Вис.

     В замену мне красавицу возьми,
     Чья красота владела бы людьми, --

     З