в бранной сече,
     Что каждый воин был как сумасшедший.

     Воителей с безумными глазами
     Не устрашали ни вода, ни пламя,

     Ни острый меч, ни лук, ни булава,
     Ни рев слона и ни рычанье льва.

     Здесь воины вступали в бой кровавый,
     Готовы умереть во имя славы.

     Им страх не смерть внушала, а позор,
     Бесславия суровый приговор.

     Поля войны лесною стали чащей,
     Где каждый воин -- словно зверь рычащий.

     На поле битвы стяги -- словно лес,
     Парча сверкает, словно свет небес,

     А на знаменах ратей и дружин --
     Симург, орел, и сокол, и павлин.

     Со львом и соколом трепещет стяг, --
     Скажи: то сокол держит льва в когтях.

     От ног слонов и от копыт коней
     Выскакивают искры из камней.

     Взметнулась пыль, крича: "Посторонись!" --
     И падает с высот небесных вниз.

     Для пыли места нет осесть на суше,
     Она забила рты, глаза и уши

     И превратила юных -- в седовласых,
     А вороных коней -- в светло-саврасых.

     С трусливым храброго не спутать ныне:
     Отважный -- радостен, а трус -- в унынье.

     У трусов лица желты, как динар,
     А лица смельчаков горят, как жар.

     Два воинства теперь сошлись вплотную
     И ощутили ярость боевую.

     Скажи: столкнулись на земле степной
     Железная гора с горой стальной.

     У этих войск -- пернатые послы:
     Ты видишь перья пики и стрелы?

     Летят послы над полем, блещут, свищут,
     Они дорогу только к сердцу ищут.

     Смотри: послы в какой ни вступят дом, --
     Живое гибнет сразу в доме том.

     Так был ужасен этот гул военный,
     Что мнилось: наступает смерть вселенной.

     Брат ненавидел брата зло и яро,
     Лишь веря в силу своего удара,

     Лишь на свою сноровку уповая,
     Лишь правоту кинжала признавая.

     Кто жаждал, чтобы кровь лилась ручьем,
     Тот правосудье совершал мечом.

     Да, сеятелем сделалась война,
     В сердцах посеяв злобы семена.

     Погасла мысль, умолкло красноречье,
     Жестоким стало сердце человечье.

     Никто не слушал мирных голосов, --
     Лишь барабана гром и трубный зов.

     То перед панцирем сверкал кинжал,
     То грозный меч бойцу глаза смежал,

     То в грудь копье впивалось, точно страсть,
     То меч, как мысль, стремился в мозг попасть.

     Да, твердо знал булат, убить спеша,
     Где в теле помещается душа!

     Путем, которым в плоть входила сталь,
     Душа из плоти улетала вдаль!

     Расцвел, как роза, каждый меч жестокий,
     Багряные лились на землю соки.

     Меч -- ветка мирта над листвой граната,
     Над зернышками -- лист живой граната!

     Копье в бою трудилось, как портной,
     Что прошивал бойцов иглой стальной.

     Судьба в пылу решила боевом,
     Чтоб тот онагром стал, а этот -- львом,

     И становились, по ее желанью,
     Тот -- смелым барсом, этот -- робкой ланью.

     На поле, где кровавый бой гремел,
     Под ливнем копий, ураганом стрел,

     Сражен врагом, с коня свалившись вниз,
     Погиб Каран -- отец прекрасной Вис.

     Воители Виру, добыча мести,
     Сто тридцать, полегли с Караном вместе.

     Вздымались трупы -- за скалой скала,
     А кровь, как реки, между скал текла.

     Дней колесо, сказал бы, сыплет град,
     В котором красные цветы горят.

     И увидал Виру: на поле бранном
     Легло немало воинов с Караном,

     Что за него пошли в огонь войны
     И были сожжены и сражены.

     "О знатные, -- сказал он, -- укрепитесь,
     Затем, что не бежит от смерти витязь.

     Раскаетесь вы в трусости своей:
     Вопит о мести кровь богатырей.

     На родичей, поверженных во прах,
     Взгляните: их убив, ликует враг.

     Иль вы не отомстите за Карана,
     Чья борода -- в крови, а в сердце -- рана?

     Смотрите: царь, наш старый царь убит, --
     Что горше может быть таких обид?

     Погасла имени его заря,
     Померкло счастье славного царя.

     Из-за того, что солнце -- на закате,
     Боюсь, не отомстим враждебной рати.

     Ужели за царя с единодушьем
     Возмездье на врагов мы не обрушим?

     Наступит ночь под пологом небесным,
     И скоро станет мир для войска тесным.

     Вы провели немало стычек, схваток,
     Но день для битвы оказался краток.

     Еще противник тверд, и, зла сподвижник,
     Еще Мубад не дрогнул, чернокнижник.

     Так уподобьтесь вы теперь драконам,
     Мне помогите гневом непреклонным:

     От грязи я омою жемчуга,
     Возмездие обрушу на врага,

     Очищу мир от злобных дел Мубада, --
     Пускай душа Карана будет рада!"

     Воителям сказав такую речь,
     Виру сумел отвагу в них зажечь.

     Мужи знатнорожденные сплотились --
     И пешие и конные, -- сплотились.

     И понеслись, как ветер, над полями,
     На вражью рать низринулись, как пламя.

     Стремительный поток ревел, грозя, --
     Его ничем остановить нельзя.

     Заговорили воины, крича,
     На языке секиры и меча.

     Здесь растоптали дружбу и родство,
     Отец вставал на сына своего,

     Брат бился с братом, -- оказалось вдруг,
     Что всех врагов враждебней близкий друг.

     Пусть ночь не наступила на земле,
     Но вся земля уже была во мгле.

     Мир заболел куриной слепотой,
     Источник солнца был в пыли густой.

     Здесь, ослеплен сверканием булата,
     Брат обезглавливал родного брата,

     А сын в бою вылавливал отца,
     Кинжалом обезглавливал отца.

     Ты скажешь: копья -- это вертела,
     И жарятся на них бойцов тела.

     В глазу богатыря, как ветвь ствола,
     Росла четырехперая стрела,

     Но жизни ствол произрастал из тела,
     И не кора, -- броня на нем блестела,

     Сталь раскрывала это покрывало
     И древо жизни с корнем вырывала.

     Здесь копья -- точно лес, зверьем обильный,
     Земля в крови -- как виноград в давильне.

     Мир, из-за пыли и стальных мечей,
     Стал едким дымом и огнем печей.

     Ты скажешь: смерть, как ветер столбовой,
     Воителей, осыпав их листвой,

     Укладывала на цветы полей, --
     Как бы стволы валила тополей.

     Как только день погас, под небосклоном
     Земля покрылась золотом червонным,

     Погасло и Мубада торжество,
     Утратил мир надежду на него.

     Опорой шаха став, ночная мгла
     От гибели его уберегла.

     Настала ночь -- и помешала зрячим
     Преследовать его в бою горячем.

     Над войском вывернулся наизнанку
     Весь мир, и кинул шах свою стоянку.


        "ПИСЬМО ШАХА МУБАДА И ОТВЕТ ВИС"

     Оправившись после первого поражения, Мубад наносит удар
     войскам Виру и посылает к Вис посла с письмом: если Вис
     пойдет замуж за Мубада, он прекратит войну, в противном
     случае он уничтожит войска Виру. Вис резко разговаривает
     с послом шаха и выпроваживает его.


        "ВОЗВРАЩЕНИЕ ПОСЛА МУБАДА ОТ ВИС"

     Услышав речь красавицы, посол
     На страсть намека даже не нашел!

     Он поспешил, опередив рассвет,
     И шаху передал ее ответ.

     Любовь Мубада вспыхнула стократно, --
     Как сахар, эта весть была приятна:

     Тому в особенности был он рад,
     Что не познал сестру-супругу брат.

     Сказал он: "Речи девушки правдивы!" --
     И рассмеялся шаханшах счастливый...

     В ту ночь, когда супругом стал жених,
     Обрадовав и близких и родных, --

     Болезнь пришла внезапно к новобрачной,
     И ночь для мужа оказалась мрачной.

     Судьбы, как видно, таковы законы, --
     Не сблизились в ту ночь молодожены!

     Раскрылась рана у серебротелой,
     И кровь на юной розе заблестела.

     Неделю новобрачная томилась, --
     Ты скажешь: из рубина кровь точилась.

     В такие дни жена зороастрийца
     Обязана от мужа удалиться,

     А если скроет, что она больна, --
     Отверженной становится жена.

     Пока у Вис не проходил недуг,
     Не знал желанной радости супруг.

     Сколь ни была она чиста, прекрасна,
     Та свадьба для Виру была злосчастна.

     Казалось: мир, чтоб их лишить отрады,
     Поставил меж супругами преграды.

     От неудачи, происшедшей вдруг,
     Забыл и о супружестве супруг,

     От неудачи, что бойцы познали,
     Стояло войско в смуте и в печали.

     Ты скажешь: дунул ветер, полный сил,
     И свадьбу, как светильник, погасил.


        "МУБАД СОВЕЩАЕТСЯ СО СВОИМИ БРАТЬЯМИ"

     Когда Мубад узнал об этом деле,
     Его душой желанья овладели.

     Два брата было у него: Рамин
     И Зард, вожатый доблестный дружин.

     Их преданность познав уже не раз,
     Шах вызвал братьев и повел рассказ.

     Когда Рамин еще ребенком был,
     Он втайне Вис прекрасную любил.

     С тех пор как в сердце та любовь зажглась,
     Ее скрывал от посторонних глаз.

     Дождя надежды не познав, от боли
     Увяла страсть, как стебель в знойном поле,

     Но прибыл к брату он в Гураб, и вновь
     Истоки жизни обрела любовь.

     Опять надежда сердцем овладела, --
     Любовь, сгорая, только молодела.

     Опять в душе побег любви возник,
     И снова резким стал его язык,

     Срывались речи пламенные с губ,
     Был разговор его порою груб...

     В чьем сердце разожжен любви костер,
     Того язык -- напорист и остер.

     Он вырывается из пут, он страстен,
     Влюбленный сам уже над ним не властен.

     Язык -- страж сердца, но язык любви
     Бессмысленным и странным назови.

     Влюбленный, одержим безумьем страстным,
     Становится коварным и опасным!

     Рамин, в чьем сердце страсть была жива,
     Сказал царю учтивые слова:

     "Оставь заботы, шах, остановись,
     Не думай о любви к прекрасной Вис.

     Сокровища ты расточишь без счета,
     Но тщетною окажется забота.

     Плодов не обретешь, трудясь упорно:
     В солончаке свои посеешь зерна.

     Ты не достигнешь цели, царь царей:
     Не станет Вис возлюбленной твоей!

     Как ты ни действуй, делом будет праздным
     Искать алмаз не в руднике алмазном.

     Как можешь ты ее любви добиться?
     Отец ее убит, и ты -- убийца!

     Любовь не добывается войной,
     Ни золотом, ни царскою казной.

     Из-за нее ты в бедствии погибнешь,
     Добыв ее, -- впоследствии погибнешь!

     Возлюбленная-враг в твоем жилье
     Подобна в рукаве твоем змее!

     При этом, вспомни, шах, свои года:
     Ты стар, а Вис красива, молода.

     Ищи другую: могут быть четой
     Старик -- старухе, юный -- молодой.

     Тебе нужна лишь юная жена?
     Ей тоже в муже молодость нужна!

     Ты -- осень, а она -- весна в цвету,
     Составить вы не можете чету,

     А сочетаешься, лишенный силы, --
     Не даст ей наслажденья старец хилый.

     Раскаянье тем будет бесполезней,
     Что нет лекарства от таких болезней.

     Порвать с женой трудней, чем сбросить полог,
     Недуг твой будет и тяжел и долог.

     От страсти к ней тебя не исцелят,
     В разлуке с ней измучишься стократ.

     Любовь как море, чей закон таков:
     Не сыщешь дна, не видишь берегов.

     Ловец жемчужин станет жертвой горя,
     Коль не сумеет вынырнуть из моря.

     Пойми: любовь найти стремишься ныне,
     Но завтра захлебнешься ты в пучине.

     Легко ты прянешь, -- море глубоко,
     И вынырнуть из моря нелегко.

     Поверь: пекусь я о твоей судьбе,
     Одной лишь пользы я хочу тебе.

     Прими совет и братское участье,
     Не то к земле тебя пригнет злосчастье."

     Рамина слушал старый шаханшах:
     Познал он горечь в сладостных речах.

     Измученному страстью, острой болью,
     Казался сладкий сахар горькой солью,

     Но, если б не был от любви без сил,
     То шах бы сладость сахара вкусил.

     Речь брата -- зелье -- не достигло цели:
     Страсть только крепнет от подобных зелий.

     Советом не помочь сердечной ране:
     Сильней кровоточит от назиданий!

     Нет, не погасят, разожгут упреки
     Огонь любви жестокий и высокий!

     Упрек для сердца -- меч: пусть меч остер, --
     Любви необходим отпор и спор.

     Сердца влюбленных тем сильней горят,
     Чем больше на пути у них преград.

     Упреки -- это дождь, но дождь камней:
     Казалось бы, что нет его больней;

     Но пусть не камни с неба, копья с башен
     Летят, -- влюбленным дождь такой не страшен!

     От порицаний страсть горит быстрей,
     Любовь становится хитрей, острей.

     Словами, порицая иль грозя,
     Очистить сердце от любви нельзя.

     Любовь -- огонь. Упреки -- вихрь. Что станет
     С огнем, как только грозный вихрь нагрянет?

     От вихря увеличится любовь:
     Над всей землей владычица -- любовь!

     Пойми же, прочь сомнения гоня:
     Упрек для страсти -- ветер для огня.

     Для страсти укоризна -- скорпион,
     Лишь тот не знает страха, кто влюблен...

     Настолько был Мубад влюблен, что речь
     Рамина для него была как меч.

     Другому брату он сказал тайком:
     "Нужна мне Вис, я сердцем к ней влеком.

     Ты окажи мне помощь в этом деле,
     Тебя возвышу, коль достигну цели,

     Но если не придет ко мне успех,
     Поднимет вся земля меня на смех."

     "Ты улести Шахру, -- ответил брат, --
     Дары, динары чудо сотворят,

     Ее сперва казною порази,
     Потом ей божьим гневом пригрози.

     Скажи ей: "Этот мир живет, греша,
     Но есть другой, куда придет душа.

     Твоя душа предстанет перед богом, --
     Но что ты на суде ответишь строгом?

     У нарушительницы договора,
     Клятвопреступницы, -- слаба опора!

     От кары не уйти душе греховной,
     Когда судить начнет судья верховный."

     Так устрашай ты карами ее,
     Так обольщай динарами ее!

     Две эти вещи для царей -- соблазны,
     Соблазнам тем и женщины подвластны.

     Динар и слово -- лучше всех орудий,
     Чтоб за тобою следовали люди!"


        "ОПИСАНИЕ БОГАТСТВ, КОТОРЫЕ МУБАД ПОСЛАЛ ШАХРУ"

     Сперва посланье шаханшах составил,
     Затем Шахру сокровища отправил.

     Мир не запомнил испокон веков,
     Чтоб столько посылалось жемчугов!

     На ста верблюдах -- пышные шатры,
     На пятистах -- роскошные дары,

     На пятистах -- с поклажей паланкины:
     Навьючены алмазы и рубины.

     Под жемчугами, что светлей созвездий,
     Сто боевых коней и вьючных двести,

     Еще три сотни пальм живых -- служанок,
     Фиалкокудрых, томных китаянок,

     Что серебром, как тополя, блестят,
     На их груди -- созвездия Плеяд.

     Их тонкий стан жемчужине сродни,
     И золотом увенчаны они.

     Мир из-за них живой весной казался,
     Цветеньем рая мир земной казался!

     Коса у каждой -- мускусный аркан,
     А стан у каждой -- кипарис, платан.

     У каждой лик луною пламенеет,
     А солнце, как луна, пред ней бледнеет.

     Украшена венцами красота,
     И жемчуга роняют их уста.

     Дано им триста золотых венцов,
     А также с жемчугами сто ларцов.

     И амбра в тех ларцах, и мускус чистый, --
     Как кудри девушек черны, душисты.

     Еще зажглось, как светочи высот,
     Хрустальных чаш и золотых семьсот.

     Еще сверкал, как розы в цветниках,
     Румийский жемчуг в двадцати тюках.

     Еще такая возвышалась кладь,
     Что ни измерить и ни описать.

     Ты скажешь: все, чем только мир богат,
     Шахру отправил шаханшах Мубад.

     Не видя меры злату, серебру,
     Сознание утратила Шахру,

     Сошла с ума при виде той поклажи,
     И дочь и сына позабыв тотчас же.

     Страх перед богом поднял в ней свой голос --
     И сердце на две части раскололось.

     Когда смертельный мрак явила ночь,
     Решенье матери узнала дочь.

     Чтоб небо с нею не играло в прятки,
     Шахру нашла разгадку той загадки.

     Тогда дворец раскрыла пред владыкой,
     Тогда прийти велела луноликой.


        "МУБАД НАПРАВЛЯЕТСЯ ВО ДВОРЕЦ И ПОХИЩАЕТ ВИС"

     Такими были время и забота,
     Когда раскрылись пред царем ворота.

     Везде искал красавицу Мубад:
     Сокрылся от него цветущий сад.

     Но вскоре весть о ней к царю пришла:
     Та весть была сиянием чела,

     Та весть дышала мускусом кудрей, --
     Приблизился нежданно царь царей,

     Хрустальнорукую схватил он вдруг,
     Вручил бойцам, толпившимся вокруг,

     Чтоб люди унесли в его стоянку
     Из дома материнского смуглянку,

     Чтоб унесли скорее в паланкине, --
     И паланкин стал цветником отныне.

     Вокруг нее -- вельможи царской свиты,
     Богатыри, что всюду знамениты.

     Когда ударили друг друга бубны
     И загремел над войском голос трубный,

     Отряды шаха двинулись назад,
     Как ветер, был стремителен Мубад!

     Он гнал коня среди степных просторов,
     От пленницы не отрывая взоров,

     Как лев, что увидал стада овец,
     Как вор, что увидал чужой ларец.

     Иначе он смотреть не мог: была
     Как солнце та красавица светла.

     Он столько приложил трудов недаром:
     Открылся дивный клад пред шахом старым, --

     Душистый и сверкающий жасмин,
     И жемчуг, и смеющийся рубин.


        "ВИРУ УЗНАЕТ О ПОХИЩЕНИИ ВИС"

     Виру, узнав, что сделал царь царей,
     Примчался ветра буйного быстрей.

     Но слишком поздно прибыл во дворец, --
     Его жену похитил царь-хитрец:

     Чтоб раздобыть жемчужину одну,
     Принес он в жертву целую казну!

     Так обманула сына мать родная,
     На огненные муки обрекая.

     И, полный ярости, он стал пылать,
     Разгневали его сестра и мать.

     Ушла из сада верности весна,
     И чистоты лишилась белизна.

     Из крепости-ларца рубин исчез,
     И нет луны в объятиях небес.

     Был рудником он, полным серебра,
     Но стал рудник пустым: ушла сестра.

     Он жемчуга в душе своей пронес, --
     Остался он с жемчужинами слез.

     Виру тоскует, думает о мести,
     Мубад ликует с луноликой вместе.

     Смотри: Виру страдает от обид,
     Без милой Вис душа его скорбит,

     Его лицо от горя пожелтело, --
     Ты скажешь, что душа ушла из тела.

     Разлуки облака над ним нависли,
     Из клетки мозга улетели мысли.

     Он предавал проклятью, поношенью
     Судьбу -- за то, что стал ее мишенью.

     Его красавицу похитил шах,
     Его звезду низринул в черный прах!

     Смотри: Виру тоскует, но отраду
     Его тоска доставила Мубаду.

     Один из-за красавицы в смятенье,
     Другой познает с нею наслажденье.

     У одного нет радостного крова,
     Расцвел цветник блаженства у другого.

     Один -- в пыли, как нищий, а другой
     Подругу обнял жадною рукой.


        "РАМИН ВИДИТ ВИС И СНОВА ВЛЮБЛЯЕТСЯ В НЕЕ"

     Предвидя исполнение желаний,
     Был счастлив тот, кто правил в Хорасане.

     Была забыта прежняя тоска,
     И снова стала жизнь его сладка.

     Был паланкин с красавицей в те дни,
     Чертогом, разукрашенным Мани!

     Над ним повеет ветерок, вздыхая, --
     Вселенной принесет дыханье рая.

     Тот паланкин сиял, как небосвод,
     Где не луна, -- красавица плывет.

     Тот паланкин был куполом скорей,
     Пропахшим амброю ее кудрей!

     Казалось: солнце устремилось вдаль,
     Закутанное в золотую шаль.

     То блеск взаймы она дает планетам,
     То мускус всем она дарит предметам,

     То розу нам напомнит, то платан,
     Мяч -- подбородок, кудри -- как човган.

     Казался паланкин священным раем:
     К архангелам охрану приравняем!

     Когда судьба решила, чтоб Рамин
     Взглянул на несравненный паланкин,

     В его душе зажглась любовь, и разом
     Испепелился терпеливый разум.

     Подул весенний ветер беспричинно,
     Сорвал он покрывало с паланкина,

     Ты скажешь: молния блеснула в тучах,
     Заря взошла из обл