В медоватый запах белых
цветов и чебреца примешивалась горьковато-душистая полынь.
     Ноги мерно,  теперь уже приятно-устало отсчитывали шаги. Губы об-
выклись с сухостью. Степь шла под уклон, вновь поднималась вверх, соп-
ровождаемая сторожевым - - куполом Котовской церкви.  Наконец на одном
из холмов,  впереди внизу,  из-за низинного леса-займища  показывалась
колокольня Михайловской церкви.  Та самая, с которой отстреливался дед
Данила с "орленком красного Хопра" - Петькой Негробовым...
     Вот она - центральная точка маршрута.  Из нее еще видна Котовская
церковь,  прилежащая к Урюпинску,  с которым ты расстаешься на лето. А
впереди - глава Михайловской церкви. Такая вот связь времен...
     Начинается спуск к лесу. Он пролегает мимо живописного Вдоволова.
То ли в ходе длинного перехода степью ежедневные заботы постепенно вы-
тесняются из сознания,  то ли действительно это  место  располагает  к
раздумью,  тянет к вечности. Первое напоминание о ней - кладбище спра-
ва.  Оно стоит на пригорке, огороженное неровной стеной из разнообраз-
ных глыб камня-песчаника. Кресты над могилками самые разнообразные: от
древних, покосившихся над заросшим лебедой холмиком до современных же-
лезных надгробий над ухоженными участками. Кое-где видны звездочки...
     Лежат предки...  Сколько  десятилетий,  сколько  столетий?  Может
быть,  со времен грозных набегов татар,  когда лилась кровь, сжигались
селения и люди уводились в рабство?
     Казалось: все погибло,  жизнь вымерла. Но нет! Упрямый дух казака
возрождал былое,  станицы отстраивались заново. И вот уже на спуске, у
самой речки построена водяная мельница.  Какие чувства она мне навева-
ла!
     Вечность. Я сидел у нее,  любовался журчанием воды и ждал чего-то
необычного...  Вот сейчас придет мельник, откроет дверь, и потянутся к
нему со всей округи обозы с мешками пшеницы...
     Но мельница молчит,  и я вижу заброшенный старый дом  на  обочине
хутора. Окна его заколочены крест-накрест досками, забор повален. Не в
город ли поспешили хозяева, перекрестив досками не только окна, и но и
всю прошлую жизнь на природе? Как им там живется?
     Вероятно, есть жилье с удобствами,  модная одежда, продукты пита-
ния из магазина.  Все есть, а душа - не на месте. Высокие дома, восхи-
щавшие их после приезда,  теперь заслоняют от них такие красивые  зори
над полем.  Обилие встречных,  с каждым из которых хотелось поделиться
радостью переезда в город,  превратилось в бесконечную толпу.  От  нее
спешишь  укрыться в квартиру-клетку.  Казавшиеся такими красивыми бол-
гарские помидоры,  словно выращенные по шаблону, лишь жалко напоминают
по вкусу о мясистых сладких домашних великанах...
     По преданию,  Антей терял силу, когда его отрывали от земли... Не
поэтому ли чувствуют себя уехавшие хозяева временно живущими в городе?
Хотя лет пошло н немало,  а не приходит в сознание  ощущение  вечности
бытия, такое естественное во Вдоволове и на этой дороге детства...
     Идешь дальше по обочине прихоперского леса.  На лугах  встречаешь
пасущихся коров.  Далее - подъем в Краснояровку,  рядом с которой,  на
высоком песчаном берегу Хопра, покоятся уже твои предки... Минута мол-
чания...
     Впереди-хутор с историческим названием Форштат. По преданию, Петр
1  основал  его,  направляясь в Воронеж на строительство своего южного
флота... Михайловская церковь уже во весь свой возвышающийся рост при-
тягивает:  давай быстрей. Заходишь по пути к деду Антону и бабушке На-
таше,  которая "как сейчас" помнит своего легендарного брата Петьку. И
вот она,  Первомайская улица,  на которой стоит срубленный дедом еще в
пору звенящей юности дом...
     Забег сжимает  впечатления  до размеров справочника-путеводителя.
Восходящее утреннее солнце ласкает с правой стороны. День еще не вошел
в силу. В Краснояровке встречаешь молодую цыганку и спрашиваешь: "Ска-
жи, красавица, повезет ли мне сегодня?" Она, улыбаясь, отвечает: "Да".
     В доме  у деда я достаю из вещей приехавших родственников две ма-
йонезные баночки.  В первой из них - мое дневное сегодняшнее питание -
мед.  Его  я выпью сейчас без бутербродов за парой чашек чая.  Во вто-
рой-куриный жир.  Им я разотрусь перед заплывом, у Краснояровки, у мо-
гил предков. Расчетное время старта - 11 часов. Это позволит мне, плы-
вущему со скоростью 3,5 км/час (2,3 км/час - моя скорость;  1,2 км/час
-  скорость реки),  преодолеть 35 километров реки за 10 часов - и быть
дома засветло, в 21 час.Забегая вперед, скажу, что куриный жир держал-
ся на мне две трети маршрута.  На плаву проведешь ладонью по коленке -
еще скользит...
     После чая зашли к родственникам,  живущим в станице. Один из них,
Алексей Никитин, только что справил шестидесятилетие. В войну был раз-
ведчиком,  чудом взбежал расстрела.  Сейчас готовился к путешествию на
машине по местам героической юности.
     От него зашли к местному писателю Борису Лощилину. Это колоритная
фигура.  Еще в тридцатые годы он навещал земляка Шолохова  в  качестве
корреспондента  "Комсомольской правды".  Патриот станицы Михайловская,
он и летом и зимой хранит свою монашескую обитель- дом в зарослях кле-
на и черемухи, в которых в майскую пору поют соловьи.
     Постучишь громко в калитку и ждешь.  Хозяин,  громадина под  метр
девяносто,  зимой в фуфайке на голое тело, летом - с обнаженным торсом
- неторопливо идет открывать.  Усадит гостеприимно и приготовится вни-
мать  своим добродушным,  с чуть раскосыми глазами лицом.  Вдруг отку-
да-то важно,  походкой хозяина, появляется громадный пушистый рыже-бе-
лый кот.  Степенно, без звука усаживается на колени хозяина, не удосу-
живая нас взглядом...
     Выслушав мою затею с плаванием,  не стал отговаривать. Своим гро-
мадным житейским и писательским опытом понимал: предприятие неотврати-
мо,  как судьба.  Бескрайне человеческое самоутверждение.  Даже на мой
подсчет,  что за десятичасовой заплыв я совершу около 20  тысяч  греб-
ков-толчков,  резонно провел параллель.  "Твой дед,  плотник Александр
Александрович,  своими руками построил столько домов в  округе.  Разве
он, махая от зари до зари топором, меньше делал движений?"
     Вместе с тем Борис Степанович привел несколько примеров из  своей
молодости,  тактично повествовал на тему опасностей маршрута. Он начал
с того,  как однажды сам напоролся на перемет -  притопленную  поперек
реки  веревку  с  привязанными  к ней крючками...  "Любят иногда рыба-
ки-браконьеры часть реки перегоражнвать и сетями. На плаву ее не заме-
тить:  она сантиметров на двадцать ниже поверхности воды, а на быстром
течении в ней легко запутаться..."
     Хрестоматийным для  местных жителей стали и случаи с корягами -
притопленными корневищами деревьев.  Бурные весенние воды  отмывают  с
окраины  леса пенек или целое дерево и кувыркают его вдоль по течению.
В каком-либо месте,  чаще у берега, набухшею от воды дерево заякорива-
ется.  Его нижнюю часть заносит песком, а верхняя, бывает, колом стоит
под поверхностью воды, навстречу течению. Разбегается паренек по весне
прыгать  с  этого,  еще  прошлым летом безопасюго обрыва,  и печальной
вестью по всей округе расходятся круги от рокового прыжка...
     Однако главной  опасностью Лощилин все же считает переохлаждение:
мыслимое ли дело 10 часов кряду болтаться в воде.  Что-то не припомнит
он  сходного случая из своей долгой жизни.  Резонно возражаю.  Хопер -
это не море. Вышел из воды и иди пешком по дороге детства...
     Последняя фраза писателя; "Когда ходили катера, с нас брали день-
ги за 55 километров пути" - не раз вспомнится мне потом на плаву.
     ...В беседах не заметил,  как отодвинулось время старта.  Он при-
шелся на 14 часов 33 минуты.  Простой подсчет показал бы,  что минимум
два часа придется плыть в темноте,  на ощупь. Но солнце стояло в зени-
те,  красноярский песок сиял своей белизной,  зеленовато-стальные воды
Хопра манили: вперед!
     Стиль плавания на таком  продолжительном  маршруте  имеет  особое
значение.  Перепробовав четыре известных (вольный, "дельфин", на спине
и брасс),  остановился на последнем.  В отличие от других видов  брасс
гармонично  нагружает  сгибательные  и разгибательные мышцы рук и ног.
Вольный,  "дельфин" и на спине используют прямые руки и ноги.  Это пе-
регружает  мышцы-разгибатели и недогружает мышцы-сгибатели.  Темп трех
первых стилей по сравнению с брассом - высокий. В них трудно организо-
вать длительную фазу отдыха-скольжения.
     Брасс начинается  вытянутыми вперед руками с гребка ими в стороны
(вдох).  Выполнив его,  прижимаешь кисти к груди,  а согнутые в локтях
руки - к бокам.  Во время гребка руками ноги кратчайшим путем подтяги-
ваются "в позу сидения".
     Затем выполняется  мощный  толчок  разгибающимися  ногами назад в
сторону с их последующим сведением вместе.  Руки выпрямляются  вперед.
Если понаблюдаете за плавающим лягушонком,  обнаружите аналогию с опи-
санной второй фазой. Третья фаза - скольжение прямого тела с вытянуты-
ми вперед руками (выдох).  Если ее не комкать, то получается приятный,
кратковременный отдых. Вода мерно журчит по кончикам ушей. Нос выдува-
ет пузырьки.  Все тело расслаблено,  иногда даже покачивается на тече-
нии.
     В зарослях брассом вязнешь, переходишь на кроль. На заплыве-мара-
фоне не стоит часто погружать голову в третьей фазе - скольжении:  че-
рез  несколько километров голова начинает мерзнуть.  Если ее все время
держать приподнятой, устают шейные мышцы.
     Выход был найден простой.  Во время четырех гребков руками я клал
голову на левое ухо,  рассматривал правый берег реки.  Четыре гребка -
голова держится прямо, вода скользит по рту. Четыре следующих гребка -
голова ложится на правое ухо,  рассматриваю левый  берег  реки.  Затем
снова смотришь прямо, и все повторяется сначала.
     Может ли быть скучным такое путешествие? Ты рассматриваешь берега
реки не сидя в лодке.  Лодка приподнимает тебя над водой,  отделяет от
нее.  Поле зрения окаймляется бортиком лодки. Скрип и плеск весел заг-
лушают журчание воды, шелест прибрежных кустов, пение птиц.
     Погрузившись в воду,  ты растворяешься в природе. Глаза-свидетели
наблюдают  за ней в каких-нибудь пяти сантиметрах от поверхности воды.
Происходит "съемка скрытой камерой". Одна за другой открываются тайны,
дотоле тебе неизвестные.
     Вот речка, сверху кажущаяся ровной гладью, вдруг приподнимает те-
бя над собой.  Руки и ноги чиркают по промытому бело-желтому бархатис-
тому песку.  Поднимаешься,  с удивлением бредешь по колено в  журчащей
воде, вдоль середины реки. Стаи рыбок с любопытством подплывают к тво-
им ногам, рассматривая такое редкое в этих местах диковинное существо.
Набожной  старушке со стороны это может показаться шествием святого
после прошедшего праздника - ильина дня...
     Вдруг красноярский перекат резко обрывается. Озябшее на ветру те-
ло обступает теплая,  мягкая вода. Начинаешь привычно скользить в ней,
поглядывая на очередной поворот реки.  Весь левый берег усеян стелющи-
мися мелкими белыми цветами - кашкой.  В этой излучине реки ветра нет,
и по воде стелется их пьянящий,  расслабляющий медовый запах. Закрыва-
ешь глаза и блаженствуешь в какой-то невесомости,  в сказке, чувствуя
теплые блики солнца на лице...
     Через некоторое время замечаешь,  что слева к  Хопру  пробивается
какой-то  приток.  Прикидываешь расстояние.  Так и есть:  это та самая
вдоволовская речушка Косарка,  на берегу которой предприимчивый хозяин
соорудил свою водяную мельницу. Невольно сравниваешь водный и сухопут-
ный маршруты: какие они разные...
     Путь водный кажется растянутым по времени.  Сколько плыл - никого
из людей не встретил, словно плыл в небытии. Наконец впереди слева, па
берегу, зачернело стадо коров. Подплываешь ближе. Непривычно наблюдать
отсюда,  из воды,  ту, другую, сухопутную жизнь. Здороваешься с пасту-
хом. Он с удивлением узнает, что ты стартовал в Михайловке, еще больше
- что плывешь в Урюпинск.  Говорит, что сейчас полпятого и что дальше,
от хутора Батрацкого, Хопер круто пойдет вправо, на запад, к Добринке.
Засветло  вряд ли доберусь.  Коровы уныло ходят по берегу под палящими
лучами солнца, вяло жуют траву. Прощай, сухопутная жизнь...
     Солнце уже не в зените, а Хопер- все подворачивает и подворачива-
ет направо, на запад. Стали встречаться белые песчаные косы, то слева,
то  справа на берегу.  Они украшают зеленый ландшафт,  но без человека
кажутся безжизненными,  ненужными.  Невольно представляеыь себе и  всю
планету,  опустевшую в результате какого-либо происшествия: то ли кос-
мического,  то ли военного.  Открываешь для себя, что притягательность
на шей Земли имеет смысл,  если она населена.  Только человек способен
одухотворить красоту,  понять и отобразить ее. Поэтому его присутствие
необходимо: оно дополняет природу, оживляет ее, придает ей смысл...
     Солнце склонилось к горизонту, и ты уже плывешь прямо на него, на
запад.  А  Урюпинск  - на юге.  Первый раз вспоминаешь слова Лощилина:
"Когда ходили катеpa,  с нас брали деньги за 55 километров пути".  Вот
уже слышно тарахтенье тракторов,  где-то там, в поле, за бугром. Длин-
ный уборочный день в разгаре...  Может быть, это Добринка. Наконец Хо-
пер начинает поворачивать налево.  Солнце, подходя к горизонту, светит
тебе уже в спину.
     Ты как-то  с  надеждой  оглядываешься на него назад:  "Ну посвети
еще,  ну, что тебе стоит?" Успокаиваешь себя тем, что после его захода
еще целый час светлого времени.  Но что значит час на этом длинном пу-
ти?
     Только порассуждал на эту тему, как сумерки обволакивают прибреж-
ные места. Затихают на них все признаки жизни. Не порхают бабочки, ма-
лахитовые стрекозки, стрелообразные ласточки.
     Тело давно пообвыкло с прохладой воды,  оно ее не чувствует. Про-
бую коленки,  жир стерся.  Пальцы рук стали волнистыми,  как в детстве
после долгого купания.  В третий раз вспоминаю напутственные слова Бо-
риса  Степановича  о 55 километрах пути.  Они наполняются реальностью.
Вопрошаю себя:  "Что же мне всю ночь плыть на ощупь?  Ведь  сейчас,  в
темноте, и дорогу не найдешь, и о кустарник исцарапаешься.
     Наступила темнота,  а ничего похожего даже на приближение  хутора
Котовского.  Не видно огней, не слышен лай собак. Над головой разверз-
лась бездна темного южного неба с  контрастно-яркими  звездами.  Всего
какие-то 600 километров южнее Москвы,  а картина разительная.  Выйдешь
ночью и любуешься манящими ввысь,, к другим мирам, холодными звездами.
Может быть. мы н вправду спустились оттуда?
     На земле после такой вдохновенной  мысли  отправляешься  восвояси
спать  на мягкую кровать,  А каково здесь,  в воде?  Тело уже начинает
ощущать холод.  Глаза спасительно ищут на небе серп луны.  Но нет.  Не
суждено было мне в ту ночь,  16 августа 1982 года, увидеть даже ободок
молодого месяца... "55 километров..."
     Ну, что ж,  приготовимся к худшему,  будем плыть ночь. Зато, если
повезет,  при ярком солнце, которое днем было так ко мне благосклонно,
причалим к Урюпинскому берегу,
     Принятие решения еще не избавляет от трудностей пути, но включает
резервы  организма.  "Ответный  залп  на глаз и наугад!  Вдали пожар и
смерть:  удача с нами!" ...Ты прав, Лощилин. 55, так 55! Я пью за твое
здоровье эту студеную воду,  ее столько много. Я глотаю, не исключено,
те глотки воды, рядом с которым ты вчера зачерпнул свое ведро...
     Откуда жажда?  Быть  может,  это долгий путь в воде вымыл из тебя
соли и вместе с ними - воду? А может, это просыпается жажда жизни?
     "Еще не вечер!" Наваливаюсь на воду с новой силой.  Очень хочется
жить.  От такой атаки даже течение пошло на убыль.  Впрочем,  нет, мне
это не кажется.  Вода действительно стала спокойнее.  Это  может  быть
тогда, когда русло реки расширяется.
     Кромешная тьма.  Вода - стоячая, куда плыть? Как не заблудиться в
этом хороводе звезд? Ведь у Хопра в займище, слева, столько старых ру-
сел,  озер и притоков.  Стоп:  "слева". Значит, надо держаться правее.
Спокойнее.  Вот уже слышен отдаленный лай собак. Но пойди разбери, чьи
они, в каком они селении.
     Если котовские,  то до Урюпинска - 7 километров, два часа на пла-
ву. А если нет... Вроде бы по берегам стал появляться лес. Его не вид-
но, но ощущаешь каким-то чувством кудрявые верхушки плакучих ив. Стара-
юсь плыть примерно посредине... Гребок, другой... стоп! Руки упираются
в притопленное бревно, а вот и сам берег. Уныло заброжу назад, в воду.
     Мне уже все равно.  Полагаюсь на судьбу.  Если  суждено,  значит,
проплыву...  Но ведь там,  в Урюпинске,  - близкие.  Ты им обещал быть
засветло.  Дети еще легкомысленны, переживут. А жена и мать? Пусть они
привыкли к чудачествам "моржевания",  длинным забегам. Но как побороть
мысль о том,  что плыть в темноте вдоль реки - это не то же, что пере-
махнуть ее с берега на берег засветло?  Ведь на каждом ее участке соб-
раны немалые "жертвоприношения" на протяжении долгой жизни матери...
     Позже узнаю,  что, когда стемнело, все они, выражая последнюю на-
дежду,  что вот-вот появится тот,  кого ждут,  - все они хором не  раз
проскандируют: "Во-ло-дя!.."
     А Володя тем временем напряженно всматривался в горизонт над  ре-
кой. "Неужели светлеет?"
     Так и есть! Это появилось зарево урюпинских огней над новым авто-
мостом через Хопер!  Здесь, на природе, вдали от промышленных строек и
высотных  домов он поражает своей величественностью.  Его высокие,  на
случай весеннего паводка, пять пролетов гордо возвышаются над красивы-
ми берегами, являют собой памятник бурному XX веку.
     Ощущение "доплыл!" придало силы.  Радостный "пробурлил" мимо ком-
сомольских гор.  Когда-то,  в пятидесятых годах, это были красивые ка-
менные пирамиды. Их можно было сравнить, если не с красноярскими стол-
бами, то с Жигулевскими горами на Волге. Но строился Волго-Донской ка-
нал.  Требовался камень-песчаник.  Мы, урюпинцы, привыкли тогда к эхам
взрывных работ и потоку машин с камнем,  уходящих на юго-восток. И что
в то время я,  суворовец, а затем - курсант летного  пища, мог думать
об охране окружающей среды?  Жизнь и природа были для  меня  бесконеч-
ны...
     Это сейчас,  спустя столько лет, возникла мыс о необратимости ут-
раты; "Если бы можно было, как в кино, "сзаду наперед", подвезти камни
к горе и взгромоздить их в возвышающийся  над  красотами  окрестностей
монолит..."
     А вот и овраг со "святым колодцем".  Те,  которых уже не  переде-
лать,  старушки - "божьи одуванчики",  родившиеся до революции,  ходят
сюда по религиозным праздникам.  Чинно идут они по  свежему  утреннему
воздуху лесной тропой небольшими группками. Тихо' разговаривают...
     Это их "физкультура"; духовная и телесная. Кому они мешают? Какой
досуг,  какое очищение им могут предложить взамен?  Однако взял кто-то
да и засыпал "злосчастный" колодец с помощью самосвалов...  Но природу
с наскоку не одолеешь:  пробил себе родничок выход рядом, и еще шире и
сильнее забилась его хрустальная чаша...
     Под автомостом проплываю осторожно, вытянувшись "щучкой": предуп-
редили, что после строительства много глыб камней и арматуры с острыми
краями осталось здесь же.  Еще небольшой отрезок, еще одно препятствие
-  остатки  старого пешеходного моста.  Он был построен еще до войны и
помнится из далекого детства высоким, со множеством свай-ходулей...
     Однажды мы с матерью добывали "военную пищу"-  искали  ракушки  в
Хопре, недалеко от того моста. Насобирав их целую кучу, тут же раскры-
ли,  освободив створки от мяса. Я полез по обрыву Хопра, взялся за ко-
рень дерева. Тот не выдержал, лопнул, и я со всего маху спиной и голо-
вой врезался в кучу острых створок ракушек.
     Кровь пошла ручьем.  Не помню, откуда у матери появился бинт. Го-
лову перевязали...  Шел, забинтованный, по старому мосту, гордо подняв
голову.  Мне  казалось,  что я стал участником той гигантской битвы за
судьбу человечества,  которая решалась и здесь, на