ь разделение должностей
гражданских от военных, что и выразилось в знаменитой Табели о рангах. Мы
несколько раз упоминали о целой системе учреждений, имевших воспитательное
значение для народа чрез приучение его к деятельности сообща.. Система эта
приводилась в исполнение постепенно, и только к 1720 году образовались для
отдельных ведомств коллегии, заменившие прежние приказы. Коллегия состояла
из президента, вице-президента, советников и асессоров. Если и в Сенате,
куда были выбраны самые способные люди, дело по его новости шло далеко не
так, как бы желалось, то тем более нельзя было надеяться вначале большого
успеха в коллегиях. Тяжело было приниматься за новое дело; ежеминутно
вопросы: как делать? и кто будет отвечать на эти вопросы? В Сенат Петр
решительно не допускал иностранцев, но в коллегии допускал. Президент
необходимо был русский, но вице-президент мог быть иностранец; также из
иностранцев был один советник или асессор, один секретарь. Спросят - зачем
это? Неопытность русских требовала указания - как вести дело; способ
ведения дел был новый, и в некоторых коллегиях самое содержание дел было
новое, как, напр[имер], в Берг- и Мануфактур-коллегии.
   Петр велел отправить в Кенигсберг 30 или 40 человек молодых подьячих,
но до их возвращения надобно было допустить иностранцев; по незнанию
русского языка иностранцы должны были вести дела чрез переводчиков -
неудобство страшное! Чтоб избавиться от этого неудобства, Петр велел
своему резиденту в Вене пригласить из австрийских коллегий в русскую
службу чиновников славянского происхождения, чехов, моравов, которые могли
бы скорее немцев выучиться русскому языку; велел пригласить в службу при
коллегиях шведских пленников, выучившихся по-русски, а между тем при
первой возможности старался отделаться от иностранцев при коллегиях: в
1722 году, сидя в Сенате, Петр велел президентам коллегий разобрать
иноземцев - коллежских членов и указать тех, которые годны, а негодных
отпустить. Легко понять, какое препятствие все эти учреждения встречали в
недостатке способных людей при общем малолюдстве; в 1722 году
генерал-прокурор жаловался, что еще 100 мест в управлении остаются
незамещенными.
   Поручая герольдмейстеру приготовлять молодых дворян для гражданской
службы, Петр, однако, внушал ему, чтоб он не слишком много пускал в
гражданскую службу, иначе армия и флот истощатся; после этого внушения
нельзя сказать, чтоб должность петровского герольдмейстера была легка.
   Высшие учреждения, коллегии еще как-нибудь наполнялись людьми, но в
областном управлении преобразователь вследствие недостатка людей должен
был отказаться от своих любимых планов относительно коллегиальной формы и
отделения суда от управления; его планы остались программою для будущего.
   Но Петр не хотел отказаться от другого воспитательного для народа
средства, от выборов, которые он устроил повсюду в обширных размерах в
гражданской и военной службе. Сверху выборы начинались с президентов
коллегий, и сам Петр присутствовал при этих выборах, учил, как производить
их правильно и беспристрастно: выбирал Сенат с участием генералитета,
членов коллегий и 100 человек выборных из дворянства; в другие высшие чины
Сенат избирал баллотировкою, в низшие назначал просто. Петр непременно
хотел, чтоб выборы распространили жизнь, самостоятельное движение, общую
деятельность и в областях. Как обыкновенно и везде бывает, право выбора
явилось тяжелою обязанностию, от которой старались избавиться. Петр велел
выбирать дворянам сборщиков податей, или земских комиссаров; дворяне
начали вместо себя посылать на выборы приказчиков. Петр запретил это,
предписал помещикам, а в поморских (северных) городах и в других подобных
местах, где дворян нет, обывателям съезжаться к новому году для выбора
земского комиссара. Если на прежнего комиссара будут просьбы, то помещики
или обыватели судят его по вине, штрафуют и по экзекуции доносят
губернаторам и воеводам.
   Преобразователь отстаивал свои воспитательные средства, несмотря на
страшные препятствия. Нам еще предстоит печальная обязанность рассказать о
тех застарелых в русском общественном теле болезнях, которые вскрыл
преобразователь и неумолимо и неутомимо преследовал. Борьба была тяжелая.
"На душу Петру Алексеевичу,- рассказывают современники,- по временам
находила такая черная туча, что он запирался и никого не допускал к себе".
Но труды и страдания не пропали даром. Современники же Петра
свидетельствуют, что они учились у него "благородному бесстрашию и
правде". Значит, была хорошая школа, хороший учитель и хорошие ученики.
 
 
 
 
 
 
   ЧТЕНИЕ ДВЕНАДЦАТОЕ
 
 
   В конце прошедшей беседы нашей я упомянул о внутренней ожесточенной
борьбе, которую должен был вести преобразователь и которая, по выражению
современников, наводила на него черные тучи, борьба не с стрельцами, не с
казаками, не с башкирцами, не с вооруженною силою, которая прямо
поднималась, прямо заявляла свои требования и с которою легко было
бороться в борьбе открытой: борьба гораздо более тяжкая, более
изнурительная шла с людьми, которых Петр призвал для новой, сильной и
славной деятельности и которые по своим способностям откликнулись на
призыв, принесли помощь преобразователю, но которые не поняли главного
смысла призыва, значения той помощи, какой особенно требовал от них Петр.
Они принесли свое мужество для борьбы со внешними врагами, способность к
тяжелому труду, способность быстро приобрести знание, искусство в том или
другом деле, нужном для России, но многие не принесли другого, высшего,
гражданского мужества, не принесли способности отказаться от частной
корысти для общего дела, способности отвыкнуть от жизни врознь,
способности отвыкнуть от взгляда на службу государственную как на
кормление, на подчиненных как на людей, обязанных кормить, на казну как на
общее достояние в том смысле, что всякий добравшийся до нее имеет право ею
пользоваться. Преобразователь твердил о государстве, заставлял присягать
ему, твердил, что надобно стараться о пользе общей, ибо от этого старания
народ получит облегчение; эти слова для многих были только словами,
словами языка чуждого, непонятного. Борьба была тяжела, тяжелее Северной
войны; не мог преобразователь быть поощрен в ней Полтавою, не мог окончить
ее Ништадт-ским миром. Борьба не кончилась, но мы должны почтить труды
первого учителя, благоговейно отнестись к его скорби о тяжкой борьбе с
укоренившимися противуобщественными привычками.
   Призывая народ к тяжкому труду, к лишениям и пожертвованиям, сберегая
сам каждую копейку, Петр слышал общие глухие жалобы, что деньги, сбираемые
с народа, идут не на общее дело, а по частным карманам, что народу
недостает одной из главных потребностей общественной жизни - суда правого
и скорого.
   Загремели указы, что государю известно умножение великих неправд и
грабительств государственной казны, отчего многие всяких чинов люди,
особенно крестьяне, приходят в разорение и бедность; указы грозили
смертною казнию плутам, которые стараются только о том, как бы подводить
эти мины под всякое доброе дело и несытость свою наполнять. В указах были
выставлены средства, какими обыкновенно подводились эти мины, вследствие
чего никто не мог отговариваться:
   прежде это делалось, позволялось, я не знал, что это нехорошо,
запрещено теперь. Но всуе указы писать, если их не исполнять; тех, которые
в их неисполнении находили выгоду, было очень много; общество не
выработало нравственных средств для наблюдения за этими людьми и для их
сдерживания; государство должно было взять это на себя, действовать своими
средствами, единственно для него доступными при бессилии общества, при
беспомощ^ ности государства с этой стороны. Учредив Сенат и поручая ему
прежде всего суд иметь нелицемерный, преследовать судей неправедных и
ябедников, Петр велел ему выбрать обер-фискала, человека умного и доброго,
из какого бы чина ни было, который над всеми делами должен был тайно
надсматривать и проведывать про неправый суд, про сбор казны и, узнавши
про неправое дело, звать виновного пред, Сенат, какого бы важного места
преступник ни занимал. В ведении обер-фискала должны быть провинциальные
фискалы и фискалы при каждой отрасли управления. И здесь, как везде, Петр
поступал по своему правилу:
   у Сената все в руках, пусть же он выбирает обер-фискала, и выбор не
стеснен, пусть выбирают из всех состояний, изо всего народа, лишь был бы
человек умный и добрый; Сенат отвечал, если бы человек, получивший такую
важную обязанность, оказался не умным и не добрым. Сенат не мог
жаловаться, если обер-фискал обвинял самих сенаторов, и обвинял, по их
мнению, несправедливо:
   сами они его выбрали из целого народа как человека умного и доброго.
Фискалы начинают действовать, подают в Сенат свои доношения, сенаторы
встречают их бранью, обзывают антихристами и плутами, на их доношения не
обращается никакого внимания. Тогда фискалы обращаются к царю, вскрывают
злоупотребления самих сенаторов.
   Особенною деятельностию становится знаменит обер-фискал Нестеров.
Издавна чрезвычайною разнузданностию отличались правители отдаленных
областей, именно Сибири; теперь фискал начал дело, по которому вскрылись
злоупотребления сибирского губернатора князя Гагарина, и Гагарин был
казнен. Вскрылись злоупотребления по всем окраинам, в Астрахани и в
новозавоеванном Ревеле, вскрылись повсюду и внутри государственной области
мины, подводимые под добрые дела. Тяжелые минуты переживал Петр, когда,
возвращаясь из заграничных походов в Россию, вместо отдохновения, т. е.
спокойного труда по внутренним делам в кругу людей близких, доверенных,
любимых, должен был испытывать сильное раздражение, получая известия о
противозаконных поступках этих самых людей. Тяжелые минуты переживал Петр,
когда он узнавал о незаконных поступках самого близкого к себе человека,
того, кого он возвысил и обогатил больше всех, кто, следовательно, не имел
уже ни в чьих глазах ни малейшего оправдания в своей алчности к
обогащению, когда он узнавал о противозаконных поступках знаменитого
Данилыча, Меншикова.
   Меншиков по своим способностям бесспорно занимал первое место между
сотрудниками Петра; особенно был он дорог преобразователю своею энергиею,
своею находчивостию в затруднительных обстоятельствах, исполнительностию
там, где другие колебались, тратили время в рассуждениях и перебранках или
посылали за указом. Но сила развивается, не встречая препятствий, и
известно, что может позволить себе человек сильный в обществе, которое не
выработало сдержек для всякой силы. Необыкновенное и быстрое возвышение,
любовь и доверие царя разнуздали Меншикова, он не знал пределов своим
честолюбивым помыслам и своим захватам. Общество не выработало сдержек для
сильного человека, он мог найти эти сдержки только в царе, и отсюда
печальные столкновения Петра с человеком. которого он называл дитятею
своего сердца. Первое столкновение произошло в 1711 году вследствие жалоб
на поведение Меншикова в Польше во время прохода его с войском чрез эту
страну. Петр проезжал через Польшу, отправляясь в турецкий поход,
печальный и больной, и тут-то к усилению печали и болезни узнал о
злоупотреблениях своего любимца; он писал к Меншикову:
   "Зело прошу, чтоб вы такими малыми прибытками не потеряли своей славы и
кредиту. Прошу вас не оскорбиться о том, ибо первая брань лучше последней;
а мне, будучи в таких печалях, уже пришло до себя, и не буду жалеть
никого".
   Светлейший князь позволил себе возразить, что не велика важность, если
какая безделица и взята у поляков. Петр отвечал: "Что ваша милость пишете
о сих грабежах, что безделица, и то не есть безделица, ибо интерес тем
теряется в озлоблении жителей". Петр указал своему любимцу и на другой
страшный вред: от привычки к грабежу исчезла дисциплина в русском войске,
и надобно было восстановлять ее строгостями.
   Первая брань, к несчастию, не была последнею. Она, как видно,
переменила уже взгляд Петра на Меншикова, царь был осторожнее,
внимательнее относительно его; возвратясь из Прутского похода, во время
которого Меншиков оставался в Петербурге в звании губернатора, Петр нашел
злоупотребления и, отправляя потом Меншикова против шведов в Померанию,
говорил ему: "Ты мне представляешь плутов честными людьми, а честных людей
- плутами. Говорю тебе последний раз: перемени поведение, если не хочешь
большей беды. Теперь ты пойдешь в Померанию: не мечтай, что ты будешь там
вести себя, как в Польше; ты мне ответишь головою при малейшей жалобе на
тебя". Меншиков не ответил головою за Померанию, но злоупотребления его по
внутреннему управлению вскрывались все более и более, и прежние дружеские
отношения между ним и царем исчезли навсегда; прежний шутливый, свободный,
товарищеский тон писем Данилыча сменился униженным тоном провинившегося
подданного пред грозным государем. Меншиков должен был выплатить огромный
начет.
   Но делом Меншикова не ограничивались скорбные для Петра дела,
выказывавшие такое неудовлетворительное состояние народной нравственности.
Один из самых даровитых и видных сотрудников преобразователя, вице-канцлер
и сенатор Шафиров, был осужден на смерть, снят с плахи, сослан в ссылку за
то, что в Сенате позволил себе неприличные поступки, брань с товарищами и
обер-прокурором, нарушение указов, старание, чтоб брату его было выдано
лишнее жалованье.
   По поводу этого дела Петр опять высказался в указе, что подобное
поведение хуже измены, потому что ведет к уничтожению всякой дисциплины в
подчиненных, к разорению людей, к падению государства. Определены были
наказания за нарушение приличия в присутственных местах, за неучтивое
обращение с челобитчиками.
   Знаменитый прибыльщик Курбатов обвинен был в злоупотреблениях и умер
под судом; знаменитый фискал Нестеров, открывший столько чужих
злоупотреблений, сам попался в злоупотреблениях и был казнен смертию; не
перечисляем дел, ведшихся по злоупотреблениям других, менее известных лиц,
или дел по менее значительным злоупотреблениям очень известных лиц. Эту
тяжелую борьбу Петра с страшною болезнию взяточничества и казнокрадства
очень хорошо характеризует следующий анекдот; историк не поручится, чтоб
действительно был такой разговор между означенными в анекдоте лицами, но
анекдот все же остается важен как выражение сознания современников о
величине зла. Петр, слушая в Сенате дела о казнокрадстве, сильно
рассердился и сказал генерал-прокурору Ягужинскому: "Напиши указ, что если
кто и настолько украдет, что можно купить веревку, то будет повешен".
   "Государь, - отвечал Ягужинский, - неужели вы хотите остаться
императором без служителей и подданных? Мы все воруем с тем только
различием, что один больше и приметнее, чем другой".
   Ничто так не раздражает, не выводит из себя человека сильного, как
сознание, что всякая сила бессильна против тупой силы закоренелого зла.
Пример кровавой борьбы Петра со взяточничеством и казнокрадством, с
неуважением к обязательной одинаково для всех силе закона показывает все
затруднительное положение правительства, не встречающего пособия в
обществе, когда правительство самое сильное и благонамеренное связано
какою-нибудь неправильностию в общественном развитии, встречает около себя
немой заговор: все, по-видимому, слушается, преклоняется, трепещет, а на
деле делается свое, наставления, угрозы, наказания пропадают даром. Для
силы нет ничего тягостнее, как сознание бессилия, что никакими средствами
нельзя ничего сделать, надобно ждать, предоставить времени лечение
болезни. Понятно, что на Петра находили черные тучи, но самая черная туча
нашла на него по семейному делу, по делу царевича Алексея.
   Время, с которым мы имеем дело, есть время тяжкой борьбы, какая
обыкновенно знаменует великие перевороты в жизни народов. Во время этих
переворогов рушатся самые крепкие связи; борьба не ограничивается жизнию
общественною, она проникает в заповедную внутренность домов, вносит вражду
в семейства.
   Божественный основатель религии любви и мира объявил, что пришел не
водворить мир на земли, но ввергнуть нож среди людей, внести разделение в
семьи, поднять сына на отца и дочь на мать. То же явление представляет нам
и гражданская история. Неудивительно, что страшный переворот, который
испытывала Россия в первую четверть XVIII века, внес разделение и вражду в
семью преобразователя и повел к печальной судьбе, постигшей сына его,
царевича Алексея. Мы ежедневно встречаемся с явлением, что дети не бывают
умственно и нравственно похожи на родителей. Сильные столкновения часто
происходят от этого и в частных семьях, но подобные столкновения в семьях
владельческих ведут иногда к кровавым последствиям. Св. Константин Великий
казнил сына своего Криспа.
   В XVIII веке прусский король Фридрих Вильгельм I едва не казнил сына,
знаменитого впоследствии Фридриха II. В семьях владельческих несходство
между отцом и сыном условливает несходство настоящего с будущим для многих
людей, иногда для целого народа, особенно это несходство может быть
обильно последствиями, грозить реакциями во времена сильных переворотов.
   Понятно, следовательно, почему в царствование Петра вопрос: сын и
наследник преобразователя похож ли на отца? - был вопросом первой
важности. Переворот, движение, при котором родился и воспитался Петр,
который не был начат, создан Петром, но к которому совершенно пришлась его
огненная, не знающая покоя природа, переворот повредил его семейным
отношениям в первом браке.
   Жена пришлась не по мужу; Петр испытал на себе ту невыгоду старого
обычая, от которой хотел потом освободить своих подданных, назначив время
для ознакомления между женихом и невестою. В древней России следствием
такого отсутствия предварительного ознакомления было заключение жен в
монастыри; то же случилось и с царицею Евдокиею. Петр женился на Екатерине
Алексеевне Скавронской, которая совершенно приходилась по нем, которая
могла не отставать от мужа, а муж не умел ходить, а только бегать. Но от
первого брака остался сын и наследник, царевич Алексей. Россия волнуется
бурями преобразования, все истомлены и жаждут пристать к тому или другому
берегу; для всех одинаково важен и страшен вопрос: сын похож ли на отца?
Царевич был умен; об этом свидетельствует сам Петр, который писал ему:
"Бог разума тебя не лишил".
   Царевич был охотник приобретать познания, если это не стоило большого
труда, был охотник читать и пользоваться прочитанным, признавал
необходимость образования. Но мы знаем, что в России и до Петра
чувствовалась необходимость образования и преобразования; до Петра были
люди, которые обратились за наукою к западным соседям, учили детей своих
иностранным языкам, выписывая учителей из польских областей. Но это
направление, обнаружившееся при царе Алексее, Феодоре и во время правления
Софьи, явилось недостаточным для Петра; с учеными западнорусскими
монахами, с учителями из польских шляхтичей, которые могли выучить
по-латыни и по-польски и внушить интерес к спорам о хлебопоклонной ереси,
- с помощию одних этих людей нельзя было сделать Россию одною из главных
держав Европы, побороть шведа, добиться моря, создать войско и флот,
вскрыть естественные богатства России, развить промышленность и торговлю;
для этого нужны были другие люди, другие средства, для этого нужна была не
одна школьная и кабинетная работа, для этого нужна была страшная,
напряженная деятельность, незнание покоя; для этого сам Петр идет в
плотники, шкипера и солдаты, для этого призывает всех русских людей забыть
на время выгоды, удобства, покой и дружными усилиями вытянуть родную
страну на новую, необходимую дорогу.
   Многим этот призыв показался тяжек, и тяжек он показался не
раскольникам каким-нибудь, ибо эти люди также из-за своих убеждений готовы
были -на лишения и подвиги: этот призыв показался тяжек людям
образованным, которые были вовсе не прочь попользоваться европейскою
цивилизацией) для выгод и удобств житейских, но чтоб эт