тво не сдерживается мыслию, знание слишком слабо,
суеверие и фанатизм ведут к самым печальным явлениям; неопределенность
отношений очищает произволу, силе сильного обширное поле, и, что кажется
так прекрасно, так поэтично издали, на картине или на театральной сцене,
то, приближенное к нашим глазам научными средствами, изученное подробно,
является в отталкивающей обстановке.
   Но точно так же односторонне признавать за вторым периодом безусловное
превосходство над первым. Период господства мысли, который красится
процветанием науки, просвещением, имеет свои темные стороны. Усиленная
умственная деятельность может скоро обнаружить свое разлагающее действие и
свою слабость в деле созидания. Чувство считает известные предметы
священными, неприкосновенными; оно раз определило к ним отношение
человека, общества, народа и требует постоянного сохранения этих
отношений. Мысль начинает считать такие постоянные отношения суеверием,
предрассудком; она свободно относится ко всем предметам, одинаково все
подчиняет себе, делает предметом исследования, допрашивает каждое явление
о причине и праве его бытия, причем необходимо ставит человека в холодное
отношение к каждому явлению. Чувство, например, определяет отношение к
своему и чужому таким образом, что свое имеет право на постоянное
предпочтение пред чужим; народы, живущие в период господства чувства,
остаются верны этому определению, но постоянная верность ему ведет к
неподвижности. Если народ способен к развитию, способен вступить во второй
период или второй возраст своей жизни, то движение обыкновенно начинается
знакомством с чужим; мысль начинает свободно относиться к своему и чужому,
отдавать преимущество жизни народов чужих, опередивших в развитии,
находящихся уже во втором периоде. Выведши народ в широкую сферу
наблюдений над множеством явлений в разных странах, у разных народов, в
широкую сферу сравнений, соображений и выводов, покинув вопрос о своем и
чужом, мысль стремится переставить отношения на новых общих началах, но ее
определение отношений не имеет уже той прочности, ибо каждое определение
подлежит в свою очередь критике, подкапывается, является новое
определение, по-видимому более разумное, но и то в свою очередь
подвергается той же участи. Старые верования, старые отношения разрушены;
в новое, беспрестанно изменяющееся, в многоразличные, борющиеся друг с
другом, противоречивые толки и системы верить нельзя.
   Раздаются скорбные вопли: "Где же истина? Что есть истина? Древо
познания не есть древо жизни! Червь сомнения подтачивает все! Общество
погибает, потому что чувство иссякает, не умеряет мысли!" Ставится
страшный вопрос:
   что выиграл человек, перешедши из одной крайности в другую, променявши
суеверие на неверие?
   Таковы опасности, могущие грозить отдельным людям и целым народам при
переходе из одного возраста в другой. Заботливые и опытные отцы и матери
хорошо знают эти опасности. Сколько с их стороны бессонных ночей и горячих
слезных молитв, чтоб Бог сохранил молодого человека от увлечений того
широкого пути, на который он вступает; чтоб, предавшись новому, не забыл
он всего старого, не отрекся от тех начал, на которых был воспитан, не
обратился к ним с враждой. Сколько примеров, что, не могши победить страха
пред опасностями, грозящими молодому человеку при переходе через порог
семьи, родители решались отказать ему в средствах высшего образования, не
пуская в высшее учебное заведение. Предосторожность напрасная! Ранее или
позднее человек должен исполнить закон своего развития, должен исполнить
его и целый народ.
   Нам не нужно долго останавливаться на примерах, укажем только на самые
знакомые и близкие к нам, причем окажутся и те побуждения, те средства,
благодаря которым народ переходит из одного возраста в другой. Мы
беспрестанно употребляем выражение: человек развитый и неразвитый,
образованный и необразованный - и знаем, что средством для приобретения
этой развитости прежде всего служит переход из узкого замкнутого круга, из
узкого замкнутого общества в более широкий круг, в более многочисленное
общество. Сельский житель отличается меньшей развитостью, потому что живет
в тесном, уединенном кругу, где видит все одни и те же предметы и явления,
где господствует простота быта, простота отношений; и отсюда детская
простота взглядов на все окружающее, привычка останавливаться на
внешности, не углубляться в сущность явлений.
   Горожанин развитее сельского жителя, потому что круг, в котором
обращается горожанин, шире, общество людей многочисленнее; одиночество
останавливает развитие, общение с другими людьми, уясняя мысль,
условливает развитие, но чтоб плодотворно меняться мыслями, надобно о
чем-нибудь думать, надобно, чтоб мысль возбуждалась широтою круга и
разнообразием предметов; город дает именно эту широту и разнообразие, и
потому горожанин развитее сельчанина.
   Другое могущественное средство развития дает школа, наука, посредством
которых человеку делается доступен весь мир, и не только настоящее этого
мира, но и его прошедшее. Этими двумя средствами развивается каждый
отдельный человек, ими развиваются и целые народы.
   Народы, живущие особняком, не любящие сближаться с другими народами,
жить с ними общею жизнию, - это народы наименее развитые; они живут, так
сказать, еще в сельском, деревенском быту. Самым сильным развитием
отличаются народы, которые находятся друг с другом в постоянном общении;
таковы народы европейско-христианские. Но понятно, что для плодотворности
этого общения необходимо, чтоб народ встречался, сообщался с таким другим
народом или народами, с которыми могла бы установиться мена мыслей,
знания, опытности, от которых можно было бы что-нибудь занять, чему-нибудь
научиться. Переход народа из одного возраста в другой, т. е. сильное
умственное движение в нем, начинается, когда народ встречается с другим
народом, более развитым, образованным; и если различие в степени развития,
в степени образованности между ними очень сильно, то между ними
естественно образуется отношение учителя к ученику: закон, которого обойти
нельзя. Так, римляне, народ, стремившийся к завоеванию всего известного
тогда мира, встретившись с греками, народом, отжившим свой исторический
век, преклонились пред ними, отдали им себя в науку и чрез эту греческую
науку перешли во второй возраст своего исторического бытия. Но еще ближе к
нам пример народов - наших ровесников, новых европейско-христианских
народов, народов Западной Европы. Они совершили свой переход из одного
возраста в другой в XV и XVI веках также посредством науки, чужой науки,
чрез открытие и изучение памятников древней греко-римской мысли. По общему
закону они пошли в науку к грекам и римлянам и ничего не хотели знать,
кроме греков и римлян. В ревностном служении своем новому началу они
отнеслись враждебно к прожитому ими возрасту, к своей древней истории, к
господствовавшему там началу, к чувству и последствиям этого господства.
Свою новую жизнь, красившуюся для них развитием мысли под влиянием
древней, чужой науки, они противопоставили своей прежней жизни как бытие
небытию. Отуманенные новыми могущественными влияниями, относясь враждебно
к прожитому ими возрасту, они до того потеряли смысл к явлениям этого
возраста, что не видели в нем своей древней истории, результаты которой
имели жить в них, в их новой истории, как бы они ни старались отчураться
от них именами Платонов, Аристотелей и Цицеронов. Для них древняя история
была преимущественно история греков и римлян, к которым, как к своим
учителям, духовным отцам, возродившим их к новой жизни, они
непосредственно примыкали свою новую историю, а свою собственную древнюю
историю они вставили как что-то странное, плохо понимаемое, междоумочное,
ни то ни се, среднее, откуда и название средней истории, истории средних
веков.
   Так совершился переход из одного возраста в другой, из древней истории
в новую для народов Западной Европы, народов романского и германского
племени.
   Но дошел черед и до нас, народа Восточной Европы, народа славянского.
Наш переход из древней истории в новую, из возраста, в котором
господствует чувство, в возраст, когда господствует мысль, совершился в
конце XVII и начале XVIII века. Относительно этого перехода мы видим
разницу между нами и нашими европейскими собратиями, разницу на два века.
   Мы должны уяснить себе причины этого явления, чтоб понять условия, в
которых совершился самый переход, или так называемое Преобразование. Общий
смысл его, надеюсь, теперь совершенно ясен, ясна его необходимость для
каждого исторического, развивающегося народа, его характер и независимость
от произвола исторического лица, которое может быть видным, главным
деятелем, но не творцом явления, истекающего из общих законов народной
жизни. В такое отношение наука ставит народ к великому историческому
деятелю. Только великий народ способен иметь великого человека; сознавая
значение деятельности великого человека, мы сознаем значение народа.
Великий человек своею деятельностию воздвигает памятник своему народу;
какой же народ откажет в памятнике своему великому человеку?
 
 
 
 
 
   ЧТЕНИЕ ВТОРОЕ
 
 
   В прошедший раз я старался уяснить смысл так называемого в нашей
истории петровского преобразования: мы видели, что это было не иное что,
как естественное и необходимое явление в народной жизни, в жизни
исторического, развивающегося народа, именно переход из одного возраста в
другой, из возраста, в котором преобладает чувство, в возраст, в котором
господствует мысль. Я указал на тождественное явление в жизни западных
европейских народов, которые совершили этот переход в XV и XVI веках;
Россия совершила его двумя веками позже. Быть может, некоторые ждали
другого выражения, именно, что мы отстали от западноевропейских народов на
два века, но это последнее выражение не может быть употребляемо по своей
неточности. Два живых существа начали движение вместе по одной дороге, при
равных условиях, и одно очутилось назади, отстало; первая мысль здесь, что
при равенстве внешних условий различие необходимо заключается во
внутренних условиях, в том, что отставший слабее того, кто ушел вперед. Но
движение народов по историческому пути нельзя сравнивать вообще с беганьем
детей взапуски или конскими бегами, к которым прилагается слово "отстать".
В историческом движении может быть совершенно другое: здесь внутренние
силы, средства могут быть равные или даже их может быть больше у того, кто
движется медленнее, но внешние условия разные, и они-то заставляют
двигаться медленнее, задерживают, и потому надобно внимательно отличать
отсталость, происходящую от внутренней слабости при равенстве внешних
условий, и задержку, происходящую от различия, неблагоприятности внешних
условий при равенстве внутренних. В данном случае мы должны именно
употреблять второе выражение, ибо русский народ, как народ славянский,
принадлежит к тому же великому арийскому племени, племени - любимцу
истории, как и другие европейские народы древние и новые, и, подобно им,
имеет наследственную способность к сильному историческому развитию;
одинаково у него с новыми европейскими народами и другое могущественное
внутреннее условие, определяющее его духовный образ, -христианство.
Следовательно, внутренние условия, или средства, равны и внутренней
слабости и потому отсталости мы предполагать не можем, но когда обратимся
к условиям внешним, то видим чрезвычайную разницу, бросающуюся в глаза
неблагоприятность условий на нашей стороне, что вполне объясняет задержку
развития.
   Известны выгодные условия для исторического развития, которые
европейские народы находят в географических формах своей части света:
выгодные для промышленного и торгового развития отношения моря к суше;
выгодное для быстроты исторического развития разделение на многие
небольшие, хорошо защищенные государственные области, разделение, а не
отчуждение, производимое в других частях света степями и слишком высокими
горами, умеренность климата и т. д. Но все эти благоприятные условия
сосредоточены в западной части Европы, а нет их у нас на восточной,
представляющей громадную равнину, страдающую отсутствием моря и близостью
степей. Причины задержки развития в неблагоприятных внешних условиях ясны,
следовательно, для нас с первого взгляда. При первом же взгляде на карту
нас поражает громадность русской государственной области, но обширность
государственной области имеет важное значение при известных условиях, при
единстве народонаселения, при достаточном его количестве сравнительно с
обширностию и при образованности народа.
   Понятно, что при равенстве этих условий из двух государств сильнее то,
которое больше другого, но при отсутствии этих условий обширность
государства не только не дает ему силы сравнительно с небольшим
государством, обладающим этими условиями, но и служит главным препятствием
народному развитию. В истории нашего народа это тем более чувствительно,
что Россия родилась с обширною государственною областью и с ничтожным
относительно народонаселением.
   Понятно, что общая жизнь, общая деятельность в народе может быть только
тогда сильна, когда народонаселение сосредоточено на таких пространствах,
которые не препятствуют частому сообщению, когда существует в небольшом
расстоянии друг от друга много таких мест, где сосредоточивается большое
народонаселение, мест, называемых городами, в которых, как мы уже видели,
развитие происходит быстрее, чем среди сельского народонаселения, живущего
небольшими группами на далеком друг от друга расстоянии.
   Россия и в XVII веке, перед эпохою преобразования, представляет нам на
огромном пространстве небольшое число городов с поразительно ничтожным
количеством промышленного народонаселения: эти города не иное что, как
большие огороженные села, крепости, имеющие более военное значение, чем
промышленное и торговое; они удалены друг от друга обширностию расстояний
и чрезвычайною трудностию сообщений, особенно весною и осенью. Таким
образом, Россия в своей древней истории представляла страну
преимущественно сельскую, земледельческую, а такие страны необходимо
бывают бедны и развиваются чрезвычайно медленно. Но подле этого главного
неблагоприятного условия видим еще другие.
   Россия есть громадное континентальное государство, не защищенное
природными границами, открытое с востока, юга и запада. Русское
государство основалось в той стране, которая до него не знала истории, в
стране, где господствовали дикие, кочевые орды, в стране, которая служила
широкою открытою дорогою для бичей Божиих, для диких народов Средней Азии,
стремившихся на опустошение Европы. Основанное в такой стране, русское
государство изначала осуждалось на постоянную черную работу, на постоянную
тяжкую изнурительную борьбу с жителями степей. Вскоре после основания
государства четвертый русский князь, самый храбрый, погибает от кочевых
хищников, из черепа Святославова пьет вино печенежский князь, и только в
конце XVII века, в конце нашей древней истории, русское государство успело
выговорить освобождение от посылки постоянных обязательных даров крымскому
хану, т. е. попросту дани.
   Но едва только Россия начала справляться с Востоком, как на западе
явились враги более опасные по своим средствам. Наша многострадальная
Москва, основанная в средине земли русской и собравшая землю, должна была
защищать ее с двух сторон, с запада и востока, боронить от латинства и
бесерменства, по старинному выражению, и должна была принимать беды с двух
сторон: горела от татарина, горела от поляка. Таким образом, бедный,
разбросанный на огромных пространствах народ должен был постоянно с
неимоверным трудом собирать свои силы, отдавать последнюю тяжело добытую
копейку, чтоб избавиться от врагов, грозивших со всех сторон, чтоб
сохранить главное благо - народную независимость; бедная средствами
сельская земледельческая страна должна была постоянно содержать большое
войско.
   Кому неизвестно, что образование и содержание войска составляет важный,
жизненный вопрос для каждого, а особенно континентального государства.
   При самом зарождении государства этот вопрос уже является с своим
важным, определяющим другие отношения значением. Основывается ли
государство, начинается ли историческая жизнь в народе посредством
завоевания или посредством внутреннего движения, все равно мы видим здесь
разделение народа на две части, вооруженную и невооруженную, и определение
отношений между ними составляет одну из главных забот народной жизни. В
государствах первобытных, сельских, земледельческих отношения определяются
просто и тяжело для невооруженной части народонаселения:
   оно должно непосредственно содержать, кормить вооруженную часть; земля
находится во владении вооруженного класса и обрабатывается рабствующим,
прикрепленным к земле сельским народонаселением. При благоприятных
условиях географических и других государство начинает мало-помалу терять
земледельческий характер, начинается торговое и промышленное движение;
деньги, недвижимая собственность начинает получать все более и более
значения; город богатеет, богатеет вообще народ, народонаселение
увеличивается, и естественно приготовляется переход от крепостного труда к
вольнонаемному. В то же время богатеет и правительство, увеличиваются его
средства, денежные средства: прежде оно должно было довольствоваться
помощью вооруженного сословия, бывшего вместе и высшим землевладельческим
сословием, которое затрудняло правительство известными условиями, например
воин на Западе имел право не оставаться в походе долее известного срока.
Теперь у правительства есть деньги, есть средства нанять войско для
достижения своих целей, и являются наемные войска; наконец, дальнейшее
усиление финансовых средств правительства дает ему возможность избегать
невыгод и наемных войск и завести свое постоянное войско, которое бы
всегда находилось в его распоряжении и которое бы народ содержал, кормил
не непосредственно своими трудами, но посредством денег, уплачиваемых
правительству в виде податей. Таким образом, появление постоянного войска
есть ясный признак экономического переворота в народной жизни,
промышленного и торгового развития, появления имущества движимого, денег
подле недвижимого, земли, - признак, который естественно и необходимо
совпадает с другим признаком - освобождением земледельческого сословия,
появлением вольнонаемного труда вместо обязательного, крепостного. Город,
разбогатев, освобождает село, ибо в организме народном все органы
находятся в тесной связи, усиление или упадок одного отзывается на
усилении или упадке другого.
   Так было на Западе. Обратимся на восток. Законы развития одни и те же и
здесь, и там; разница происходит от более или менее благоприятных условий,
ускоряющих или замедляющих развитие. На востоке, в нашей России, мы имеем
дело с государством бедным, земледельческим, без развития города, без
сильного промышленного и торгового движения, государством громадным, но с
малым народонаселением, государством, которое постоянно должно было вести
тяжелую борьбу с соседями, борьбу не наступательную, но оборонительную,
причем отстаивалось не материальное благосостояние (не избалованы были им
наши предки!), но независимость страны, свобода жителей, потому что как
скоро не поспеет русское войско выйти к берегам Оки сторожить татар, даст
им где-нибудь прорваться, то восточные магометанские рынки наполняются
русскими рабами. Государство бедное, мало населенное и должно содержать
большое войско для защиты растянутых на длиннейшем протяжении и открытых
границ.
   Понятно, что мы должны здесь встретиться с обычным в земледельческих
государствах явлением: вооруженное сословие, войско, непосредственно
кормится на счет невооруженного. Бедное государство, но обязанное
содержать большое войско, не имея денег вследствие промышленной и торговой
неразвитости, раздает военным служилым людям земли. Но земля для