будем
говорить, рассуждает суздальский летописец, преданный Андрею и его
политике, - что новгородцы правы, что они издавна от прародителей князей
наших свободны; а если б и так было, то разве прежние князья велели им
преступать крестное целование и ругаться над внуками и правнуками их?" Уже
в трех церквах новгородских на трех иконах плакала Пресв. Богородица: она
предвидела беду, собиравшуюся над Новгородом и его землею; она молила Сына
своего не предавать новгородцев погибели, как Содом и Гоммору, но
помиловать их, как ниневитян. Зимою 1170 года явилась грозная рать под
Новгородом - суздальцы, смольняне, рязанцы, муромцы и полочане. В течение
трех дней они устраивали острог около Новгорода, а на четвертый начали
приступ.
   Новгородцы бились храбро, но потом стали ослабевать. Враги Новгорода,
надеясь на победу, заранее в предположениях делили между собою по жребию
новгородские улицы, жен и детей новгородских подобно тому, как это сделали
с киевлянами; но в ночь со вторника на среду второй недели поста - как
гласит предание - новгородский архиепископ Иоанн молился перед образом
Спаса и услышал глас от иконы: "Иди на Ильину улицу в церковь Спаса,
возьми икону Пресвятой Богородицы и вознеси на забрало (платформу) стены,
и она спасет Новгород". На другой день Иоанн с новгородцами вознес икону
на стену у Загородного конца между Добрыниной и Прусской улицами. Туча
стрел посыпалась на него; икона обратилась назад; из глаз ее потекли слезы
и упали на фелонь епископа. На суздальцев нашло одурение:
   они пришли в беспорядок и стали стрелять друг в друга. Так гласит
предание.
   Князь Роман Мстиславич к вечеру 25 февраля с новгородцами победил
суздальцев и их союзников. Современный летописец, рассказывая об этом
событии, ничего не говорит об иконе, но приписывает победу "силе честного
креста, заступлению Богородицы и молитвам владыки". Враги бежали.
Новгородцы наловили так много суздальцев, что продавали их за бесценок (по
2 нагаты) 3. Легенда об избавлении Новгорода имела важное значение на
будущие времена, поддерживая нравственную силу Новгорода к борьбе его с
суздальскими князьями. Впоследствии она приняла даже общее церковное во
всей Руси значение: икона, которой приписывали чудотворное избавление
Новгорода от рати Андрея, сделалась под именем Знаменской одною из
первоклассных икон Божией Матери, уважаемых всей Русью. Праздник в честь
ее был установлен новгородцами 27 ноября; праздник этот и до сих пор
соблюдается православною русскою церковью.
   Вскоре, однако, вражда простыла, и новгородцы поладили с Андреем. На
следующий же год они невзлюбили Романа Мстисла-вича и прогнали от себя.
Тогда был неурожай и сделалась дороговизна в Новгороде. Новгородцам нужно
было получать хлеб из Суздальской области, и это было главною причиною
скорого мира с Андреем. С его согласия они взяли себе в князья Рюрика
Ростиславича, а в 1172 году, прогнав его от себя, выпросили у Андрея сына
Юрия. Новгород все-таки остался в выигрыше в том отношении, что Андрей
должен был показывать уважение к правам Новгорода и хотя посылал ему
князей, но уже не иначе, как на всей воле новгородской.
   Несмотря на поражение, нанесенное Киеву, Андрею пришлось еще раз
посылать туда войско с целью удержать его в своей власти. Посаженный им
князь Глеб умер. С согласия Ростиславичей Киев захватил было дядя их
Владимир Дорогобужский, бывший союзник Андрея, но Андрей приказал ему
немедленно выехать и объявил, что уступает Киев Роману Ростиславичу, князю
кроткого и покорного нрава. "Вы назвали меня своим отцом, - приказал
Андрей сказать Ростиславичам, - хочу вам добра и даю Роману, брату вашему,
Киев". Через несколько времени Андрей задумал прогнать Романа
Ростиславича: был ли он недоволен Ростиславичами, находя, что они
зазнаются, или же просто намеревался посадить туда брата, и потому нужно
было ему их выгнать, - как бы то ни было, только он придрался к этим
князьям, послал к ним своего мечника Михна с требованием выдачи Григория
Хотовича и двух других лиц. "Они, - говорил он, - уморили брата моего
Глеба; они все нам враги".
   Ростиславичи, зная, что со стороны Андрея это не более как придирка, не
решились выдать людей, которых считали невиновными, и дали им средства
спастись. Этого только и нужно было Андрею. Он писал им такое грозное
слово: "Если не живете по моей воле, то ты, Рюрик, ступай вон из Киева, а
ты, Давид, ступай из Вышегорода, а ты, Мстислав, из Белагорода; остается
вам Смоленск: там себе делитесь как знаете". Роман повиновался и уехал в
Смоленск. Андрей отдал Киев брату Михаилу, с которым помирился. Михаил
остался пока в Торческе, где находился прежде на княжении, и послал в Киев
брата своего Всеволода с племянником Ярополком Ростиславичем. Но другие
Ростиславичи не были так безгласны, как Роман. Они отправили к Андрею
посла с объяснениями; но Андрей не дал ответа. Тогда они ночью вошли в
Киев, схватили Всеволода и Ярополка, осадили самого Михаила в Торческе,
принудили его отказаться от Киева и довольствоваться Переяславлем, который
ему уступили, а сами возвратились в Киев и посадили на киевском столе
одного из своей среды: Рюрика Ростиславича. Сам непостоянный, Михаил,
которого Андрей прочил в Киев, отступил снова от Андрея и пристал к
Ростиславичам, так же как он против Андрея и Ростиславичей уже стоял за
Мстислава Изяславича. Андрей, услыхавши обо всем этом, сильно разгневался,
а тут кстати пришло к нему предложение подать помощь против Ростиславичей:
черниговский князь Святослав Всеволодович, помышлявший во время сумятицы
овладеть Киевом, подстрекал Андрея на Ростиславичей; заодно с ним были и
другие князья Ольговичи. Посол, присланный от имени этих князей, говорил
Андрею: "Кто тебе ворог, тот и нам ворог; мы с тобой готовы".
   Гордый Андрей призвал своего мечника Михна и сказал: "Поезжай к
Ростиславичам, скажи им вот что: вы не поступаете по моей воле; за это ты,
Рюрик, ступай в Смоленск к брату в свою отчину, а ты, Давид, ступай в
Берлад, не велю тебе быть в русской земле; а Мстиславу скажи так: ты всему
зачинщик: я не велю тебе быть в русской земле".
   Михно передал Ростиславичам поручение своего князя. Всех более не
стерпел этой речи Мстислав. "Он, - говорит современник, - от юности своей
не привык никого бояться, кроме единого Бога". Он приказал остричь Михну
волосы на голове и бороде и сказал: "Ступай к своему князю и передай от нас
своему князю вот что: мы тебя до сих пор считали отцом и любили, ты же
прислал к нам такие речи, что считаешь меня не князем, а подручником и
простым человеком; делай что замыслил. Бог всему судья!"
   Андрей пришел в ярость, когда увидел остриженного Михна и услышал, что
сказал Мстислав. Большое ополчение Суздальской земли - ростовцы,
суздальцы, владимирцы, переяславцы, белозерцы, муромцы и рязанцы, под
главным начальством сына Андрея Юрия и боярина Жидиславича, пошло в путь.
Андрей, отправляя их, говорил:
   "Изгоните Рюрика и Давида из моей отчины, а Мстислава возьмите: ничего
ему не делайте и привезите ко мне". К ним пристали новгородцы. Они шли
через смоленскую землю; бедный Роман, видя у себя таких гостей, не мог
сопротивляться и должен был, по требованию Андрея, послать с ними своих
смольнян. Вся эта сила вступила в черниговскую землю, и там соединился с
нею Святослав Всеволодович с братьями.
   С другой стороны Андрей подвинул на Киев силы полоцкой земли:
туровских, пинских и городенских князей, подчиненных Полоцку. Михаил
Юрьевич отступил от Ростиславичей и вместе со Всеволодом и двумя
племянниками поспешил овладеть Киевом. Ростиславичи не препятствовали ему.
Рюрик заперся в Белгороде, Мстислав в Вышгороде, а Давида послали в Галич
просить помощи у Ярослава (Осмомысла). Все ополчение главным образом
напирало на Вышгород, чтобы взять Мстислава, как приказал Андрей. Много
было крику, шуму, треску, пыли, мало убитых, но много раненых. 9 недель
стояло это ополчение. Двоюродный брат Ростиславичей, Ярослав Изяславич
Луцкий, пришедший со всею волынскою землею, искал для себя старейшинства и
киевского стола, чего добивался также Святослав Всеволодович черниговский,
старейший князь в ополчении. Самого Андрея здесь не было, чтобы решить
этот спор своею могучею волею; а все эти князья, сами того не сознавая,
только затем и явились под Вышгород, чтобы дать возможность Андрею
назначить в Киев такого князя, какого ему будет угодно. Ярослав, не
поладивши со Святославом Всеволодовичем, отступился от союзников,
передался к Ростиславичам и двинулся к Белгороду, чтобы, соединившись с
Рюриком Ростиславичем, ударить на осаждающих. В то же время союзникам
угрожало прибытие галичан, по призыву Давида, на помощь Ростиславичам. Со
своей стороны большая часть союзников не имела ни поводов, ни охоты
продолжать упорную войну. Смольняне завлечены были совершенно поневоле.
   Новгородцы, всегда беспокойные и переменчивые, легко охладели к делу, к
которому приступили мимоходом; вероятно, также полочане и другие ополчения
из белорусских городов не отличались особенным рвением, так как для них в
то время был совершенно безразличен вопрос о том, кому будет принадлежать
Киев. Все это вместе было причиною того, что как только союзники увидали,
что сила их врагов возрастает, то в стане их сделался переполох, и они
ночью, перед рассветом, бежали в таком беспорядке, что многие,
переправляясь через Днепр, утонули.
   Мстислав сделал вылазку, погнался за ними, овладел их обозом и захватил
пленных.
   Эта победа над двадцатью князьями и силами стольких земель прославила
Мстислава Ро-стиславича между своими современниками и дала ему название
Храброго. "Так-то, -говорит летописец, - князь Андрей какой был умник во
всех делах, а погубил смысл свой невоздержанием: распалился гневом,
возгородился и напрасно похвалился; а похвалу и гордость дьявол вселяет в
сердце человеку".
   Киев был уступлен Ростиславичами Ярославу Луцкому, который, как и
следовало ожидать, недолго просидел в нем, и бедная старая столица опять
начала переходить из рук в руки. Но судьба ее не зависела уже от воли
суздальских князей, как это хотелось Андрею. В следующем году Ростиславичи
готовы были помириться с Андреем, если только на киевском престоле сядет
брат их Роман. Андрею, конечно, было бы приятнее видеть там покорного себе
Романа, чем ненавистную ветвь Изяслава Мстиславича или Ольговичей, родовых
врагов Мономахова племени; вероятно, и Ростиславичи имели это в виду,
вступивши с Андреем в сношения. Но Андрей медлил решительным ответом.
"Подождите немного, - сказал он, - пошлю к братьям своим на Русь". Андрей,
как видно, не решил в своем уме, в чью пользу высказать приговор.
   Неожиданная насильственная смерть пресекла все его планы.
   При всем своем уме, хитрости, изворотливости, Андрей не установил
ничего прочного в русских землях. Единственным побуждением всей его
деятельности было властолюбие: ему хотелось создать около себя такое
положение, в котором бы он мог перемещать князей с места на место, как
пешки, посылать их с дружинами туда и сюда, по своему произволу принуждать
дружиться между собою и ссориться и заставить их всех волею-неволею
признавать себя старейшим и первенствующим. Для этой цели он довольно
ловко пользовался неопределенными и часто бессмысленными отношениями
князей, существовавшею рознью между городами и землями, возбуждал и
разжигал страсти партий; в этом случае ему оказывали услуги и новгородские
внутренние неурядицы, и неурожаи новгородской земли, и давнее отчуждение
полоцкой земли от других русских земель, и родовая неприязнь Ольговичей и
Мономаховичей, и неожиданные вспышки вроде ссоры Ростиславичей со
Мстиславом Изяславичем, и более всего те дикие противогражданственные
свойства еще неустановившегося общества, при которых люди не умеют
согласить личные цели с общественными, и легко можно расшевелить cтрасти
надеждою на взаимный грабеж: все это, однако, были временные средства и
потому имели временный характер.
   Кроме желания лично властвовать над князьями, у Андрея едва ли был
какой-нибудь идеал нового порядка для русских земель. Что же касается до
его отношений к собственно Суздальской-ростовской волости, то он смотрел
на нее как будто на особую землю от остальной Руси, но которая, однако,
должна властвовать над Русью. Таким образом он заботился о благосостоянии
своей земли, старался обогатить ее религиозною святынею и в то же время
предал на разорение Киев со всем тем, что было там исстари святого для
всей Руси. В какой степени оценила ею заботы сама суздальско-ростовская
земля, показывает его смерть.
   Властолюбивый князь, изгнавши братьев и тех бояр, которые недостаточно
ему повиновались, правил в своей земле самовластно, забывши, что он был
избран народом, отягощал народ поборами через своих посадников и тиунов и
по произволу казнил смертью всякого, кого хотел. Ужасные варварства,
сообщаемые летописями об епископе Феодоре, его любимце, достаточно бросают
мрачную тень на эпоху Андреева княжения, если бы даже половина того, что
рассказывалось, была правда. Андрей, как видно, час от часу становился
более и более жестоким. Он постоянно жил в селе Боголюбове: там постиг его
конец. Был у него любимый слуга Яким Кучкович.
   Князь приказал казнить его брата. Яким стал говорить своим приятелям:
"Сегодня того, другого казнил, а завтра казнит и нас: разделаемся-ка с
этим князем!" В пятницу, 28 июня 1175 года, собрался совет в доме Кучкова
зятя Петра. Было там человек 20 и в числе их ключник Андрея Амбал, родом
ясин (ясы - народ кавказского племени: полагают, что это кабардинцы), и
еврей Ефрем Моизич.
   Замечательно (как вообще черта подобных людей), что приближенными
Андрея были иноземцы: чувствуя, что свои имеют повод не любить его, он,
конечно, думал обезопасить себя этим средством - и ошибся. На совете
порешили убить князя в эту же ночь. Андрей, по известию одной летописи,
спал один, заперши дверь, а по другим, близ него находился кощей
(мальчик). Заговорщики, отправляясь на свое дело, зашли прежде в медушу
(погреб), напились для смелости вина и потом направились к ложнице Андрея.
   "Господине, господине!" - сказал один, толкаясь в дверь. "Кто там?" -
откликнулся Андрей.
   "Прокопий",-отвечали ему. Прокопий был верный слуга Андрея.
   "Нет, паробче, ты не Прокопий", - ответил, догадавшись, Андрей и
бросился искать меча. Был у него меч Св. Бориса, которому он приписывал
особую силу, но меча при нем не оказалось: Амбал ключник заранее унес его.
   Заговорщики выломали дверь и бросились на Андрея. Князь был силен,
начал бороться с ними. Впотьмах убийцы ранили одного из своих, но потом,
различивши князя, поражали его мечами, саблями и копьями. Думая, что уже
покончили с ним, они ушли, но князь, собравши последние силы, выскочил за
ними, спустился с лестницы и спрятался под сени. Убийцы услышали его
стоны. "Князь сошел с сеней вниз", - закричал один. "Посмотрим", - сказали
другие и бросились назад в ложницу. Князя там не было.
   "Мы погибли, - закричали они, - скорее, скорее ищите его!" Зажгли
поспешно свечи и по следам крови на лестнице нашли князя: он сидел,
прижавшись за лестничным столбом, и молился.
   Петр Кучкович отсек ему правую руку. Князь успел проговорить: "Господи,
в руки твои передаю дух мой!" - и окончил жизнь.
   Уже рассветало. Убийцы нашли Прокопия, княжеского любимца, и убили его.
Оттуда опять взошли они на сени, набрали золота, драгоценных камней,
жемчуга, разного имущества и отправили, взложивши на приготовленных их
соумышленниками коней, а сами, надев на себя княжеское вооружение, собрали
своих: "Что, - говорили они, - если на нас приедет дружина владимирская?"
- "Пошлем во Владимир", - порешили злоумышленники.
   Они послали к владимирцам, извещали о случившемся и велели сказать:
"Если кто из вас что-нибудь помыслит на нас, то мы с теми покончим. Не у
вас одних была дума; и ваши есть в одной думе с нами".
   Владимирцы отвечали: "Кто с вами в думе, тот с вами пусть и будет, а
наше дело сторона".
   Весь дом Андрея был разграблен. Так поступали, сообразно тогдашним
обычаям и понятиям. Имущество казненного общею волею все отдавалось на
"поток и разграбление". Обнаженное тело князя было выброшено в огород.
   Был между слугами князя один киевлянин Кузьмище. Узнавши, что князь
убит, он ходил и спрашивал то того, то другого: "Где мой господин?" Ему
отвечали: "Вон там в огороде лежит, да не смей его трогать. Это тебе все
говорят; хотим его бросить собакам. А кто приберет его, тот наш враг и
того убьем".
   Но Кузьмище не испугался угроз, нашел тело князя и начал голосить над
ним. К нему шел Амбал.
   "Амбал, враг, - закричал, завидевши его, Кузьмище, - сбрось ковер или
что-нибудь - постлать или чем-нибудь прикрыть нашего господина!"
   "Прочь, - сказал Амбал, - мы его выбросим псам". "Ах ты еретик, -
воскликнул Кузьмище, - как псам выбросить? А помнишь ли, жид, в каком
платье ты пришел сюда? Ты весь в бархате стоишь, а князь лежит голый!
Сделай же милость, брось что-нибудь".
   Амбал бросил ему ковер и корзно (верхний плащ). Кузьмище обернул ими
тело убитого и пошел в церковь.
   "Отоприте божницу!" - сказал Кузьмище людям, которых там встретил. Эти
люди были уже на радости пьяны. Они отвечали: "Брось его тут в
притворе.Вот нашел еще себе печаль с ним!"
   Кузьмище положил тело в притворе, покрыв его корзном, и причитывал над
ним так:
   "Уже, господине, тебя твои паробки не знают, а прежде, бывало, гость
придет из Царьграда или из иных сторон русской земли, а то хоть и латинин,
христианин ли, поганый, ты, бывало, скажешь: поведите его в церковь и на
полаты, пусть видят все истинное христианство и крестятся; и болгары, и
жиды, и всякая погань - все, видевшие славу Божию и церковное украшение,
плачут о тебе; а эти не велят тебя в церкви положить".
   Тело Андрея лежало два дня и две ночи в притворе. Духовенство не
решалось отпереть церковь и совершать над ним панихиды. На третий день
пришел игумен монастыря Козьмы и Дамиана, обратился к боголюбским
клирошанам и говорил:
   "Долго ли нам смотреть на старейших игуменов? Долго ли этому князю так
лежать?
   Отомкните божницу, я отпою его; вложим его в гроб, пусть лежит здесь,
пока злоба перестанет: тогда приедут из Владимира и понесут его туда".
   По совету его, отперли церковь, положили тело в каменный гроб, пропели
над ним панихиду. Этому, как видно, никто уже не мешал.
   Между тем оказалось, что убийцы совершили поступок, угодный очень
многим.
   Правление Андрея было ненавидимо. Народ, услыхавши, что его убили,
бросился не на убийц, а напротив, стал продолжать начатое ими. Боголюбцы
разграбили весь княжий дом, в котором накоплено было золота, серебра,
дорогих одежд, перебили его детских и мечников (посыльных и стражу),
досталось и мастерам, которых собирал Андрей, заказывая им работу.
   Грабеж происходил и во Владимире, но там одно духовное лицо, по имени
Микулица (быть может, тот самый поп Никола, который помог в 1155 году
Андрею похитить в Вышгороде икону Богородицы), в ризах прошел по городу с
чудотворною иконою; это произвело такое впечатление, что волнение
улеглось. Весть об убиении Андрея скоро разошлась по земле: везде народ
волновался, нападал на княжеских посадников и тиунов, которые всем
омерзели способами своего управления; их дома ограбили, а иных и убили.
   Не ранее как через шесть дней после смерти князя, владимирцы, как бы
опомнившись, порешили привезти тело убитого. 5 июля они отправили игумена
Богородицкого монастыря Феодула с деместником (уставщиком) Лукою и с
носильщиками за телом в Боголюбово, а Микулице сказали: "Собери всех
попов, облачитесь в ризы, станьте с образом Богородицы перед Серебряными
воротами и ждите князя!" Серебряными воротами назывались те ворога города,
которые выходили на дорогу в Боголюбово; с противоположной стороны были
Золотые ворота.
   Народная толпа вышла из города. Когда похоронное шествие стало
приближаться, показалось княжеское зн