олка Тугоркан,
несмотря на родство с киевским князем, осадил Переяславль. Владимир со
Святополком разбили его 19 мая; сам Тугоркан пал в битве, и его зять
Святополк привез тело тестя в Киев: его похоронили между двумя дорогами:
одною, ведущею в Берестово, и другою - в Печерский монастырь. В июле Боняк
повторил свое нападение и 20 числа утром ворвался в Печерский монастырь.
Монахи, отстояв заутреню, почивали в кельях; половцы выломали ворота,
ходили по кельям, брали что попадалось под руки, сожгли церковные южные и
северные двери, вошли в церковь, таскали из нее иконы и произносили
оскорбительные слова над христианским Богом и законом. Тогда половцы
сожгли загородный княжеский двор, называемый красным, построенный
Всеволодом на выдубичском холме, где впоследствии выстроен был Выдубицкий
монастырь.
   Олег не думал исполнять договора и являться в Киев на княжеский съезд.
Вместо того он явился в Смоленск (где тогда неизвестно каким путем сел
брат его Давид), набрал там войска и, вышедши оттуда, пошел вниз по Оке,
ударил на Муром, который достался в управление сыну Мономаха Изяславу,
посаженному на княжение в соседней ростовской земле. (Отец Олега
Святослав, сидя в Чернигове, был в то же время на княжении и в Муроме, и
потому Олег считал Муром своею отчиною). 6 сентября 1096 года Изяслав был
убит в сече. Олег взял Муром и оковал всех найденных там ростовцев,
6елозерцев и суздальцев: видно, что князь Изяслав управлял муромцами при
помощи людей своей земли. В Муроме и его волости в то время еще
господствовало язычество; край был населен народом финского племени,
муромою, и держался за князьями только посредством дружины, составлявшей
здесь, вероятно, еще единственное славянское население в те времена. В
Ростове, Суздале и Белозерске, напротив, славяно-русская стихия уже прежде
пустила свои корни, и эти края имели свое местное русское население.
   Олег, отвоевавши Муром, взял Суздаль и поступил сурово с его жителями:
одних взял в плен, других разослал по своим городам и отнял их имущество.
Ростов сдался Олегу сам. Возгордившись успехами, Олег затевал подчинить
своей власти и Новгород, где на княжении был другой сын Мономаха Мстислав,
молодой князь, очень любимый новгородцами. Новгородцы предупредили
покушение Олега и, прежде чем он мог встать с войском на новгородской
земле, сами отправились на него на ростовско-суздальскую землю. Олег
убежал из Суздаля, приказав в досаде сжечь за собою город, и остановился в
Муроме. Мстислав удовлетворился тем, что выгнал Олега из
ростовско-суздальской земли, которая никогда не была уделом ни Олега, ни
его отца; предложил Олегу мир и предоставлял ему снестись со своим отцом.
   Мстислава располагало к уступчивости то, что Олег был его крестным
отцом. Олег притворно согласился, а сам думал внезапно напасть на своего
крестника; но новгородцы узнали об его намерении заблаговременно и вместе
с ростовцами и белозерцами приготовились к бою. Враги встретились друг с
другом на реке Колакше в 1096 году. Олег увидел у противников распущенное
знамя Владимира Мономаха, подумал, что сам Владимир Мономах пришел с
большою силою на помощь сыну, и убежал. Мстислав с новгородцами и
ростовцами пошел по его следам, взял Муром и Рязань, мирно обошелся с
муромцами и рязанцами, освободил людей ростовско-суздальской области,
которых Олег держал в городах Муроме и Рязани пленниками; после того
Мстислав послал к своему сопернику такое слово: "Не бегай более, пошли с
мольбой к своей братьи; они тебя не лишат русской земли". Олег обещал
сделать так, как предлагал ему победитель.
   Мономах дружелюбно обошелся со своим соперником, и памятником тогдашних
отношений его к Олегу осталось современное письмо его к Олегу, очень
любопытное не только потому, что оно во многом объясняет личность князя
Владимира Мономаха, но и потому, что вообще оно составляет один из
немногих образчиков тогдашнего способа выражения: "Меня, - пишет он, -
принудил написать к тебе сын мой, которого ты крестил и который теперь
недалеко от тебя: он прислал ко мне мужа своего и грамоту и говорит так:
сладимся и примиримся, а братцу моему суд пришел; не будем ему мстителями;
возложим все на Бога; пусть они станут пред Богом, мы же русской земли не
погубим. Я послушался и написал; примешь ли ты мое писание с добром или с
поруганием, - покажет ответ твой. Отчего, когда убили мое и твое дитя
перед тобою, увидавши кровь его и тело его, увянувшее подобно едва
распустившемуся цветку, отчего, стоя над ним, не вник ты в помыслы души
своей и не сказал: зачем это я сделал? Зачем ради кривды этого
мечтательного света причинил себе грех, а отцу и матери слезы? Тебе было
бы тогда покаяться Богу, а ко мне написать утешительное письмо и прислать
сноху мою ко мне... она тебе не сделала ни добра, ни зла; я бы с нею
оплакал мужа ее и свадьбу их вместо свадебных песен. Я не видел прежде их
радости, ни их венчания; отпусти ее как можно скорее, я поплачу с нею
заодно и посажу на месте, как грустную горлицу на сухом дереве, а сам
утешусь о Боге. Так было и при отцах наших. Суд пришел ему от Бога, а не
от тебя! Если бы ты, взявши Муром, не трогал Ростова, а прислал бы ко мне,
мы бы уладились; рассуди сам, тебе ли следовало послать ко мне или мне к
тебе? Если пришлешь ко мне посла или попа и грамоту свою напишешь с
правдою, то и волость свою возьмешь, и сердце наше обратится к тебе, и
будем жить лучше, чем прежде; я тебе не враг, не мститель".
   Тогда, наконец, состоялось то, что долго замышлялось и никак не могло
прийти к исполнению. В городе Любече съехались князья Святославичи - Олег,
Давид и Ярослав, киевский Святополк, Владимир Мономах, волынский князь
Давид Игоревич и червонорусские князья Ростиславичи: Володарь и Василько.
С ними были их дружинники и люди их земель. Цель их совещания была -
устроить и принять меры к охране русских земель от половцев. Всем делом
заправлял Мономах.
   "Зачем губим мы русскую землю, - говорили тогда князья, - зачем
враждуем между собою? Половцы разоряют землю; они радуются тому, что мы
друг с другом воюем.
   Пусть же с этих пор будет у всех нас единое сердце; соблюдем свою
отчину".
   На этом съезде князья решили, чтобы все они владели своими волостями:
Святополк Киевом, Владимир уделом отца своего Всеволода: Переяславлем,
Суздалем и Ростовом; Олег, Давид и Ярослав - уделом Святослава, отца их:
северскою землею и рязанскою; Давид Игоревич - Волынью, а Василько и
Володарь городами: Теребовлем и Перемышлем с их землями, составлявшими тот
край, который впоследствии назовется Галичиною. Все целовали крест на том,
что если кто-нибудь из князей нападет на другого, то все должны будут
ополчиться на зачинщика междоусобия. "Да будет на того крест честный и вся
земля русская". Такой приговор произнесли они в то время.
   До сих пор Владимир находился в самых приятельских отношениях к
Святополку киевскому. Последний был человек ограниченного ума и слабого
характера и подчинялся Владимиру, как вообще люди его свойств подчиняются
лицам, более их сильным волей и более их умным. Но известно, что такие
люди склонны подозревать тех, которым они невольно повинуются. Они им
покорны, но в душе ненавидят их.
   Давид Игоревич был заклятый враг теребовльского князя Василька и хотел
присвоить себе его землю. Возвращаясь на Волынь из Любеча через Киев, он
уверил Святополка, что у Василька с Владимиром составился злой умысел
лишить Святополка киевской земли. Сам Василько был человек предприимчивого
характера; он уже водил половцев на Польшу; затем, как он сам потом
признавался, думал идти на половцев, но, если верить ему, не думал делать
ничего дурного русским князьям.
   Натравленный Давидом Святополк звал к себе Василька на именины в то
время, когда последний, возвращаясь из Любеча домой, проезжал мимо Киева
и, не заезжая в город, остановился в Выдубицком монастыре, отославши свой
обоз вперед. Один из слуг Василька, или подозревая коварство, или, быть
может, даже предостерегаемый кем-то, не советовал своему князю ехать в
Киев: "Тебя хотят схватить", - говорил он. Но Василько понадеялся на
крестное целование, немного подумал, перекрестился и поехал.
   Было утро 5 ноября. Василько вошел в дом к Святополку и застал у него
Давида.
   После первых приветствий они сели. Давид молчал. "Оставайся у меня на
праздник", - сказал Святополк. "Не могу, брат, - отвечал Василько, - я уже
отослал свой обоз вперед". - "Ну так позавтракай с нами", -сказал
Святополк. Василько согласился. Тогда Святополк сказал: "Посидите здесь, а
я пойду велю кое-что приготовить". Василько остался с Давидом и стал было
вести разговор с ним, но Давид молчал и как будто ничего не слышал.
Наконец Давид спросил слуг: "Где брат?" - "Стоит на сенях", - отвечали
ему. "Я пойду за ним, а ты, брат, посиди", - сказал он Васильку и вышел.
Тотчас слуги наложили на Василька оковы и приставили к нему стражу. Так
прошла ночь.
   На другой день Святополк созвал вече из бояр и людей киевской земли и
сказал:
   "Давид говорит, что Василько убил моего брата Ярополка и теперь
совещается с Владимиром; хотят убить меня и отнять мои города". Бояре и
люди киевские сказали: "Ты, князь, должен охранять свою голову. Если Давид
говорит правду, пусть Василько будет казнен, а если неправду, то пусть
Давид примет месть от Бога и отвечает перед Богом".
   Ответ был двусмысленный и увертливый. Игумены были смелее и стали
просить за Василька. Святополк ссылался на Давида. Сам Святополк готов был
отпустить Василька на свободу, но Давид советовал ослепить его и говорил:
"Если ты его отпустишь, то не будет княжения ни у меня, ни у тебя".
Святополк колебался, но потом совершенно поддался Давиду и согласился на
гнусное злодеяние.
   В следующую ночь Василька повезли в оковах в Белгород, ввели в
небольшую избу.
   Василько увидел, что ехавший с ним торчин стал точить нож, догадался, в
чем дело, начал кричать и взывать к Богу с плачем. Вошли двое конюхов:
один Святополков, по имени Сновид Изечевич, другой Давидов -Дмитрий; они
постлали ковер и взялись за Василька, чтобы положить его на ковер.
Василько стал с ними бороться; он был силен; двое не могли с ним
справиться; подоспели на помощь другие, связали его, повалили и, сняв с
печи доску, положили на грудь; конюхи сели на эту доску, но Василько
сбросил их с себя. Тогда подошли еще двое людей, сняли с печи другую
доску, навалили ее на князя, сами сели на доску и придавили так, что у
Василька затрещали кости на груди. Вслед за тем торчин Беренда, овчар
Святополка, приступил к операции: намереваясь ударить ножом в глаз, он
сначала промахнулся и порезал Васильку лицо, но потом уже удачно вынул у
него оба глаза один за другим. Василько лишился чувств. Его взяли вместе с
ковром, на котором он лежал, положили на воз и повезли дальше по дороге во
Владимир.
   Проезжая через город Звиждень, привезли его к какой-то попадье и отдали
ей мыть окровавленную сорочку князя. Попадья вымыла, надела на Василька и
горько плакала, тронутая этим зрелищем. В это время Василько очнулся и
закричал: "Где я?" Ему отвечали: "В Звиждене городе". - "Дайте воды!" -
сказал Василько. Ему подали воды, он выпил - и мало-помалу совсем пришел в
себя, вспомнил, что с ним происходило и, ощупав на себе сорочку, спросил:
"Зачем сняли? Я бы в этой окровавленной сорочке принял смерть и стал перед
Богом".
   Пообедавши, злодеи повезли его во Владимир, куда прибыли на шестой
день. Давид поместил Василька на дворе какого-то владимирского жителя
Вакея и приставил к нему тридцать сторожей под начальством двух своих
княжеских отроков, Улана и Колчка.
   Услышал об этом прежде других князей Владимир Мономах и ужаснулся.
"Этого не бывало ни при дедах, ни при прадедах наших", - говорил он.
Немедленно позвал к себе черниговских князей Олега и Давида на совещание в
Городец. "Надобно поправить зло, - говорил он, - а иначе еще большее зло
будет, начнет брат брата умерщвлять, и погибнет земля русская, и половцы
возьмут землю русскую". Давид и Олег Святославичи также пришли в ужас и
говорили: "Подобного не бывало еще в роде нашем". Действительно не бывало:
в княжеском роде прежде случались варварские братоубийства, но ослеплений
еще не бывало. Этот род злодеяния принесла в варварскую Русь греческая
образованность.
   Все три князя отправили к Святополку своих мужей с таким словом: "Зачем
наделал ты зла в русской земле, зачем вверг нож в братью? Зачем ослепил
брата? Если бы он был виноват перед тобою, ты бы должен был обличить его
перед нами и доказать вину его: он был бы наказан, а теперь скажи: в чем
его вина?" Святополк отвечал:
   "Мне сказал Давид Игоревич, что Василько убил брата моего Ярополка и
меня хочет убить, чтобы захватить волость мою: Туров, Пинск, Берестье и
Погорынье, говорил, что у него положена клятва с Владимиром: чтобы
Владимиру сесть в Киеве, а Васильку в городе Владимире. Я поневоле
оберегал свою голову. Не я его ослепил, а Давид; он его и увез к себе".
   "Этим не отговаривайся, - отвечали князья, - Давид его ослепил, но не в
Давидовом городе, а в твоем".
   Владимир с князьями и дружинами хотел переходить через Днепр против
Святополка; Святополк в страхе собирался бежать, но киевляне не пустили
его и послали к Владимиру его мачеху и митрополита Николая с таким словом:
   "Молим тебя, князь Владимир, и вместе с тобою братию твою князей, не
губите русской земли; если вы начнете воевать между собою, поганые
возрадуются и возьмут землю нашу, которую приобрели отцы ваши и деды ваши
трудом и храбростью; они боролись за русскую землю и чужие земли
приобретали, а вы хотите погубить русскую землю".
   Владимир очень уважал свою мачеху и склонился на ее мольбы. "Правда, -
сказал он, - отцы и деды наши соблюдали русскую землю, а мы хотим ее
погубить".
   Княгиня, возвратившись в Киев, принесла радостную весть киевлянам, что
Владимир склоняется на мир.
   Князья стояли на левой стороне Днепра, в бору, и пересылались со
Святополком.
   Наконец последнее их слово было таково: "Если это преступление
Давидово, то пусть Святополк идет на Давида, пусть либо возьмет его, либо
сгонит с княжения".

   Святополк целовал крест поступать по требованию Владимира и его
товарищей.
   Князья собрались идти на Давида, а Давид, узнав об этом, стал пытаться
поладить с Васильком и заставить его самого отклонить от Давида опасность,
которой подвергался Давид за Василька.
   Призвал ночью Давид какого-то Василия, которого рассказ включен в
летопись целиком. Давид сказал ему:
   "Василько в эту ночь говорил Улану и Колчке, что ему хочется послать от
себя мужа своего к князю Владимиру. Посылаю тебя, Василий, идти к
одноименнику своему и скажи ему от меня: если ты пошлешь своего мужа к
Владимиру и Владимир воротится, я дам тебе какой хочешь город: либо
Всеволожь, либо Шепель, либо Перемиль". Василий отправился к Васильку и
передал ему речь Давида. "Я ничего такого не говорил, - сказал Василько, -
но готов послать мужа, чтобы не проливали из-за меня крови; дивно только,
что Давид дает мне города свои, а мой Теребовль у него. Ступай к Давиду и
скажи, пусть пришлет ко мне Кульмея. Я пошлю его к князю Владимиру".
Василий сходил к Давиду и, воротившись, сказал, что Кульмея нет.
   Василько сказал: "Посиди со мной немного". Он велел слуге выйти вон и
говорил Василию:
   "Слышу, что Давид хочет меня отдать ляхам, не насытился он еще моей
кровью; еще больше хочет упиться ею. Я много зла наделал ляхам и хотел еще
наделать и мстить им за русскую землю. Пусть выдает меня ляхам, смерти я
не боюсь. Скажу только тебе по правде. Наказал меня Бог за мое
высокомерие; ко мне пришла весть, что идут ко мне берендичи, печенеги,
торки, и я сказал себе в уме: как будут у меня берендичи, печенеги, торки,
скажу я брату своему Володарю и Давиду: дайте мне свою меньшую дружину, а
сами пейте себе и веселитесь; я же зимою пойду на ляхскую землю, а на лето
завоюю ляхскую землю и отомщу за русскую землю. Потом я хотел овладеть
дунайскими болгарами и поселить их у себя, а потом хотел проситься у
Святополка и Владимира идти на половцев: либо славу себе найду, либо
голову сложу за русскую землю; иного помышления у меня в сердце не было ни
на Святополка, ни на Давида. Клянусь Богом и его пришествием, не мыслил я
никакого зла братьи; но за мое возношение низложил меня Бог и смирил!"
Неизвестно, чем кончились эти сношения Давида с Васильком, но, вероятно,
Василько остановил Владимира, потому что в этом году не было от него
нападения на Давида. Наступала Пасха. Давид не выпустил Василька и,
напротив, хотел захватить волость ослепленного; он пошел туда с войском,
но у Божска встретил его Володарь. Давид был такой же трус, как и злодей.
Он не осмелился вступить в бой и заперся в Божске. Володарь осадил его и
послал к нему такое слово: "Зачем наделал зла и еще не каешься. Опомнись!"
- "Разве я это сделал, -отвечал Давид, - разве в моем городе это
сделалось? Виною всему Святополк: я боялся, чтобы и меня не взяли и не
сделали со мною того же; поневоле пришлось мне пристать к нему в совет,
был у него в руках".
   Володарь не перечил ему, стараясь только о том, как бы выручить брата
из неволи.
   "Бог свидетель всему этому, -послал он сказать Давиду, - а ты выпусти
моего брата, и я с тобой примирюсь".
   Давид обрадовался, приказал привести слепого и отдал его Володарю. Они
заключили мир и разошлись.
   Но на другую весну (1098) Володарь и Василько с войском шли на Давида.
Они подошли к городу Всеволожу, взяли его приступом и зажгли; жители
бежали, Василько приказал всех их истребить и мстил за себя невинным
людям, замечает летописец, Василько показал, что хотя он и был несчастен,
но вовсе не любил русской земли в той мере, как говорил. Братья подошли к
Владимиру. Трусливый Давид заперся в нем. Братья князья послали к
владимирцам такое слово:
   "Мы пришли не на ваш город и не на вас, а пришли мы на врагов своих: на
Туряка, Лазаря и Василия, - они подговорили Давида; он их послушал и
сделал зло. Если хотите биться за них, - и мы готовы; а не хотите, - так
выдайте врагов наших".
   Владимирские граждане собрались на вече и так сказали Давиду:
   "Выдай этих мужей, мы за них не бьемся; за тебя же биться можем; если
не выдашь, - мы отворим город, а ты сам о себе промышляй как знаешь".
   Давид отвечал: "Их нет здесь, я послал их в Луцк; Туряк бежал в Киев,
Василий и Лазарь в Турийске".
   "Выдай тех, кого они хотят, - крикнули горожане, - а не то - мы
сдадимся!"
   Давиду нечего было делать. Он послал за своими любимцами: Василием и
Лазарем, и выдал их.
   Братья Ростиславичи по заре повесили Василия и Лазаря перед городом, а
сыновья Василька расстреляли их стрелами. Совершивши казнь, они отступили
от города.
   После этой расправы на Давида пошел Святополк, который до сих пор
медлил исполнением княжеского приговора наказать Давида за его злодеяние.
Давид искал помощи у польского князя Владислава Германа, но последний взял
с него деньги за помощь и не помог. После семинедельной осады во Владимире
Давид сдался и уехал в Польшу.
   В великую субботу 1098 года Святополк вошел во Владимир. Овладев
Волынью, киевский князь думал, что не худо таким же способом овладеть и
волостями Ростиславичей, за которые он начал войну с Давидом. Володарь,
предупреждая нападение, вышел против киевского князя и взял с собою
слепого брата. Враги встретились на урочище, называемом Рожново поле.
Когда рати готовы были ударить друг против друга, вдруг явился слепой
Василько с крестом в руке и кричал, обращая речь свою к Святополку:
   "Вот крест, который ты целовал перед тем, как отнял у меня зрение!
Теперь ты хочешь отнять у меня душу. Этот честный крест рассудит нас!"
   Произошла жестокая битва. Ростиславичи победили. Святополк бежал во
Владимир.
   Победители не погнались за ним. "С нас довольно стать на своей меже", -
говорили они.
   Тогда у Ростиславичей и у их врага Давида явилось общее дело: защищать
себя от Святоп