ляне отчаянно
защищали остаток стен, пока, наконец, татары не сбили их со стен и сами не
вошли на стены. Тогда киевляне столпились у Десятинной церкви и в одну
ночь возвели около нее укрепление. Когда завоеватели стали разрушать и эти
укрепления, киевляне, со своим имуществом, кто что успел схватить,
взбирались на верх церкви и отбивались оттуда до последней возможности:
наконец, под ними рухнули стены церковные, по сказанию летописца, от
тяжести, но вероятнее всего подбитые татарскими пороками.
   О разрушении Подола мы не имеем известий, но несомненно, что весь город
Киев превращен был тогда в кучу развалин. Надобно также полагать, что
значительная часть жителей заранее бежала, так как прихода татар давно
ждали.
   Оставленный Данилом в городе тысячский Дмитрий, весь израненный,
достался татарам, но Батый велел его пощадить, вероятно для того, чтобы
воспользоваться им при дальнейших походах.
   Завоевательные полчища Батыя двинулись от Киева на запад, истребляя и
разрушая все на пути своем. Город Колодяжный (нынешний Ладыжин), вопреки
примеру других русских городов, сдался добровольно, в надежде быть
пощаженным. Но татары истребили в нем всех жителей, хотя нередко в
подобных случаях они оказывали побежденным пощаду. Все волынские города
подверглись разорению; только Кременец, расположенный на неприступной
горе, не поддался татарам. Во Владимире истреблены были поголовно все
жители. Застигнутые врасплох, русские кидали свои жилища в городах и
селах, скрывались в лесах или бежали, сами не зная куда. Данило в это
время был в Венгрии: еще не слыхав ничего о приближении татар, он
отправился в Венгрию для сватовства своего сына, которое на тот раз не
удалось ему. В его отсутствие татары разорили опустелый Галич. Тысячский
Дмитрий, желая спасти свою землю от дальнейшего разорения, убедил Батыя
спешить в Венгрию и представлял, что, в противном случае, венгры и немцы
соберутся на него с большою силою.
   Завоеватели разделились на две части: одни через Карпаты пошли в
Венгрию, другие через Польшу в Силезию и Моравию, откуда через три года
вернулись назад в свои степи.
   Данило приехал из Венгрии, не зная, где находится его семья и брат, и
отправился в Польшу. Там свиделся он с княгиней и Васильком, которые
укрывались в Польше от татар. Мазовский князь Болеслав предоставил
изгнанникам город Вышгород, где Данило пробыл до тех пор, пока не узнал,
что татар уже нет в его волости.
   Возвращаясь на свою землю, он хотел остановиться в Дрогичине, но
тамошний наместник не пустил своего князя; вероятно, он был заодно с
боярами, которые думали воспользоваться общим смятением, чтобы опять
начать свои козни против князя. Данило с братом Васильком отправился затем
к Берестью, но не мог приблизиться к городу от смрада гниющих тел. То же
представилось им во Владимире; там не встретили они ни одной души; все
церкви были наполнены грудами трупов. Видно, что жители, во время
нашествия татар, искали убежища в церквах и там погибали. Данилу пришлось
отстраивать жилища и собирать разогнанные остатки населения.
   Между тем галицкие бояре, захвативши в свои руки всю землю, думали
править ею самовольно. Но теперь они уже не сладили с волею Данила. Боярин
Доброслав и Судьич, попов внук, самовольно захватили Понизье, а Григорий
Васильевич овладел горной страной перемышльской. Эти бояре от себя
раздавали волости и доходы разным своим подручникам: так у Доброслава было
двое подручников: Лазарь Домажирич и Ивор Молибожич, люди низкого
происхождения (как говорит летописец), которым этот боярин поручил
Коломыю, дававшую прежде князю большой доход солью.
   К счастью Данила, эти бояре жили между собою во вражде и, ненавидя
своего князя, доносили ему друг на друга. Таким образом Доброслав обвинял
перед Данилом Григория. Пользуясь их враждою, Данило, не веря ни тому ни
другому, приказал схватить обоих и послал своего печатника Кирилла сделать
опись всем грабительствам и злоупотреблениям бояр во время их управления.
   Неугомонный, задорный сын черниговского князя Ростислав Михайлович в
свою очередь продолжал беспокоить Данила. В то время, когда Кирилл
производил осмотр в Понизье, Ростислав, соединившись с князьями
бологовскими, пытался было овладеть Бакотою в Понизье, но не успел. За это
Данило расправился с бологовскими князьями, которые вывели его наконец из
терпения. Он в особенности был зол на них за то, что они поладили с
татарами. Татары оставили покойно этих князей на земле их для того, чтобы
они сеяли на них пшеницу и просо. Продолжая злобствовать против Данила,
они надеялись на покровитeльcтво татар. Данило имел право упрекать их в
неблагодарности к себе, так как ранее этого времени он избавил их из рук
мазовецкого князя Болеслава и даже чуть было не воевал из-за них с
Болеславом. Теперь, наказывая их за союз с Ростиславом, он вступил с
войском на их землю, взял и предал огню города их: Деревич, Губин, Кобуд,
Кудин, Городец, Божьский и Дядьков. Ростислав беспокоил Данила до самого
1249 года. Он женился на дочери венгерского короля Белы и с помощью тестя
надеялся овладеть Галичем. В эти распри вмешались и поляки, так как другая
дочь Белы была за князем Болеславом; на этом основании Данило помогал
сопернику Болеслава Конраду, женатому на его родственнице. Наконец, после
долгих мелких драк произошло решительное сражение 1249 года.
   Ростислав с войском, составленным из русских, венгров и болеславовых
поляков, подступил к городу Ярославлю. Венграми начальствовал воевода
Фильний, прозванный русскими "прегордый Филя", тот самый, который был
некогда разбит Мстиславом Удалым. Хвастливый Ростислав говорил: "Если бы я
знал, где теперь Данило и Василько, с десятью воинами поехал бы на них!"
Между тем он устроил военную игру (турнир) и сразился с каким-то Воршем.
Под ним споткнулся конь: Ростислав упал и повредил себе плечо. Это сочтено
было дурным предзнаменованием. Тем временем Данило с Васильком шли против
него. За ними на помощь следовали литва и поляки конрадовой стороны; тут
было также несколько русских князей, пришедших на службу к Данилу. Им на
дороге также было предзнаменование: над их войском собралась целая туча
орлов и воронов и с криком кружилась над войском. "Это знамение на добро",
- говорили русские. Битва произошла 17 августа. Венгерский воевода Фильний
находился в заднем полку и, держа в руках знамя, кричал: "Русь плохо
бьется: выдержим их первый напор: они не вытерпят сечи на долгое время".
Но Данило ударил своим полком и смял его. Знамя Фильния было отнято и
разодрано пополам. Молодой сын Данила, Лев, изломил об его доспехи копье
свое. С другой стороны поляки, указывая на русских, кричали: "Погоним
великие бороды!" - "Лжете, - закричал им Василько, - Бог нам помощник!"
Поляки по своему обычаю закричали "керылеш" (кириэ элейсон) и дружно
бросились на Василька, но русские отбили их и обратили в бегство.
Ростислав увидел, что и венгры и поляки бегут, побежал сам. Победа была
вполне на стороне Данила. Воевода Фильний был схвачен Андреем дворским,
приведен к Данилу и убит. Тогда же был казнен взятый в плен боярин
Володислав, зачинщик смут. Ростислав с тех пор уже не делал более
покушения на галицкий стол. Тесть его Бела дал ему в удел Мачву на Саве, и
после того его имя уже не встречается в русской истории.
   На следующий год Данило примирился с венгерским королем, при посредстве
митрополита Кирилла, и король отдал за сына Данилова Льва дочь свою.
Свадьбу праздновали в Изволине, и Данило, в знак мира, привел с собою и
отдал королю венгерских пленников, взятых во время ярославской битвы.
   Так, наконец, Данило успокоил и себя и свои земли, как от венгров, так
и от русских князей. Много труда и усилий, много тяжелых лет и неутомимого
терпения стоило ему это успокоение. Теперь он был один из сильнейших
владетелей в славянском мире. До сих пор он не считал себя данником хана.
Монгольские полчища пока только прошли по южной Руси разрушительным
ураганом, оставивши по себе, хотя ужасные, но скоро поправимые следы.
Участь других русских князей, казалось, миновала Данила. Но не так вышло
на деле, как казалось. В 1250 году прибыли послы от Батыя с грозным
словом: "Дай Галич!"
   Данило запечалился. Занятый беспрестанными войнами со своими
соперниками, он не успел укрепить городов своих и не был в состоянии дать
отпор татарскому полчищу, если бы оно пошло на него. Обсудивши свое
положение, Данило сказал: "Не дам полуотчины своей, сам поеду к хану". В
самом деле Данилу приходилось, уступивши Галич, не только потерять землю,
приобретенную такими многолетними кровавыми усилиями, но ему угрожала
большая беда: отнявши Галич, монголы не оставили бы его в покое с
остальными владениями; и потому благоразумнее было заранее признать себя
данником хана, чтобы удержать свою силу на будущее время, когда, при
благоприятных обстоятельствах, можно будет заговорить иначе с
завоевателями Руси. 26 октября выехал Данило в далекий путь.
   Проезжая через Киев, Данило остановился в Выдубицком монастыре, созвал
к себе соборных старцев и монахов, просил помолиться о нем, отслужил
молебен Архистратигу Михаилу, и напутствуемый благословениями игумена сел
в ладью и отправился в Переяславль. Здесь встретили его татары. Ханский
темник 6 Куремса проводил его в дальнейший путь. Тяжело и страшно было
ехать Данилу. С грустью смотрел он на языческие обряды монголов,
владычествовавших в тех местах, где прежде господствовало христианство.
Его страшили слухи, что монголы заставят православного князя кланяться
кусту, огню и умершим прародителям. Следуя по степи, доехал он до Волги.
Здесь встретил его некто Сунгур и сказал: "Брат твой кланялся кусту, и
тебе придется кланяться". - "Дьявол говорит твоими устами, - сказал
рассерженный Данило, - чтоб Бог загородил твои уста и не слышал бы я
такого слова!"
   Батый позвал его к себе, и, к утешению Данила, его не заставляли делать
ничего такого, что бы походило на служение идолам.
   "Данило, - сказал ему Батый, - отчего ты так долго не приходил ко мне?
Теперь ты пришел и хорошо сделал. Пьешь ли наше молоко, кобылий кумыс?"
   "До сих пор не пил, а прикажешь - буду пить". Батый сказал ему: "Ты уже
наш татарин, пей наше питье". Данило выпил и сказал, что пойдет
поклониться ханьше.
   Батый ответил: "Иди".
   Данило поклонился ханьше, и Батый послал ему вина со словами: "Не
привыкли вы пить кумыс, пей вино".
   Данило пробыл 25 дней в Орде и был отпущен милостиво. Батый отдал ему
его владения в вотчину. Родные и близкие встретили его по возвращении с
радостью и вместе с грустью: они радовались, видя, что он воротился жив и
здоров, и скорбели об его унижении. Вместе со своим князем вся русская
земля чувствовала это унижение, и оно-то прорвалось в возгласе
современника-летописца: "О злее зла честь татарская! Данило Романович,
князь великий, обладавший русскою землею, Киевом, Волынью, Галичем и
другими странами, ныне стоит на коленях, называется холопом, облагается
данью, за жизнь трепещет и угроз страшится!"
   Подчинение хану, хотя, с одной стороны, унижало князей, но зато, с
другой, укрепляло их власть. Хан отдавал Данилу, как и другим князьям,
земли его в вотчину. Прежде Данило, как и прочие князья, называл свои
земли отчинами, но это слово имело другое значение, чем впоследствии слово
вотчина. Прежде оно означало не более, как нравственное право князя
править и княжить там, где княжили его прародители. Но это право зависело
еще от разных условий: от воли бояр и народа, от удачи соперников, в
которых не было недостатка, от иноплеменного соседства и от всяких
случайностей. Князья должны были постоянно беречь и охранять себя
собственными средствами. Теперь князь, поклонившись хану, предавал ему
свое княжение в собственность, как завоевателю, и получал его обратно как
наследственное владение; теперь он имел право на покровительство и защиту
со стороны того, кто дал ему владение. Никто не мог отнять у него
княжения, кроме того, от кого он получил его. Вечевое право, выражаемое
волею ли бояр, волею ли всего народа, необходимо должно было смолкнуть,
потому что князь мог всегда припугнуть непокорных татарами. Соседний князь
не отваживался уже так смело, как прежде, выгонять другого князя, потому
что последний мог искать защиты в сильной Орде. Князья становились
государями. Это положение сразу поняли восточные князья и потому так легко
примирились с новым порядком вещей. Но Данило слишком привык к прежнему
строю жизни, чтобы примириться с новым положением. Он был гораздо ближе к
европейским понятиям, чем восточные князья. Стыд рабского положения не мог
для него ничем выкупаться. Его задушевною мыслью стало освобождение от
постыдного ига.
   Цель эта могла быть достигнута в будущем как материальным усилением
Данила, так и возвышением его нравственного значения в ряду европейских
владетелей. Вся остальная жизнь Данила была посвящена этой идее и, как
увидим, неудачно.
   Дружба и союз с королем венгерским вовлекли Данила в дела западной
Европы. После смерти австрийско-штирийского герцога Фридриха, венгерский
король хотел не допустить немецкого императора взять себе Австрию и
Штирию, страны, остававшиеся теперь без владетеля. Король в 1252 году
пригласил на помощь Данила. Дело уладилось было через императорских послов
в Пожге. Здесь Данило виделся с немецкими послами, которые удивлялись
необычному для них вооружению русских: их коням, одетым в кожаные доспехи,
и их блестящему, татарскому, оружию. Сам Данило ехал рядом с королем,
одетый по-русски; седло под ним было обито чистым золотом, стрелы и сабля
позолоченные с узорами. На нем был "кожух" (конечно, не тулуп, так как
тогда был знойный день) греческой материи, украшенный кружевами и золотой
тесьмой; и был князь обут в зеленых сафьянных сапогах, вышитых золотом.
   Его превосходный породистый конь возбуждал удивление и похвалы. "Твой
приезд, по обычаю русских князей, дороже мне тысячи серебра", - сказал ему
в приветствие венгерский король. Вскоре после того поднялся новый спор за
австрийско-штирийское наследство. У покойного Фридриха было две дочери:
одна из них была за Оттокаром, сыном чешского короля Вацлава, а другая, по
имени Гертруда, была вдова маркграфа баденского. Оттокар, с согласия
партии, державшей его сторону в Австрии, хотел овладеть всем наследством.
Гертруда обратилась к покровительству Белы. Здесь при дворе его
познакомился с нею сын Данила, Роман, и женился на ней. Таким образом у
Данила возникло притязание утвердить сына в обладании Австриею и Штириею.
Для заветных целей Данила удача в том случае имела бы большое значение. В
союзе с Белою и зятем Белы Болеславом Стыдливым, польским князем, Данило
совершил против Оттокара поход в чешские владения, на землю опавскую
(Троппау). Поход этот, бесплодный по своим последствиям, замечателен
только тем, что, по выражению летописца, ни один русский князь не заходил
так далеко на запад.
   Даниловы союзники, поляки, в этой войне вели себя очень не храбро, так
что Данилу пришлось усовещевать их. Наконец, потерявши терпение, он сказал
им: "Если хотите, идите прочь, а я останусь с малою дружиною". Сам Данило
страдал тогда сильною глазною болезнью, но все-таки неутомимо разъезжал с
обнаженным мечом, собирал и ободрял воинов. Союзники, не взявши города
Опавы, овладели только городком Насилье (Носельт), потом заставили
чешского воеводу Герберта прислать меч Данилу в знак покорности. Война
эта, по всеобщему тогдашнему обычаю, сопровождалась варварским разорением
края, но Данило смягчал ее жестокость.
   Таким образом, взявши город Насилье, он только освободил своих
пленников и не велел никому делать зла.
   Роману Даниловичу и впоследствии не удалось овладеть Австриею. Бела
изменил своим видам относительно Романа. Оставивши у себя при дворе сына
Гертруды от первого брака, он задумал женить его на своей дочери и
предоставить ему спорные владения, а потому и покинул без помощи Романа,
боровшегося в Австрии с Оттокаром. Осажденный в Нейбурге близ Вены, Роман
вместе с женою терпел недостаток, напрасно ожидая выручки от Белы. Тогда
Оттокар сделал ему такое предложение: "Оставь короля угорского: он тебе
много обещает, но ничего не исполнит; ты мне свояк: разделим землю
пополам; а что я говорю правду, в том ставлю тебе свидетелей: папу и
двенадцать епископов". Но Роман следовал нравственным правилам отца
своего, никогда не изменявшего своим союзникам, и сказал: "Я дал обещание
королю угорскому, своему тестю: не могу тебя послушать.
   Стыдно и грешно не исполнять данного слова". Сама жена вооружала его
против Белы: "Он взял моего сына к себе, - говорила она, -хочет забрать
нашу землю, а мы за него здесь голод терпим". Роман был непреклонен.
Преданная им женщина тайком пробиралась из Нейбурга в Вену и приносила им
пищу. Наконец какой-то Веренгер вывел их из осады, и Роман отправился к
отцу.
   План Данила с этой стороны окончательно рушился.
   Удачнее шли дела Данила на севере. Ятвяги, народ воинственный, дикий и
жестокий, живший в лесах и болотах нынешней Гродненской губернии, делали
опустошительные набеги на русские области и уводили множество пленников,
которых держали в тяжелом рабстве. Данило проник в их трущобы, разорил их
поселения и освободил всех русских пленников, наконец, умертвил в битве их
князя Стеконта, подчинил их своей власти и наложил на них дань.
   Удачно также шли дела его с Литвою. Этот народ, когда-то покорный
русским князьям, был выведен из терпения немецкими рыцарями, хотевшими
жестокими мерами распространить между ним крещение. Столкновение с этими
новыми врагами пробудило спящие силы литвинов, и они не только упорно и
мужественно отбивались от врагов, но сделались воинственным и
завоевательным народом. Литва начала расширяться за счет Руси. Один из ее
князей, Миндовг, заложил свою столицу Новогродок на русской земле и
сделался сильнейшим князем во всей Литве. Двое племянников его:
   Тевтивилл и Эдивид сделались князьями - один полоцким, другой
смоленским, а дядя их Викинт витебским. Миндовг хотел подчинить их своей
власти; тогда они обратились за помощью к Данилу. Данило, после смерти
первой жены своей Анны, женился на сестре Тевтивилла и Эдивида и теперь
горячо принял их сторону. Чтобы усмирить Миндовга, Данило заключил союз с
Ригою, вооружил против Миндовга половину жмуди (ветвь литовцев) и ятвягов
и стеснил Миндовга так, что последний, с намерением разорвать союз Данила
с немцами, изъявил желание принять католическую веру. В 1252 году он
крестился в присутствии папского легата и магистра немецкого ордена и был
коронован королем. Крещение его было притворное:
   он в душе оставался язычником. Вскоре Миндовг убедился, что союз его с
немцами приведет его к порабощению и что гораздо лучше будет сойтись с
русскими. Он помирился с племянниками и предложил мир и родственный союз
Данилу, отдавши свою дочь за сына Данилова Шварна. Союз этот устроил сын
Миндовга, знаменитый Воишелк: сперва кровожадный и жестокий, этот
литовский князь потом принял христианство, постригся в монахи и сделался
строгим отшельником. Преданный Данилу, он привел к нему сестру свою,
будущую жену Шварна. Мир был закреплен тем, что старшему сыну Роману
предоставили Новогродок, Слоним и Волковыйск, с обязанностью, однако,
признавать первенство Миндовга.
   Но все эти успехи были недостаточны для целей Данила. Ему нужно было
приобрести значение и силу в Европе, заручиться надеждой на помощь со
стороны Запада в то время, когда он открыто решится действовать против
татар. Для этой цели нужно было сойтись ему с такою центральною силою,
которая двигала всем западным миром.
   Такой центральной силой казался ему папа. Постоянные и долгие сношения
с западными католическими государями неизбежно должны были внушить ему
высокое мнение о могуществе духовного римского престола, хотя в то время
это могущество в сущности не могло произвести того, что производило
столетием ранее. Сношения с папою