связи с делом  Сухомлинова был  привлечен к
уголовной  ответственности  и  приговорен  к  смертной  казни.  Николай   II
постеснялся полностью реабилитировать  своего посланца и "милостиво" заменил
казнь   20   годами   каторги.   Так    закончилась   попытка   установления
непосредственного   контакта  между  правящими  кругами  царской  России   и
кайзеровской Германии весной 1915 года (106).
     В дальнейшем эти попытки возобновятся. Кто потом ездил из Петрограда за
границу  по этим темным делам, с кем встречался  в Стокгольме и Берлине - об
этом  шпрингеровские и  демохристианские публицисты умалчивают по сей  день.
Царскосельская  же  документация, как  сказано,  стала золой  в  каминах. Не
исключено,  что  эмиссар  кронпринца просидел в Стокгольме напрасно.  Потому
что, учуяв неладное, подняли шум в прессе и  Думе проантантовские  политики.
Со  своей  стороны ощутили, видимо,  и Романовы, что  играют с огнем. Что  и
показала Александра Федоровна в следующих строках, обращенных к супругу:
     "Миша Бенк сказал у Павла, что Маша является передатчицей писем от Эрни
к нам. А. сказала, что  ничего не знает. Павел же  утверждал, что  сказанное
Мишей -  правда.  Кто же  Павлу все это  рассказал?.. В прессе  опубликовано
письмо  к  Маше  от  княгини  Голицыной,  ужасное  письмо,  в  котором  Маша
обвиняется  в шпионаже и  прочих преступлениях,  но я  этому по-прежнему  не
верю,  хотя  и считаю, что она  (Васильчикова. - М. К.) поступила во  многом
необдуманно  и, опасаюсь, из жадности  к  деньгам.  И  вместе с тем как  мне
неприятно, что мое имя опять упоминается рядом с именем Эрни" (107).
     Маша  -  все та же  неугомонная  Васильчикова;  А. -  Вырубова, Бенк  -
Бенкендорф, царедворец, Павел - великий князь.
     В летние дни 1915 года в очередном письме в Могилев царица жалуется:
     "Мария Васильчикова поселилась со своей семьей в зеленом угловом доме и
оттуда, из окна, как кошка,  следит за всеми, кто входит и выходит из нашего
дома... Изу (фрейлину  Буксгевден. -  М. К.)  она извела расспросами: почему
дети  вышли из  ворот пешком,  а в  другой день выехали из  других ворот  на
велосипедах;  почему утром офицер вышел  в мундире и с  портфелем, а вечером
появился в другой одежде, и т. д. Она рассказала графине Фред. (Фредерике. -
М. К.), что видела, как к дворцу подъезжал  Гр. (Григорий. - М.  К.),  - как
это отвратительно! Чтобы наказать ее, мы сегодня пошли к А. (Вырубовой. - М.
К.) окольной дорогой, так что она и не увидела, как мы вышли" (108).
     В  конце  концов царскосельские гороховые  пальто сняли  вышеупомянутую
Машу  с  подоконника   и  препроводили  в  Черниговскую  губернию,  а  потом
переместили и подальше -  в зону вечной мерзлоты. После  Февраля  ей удалось
бежать с Крайнего Севера через Финляндию  в  Швецию, а в 1918 году она вновь
появилась в своей вилле в Земмеринте.  Личный крах зарвавшейся Маши, однако,
не был еще концом "ее дела.
     В премьерство Б.  В.  Штюрмера, выдвинутого Распутиным, германофильской
группе удалось  довести дело  до фактического  открытия  в Стокгольме тайных
русско-германских  переговоров. Кайзера представлял банкир граф фон Варбург,
Николая II - А. Д. Протопопов (прикрылся участием в парламентской делегации,
приглашенной в Англию; "проездом" задержался  в шведской  столице,  якобы по
личным делам).
     Можно ли, однако, сказать, что Распутин был германским агентом в прямом
и непосредственном смысле этого слова?
     За 50 с  лишним лет  этот вопрос задавался  не раз,  и отвечали на него
по-разному.
     Бывший глава Временного правительства утверждал:
     "Что Распутин  лично был немецкий агент или, правильнее сказать, что он
был тем лицом, около которого  работали не только германофилы, но и немецкие
агенты, это для меня не подлежит сомнению" (109).
     Бывший кадетский лидер В. А. Маклаков:
     "Хвостов в  бытность свою министром внутренних дел  рассказал  мне:  он
учредил  наблюдение  за Распутиным, и  для  него было  совершенно  ясно, что
Распутин окружен людьми, которых подозревали как немецких агентов... Хвостов
счел своим долгом доложить об этом государю, и это было причиной его опалы и
отставки" (110).
     Бывший лидер "Союза 17 октября" А. И. Гучков:
     "Если  бы  нашей  внутренней  жизнью  и  жизнью  нашей  армии руководил
германский генеральный штаб,  он не делал бы ничего другого, кроме того, что
сделала русская правительственная власть, вдохновляемая Распутиным" (111).
     Неназванное   лицо,  участвовавшее  в   наблюдениях  контрразведки   за
квартирой Распутина:
     "Тогда  для меня и стало ясно, что его квартира на Гороховой, 64, - это
то место, где немцы через свою агентуру получают нужные им сведения" (112).
     Мнение же, высказанное  еще в двадцатых годах  советским историком М.Н.
Покровским,  таково: не столь уж  существенно,  брал ли  Распутин  от немцев
деньги или  не  брал, был  он агентом  "сознательным" или "бессознательным".
Весьма вероятно,  что он, имея доступ к  кошельку  Романовых,  самой богатой
семьи в России, мог и не польститься на  деньги германской разведки.  Будучи
по-своему верен Романовым, Распутин  мог, им в угоду, продать и предать кого
угодно:  Антанту,  кайзера  или свою  страну.  Радея за  Романовых, действуя
вместе с ними, за них и от их имени,  он под их эгидой торговал  и промышлял
всем, чти могло обернуться и для династии, и для него самого личной  выгодой
и прибылью в прямом и переносном смысле этого слова.
     Для них, для  своих патронов, он усердствовал  вовсю. До последнего дня
жизни не прекращал он  свою бурную  деятельность, рассыпая направо  и налево
директивы и указания,  обстреливая различные адреса записками и телеграммами
(113).
     В. Н. Воейкову:
     "Генералу Фаейкову вот дорогой без привычки даже каша и та не сладка  а
не только Пуришкевич с бранными устами теперь таких ос расплодилось миллионы
так  вот и поверь как касается  души а надо быть сплоченными  друзьями  хоть
маленький кружок да единомышленники а их много да разбросаны силы не возьмет
в них злоба а в нас дух правды Григорий Новых".
     Царице:
     "О  письме Калинин  приедет сам расскажет и  многова расскажет Григорий
Новый".
     Царю:
     "Твердость стопа божия против немцев  не наступайте держись  румынского
фронта оттуда слава воссияет господь укрепит оружие молюсь горячо Григорий".
     Ему же:
     "Очень кротко и ласково беседовал с Калининым  умоляет  чтобы ему никто
не мешал также  контрразведка пущай ведет свое дело  ласково  беседовали  об
узнике по христиански... (114) дай власть одному чтобы работал разумом".
     Ему же (в ответ на запрос):
     "Вставку ево величеству пущай Григорий".
     Все эти и другие  подобные им телеграммы  Распутина  прошли тогда через
руки Б. В. Похвиснева, бывшего министра почт и телеграфа с 1913 по 1917 год.
В эмиграции он показывал:
     "По   установившемуся  порядку  все  телеграммы,  подававшиеся  на  имя
государя и государыни, представлялись мне в копиях. Поэтому они все были мне
известны.  Их было очень много...  Громадное влияние Распутина  у государя и
государыни содержанием телеграмм устанавливается с  полной очевидностью". По
существу  же этой  корреспонденции  Похвиснев  показал:  "Все эти телеграммы
всегда  заключали в  себе элемент религиозный и своей  туманностью, каким-то
сумбуром и хаосом всегда  порождали при чтении их  тягостное чувство чего-то
психопатологического.  В   то  же  время   они  были   затемнены   условными
выражениями, понятными только адресатам" (115).
     До  конца  пребывания  в  звании императрицы  не  ослабляет свою бурную
деятельность и Александра Федоровна.
     На протяжении  23 лет и до  минуты краха  пронизывает эту  деятельность
истерия - политическая, религиозная и будничная, бытовая.
     Истеричны и страх ее, и радость, и горесть, и любовь. Почти ни в чем не
знает  она  золотой середины сдержанности и  трезвого суждения.  Крайностями
всегда были ее и  "да",  и "нет".  И  дружба, и вражда ее - пароксизм.  Даже
супруг  как-то  заинтересовался  ее состоянием и попросил дворцового доктора
Фишера представить справку на сей предмет. Она  нашла справку в столе мужа и
выгнала незадачливого доктора вон.
     Надвигающуюся    угрозу   революции   Александра   Федоровна   пытается
приостановить  заклинаниями  и  проклятьями  в  типичном  для  дармштадтских
бюргеров духе презрения к "славянскому быдлу" (116).
     "Дорогой, - пишет она Николаю в  канун февральского переворота, -  будь
тверд,  покажи  властную  руку,  вот  что  надо  русским...  Дай  им  теперь
почувствовать твой  кулак. Они сами  просят  этого  - сколь  многие  недавно
говорили  мне: нам нужен  кнут. Это  странно, но такова славянская натура  -
величайшая твердость, даже жестокость  и вместе с тем горячая любовь". Далее
гессенская  специалистка по секретам славянской натуры  поучает супруга:  "Я
слишком  хорошо  знаю, как ведут  себя  ревущие толпы,  когда ты  находишься
близко. Они еще боятся тебя. Они должны бояться тебя еще больше, так, чтобы,
где бы ты ни был, их охватывала бы все та же дрожь".
     В  своем дармштадтском стиле характеризует она и политиков, даже тех из
них, кто относился к ней неплохо:
     "В Думе все дураки"; "В Ставке  сплошь идиоты";  "В синоде одни  только
животные"; "Министры-мерзавцы"; "Дипломатов наших надо перевешать"; "Разгони
всех, назначь  Горемыкину новых министров...  Прошу тебя, дружок, сделай это
поскорее..."; "Только поскорей закрой Думу, прежде чем будут представлены их
запросы";  "Газеты  всем  недовольны,  черт  бы  их   побрал";   "Думу  надо
прихлопнуть"; "Заставь их дрожать"; "Все они должны  научиться дрожать перед
тобой"; "Когда же ты, наконец, хватишь рукой по столу и накричишь?";
     "Тебя  должны бояться"; "покажи, что ты хозяин"; "Ты владыка, ты хозяин
в России, помни это"; "Мы не конституционное государство, слава богу"; "Будь
львом в  борьбе против маленькой  кучки  негодяев  и республиканцев";  "Будь
Петром Великим, Иваном  Грозным и Павлом  Первым,  сокруши  их  всех"; "Будь
решительным  и  более  самодержавным,  показывай  свой  кулак там,  где  это
необходимо"; "Докажи,  что  ты  один властелин и  обладаешь сильной  волей";
"Будь строгим,  это  необходимо, они  должны  слышать  твой  голос  и видеть
недовольство  в твоих глазах"; "Они  должны, они должны дрожать перед тобой,
иначе  все будут на нас  наседать, и  надо теперь же  положить этому конец";
"Довольно, мой дорогой, не заставляй меня попусту тратить слова"...
     Вообще-то она не возражает, чтобы супруг уступал, но только двоим: ей и
Григорию Ефимовичу. Из остальных ни один этого не заслуживает, потому что:
     " Сазонов -  дурак ";  " Воейков  -  трус  и дурак";  "Посол  Демидов -
совершенный  дурак";  "Самарин -  настоящий дурак"; "Все  министры  - сплошь
дураки";  "Я надеюсь, что Кедринского (то  есть Керенского.  - М.К.) из Думы
повесят  за  его ужасную  речь  -  это  необходимо, и  это  было  бы хорошим
примером"; "Спокойно и с  чистой совестью я сослала бы Львова в Сибирь";  "Я
отняла бы  чин  у Самарина", "Милюкова, Гучкова и Поливанова  - всех их надо
тоже в Сибирь".
     Раз  зачислив Гучкова в  революционеры,  она с тех пор рвет и мечет при
одном упоминании его имени. "Гучков - это скотина, хотя и умная, он начиняет
всякими мерзостями Алексеева"; "Как отвратительно, что  Гучков, Рябушинский,
Вайнштейн,  Лазарев  и  Жуковский избраны этими мерзавцами в Государственный
совет".  Однажды она  спешит  порадовать  супруга светлой весточкой: "Гучков
очень болен; желаю ему отправиться на тот свет". Увы, вскоре выяснилось, что
Гучков   на  тот   свет   не  собирается,   какое   разочарование:   "Гучков
поправляется". Ее комментарий:  "По совести должна тебе сказать, мой  ангел:
выздоровление  Гучкова  -  к  нашему  несчастью".  Затем:  "Правда  ли,  что
собираются послать к тебе Гучкова и  других с  депутацией от Москвы? Тяжелая
железнодорожная авария,  в которой пострадал бы он один, была бы заслуженным
божьим  наказанием";  "Конечно, отделаться от Гучкова надо, но только как  -
вот в чем вопрос. Теперь военное время - нельзя ли придраться к  чему-нибудь
такому,  на основании чего можно было бы его засадить?";  "Гучкову место  на
суку высокого дерева"; "Ах, если бы только можно было повесить Гучкова!"
     Это  была  истинная  дочь  дармштадтского  бюргерства:  поведав  мужу в
очередном  письме  свою  заветную мечту о  повешении Гучкова,  она  вместе с
Вырубовой  пробирается инкогнито  в  ресторан  Ивана  Ивановича  Чванова  на
Петроградской  стороне  и  вновь, как в первые дни  царствования, слушает  в
исполнении румынского скрипача чувствительный романс и, пряча руки  в муфту,
заливается слезами под темной вуалью.
     Накатывала  в ресторанах меланхолия и на ее  "Друга". Но этот и в такие
минуты  чуждался  сантиментов,  а  больше  соображал,  что  бы   еще   такое
предпринять по  государственно-политической части.  В первых  числах декабря
1916  года,  например,  Распутин   узнал,   что  устранения  Протопопова  из
правительства  требует  Государственный совет. На  этот  раз старец  считает
нужным   перейти  с  языка  заумно-божественного  на   суконно-канцелярский.
Уединившись  в  кабинете  ресторана "Медведь", за бутылкой мадеры Распутин и
Протопопов составляют на имя царя телеграмму-иносказание:
     "Не  соглашайтесь  на  увольнение  директора-распорядителя.  После этой
уступки потребуют  увольнения всего правления.  Тогда  погибнет  акционерное
общество и потеряет должность даже его главный акционер" (117).
     Телеграфная  аллегория оказалась пророческой. Не прошло и трех месяцев,
как  "главный  акционер"  потерял должность.  Одновременно  прекратило  свое
существование  и  возглавлявшееся  им  "акционерное общество" под  двуглавым
орлом.

     (1) О своем общении с Николаем II  он рассказал в книге: Г. Шавельский.
Воспоминания последнего протопресвитера  русской  армии и  флота.  Нью-Йорк,
1954.
     (2)  В слободе Покровской, близ Тюмени, откуда  Распутин был родом, его
еще в молодости считали нечистым на руку.  Однажды  ночью  он был  схвачен с
поличным  при  попытке увести лошадей своего односельчанина Картавцева,  при
этом избит до потери сознания. В 1917  году 67- летний Картавцев вызывался в
Петроград Временным правительством для дачи показаний о личности Распутина.
     (3) В детстве были привезены в Россию и отданы на воспитание в Смольный
институт Анастасия  и  Милица - дочери черногорского князя  Николая  Негоша.
Впоследствии   сестры  оказались  замужем  за  великими  князьями   Николаем
Николаевичем  и   Петром  Николаевичем.  Черногорки  стали  подругами  Алисы
Гессенской по приезде ее в Россию. Всюду сопровождали ее, услужали ей. Витте
называл их  "горничными". В период распутинщины, однако, они превратились из
подруг царицы в ее непримиримых врагов.
     (4)  Соlin Wilsоn.  Rasputin and the fall  of the  Romanovs. Farrar and
Straus, New York, 1964.
     (5) Gualtiero Salvetti. Rasputin. Un monaco  seduttore alia corte degli
zar. De Vecchi, Milano, 1968.
     (6)  A.  J.  Spiridovitsch,  russischer   General.  Rasputin.  Hallwag,
Bern-Stuttgart, 1939.
     (7) Alexis Markow. Rasputin und die urn ihn. Konigsberg. 1928-1932.
     (8)  Борис Алмазов. Распутин  и Россия. Славянское издательство, Прага,
1922-1932.
     (9) "Die Quelle", 17.III.1970. S. 12.
     (10) "Welt am Sonntag", No 28, 14.VII. 1968, S. 16.
     (11)  Таков, в частности, цветной фильм "Ich totete  Rasputin" ("Я убил
Распутина") в постановке режиссера Робера Оссеина по одноименной книге Ф. Ф.
Юсупова.
     (12) А.А. Блок. Последние дни императорской власти. Собрание сочинений.
Изд-во  "Правда", М., 1961, т. 6, стр. 335. Далее в сносках:  "Блок,  стр.".
Значение данной работы Блока,  цитируемой здесь и в дальнейшем, определяется
тем,  что  поэт,  будучи   сотрудником  Чрезвычайной  следственной  комиссии
Временного  правительства,  принимал  непосредственное  участие  в  допросах
бывших  царских сановников и  министров, готовил  к  изданию материалы  о их
прошлой  деятельности  и  взаимоотношениях,  о  совершенных   против  народа
преступлениях.
     (13) Алексей от рождения страдал гемофилией - болезнью несвертываемости
(неспекаемости) крови. Малейший ушиб,  порез или царапина, обычно пустяковые
для  нормального  ребенка,  грозили   царевичу  смертью.  Эту   болезнь   он
унаследовал от  гессенского рода - в Германии ее жертвами не раз становились
ближайшие  родственники  Александры  Федоровны.  Не  без  ловкости  Распутин
колдовал над больным, с помощью различных  фокусов и ухищрений внушив и ему,
и родне, что является единственным и незаменимым его лекарем и спасителем.
     (14) Из дневника Николая II за 1902- 1906 гг. ЦГАОР.
     (15) Иеромонах Илиодор,  друживший с Распутиным, в 1906 году рассорился
с ним и бежал в  Норвегию,  где издал  книгу о его неблаговидном поведении в
покоях императрицы. Книга содержала тяжелую улику - собственноручное  письмо
царицы к  Распутину,  наводившее на  мысль об  интимной  связи  между  ними.
Министр внутренних  дел  А.  А.  Макаров с  помощью своей агентуры выкрал  в
Христианин (Осло) подозрительные письма царицы и представил их царю. Николай
устроил жене  скандал, а бумаги бросил в камин. - Сергей Труфанов (Илиодор).
Святой черт. Христиания, 1907.
     (16)  Rene   Fulop-Miller.  Der  heilige  Teufel.  Berlin,  1931;  Aron
Simanovitsch. Der allmochtigc Bauer. Hensel, Berlin, 1929, S. 134.
     (17) Robert Massie. Nicholas and Alexandra. An intimate account of  the
last Romanovs and the fall of Imperial Russia. Atheneum, New York, 1967
     (18) Н.  А.  Соколов.  Убийство царской семьи.  Берлин,  1925, стр. 70.
Далее в сносках: "Соколов, стр."
     (19) Там же, стр. 73. Показания Матрены (Марии) Соловьевой-Распутиной.
     (20)  Приступы  у  Алексея  осложнились  истерией   и  страхом  матери.
Успокоение, которое внушал  ей Распутин, передавалось и  сыну.  Нечто  вроде
гипноза  Распутин,  по-видимому,  применял  и  непосредственно  на  больном.
Вечерами он приходил к Алексею  в темную спальню, садился на край постели, в
полумраке устремлял на него свой  горящий взгляд, гладил по голове, сильным,
не  допускающим  сомнении голосом  рассказывал  всякие небылицы, успокаивал,
переключал  внимание и  усыплял. Он настолько  приучил его к себе, к  своему
голосу,  к этим  ночным  беседам  с  побасенками  и  прибаутками, что иногда
больной при  одном его появлении в спальне переставал стонать и плакать и на
глазах у потрясенных чудом родителей утихал и засыпал.
     (21) Цитируемые ниже тексты телеграмм, записок и высказываний Распутина
частью  взяты из документов, обнаруженных после  февраля  1917  года в делах
приближенных паря, в том числе Горемыкина, Штюрмера  и Воейкова, частью - из
переписки  Романовых, воспоминаний и  записей  современников.  Некоторые  из
документов, цитируемых здесь, хранятся в ЦГАОР.
     (22) Ввиду неблагозвучности фамилии  "Распутин" царь  ввел приставку  к
ней  "Новый"  или "Новых",  по  возгласу  малолетнего  наследника,  который,
впервые увидев Распутина, воскликнул: "Этот дядя - новый!"
     (23) "Былое",. 1917, N 5-6 (27-28), стр. 228.
     (24)  Падение  царского  режима.  Стенографические  отчеты  допросов  в
Чрезвычайной следственной комиссии Временного правительства. М.,  1924-1927,
т. 6, стр. 73-119.
     (25) По свидетельству б.  секретаря Распутина, во время войны через его
руки проходило до 150 подобных записок ежемесячно. - Симанович, стр. 67-68.
     (26) Сергей Васильевич Рухлов (1853- 1918) - с 1909 по 1915 год министр
путей сообщения.
     (27) Н.А. Соколов, стр. 68.
     (28) Архиепископ Тобольский и Сибирский.
     (29) Письмо  царицы к Николаю II от  17 июня 1913 года. Цитируемые ниже
письма  Романовых  - Николая  II, Александры  Федоровны  и Марии Федоровны -
находятся частью в советских архивах (наприме